КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ
Справа и слева медленно ползут отвесные черные скалы, гладкие,блестящие, как антрацит. Впереди все тонет в красноватом сумраке -кажется, что стены бесконечного коридора смыкаются там. Дно расселины,изрытое н перекошенное, покрыто толстым слоем темной тяжелой пыли. Пыльподнимается за транспортером и быстро оседает, хороня под собой следыгусениц. А наверху тянется узкая иззубренная полоса оранжево-красногонеба, и по ней с бешеной скоростью скользят пятнистые багровые тучи.Странно и жутковато в этом прямом и узком, как разрез ножом, проходе вчерных базальтовых скалах. Вероятно, по такой же дороге вел когда-тоВергилий в ад автора "Божественной комедии". Гладкость стен наводит намысль об удивительной... может быть, даже разумной точности сил,создавших ее. Это еще одна загадка Венеры, слишком сложная, чтобы решатьее мимоходом. Впрочем, Дауге и Юрковский не упустили, конечно, случая построить наэтот счет несколько гипотез. Раскачиваясь и подпрыгивая от толчков,стукаясь головами об обивку низкого потолка, они разглагольствовали осинклиналях и эпейрогенезе, обвиняли друг друга в незнании элементарныхистин и то и дело обращались за поддержкой к Ермакову и Богдану Спицыну.В конце концов командир надел шлем и отключил наушники, а Богдан в ответна чисто риторический вопрос о том, каково его мнение относительновозможности метаморфизма верхних пород под воздействием гранитныхвнедрений на Венере, серьезно сказал: - По-моему, рецессивная аллель влияет на фенотип, только когдагенотип гомозиготен... Ответ этот вызвал негодование споривших, но прекратил спор. Быков,понимая в тектонике столько же, сколько в формальной генетике,прекращению спора обрадовался: маловразумительная скороговорка геологовпочему-то представлялась ему неуместной перед лицом окутанногокрасно-черными сумерками дикого и сурового мира, царившего по ту сторонусмотрового люка. Вчера, когда покрытый липкой грязью, волоча за собой длинные плетибелесых болотных растений, транспортер вырвался наконец из трясины итумана на каменистое подножие черного хребта, пришлось долго колеситьвзад и вперед в поисках чего-нибудь похожего на проход. Скалы, густозаросшие бурым, твердым, как железо, плющом, казались безнадежнонеприступными. Тогда Ермакову пришло в голову использовать для поисковрадиолокатор, и искомое было найдено в несколько минут - эта самаярасселина, скрытая за буйными зарослями голых ветвей с полуметровымишипами. С ревом и скрежетом транспортер вломился в эти железные джунглии, помогая себе растопыренными опорными "ногами", ломая и подминаяупругие стволы, ввалился в проход. Выйдя наружу, межпланетники молчаглядели на стены, на кровавую полосу неба. Потом Дауге сказал: - А ведь земля под ногами... дрожит. Быков не ощущал ничего, но Ермаков отозвался тихо: - Это Голконда... - и, обернувшись к Быкову, спросил: - Пройдем? - Рискнем, Анатолий Борисович, - бодро ответил Алексей Петрович. - Аесли встретим завал или тупик, вернемся и еще поищем, только и всего. Иливзорвем... "Мальчик" двинулся дальше. Часы тянулись за часами, километры закилометрами, ничего похожего на тупик или завал не появлялось, и АлексейПетрович успокоился. Ровно гудит двигатель, поскрипывают и трещат ящики и упаковочныеремни. Все уснули, даже неугомонный Юрковский. В зеркале над экраноминфракрасного проектора Быков видит внутренность кабины. Спит Богдан,уронив голову на крышку рации. Спит, лежа ничком на тюках, Юрковский.Спит, прислонившись к нему, Иоганыч и морщит во сне свое хорошее лукавоелицо. Рядом кивает серебристым шлемом Ермаков. А мимо смотрового люка,покачиваясь и кренясь, ползут черные блестящие стены - справа стена ислева стена. Свет фар пляшет по изрытой, поверхности неподвижных дюнчерного праха. Дальше - сумерки, тьма. Где-то там стены раздвинутся, и"Мальчик", выйдет в пустыню. Если впереди нет тупика....