— Рад это слышать.
— Эээ...
— Слушай, Мэдисон хочет, чтобы я свел ее с тобой.
Он так потрясен, что выплевывает кофе на монитор и клавиатуру. Позор.
— Господи, чувак предупреди в следующий раз.
Нет, вообще-то, я не думаю, что буду.
— Так или иначе, подумай об этом.
— Вау. Мне не нужно об этом думать. — Он вытирает салфеткой свой влажный компьютер. — Я согласен, конечно. Она мне не по зубам. Давай после работы сходим в спортзал.
Мой взгляд впиваетсяв него. Сердце колотится в груди. Руки сжимаются в кулаки.
— Так ты собираешься это сделать?
— Конечно, — говорит он, наклоняясь вперед, практически с пеной у рта. — Ты видел ее?
Я делаю шаг к его столу, оценивая его. Есть ли во мне желание убить своего лучшего друга? В данный момент, возможно.
Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь острого в тот самый момент, когда он разражается смехом. Его рука ударяется о грудь, и он действительно отпускает себя. Я никогда не видел, чтобы кто-то так искренне смеялся.
— О, боже, я не могу продолжать. Ты бы видел свое лицо сейчас — ты хочешь ударить меня головой об стол. — Энди зажмуривает глаза, как будто смех слишком силен. — Господи, ты ее любишь или как?
Я тянусь вниз и перебираю бумаги на его столе, осматриваю какую-то награду, которую он когда-то получил, а затем смотрю мимо его головы в окно, засунув руки в передние карманы.
— Значит, скажу ей, что ты не заинтересован?
— Э-э, да… скажи ей, что я предпочел бы сохранить свои яйца в целости, большое тебе спасибо.
Глава 12
Мэдисон
— Как ты думаешь, здесь хорошая связь? — спрашиваю я, подняв телефон к потолку, чтобы проверить, смогу ли получить еще одну или две полоски от вышки сотовой связи.
Илай пожимает плечами.
— У меня никогда не было проблем.
Он засовывает в рот очереднуючипсину и ест, как будто мир не является мрачным и пустынным местом. Бен не написал мне после нашего странного спора в машине. И на следующий день тоже ничего. И, как вы уже догадались, вчера и сегодня ничего. А сегодня пятница. Между последним разговором с Беном и тем моментом, в котором я сейчас нахожусь, пролегла черная дыра обреченности.
Жизнь продолжается в пугающе нормальном темпе. Я просыпаюсь, надеваю удобное платье или старые джинсы, бросаюсь на работу в библиотеку, а затем отправляюсь домой, чтобы обслужить отца и брата так, как они сочтут нужным. О боже, это звучит плохо. Это не их вина. Я взяла на себя обязанность готовить ужин, потому что хочу, чтобы он был хоть немного здоровым, и я никогда не принимаю помощь, когда они предлагают убраться, потому что это будет быстрее, если я сделаю это сама. Мой отец может сам принимать лекарства, но я хочу убедиться, что у него все в порядке, просто для предосторожности. Я не пытаюсь изобразить себя здесь какой-то Золушкой. Это не так. У меня хорошая жизнь.
ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ, напоминаю я себе, оглядываясь вокруг.
Как и сейчас, я сижу в комнате отдыха в библиотеке, ем сэндвич с ветчиной и сыром на теплом багете. Очень восхитительно. Илай сидит за столом и рассказывает мне истории с вечера игры в тривиа, на который он ходил с Кевином и несколькими их друзьями. Меня это искренне забавляет. Мне совсем не горько, что меня не пригласили, потому что я не подхожу под определение пары. Я просто Мэдисон, вечеринка для одного.
Миссис Аллен снова попробовала свои силы в выпечке, и на стойке в комнате отдыха сидит симпатичная сдувшаяся штучка, ожидая, пока мы ее съедим. Это может быть чизкейк, а может быть дверная пробка. В любом случае, вкуснятина.