Кренятся и опрокидываются черные стены, в смотровой люкзаглядывает раскаленное небо. Транспортер выбирается из глубокой рытвины,и снова пятна света плывут по волнам черной слежавшейся пыли. Еще ухаб,еще трещина, и еще... Пройдено двадцать километров по болоту и почти столько же по ущелью.Быков уже пять часов за пультом управления. Одеревенели ноги, ноетзатылок, от напряжения или от непривычного сочетания красного с чернымслезятся глаза. Но доверить транспортер на такой дороге кому-нибудь, дажекомандиру, нельзя. С транспортером, конечно, ничего не случится, носкорость... Сам Быков не может позволить себе роскошь дать большешести-восьми километров в час. Хоть бы скорее кончились эти проклятыескалы! Ермаков выпрямился и откинул шлем на затылок. - Как дорога, Алексей Петрович? - Без изменений. - Устали? Быков пожал плечами. - Может быть, передадите мне управление и поспите? - Дорога очень сложная. - Да, дорога скверная. Ничего, скоро выйдем в пустыню. - Хорошо бы... Юрковский поднялся и сел, потирая ладонями лицо: - Ух, славно поспал! Дауге! - М-м... - Вставай. - Что случилось? Фу... А мне, друзья, такой сон снился!.. Иоганыч хриплым голосом принялся рассказывать свой сон, но Быков неслушал его. Что-то случилось снаружи, за прочным панцирем "Мальчика".Стало значительно темнее. Небо приняло грязно-коричневый оттенок, и вдругв лучах фар закружились, оседая на дно расселины, мириады черных точек.Черный порошок сыпался откуда-то сверху, густо, как снег в хорошийснегопад, и скоро не стало видно ни дороги, ни скал. Сигнальные лампочкиот наружных дозиметров налились малиновым светом, стрелки на циферблатахальфа-бета-радиометра беспокойно запрыгали. Быков круто затормозил.Транспортер скользнул правой гусеницей в рытвину, развернулся и всталпоперек расселины. Тусклый от наполнившей атмосферу пыли свет фар уперсяв гладкую базальтовую поверхность. - В чем дело? - спросил Ермаков. Быков молча открыл перед ним смотровой люк. Ермаков помолчал минуту, вглядываясь, затем сказал: - Черная буря. Я уже видел это. - Что там такое? - встревоженно спросил Дауге. Спицын проворчал, глядя через плечо Быкова. - Карнавал трубочистов. - Что это, Анатолий Борисович? - Черная буря, еще одно свидетельство того, что мы недалеко отГолконды. Выключайте двигатель, Алексей Петрович. Водитель повиновался, но "Мальчик" продолжал дрожать мелкойнеприятной дрожью. Дробно позвякивал какой-то неплотно закрепленныйметаллический предмет. - Выйдем? - предложил Юрковский. - Зачем? Пыль радиоактивна, разве вы не видите? Потом придетсятратить много времени на дезактивацию. - Хорошо бы взять пробу этой пакости... - Можно взять манипуляторами, - предложил Быков. - Разрешите,Анатолий Борисович? - Он повернулся к Дауге: - Выбрасывай контейнер. Юрковский и Дауге скрылись в кессонной камере, ведущей к верхнемулюку, и через минуту в черную пыль перед "Мальчиком" скатился свинцовыйцилиндр с винтовой крышкой. Быков положил ладони на рычаги манипуляторов.Длинные коленчатые "руки" выдвинулись из-под днища транспортера,медленно, словно с опаской пошарили в воздухе и опустились на цилиндр.Быков нелепо задрал правое плечо, резко дернул локтями. Клешниманипуляторов вцепились в контейнер. - Ну-ка! - сказал весело Спицын. - Не говори под руку, - процедил сквозь зубы Быков. Цепкие клешни отвинтили крышку, подержали открытый контейнер подчерным снегопадом, снова закрыли крышку и точным движением отправиликонтейнер в верхний люк. - Есть! - крикнул из кессона Дауге. Быков втянул манипуляторы в гнезда и вытер пот со лба. Ермаков сказал тихо: - Мне приходилось два раза наблюдать черный буран. Каждый раз передэтим были сильные подземные толчки. - Но ведь сейчас, по-моему, никаких толчков не было, - заметилБыков. - На ходу мы могли не заметить. - А земля дрожит все сильнее... - Спицын прислушался. - В устьеущелья тряска была едва заметна, а теперь... - Ближе к Голконде... Юрковский и Дауге вернулись из кессона, оживленно обмениваясьвпечатлениями, и Ермаков приказал двигаться дальше. Быков включилинфракрасный проектор. Снова поплыли, покачиваясь, стены расселины. Черезполчаса "черный снегопад" прекратился, и полоса неба приобрела прежнююоранжево-красную окраску. Напряженно манипулируя клавишами управления.Быков краем уха прислушивался к разнобою голосов у себя за спиной. Из весьма оживленного разговора Юрковского с Дауге выяснилось,во-первых, что "черный снег" является, несомненно, вулканическим пеплом;во-вторых, что серьезно говорить о радиоактивном вулканическом пеплеможет только человек, "не способный взять криволинейного интеграла попростому контуру" (подобная характеристика научного бессилия показаласьБыкову несколько туманной, но было ясно, что во всяком случае оба геологане могут серьезно говорить о радиоактивном вулканическом пепле);в-третьих, что появление "черных буранов", вероятно, связано сдеятельностью Голконды; и в-четвертых, что ничего определенного на этотсчет сказать пока нельзя. Несмотря на неопределенность положения, межпланетники веселопозавтракали. -...вулканический пепел, ясно даже и ежу... - Расскажи своей бабушке! Радиоактивный вулканический пепел! Тыдолго думал? Геолог! - Хорошо, а твое мнение? - Ясно одно, что эта дрянь ничем не отличается от той, что у нас подногами... под гусеницами... - Вполне определенное мнение, ничего не скажешь. - Заметь, между прочим... - Она нагрета до двухсот градусов. - Вероятно... - А вы как думаете, Анатолий Борисович? - Тахмасиб считал, что появление черной бури связано с деятельностьюГолконды. Но ничего определенного, конечно, сказать нельзя. - Скорее бы добраться... Анатолий Борисович, чашку какао? - Да, нам будет где развернуться... - Прежде всего - разведка... Погоди, куда ты через край... - Изумительная все-таки загадка - эта Голконда! - Богдан, передай бутерброд... - Алеха, держи... Быков замедлил ход, наскоро проглотил два куска ветчины с хлебом ивыпил целый термос шоколада. - Спасибо. - Давай-ка запишем... эх, трясет очень. - Потом запишешь... - Иоганыч! Ты что это? Заместитель Мишки по продовольственной части? - А что такое? Второй бутерброд... - Положим, четвертый! После трапезы Ермаков, Дауге и Юрковский сняли показанияэкспресс-лаборатории. С удалением от болота влажность атмосферы резкопонизилась, упала почти до нуля. Увеличилось содержание в атмосферерадиоактивных изотопов инертных газов, окиси углерода и кислорода,температура колебалась в пределах семидесяти пяти - ста градусов. Ковсеобщему изумлению и к восторгу Юрковского, экспресс-лабораторияпоказала в атмосфере заметные следы живой протоплазмы - какие-томикроорганизмы, бактерии или вирусы, жили даже в этом сухом, раскаленномвоздухе. Непосредственным результатом открытия явился приказ Ермаковаудвоить осторожность при выходах из транспортера и обещание при первомудобном случае сделать всему экипажу инъекции комплекса мощныхантибиотиков. Дауге повздыхал немного и объявил, что надеется дожить до тоговремени, когда Венеру превратят в цветущий сад и в этом саду можно будетгулять без спецкостюмов и без опасения подцепить какую-нибудь пакостнуюболезнь. - Вообще назначение человека, - добавил он подумав, - превращатьлюбое место, куда ступит его нога, в цветущий сад. И если мы не доживемдо садов на Венере, то уж наши дети доживут обязательно. Затем последовал его долгий спор с Юрковским относительновозможностей преобразования природы - и в первую очередь атмосферы иклимата - в масштабах целой планеты. И Дауге и Юрковский соглашались, чтов принципе ничего невозможного в этом нет, но относительно практическихметодов разошлись весьма далеко и чуть было не поссорились. Ущелье окончилось внезапно. Скалы-стены вдруг опали и расступились,свет фар померк в красноватом сиянии открытого неба. Быков увеличилскорость. "Мальчик" накренился, нырнул в последнюю рытвину, прогрохоталгусеницами по камням, и бескрайняя черная равнина, ровная и гладкая,открылась глазам межпланетников. - Пустыня! - обрадованно сообщил Быков. - Останови, Алексей! - дрожащим от