Кэти (мой славный стажер Кэти!) всю неделю приходила на работу почти вовремя и даже слушала, когда я давала ей задания. Конечно, вчера я обнаружила, что она занималась секстингом со своим парнем в кладовке (я знаю, потому что она хвасталась этим), но это не проблема, которую не может решить быстрое протирание мозгов Клороксом.
Все выглядит очень хорошо. Моя татуировка заживает на удивление хорошо, и даже если это будет самая безумная вещь, которую я сделаю до того, как наступит мой двадцать шестой день рождения, я решила, что все равно назову этот год победным.
Я дикий ребенок.
Бунтарь без причины.
Бен-Шмен, если вы спросите меня.
Телефон где-то в западном полушарии вибрирует, и я наклоняюсь вперед, чтобы проверить свой экран, как будто от этого зависит моя жизнь.
Илай замечает.
— Ты все еще надеешься, что он тебе напишет?
Я решаю сбить его со следа, сделав вид, что слишком смущена.
— На кого ты намекаешь?
Илай знает все. Он знает, что я улизнула с Беном на вечеринке, знает, что я выскользнула из трусиков в ответ на его дерзость. Знает, что пока я делала татуировку на своей коже, Бен ласкал мою ладонь и постоянно наносил каракули на мою душу. Он знает, что я подтолкнула Бена свести меня с Энди, чтобы создать впечатление, что я не полная неудачница. У меня есть варианты. Видишь?! Может, я нужна твоему другу. Боже, это так жалко, что я хочу, чтобы мое лицо упало на мой сэндвич. Я действительно не сильна в этих вещах.
— Посмотри на меня, — настаивает Илай.
Смотрю на его рубашку.
— Посмотри на меня.
Смотрю на точку на стене прямо над его плечом, глаза сужены.
— Мэдисон, посмотри на меня.
Я наконец-то заставляю себя встретить его взгляд, и он такой же, как я и боялась: напряженный. Илай похож на моего отца, когда тот собирается поделиться со мной мудростью. О боже, он даже откладывает свои «Читос». Это должно быть серьезно.
— Пожалуйста, не влюбляйся в Бена. Я не хочу быть резким, но мне кажется, что тебе нужно услышать правду. Он не тот, кто тебе нужен, Мэдди. — Нож вонзается прямо в мой живот — ржавый, с тупым лезвием. — Тебе нужен кто-то менее... я не знаю. Кто-то немного более достижимый, понимаешь? — Он наклоняет голову, пытаясь поймать мой взгляд, потому что в ту секунду, когда он заговорил, мой взгляд метнулся вниз, к столу.Илай тянется к моей руке. — Будет лучше, если вы двое просто останетесь друзьями. Да ладно…Бен Розенберг? Это не тот парень, которого ты хочешь для своего первого раза. Поверь мне. Нужно ли мне напоминать тебе о Патрике?
Я качаю головой.
— Нет, ты прав. Господи, неужели тебе обязательно было говорить это именно так?
— Так лучше, клянусь, как будто сдираешь пластырь. Я мог бы полностью обойти это и укрепить твои надежды на него, но что потом? Тебе не нужно, чтобы кто-то говорил тебе, что ты должна пойти на это с таким парнем, как он. Это уже катастрофа и разбитое сердце.
— Я знаю. — Это единственные слова, которые могу произнести, потому что слезы жгут уголки моих глаз, а горло сжимается.
Я ненавижу, что Илай прав.
Я ненавижу, что я такое клише. Сколько нас таких, кто бродит по земле и ждет, что Бен Розенберг напишет нам? Мы должны создать группу поддержки. Сделать футболки. Плакать друг у друга на плечах, глядя на его вырезанные в натуральную величину фигуры.
Мне должно быть стыдно быть членом этой группы, но это не так. Может быть, это нормально — быть клише, стремиться к чему-то, что может быть недостижимо. Я знаю, каково это — прожить двадцать пять лет в безопасности. Я знаю, каково это — стоять в стороне и смотреть, как другие, казалось бы, более достойные девушки добиваются парня.
Суть моего пожелания на день рождения заключалась в том, что я хочу, чтобы этот год был другим. Забавно, но если бы кто-то спросил меня сейчас, в этот момент, буду ли я идти вперед, зная, что есть большая вероятность того, что Бен погубит меня, разрушит мою жизнь, оставит меня с разбитым сердцем и печалью, я бы все равно нажала на газ и сделала прыжок, хотя бы для того, чтобы посмотреть, что произойдет.
Кого волнует, если я шлепнусь о землю? У меня есть остаток жизни, чтобы восстановиться. Я буду старой и изможденной, раскачиваясь взад-вперед на своем крыльце и мечтая о том времени, когда я почти заполучила Бена Розенберга. И да, даже в старости все еще буду носить футболку группы поддержки, истертую до дыр.
***
Сегодня суббота, и сегодня утром Бен должен быть волонтером. Я почти не спала, мне так не терпелось увидеть его снова. Я вскочила с постели с таким энтузиазмом, что готова была разразиться песней. Надеваю белое платье-свитер с длинными рукавами и коричневые кожаные ботинки. Я говорю себе, что на самом деле не делаю прическу, а просто слегка завиваю волосы. Этот макияж — то, что я обычно делаю для любого рабочего дня, только... немного оживленный. Сегодня суббота, в конце концов! Все хотят чувствовать себя красивыми по субботам!
Я нахожусь в зале, готовлюсь к рассказу для малышей, когда слышу, как позади меня открывается дверь. Библиотека открывается только через час. Возможно, это Ленни, охранник, проверяет меня, но он предпочитает держаться в стороне. Он любит смотреть спортивные передачи по маленькому телевизору за своим столом. Иногда, когда его команда вырывается вперед, его радостный вопль разносится по всему зданию.
Кроме того, я знаю, что это не Ленни. Знаю это так же, как и то, что небо голубое, земля круглая, а день сменяет ночь. Это Бен. Это Бен идет позади меня, и мне нужно повернуться, чтобы обратиться к нему, иначе все станет неловко.
Я оглядываюсь через плечо, выбирая место на стене позади нас. Это гарантирует, что я не выставлю себя полной дурой.
— Доброе утро. Вон там кофе и бублики.
Я указываю на боковой столик, где тщательно приготовила для нас завтрак. Теперь, когда смотрю на это с его точки зрения, это выглядит немного напряженно. Там пять различных видов рогаликов. Два вида масла. Салфетки разложены веером.
Он улыбается.
— О, я тоже принес бублики.
Я набираюсь смелости и смотрю на него, и, конечно, у него есть свой коричневый бумажный пакет, но я зацикливаюсь не на этом. Боже, Бен. Он одет в темные джинсы и черную футболку. Его волосы немного взъерошены, вовсе не такие идеальные, как он укладывает их в течение недели. Его челюсть чисто выбрита.
О, я таращусь. Бен замечает это, но, к счастью, спасает мое достоинство, протягивая пакет.
— Но эти особенные, — говорит он, размахивая ими. — Бублики с извинениями.
Его губы на грани улыбки.
— Правда?
— За понедельник.
Я сглатываю, не желая снова вникать во все это. Возвращаюсь к текущей задаче и качаю головой.
— О, это не проблема. Я тоже была виновата в том, что предложила такую чушь об Энди. Это было...
Он подходит ко мне сзади.
— Я связался с ним, как ты и просила.
Я зажмуриваю глаза, желая, чтобы мы могли просто пропустить весь этот разговор.
— Прости, Мэдисон, он...
— Нет, все в порядке.
Почему слезы собираются в моих глазах?
— Он зациклился на Арианне.
— Я понимаю. Я имею в виду, что мы с Энди не собирались встречаться. — Мой самоуничижительный смех причиняет боль.