волнения голосом попросил Дауге. "Мальчик" остановился. Торопливо пристегивая шлемы, межпланетникибросились к люкам. Быков вышел последним. Да, горы кончились. Гряда зубчатых черных скал, уходящая загоризонт, осталась позади. Позади осталсяи узкий, поразительно ровныйпроход. Но то, что вначале показалось пустыней, снова былонеожиданностью. Во всяком случае, для Спицына, никогда не видевшегопустынь. Он не мог себе представить пустыню без рыжих и черных песков,барханов. Перед "Мальчиком" расстилалась ровная, как стол, чернаяповерхность, по которой стремительно неслись туманные струи мельчайшейчерной пыли. Далеко у горизонта, затянутого красноватой дымкой, медленнопередвигались тонкие, грациозно изгибающиеся тени, словно исполинскиезмеи, вставшие на хвосты. И над всем этим - оранжево-красный купол неба,покрытый беспорядочной массой темно-багровых туч, с бешеной скоростьюскользящих навстречу "Мальчику". - Как вам понравится т а к а я д о р о г а? - услыхал Быков голосЕрмакова. - Пустыня... - спокойно ответил он. - Разумеется. Родной вам пейзаж. Правда, здесь нет саксаула, но затоэто настоящая Гоби, настоящие Черные Пески. - Черные-то они, черные... - Быков запнулся. - Ну, а дороганеплохая. Широкая, ровная... Теперь полетим. - Ура! - дурачась, заорал Дауге. - И попируем на просторе! Шутя и пересмеиваясь, межпланетники вернулись в транспортер.Настроение заметно поднялось. Только Богдан Спицын задержался у люка,оглянулся вокруг еще раз и сказал со вздохом: - Здесь совсем как у Стендаля. - То есть? - не понял Быков. - Все красное и черное. Понимаешь, мне никогда не нравилсяСтендаль... Быков снова занял место у пульта. "Мальчик" дрогнул и, набираяскорость, понесся вперед, плавно покачиваясь. Ветер подхватил и рассеялполосу пыли, сорвавшуюся с гусениц. Навстречу мчалась черная пустыня,ветер гнал по ней туманные полосы, горячую пылевую поземку. На красномфоне горизонта гуляли гибкие столбы, вытянутые к тяжелым тучам. Вот вспухмаленький холмик, потянулся вверх крутящейся воронкой, влился в тучи - иеще один черный столб погнал по пустыне ветер. - Смерчи, - проговорил Быков. - Сколько их здесь... - Лучше не попадать в такую воронку, - заметил Дауге. - Да, лучше не попадать, - пробормотал Быков, припоминая, какоднажды смерч - куда меньше тех, что гуляют по Венере, но тоже громадный- на его глазах превратил лагерь геологов в центре Гоби в песчаныйбархан. Ветер усиливался. Едва заметный у подножия базальтовой стены, теперьон стучал в лобовой щит транспортера, пронзительно свистел в антенномустройстве. Путь шел в гору, это становилось все заметнее. Транспортерподнимался на обширное плато. Местами слой песка был сорван ветром, итогда гусеницы дробно стучали по белым потрескавшимся плитам обнаженногокамня. - Страшная, однако, на Венере ночь, - сказал Юрковский, тыча пальцемв багрово-красный горизонт. - Ведь, если не ошибаюсь, мы сейчас на ночнойстороне, Анатолий Борисович? Ермаков слегка усмехнулся: - Да, это ночь... Красное небо, красные тучи, красные сумрак. Таквыглядит ночь на берегах Урановой Голконды. За триста километров к югуотсюда - вечный мрак, а здесь, как видите... - Вечный закат, - пробормотал Спицын. - Да. - Ермаков быстро взглянул на него. - Да. Именно так говорилТахмасиб: "Солнце никогда не заходит над Голкондой..." Все это - и черныебури, и вечный закат - все это Голконда, все это загадка. Решать ееначнем мы. - Скорей бы, - негромко сказал Юрковский, хрустнув пальцами, иотошел вглубь, к Дауге, который писал что-то, устроившись за маленькимоткидным столиком. Спицын, воткнув в шлем пучки разноцветных проводов, склонился надрацией, пытаясь - в который раз уже, - связаться с "Хиусом". Дауге иЮрковский принялись обсуждать план изысканий, переходя время от временина язык жестов, чтобы не орать и не мешать остальным. Быков передал Ермакову управление, дал несколько полезных советов,забрался на тюки и приготовился соснуть на ближайшие полтора-два часа,оставшиеся, по