По какой-то безумной причине это похоже на отказ, хотя я знаю всем сердцем, что это не так. Я не хочу Энди, но теперь знаю, что Энди не хочет меня, и это больно, потому что… почему Энди не хочет меня? Я не так уж плоха!
— Вы двое не подходили друг другу, — говорит Бен, словно пытаясь облегчить мои страдания.
Если он хочет облегчить мои страдания, ему стоит попробовать надеть бумажный пакет на голову. Прикрыть часть этого очарования. Вот это бы облегчило мои страдания.
— Какие рогалики ты купила? — спрашивает он, меняя тему.
— Разные. А ты?
— То же самое. Мэдисон?
— Да?
Он касается моего плеча.
— Для тебя есть хороший парень. Это просто не Энди.
Бен говорит так уверенно, что я действительно ему верю.
Ух-ты, как неловко. Интересно, что Энди сказал ему, когда он рассказал обо всем этом. Если он смеялся, я умру прямо здесь и сейчас.
— Хочешь есть? — мягко спрашивает он.
Бен боится, что я разобьюсь вдребезги. Я отказываюсь поддаваться этому порыву. Вместо этого как можно тщательнее скрываю свою боль, пытаясь отделить ее от печали, чтобы сосредоточиться на этом моменте. Я не хочу, чтобы он видел меня такой: жалкой, грустной и одинокой. Поэтому делаю глубокий вдох и пожимаю плечами. Улыбка, которую я нацеливаю на него, наполовину искренняя.
— Конечно.
Мы едим рогалики на полу в главном зале, как будто это большой пикник. Бен рассказывает мне о своей работе, о том, почему ему нравится быть юристом, о том, как захватывающе развивается его бизнес. Я внимательно слушаю, но не потому, что меня волнуют судебные процессы, а потому, что он так убедительно рассказывает о своей карьере. Я также увлечена детскими книгами? Как ни странно, думаю, что да.
После того как съедаем столько рогаликов, сколько можем осилить, мы заканчиваем подготовку к сказке на тему джунглей. Когда дети приходят с родителями, Бен помогает мне раздать бумажные маски, которые превращают детей в свирепых львов, тигров и змей. Все садятся полукругом, а я стою впереди, держа в руках книгу и проецируя свой голос, чтобы все меня слышали. Бен прислоняется к стене и с улыбкой наблюдает за мной, особенно когда я начинаю издавать звуки животных. Видимо, из меня получается очень убедительный слон. Он говорит мне об этом, когда мы убираемся.
В одну секунду Бен наполовину делает комплимент, наполовину дразнит меня, а в следующую поворачивается и непринужденно спрашивает:
— Хочешь пообедать?
Я скрываю свой шок и непринужденно пожимаю плечами.
— О... да. Это было бы здорово.
И мы действительно обедаем. Мы заказываем сэндвичи на вынос в гастрономе на соседней улице и берем их с собой в парк. Это наш второй пикник за день, но на этот раз мы действительно его устраиваем. Мы выбираем хорошее тенистое место, и Бен разворачивает нашу еду. Во время еды мы пересказываем все забавные моменты утра, а когда я заканчиваю, ложусь на траву, глядя вверх на дуб, раскинувшегося над нами.
Я чувствую, как Бен наблюдает за мной, сидя в нескольких футах от меня. Гадаю, что у него на уме, за мгновение до того, как он говорит мне:
— Мне жаль, что с Энди ничего не вышло.
Мой желудок крепко сжимается. Я не свожу глаз с дерева. Пожалуйста, нам обязательно снова говорить об этом? О чем угодно, я прошу тебя.
— Он тебе действительно нравился?
Я все еще не могу найти слов, поэтому качаю головой.
— Если ты готова еще раз попытать счастья в любви, — продолжает Бен, немного поддразнивая, — я мог бы найти тебе кого-нибудь другого. Просто скажи мне, что ты ищешь в потенциальном парне, и мы начнем с этого.
Я приподнимаюсь на локтях, удивленная.
— Например, физически?
Он ухмыляется.
— Конечно.
Скептически смотрю на него.
— Почему ты хочешь знать?
Он отряхивает руки от крошек бутерброда, а затем подтягивает одно колено к груди, чтобы опереться на него руками. Он — образец непринужденной уверенности.
— Потому что, если ты хочешь, чтобы я свел тебя с кем-то, то должен знать, на что обращать внимание, тебе не кажется?
— О, точно.
Ложусь обратно, размышляя, что могу почти притвориться, что его нет рядом, и слушать себя. Я могу быть настолько честной, насколько хочу, и прямо сейчас правда, кажется, хочет выплеснуться прямо из меня.
Я думаю о Бене и о том, как описать, что мне в нем нравится, что он заставляет меня чувствовать. Я не могу просто сказать ему: «Ты. Найди кого-то точно такого же, как ты. Найти кого-то, кто обладает всеми неопределимыми качествами, которые есть у тебя». Поэтому вместо этого я копаюсь в себе и пытаюсь придумать, почему меня так тянет к нему.
— Я хочу чувствовать себя бодрой в его присутствии, — начинаю я. — Как будто благодарна просто за то, что нахожусь рядом с ним.
Бен смеется.
— Звучит неплохо, но мне нужно что-то более осязаемое.
Я закрываю глаза, представляя его.
— Точно. Хорошо, как насчет этого? Я бы хотела, чтобы у него были каштановые волосы. Мне всегда нравились парни с каштановыми волосами. И высокий. Да, он должен быть высоким.
— Достаточно легко.
— Думаю, я хочу, чтобы он был веселым, но не настолько, чтобы всегда пытался быть в центре внимания. Это может стать раздражающим.
— Незначительно смешной, понял.
— Хорошо одевается. Никаких брюк карго. — Вздрагиваю от этой мысли.
— Он обязательно должен быть обеспеченным?
— Неважно. Я просто хочу, чтобы у него была работа, любая работа.
— А как насчет подростка, который делал нам бутерброды? Он, кажется, был увлечен тобой. Когда ты пошла в туалет, он попросил у меня твой номер.
— Забавно.
— Хорошо. Продолжаем.
— Он должен любить чтение.
— Это само собой разумеется.
— И было бы хорошо, если бы он ладил с моей семьей.
Он хмыкает, как будто решая что-то.
— Значит, меня это исключает.
Я сажусь так, словно меня только что вернули к жизни. Мои глаза широко открыты.
— Что ты имеешь в виду, «исключает тебя»?
Бен рассматривал себя как вариант?!
Он смотрит в сторону, прищурив глаза, наблюдая за группой детей, играющих во фрисби. На секунду я думаю, что он не собирается отвечать мне, но он, наконец, говорит. Его профиль — это все, что у меня есть, поэтому я смотрю на него, полностью поглощенная.
— Ты когда-нибудь думала о том, что могло бы произойти между нами, если бы мы не были в этом городе? Если бы ты не была дочерью начальника полиции, а я не был бы Розенбергом?
— Что ты имеешь в виду?
Бен качает головой, тянется за желудем, чтобы разобрать его и выбросить кусочки.
— Забудь об этом.
Забыть об этом?! Да конечно! Я хочу протянуть руку и вырвать эти мысли прямо из его головы. Хочу сжать эти точеные щеки между ладонями, приблизиться на дюйм к его лицу и потребовать, чтобы он сказал мне правду, но тон его голоса и прищуренный взгляд предостерегают меня от того, чтобы давить на него в этом вопросе. Я не думаю, что мне понравится ответ, но все же я должна знать...
— Могу я спросить тебя кое о чем?
Даже если мы никогда не станем чем-то большим, чем мы есть в этот момент, мне любопытно одно.
— Что? — спрашивает Бен, наклоняя голову так, чтобы солнце светило ему в глаза. Мой желудок сжимается.
Он так влияет на меня одним лишь взглядом — представьте, что было бы, если бы он подошел достаточно близко, чтобы поцеловать меня. Полагаю, я никогда этого не узнаю.