словам Ермакова, до Голконды. Но заснуть не удалось. Богдан Спицын вдруг поднял руку, призывая к молчанию. Юрковский обрадованно спросил: - Что? Есть связь? - Нет... Но... Погодите минутку. Он принялся торопливо вертеть рубчатые барабанчики верньеров, затемзамер, прислушиваясь. - Пеленги. - Чьи? "Хиуса"? - Нет. Слушайте. Дауге и Юрковский перегнулись через его плечи. Ермаков оставилуправление и тоже наклонился к рации. Дауге протяжно свистнул: - Оказывается, кто-то уже здесь есть? - Выходит, так. - Справа по курсу... Интересно! - Ермаков обернулся к Быкову: -Алексей Петрович, примите управление на минуту. - Слушаюсь... Ермаков пристроился рядом со Спицыным и принял от него наушники.Лицо его было встревоженно. - Три точки тире точка. Кто бы это? Он снял наушники и поднялся. - За последние десять лет в район Голконды были направлены шестьэкспедиций и по крайней мере дюжина всевозможных беспилотных устройств. - Так, может быть... - глаза Дауге расширились, - может быть, тамлюди? Потерпели аварию и просят о помощи? - Сомнительно, - покачал головой Юрковский. - Вы как думаете,Анатолий Борисович? - Кривицкий на Марсе продержался в своей ракете три месяца. Но оннашел воду... - Да, воду... - Так что, скорее всего, это автоматический пеленгатор. Быков, нетерпеливо ерзавший на своем сиденье, вмешался: - Ну, будем поворачивать? - Давайте... Ермаков думал. Впервые Быков видел, что командир колеблется. Нопричины для таких колебаний были достаточно веские, и это знали все. - Вода, - произнес Ермаков. - Вода, - как эхо, повторил Юрковский. - Возможно, это все же недалеко? - просительно сказал Дауге. Ермаков решился: - Хорошо! В пределах двух часов езды - согласен. Алексей Петрович,поворачивайте. Берите по гирокомпасу, - он снова наклонился над рацией, -шестьдесят градусов примерно. Вот так. И выжмите из двигателя все. "Мальчик" резво бежал наперерез струям пыли, летящим с севера. Ветербил в левый борт, и порой порывы его достигали такой силы, что Быков"шестым чувством" водителя ощущал неустойчивость машины. Тогда он слегкаменял курс, стараясь подставить ударам плотной волны газа с пескомлобовую броню, или вытягивал правый опорный шест. Богдан с наушникамисидел за рацией и вполголоса корректировал направление. В зеркалекачалось бледное лицо Дауге с закушенной губой. Летели минуты, летелибагровые тучи... Раз Юрковский нагнулся и что-то неразборчиво крикнул,указывая вперед. Быков успел заметить сквозь пыль странную стекловиднуюпроплешину в несколько десятков метров в диаметре, посредине которойзияла огромная дыра с рваными краями, затем гусеницы коротко прогрохоталипо твердому. Он вопросительно оглянулся на Дауге, но тот, видимо, ничегоне заметил и ответил ему недоумевающим взглядом. "Мало ли загадок наВенере, - подумал Быков. - Вперед, вперед!" Дрожащая стрелка спидометракачалась между 100 и 120. Таинственный красно-черный мир пролетал справаи слева. От мелькания кровавых и угольных пятен рябило в глазах. - Скорее, Алексей, скорее! - шептал Дауге. Быков зажмурился и потряс головой. И в этот момент Юрковскийкрикнул: - Берите влево, влево! Вот он! - Планетолет! - одним дыханием прошептал Дауге. Да, это был планетолет, и даже неискушенному в межпланетных делахБыкову с одного взгляда стало ясно, какая катастрофа постигла этотогромный металлический конус. Видимо, его с невероятной силой швырнулобоком о вершину плоского базальтового холма, и он так и остался там,среди циклопических глыб вывороченного камня. Широкие лопастистабилизаторов были смяты и изорваны, как куски жести, а вдоль всейкормовой части проходила извилистая трещина, забитая черным песком.