— Мне просто интересно, если бы мы были в том сценарии, который ты только что упомянул... просто два нормальных человека, идущих по жизни. Может быть, мы встретимся на улицах Нью-Йорка или в какой-нибудь кофейне в Сиэтле, — я ковыряюсь в траве, пока говорю. — Если бы ты не был последним мужчиной на земле, с которым мой отец хотел бы, чтобы я встречалась, и я каким-то образом привлекла бы твое внимание, ты бы нашел меня... привлекательной?
Бен усмехается и качает головой.
— Не могу поверить, что тебе вообще нужно спрашивать.
Это все, что он мне дает. Никаких подтверждений в ту или иную сторону, никакого пронзительного взгляда, встречающегося с моим, подтверждающего, что я самая красивая женщина, на которую он когда-либо смотрел.
— Осторожно! — кричит кто-то с другого конца травянистого поля как раз перед тем, как ярко-желтый фрисби влетает в мое периферийное зрение. Я вскрикиваю, когда твердый пластик сталкивается с моим лбом.
***
— Все не так уж плохо, — уверяет меня миссис Аллен в библиотеке в понедельник. — Я едва вижу.
— Это потому, что ты не надела очки.
— О. — Она тянется к шнурку с бусинами на шее, надевает очки, а потом задыхается. — О, боже! Нам нужно отвезти тебя к врачу! — Она тянется к телефону. — Давай я позвоню девять-один-один.
Я кладу трубку на рычаг.
— Я уже была у врача, помнишь? Я только что рассказала тебе обо всем.
Бен отвез меня в субботу, даже после того, как я настаивала, что со мной все в порядке. Это была пустая трата времени. Врач просто подтвердил, что я знаю, где нахожусь, а потом немного потыкал и пощупал мою голову. Было больно, но я буду жить. Он прописал лед и покой.
Самое странное во всем этом испытании не то, что я теперь выгляжу так, будто у меня две головы, а то, как Бен отнесся ко всему этому. Он настоял, чтобы я обратилась к врачу, и даже слышать не хотел о том, чтобы потом высадить меня за квартал от дома моего отца.
Он чуть не набросился на меня, когда я заспорила с ним об этом.
— Я отвезу тебя домой, Мэдисон. Господи, у тебя может быть сотрясение мозга.
Я прижала пакет со льдом к голове и держала рот на замке. Если Бен хотел иметь дело с моим отцом, так тому и быть. Оказалось, что я зря волновалась — отца не было дома. Бен подъехал к нашей пустой подъездной дорожке и выскочил из машины, чтобы открыть мою дверь раньше, чем я успела. Он хотел отнести меня на крыльцо, но, когда я настояла на том, что могу сделать это сама, прибегнул к тому, чтобы нести меня на руках, как раненого солдата. Мои ноги едва касались земли. У двери он взял у меня из рук ключи и отпер ее, толкнув дверь.
Я шагнула внутрь, а он завис там, оставаясь за порогом.
— Как ты думаешь, у тебя достаточно пакетов со льдом? — спросил он, озабоченно нахмурив брови.
Я жестом указала на тот, который сейчас на моей голове, и на два других, которые дал мне врач и которые в скором времени будут помещены в морозильную камеру.
— У вас есть какое-нибудь лекарство от головной боли? Доктор сказал, что можно.
— Да. Много.
Его глаза расширились.
— Не переусердствуй.
— Бен, — сказала я, шагнула вперед и похлопала его по груди, чтобы он успокоился, но потом моя рука как бы сама собой пришла в себя, потому что его грудь была нереальной, как живая, дышащая кирпичная стена. Я похлопывала, похлопывала, похлопывала его, а он даже не попросил меня остановиться, потому что, я думаю, он решил, что моя травма действительно серьезна. Я не контролировала свои действия. И могла бы признаться ему в любви прямо здесь, а он бы моргнул и сказал мне лечь. — Сколько раз в неделю ты тренируешься?
Бен покачал головой и прошел мимо меня.
— Вот так. Давай, я помогу тебе устроиться, чтобы ты могла отдохнуть.
— Бен! О боже, тебе нужно убираться отсюда. Что, если мой папа вернется домой?!
Я прыгала перед ним, когда он пытался пройти по коридору на кухню, забыв на полу свой пакет со льдом. Я уперлась двумя руками ему в грудь, уперлась пятками, а затем со всей силы толкнула его. Ничего. Я застонала и попыталась снова. Хуже того — он отодвинул меня в сторону.
— Где твоя комната? — спросил Бен, отходя от меня.
— Не там! Это кухня!
Я испугалась, что отец войдет в любую минуту. Что бы он подумал, если бы застал меня в доме наедине с Беном? О боже, я не была готова узнать это.
— Моя комната здесь! — крикнула я, надеясь, что если я буду очень покладистой, то смогу удовлетворить его настолько, что он уйдет.
Я перепрыгивала через две ступеньки за раз и толкнула дверь в конце коридора. Там она была во всей своей красе, моя детская спальня, превратившаяся в убежище для взрослых.
Конечно, несколько лет назад я сменила плед с зебровым принтом на нейтральный синий, но сама кровать все еще розовая, а потолок все еще окаймлен тонким рядом разноцветных ромашек. Я давно собиралась что-то сделать со всеми этими старыми плакатами на стене, но было уже поздно, потому что Бен был там, прямо позади меня, смотрел на них и осуждал мою любовь к BackstreetBoys.
А может и нет. Он с почти безразличием окинул взглядом пространство, пока его внимание не остановилось на моей кровати. Соответствовала ли она его стандартам? Спал ли он с женщинами на матрасах королевского размера или его занятия любовью были настолько бурными, что его устраивали только королевские размеры?
— Давай. Снимай обувь, — сказал он, подталкивая меня к моей неубранной кровати.
— Ха, я всегда думала, что мой первый раз будет более романтичным, чем это.
Моя попытка пошутить не понравилась ему.
— Садись. И носки тоже. — Бен подтолкнул меня, чтобы я села на край, и встал на колени, чтобы снять с меня ботинки и носки. При этом подушечкой пальца провел по моей стопе, и у меня по позвоночнику побежали мурашки.
— Я беру назад свои слова о том, что это не романтично — это было очень эротично. Надень мои носки и сними их снова.
Бен пытался сдержать свою улыбку хмурым выражением. Он не собирался поддаваться моему бреду.
— Ложись, — настаивал он, заставляя меня лечь на спину и поднимая ноги на кровать.
У меня была шишка на голове, но для него это выглядело так, будто все мое тело перестало работать. Я даже не пыталась представить это как ужасную травму или что-то в этом роде; Бен сам пришел к такому выводу. Я думаю, это было потому, что он винил себя за то, что фрисби ударил меня, как будто он должен был стоять на страже, как часовой или типа того.
— Тебе что-нибудь нужно? — спросил он, двигаясь к двери. — Я принесу тебе воды.
— Тебе не нужно ухаживать за мной. Я в порядке, клянусь.
Проигнорировав меня, Бен вернулся через пять минут с водой, банкой «Адвила», яблоком и пакетом кренделей. Должно быть, он совершил набег на мой шкаф в ванной и на кладовую.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он, передавая мне таблетку и воду.
Я выпила таблетку и улыбнулась, натянув одеяло до подбородка.
— Нормально. Как я выгляжу? — Я захлопала ресницами, и он нахмурился.
— Ты поправишься. Ты хочешь, чтобы я остался? Я мог бы найти шоу или... — Его взгляд скользнул по книге в мягкой обложке на моем ночном столике. — Почитать тебе.
Моя рука потянулась к его руке, схватив ее так крепко, что, вероятно, нарушила кровообращение. Бен должен был остановиться. Неужели он пытается отправить меня в могилу раньше времени?