Внизу, у самой земли, виднелось круглое отверстие - настежь распахнутыйлюк. - Да, пеленги автоматические... - глухо сказал Юрковский. Быков оглянулся на товарищей. Дауге прикусил губу. Красивое лицоЮрковского неподвижно застыло. Спицын покачивал головой, словно человек,увидевший то, что ожидал увидеть. Ермаков, потирая ладонью подбородок,хмуро глядел в смотровой люк. - Подъезжайте ближе, Алексей Петрович, - проговорил он, - нужноосмотреть... Когда "Мальчик", перебравшись через груды щебня, остановился подоткрытым люком планетолета, все стали торопливо застегивать шлемы,готовясь к выходу. Но Ермаков остановил их: - Незачем ходить всем. Со мной пойдут Быков и Спицын. В кромешной тьме, подсвечивая себе фонариками, они на четверенькахпроползли по перевернутому коридорному отсеку к перекошенной стальнойдверце. Быков слышал, как скрипит силикет под коленями и часто стучиткровь в висках. - Ч-черт... - задыхаясь, бросил Ермаков. - Сил не хватает.Попробуйте вы, Алексей Петрович. Быков уперся в дверь, нажал. С пронзительным скрежетом она подалась,образовался узкий проход. - Входите, товарищи... Они оказались в пустом кубическом помещении - очевидно, в кессоне. Влучах фонариков блеснули обломки разбитых приборов. Ермаков нагнулся,поднял чешуйчатый металлический костюм, внимательно осмотрел. - Кислородные баллоны пусты, - пробормотал он, - все ясно. - Глядите! - сдавленным голосом вскрикнул Спицын. Быков оглянулся и попятился. Что-то загремело под ногами. Позадивиднелась узкая полоска света. - Вход, - сказал Ермаков. - Пошли. Они миновали освещенную кают-компанию, осторожно перешагивая черезобломки мебели и обугленное тряпье, покрытое бурыми пятнами - вероятно,когда-то это были простыни, - и протиснулись в рубку, - Здесь... На стене, бывшей в свое время потолком, горело матовое полушариелампы. Треснувшая поперек панель управления была сдвинута с места, из-поднее торчали обгорелые провода. Но радиопередатчик работал, дрожализеленые и синие огоньки за круглыми разбитыми стеклами. И перед ним,уронив косматую, обмотанную серыми бинтами голову, сидел мертвый человек. - Здравствуй, пандит Бидхан Бондепадхай, отважный калькуттец, - тихосказал Ермаков и выпрямился, положив руку на спинку кресла. - Вот гдедовелось тебя встретить... Ты умер на посту, как настоящий Человек... Он помолчал, стараясь справиться с волнением. Затем поднял сжатыйкулак и отчетливо проговорил: - Светлая тебе память! Они подняли тело межпланетника и осторожно положили его на пол. - Ну что ж, лучшего памятника, чем этот планетолет, для него непридумаешь. - Ермаков склонил голову. - Оставим его здесь. Быков смотрел на худое, искалеченное тело, наскоро и неумелообвязанное простынями и обрывками белья, и думал о том, что этомучеловеку, бойцу науки, наверное, не было страшно умирать одному, замиллионы километров от Земли. Такие не падают духом, не отступают. Такимисильно человечество. Спицын отошел от радиопередатчика. - Сам чинил аппаратуру, - вполголоса сообщил он, - и сам наладилавтомат-пеленгатор. Но как он уцелел при таком ударе - не могу себепредставить. Здесь все разбито вдребезги. Быков вздрогнул, пораженный новой мыслью: - Анатолий Борисович, а где же остальные? - Кто? - Ну... его спутники. Ермаков ответил: - Бондепадхай-джи летел на Венеру один. Забрав бортжурнал, пленки из автоматических лабораторий и дневники,они тщательно закрыли за собой двери и направились к выходу. Выбравшисьиз люка, Ермаков сказал, понизив голос: - Там, в "Мальчике", поменьше подробностей о том, что видели.Спицын, сделайте несколько снимков корабля - и пошли. В кабине "Мальчика", усевшись за пульт управления, он кратко и сухорассказал геологам о гибели Бондепадхая. Дауге спросил только: - Это тот самый Бидхан Бондепадхай, что основал на Лунеобсерваторию? Калькуттец? Ему никто не ответил, и лишь несколько минут спустя Ермаков, неотводя глаз от смотрового люка, проговорил: - Эта планета - чудовище... Но мы ее возьмем! Мы ее укротим! Ермаков был в шлеме, и Быков не видел его лица, но он видел сжатые вкулаки руки, лежащие на панели управления, и знал, что под силикетовойтканью стиснутые пальцы холодны и белы, как мрамор. "Мальчик" уверенно шел на север, навстречу ветру, обходя смерчи. Ивот впереди, гася красное сияние неба, вспыхнуло ослепительное синее,неправдоподобно прекрасное зарево. На его фоне отчетливо проступиласиреневая волнистая гряда далеких холмов. Зарево дрожало, переливаясьбело-синими волнами, в течение нескольких минут. Затем померкло иисчезло. - Голконда фальшиво улыбнулась нам, - сказал Ермаков. - Идет Чернаябуря. Алексей Петрович, берите управление. Сейчас, вероятно, нампонадобится вся ваша сноровка.ВЕНЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ЗУБЫ