— Я в порядке. Клянусь.
Он кивнул и встал. Бен провел рукой по волосам в сотый раз с тех пор, как фрисби врезалось в мой череп.
— Точно. Ну, я всего лишь на расстоянии телефонного звонка, если тебе что-то понадобится.
— Хорошо, когда мой стакан воды опустеет, я тебе позвоню, — поддразнила я.
Он наконец-то улыбнулся и наклонился, чтобы нежно погладить меня по лбу.
— Мне жаль, что наш пикник так закончился.
Не больше, чем мне.
В воскресенье Бен написал мне дважды, один раз утром — как раз перед тем, как отец заметил мою шишку, и мне пришлось впарить ему ложь о том, что я споткнулась в библиотеке, — и один раз вечером, чтобы проверить, как я себя чувствую, и убедиться, что мне не стало хуже. Он думал, что я на смертном одре. От случайного фрисби. Просто моя жизнь не такая интересная, извини, чувак.
Вернувшись в библиотеку в понедельник утром, миссис Аллен сказала, что раз уж я не даю ей вызвать полицию (она имеет в виду скорую помощь), у нее есть отличное оливковое масло, которым я могу натереть голову, чтобы она быстрее зажила.
— Ты имеешь в виду эфирное масло?
— Это одно и то же, я думаю. Это — экстра вирджин.
О, хорошо, экстра вирджин — прямо как я.
Затем она оставила меня наедине с Кэти за моим столом. Нам только что доставили новую партию настольных книг, и мы добавляем их в библиотечную систему. Очевидно, под этим я подразумеваю, что я добавляю их, а Кэти в основном листает Instagram.
Она над чем-то смеется, игнорируя меня, когда я прошу ее передать мне книгу.
— Кэти.
Ничего.
Я пытаюсь снова.
— Кэти.
Она стонет, как будто я заноза в ее заднице, и я вспоминаю разговор, который у меня был с моим боссом ранее, когда я пыталась настоять на том, чтобы Кэти уволили или перевели в другой отдел далеко-далеко от меня. «Не могу», — был его ответ. Видимо, мы получаем небольшой грант от города за то, что берем таких стажеров, как она, а я — единственный болван, готовый терпеть ее.
Наконец она достает книгу и протягивает ее мне, не глядя. Она даже отдаленно не дотягивается до меня. Мне приходится встать и нагнуться, чтобы взять ее. Когда я это делаю, сопротивляюсь желанию ударить ее этим предметом, как только ее взгляд падает на что-то другое, кроме телефона. Это впервые. В поле ее зрения либо знаменитость, либо зомби, и я молюсь, чтобы это было последнее. По крайней мере, тогда я избавлюсь от нее.
— Боже. Кто этот красавчик?
Я поднимаю взгляд и вижу Бена, входящего в библиотеку. Его присутствие — это как сильный удар в живот. Уф. Его черный костюм. Уф. Его лицо резкое, злобное и достойное быть высеченным из камня. Уф.
Он сразу же замечает меня, и выражение его лица немного смягчается, пока он не замечает красивый синяк у меня на лбу. Его брови снова сходятся вместе, и я бледнею. Мне следовало надеть шляпу. Я примерила дюжину: фетровую шляпу, шапочку, шарф, повязанный вокруг лба. В конце концов, я остановилась на принятии. Это я, мир, синяк и все такое.
Кэти вскакивает на ноги и проталкивается передо мной так, что становится похожей на дежурного за столом. Ее телефон забыт на стуле. Я в шоке. Я могла бы поклясться, что он хирургически прикреплен к ее руке.
Когда Бен подходит ближе, она наклоняется вперед, обнажая декольте.
— Привет! Я Кэти! Чем я могу вам помочь? Вам нужен читательский билет? Расписание мероприятий? У нас есть книжный клуб для взрослых, который, я знаю, вам понравится. Такой мужчина, как вы, любит хорошие триллеры — я вижу.