Позже Быков никогда не мог восстановить в памяти с начала и до концавсе то, что произошло через несколько кинут после слов командира. Ещеменьше могли бы рассказать остальные, не успевшие или не пожелавшиенаглухо пристегнуть себя к сиденьям. Черная буря Голконды не приносится ине налетает ураганом - она возникает мгновенно, как отражение в зеркале,сразу и справа, и слева, и спереди, и сзади, и сверху, и снизу. Взглянувна инфраэкран, Быков успел только заметить исполинскую чернильно-чернуюстену в сотне метров от "Мальчика" - и наступила тьма. Здесь кончалисьвпечатления и начинались ощущения. Транспортер был отброшен назад со скоростью курьерского поезда, иБыков с размаху ударился головой в шлеме о переднюю стенку. Из глазпосыпались искры. Быков зашипел от боли и вдруг почувствовал, как"Мальчик" задирает нос, становясь на дыбы. Ремни впились в тело,затрещали, но выдержали. Вокруг, в кромешной тьме, визжало и грохотало;вцепившись в пульт управления, оглохший, ослепший, задохнувшийся отстрашного напряжения, Быков дал полный, самый полный вперед и выбросилодновременно все четыре опорных рычага. Задний правый сломался черезсекунду. Тьма закрутилась бешеней каруселью. "Мальчик" повалился набок,прополз несколько десятков метров по песку и перевернулся вверх дном.Уцелевшие рычаги приподняли его, и буря сделала все остальное -транспортер снова встал на гусеницы. Как всегда в минуты смертельной опасности, мозг работал быстро,холодно и четко. Быков сопротивлялся, слившись с великолепной машиной,напрягая все мышцы, следя расширенными остекленевшими глазами, как наэкране в бездонной мгле возникают дрожащие голубые клубки. "Удержаться,удержаться!.." На экране плясали ослепительные шары, беззвучновзрывались, разбрызгивая огонь, в грохоте и вое бури, гусеницымноготонной машины вращались с бешеной скоростью, сверхпрочные титановыешесты впились в почву, но "Мальчик" отступал. Буря снова повалила его,поволокла. "Удержаться, удержаться!.." Уау-у, уау-у... - ревет, и воет, игрохочет, надрывая барабанные перепонки. На губах какая-то липкаяслякоть... Кровь? А-ах! Быков повисает на ремнях головой вниз,бессознательно надавливает клавиши... А на экране скачут косматыеогненные клубки... Шаровые молнии? А-ах!.. "Удержаться, что бы там..." Иснова "Мальчика" бросает на корму... Потом все кончилось так же внезапно, как и началось. Быков выключилдвигатель и с трудом снял руки с пульта управления. В смотровой люк сновазаструился красноватый свет, показавшийся теперь прекрасным. Внаступившей тишине торопливо и четко застрекотали счетчики радиации.Быков оглянулся. Ермаков непослушными пальцами путался в ремнях. БогданСпицын без шлема сидел на полу около рации, очумело крутя головой. Лицоего было вымазано черным до такой степени, что Быков даже испугался -пилота-радиста было трудно узнать. Ермаков отстегнулся наконец и встал.Ноги у него подгибались. - Ну, знаете, чем так жить... - проговорил Богдан. Белые зубы егоблеснули в спокойной улыбкой - Неужели молодость и нашей Земли была такойбеспокойной? Из-под столика у стены выполз Дауге, встал на четвереньки,попробовал подняться, но потом, видимо раздумав, выругался по-латышски,снова сел, прислонившись к тюкам, и стянул шлем. Его мутило. Юрковскогодолго не могли найти под грудой развалившихся ящиков. Он был безсознания, но сразу пришел в себя и, открыв глаза, осведомился: - Где я? Быков облегченно улыбнулся, а Богдан серьезно сказал: - В "Мальчике". "Мальчик" - это такой транспортер... - К черту подробности! На какой планете? - Поразительная способность - в любых условиях цитировать бородатыеанекдоты, - злобно проговорил Дауге. - Он сидел в прежней позе, сотвращением рассматривая содержимое шлема, лежащего на коленях. - Вотони, твои бутербродики! Все здесь... Пожалел, скупердяй!.. Юрковский сразу поднялся, задыхаясь от восторга. - Шер Дауге! Знаешь, какого ты сейчас цвета? - Знаю. Желтого. Бутерброды были с сыром... Спицын захохотал, размазывая по лицу черную грязь, Юрковский вытянулруки по швам - равняясь на Дауге, который, отставив от себя подальшешлем, понес его, как полную чашу, направляясь к выходу. - К церемониальному маршу! Равнение на середину!.. Дауге споткнулся о тюк, без малого не уронил свою ношу и яростновыразился. -...И скажет: ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба, Смеясь, на землю пролила, - ликующе провозгласил Юрковский. - Товарищи межпланетники! - прозвенел голос Ермакова. - Немедленнонадеть шлемы! Тревога! Быков, только что собиравшийся снять шлем, удивленно обернулся. - Пыль! Радиоактивная сажа! - Ермаков склонился у стены внапряженной позе. - Надеть шлемы! Спицын - мыться немедленно!Приготовиться к дезактивации! Быков понял. Стены, пол, ящики и тюки, приборы, костюмы, лицоСпицына - все было покрыто налетом тончайшей черной пудры, вбитойчудовищным напором бури в микроскопические, почти капиллярные зазорызакрытых люков. Запыленный колпачок индикатора мерцал зеленым, и сразувсе услыхали стрекотание радиометров. Юрковский стал торопливо шаритьпальцами у застежек спецкостюма. Богдан кинулся в умывальную. Даугепоколебался мгновение, но под тяжелым взглядом командира решительно сунулголову в шлем. - Алексей Петрович, осмотрите "Мальчика" снаружи, - коротко приказалЕрмаков и тоже надел серебристый колпак. Снаружи было удивительно тихо. Ветер, непрерывно дувший с Голконды,прекратился. Исчезли гигантские смерчи, еще полчаса назад мотавшиеся угоризонта. Быков спрыгнул с борта "Мальчика" и по колени ушел в мягкуючерную пыль. Почва дрожала так сильно, что у Быкова застучали зубы. Внаушники поминутно врывался глухой грохот. - Голконда! - Быков впился глазами в холмистый горизонт. В багровом мареве то обрисовывался, то снова пропадал далекий, оченьдалекий горный хребет, колеблясь в восходящих потоках раскаленного газа.Бу-бу-бу-бу, - рокотало оттуда. "Мальчик" стоял дыбом, слегка накренившись на правый борт, похожийна огромного черного искалеченного паука. Под днищем намело мягкий холм,коленчатые стержни глубоко ушли в пыль. Обойдя транспортер спереди. Быков увидел широкие полузасыпанныеборозды, тянущиеся на несколько десятков метров, - это были следыотступления. Они казались неглубокими, но, вступив в одну из борозд, онпровалился по пояс. Правый задний опорный шест висел "на ниточке". Натиск бури вывернултитановую "кость" из сустава, и она бессильно вытянулась, полузасыпаннаячерным прахом. Это можно было починить, но прежней прочности уже невернешь. Быков вздохнул и принялся за работу. Ремонт подходил к концу, когда Быков, увлеченный работой, услыхалнад ухом голос Ермакова: - Как дела? Мы уже справились... Командир спрыгнул с транспортера, присел рядом на корточки. - Легко отделались. Я вижу, вы тоже кончаете. - Д-да... - пропыхтел Быков. - Жалко "Мальчика". Покалечил ножку,бедняга. Став на колени, он критически рассматривал результаты своей работы. - Годится для увеселительных прогулок... Плохо, Анатолий Борисович,сами видите... - Он вздохнул и принялся собирать инструменты. - Надо быломне уступать. Все уцелело бы... Командир усмехнулся. - Вы знаете, сколько времени длился ураган? - спросил он неожиданно. - Ну... минут двадцать... Трудно сказать, я не засек по часам. - А я следил: три с половиной минуты. - К-как? - Три с половиной минуты, Алексей Петрович. И за это время насотбросило на тысячу метров. Если бы вы уступили, "Мальчик" был бы сейчасза сто километров отсюда... И валялся бы разбитый вдребезги вдобавок. Выи не подозреваете, какой вы молодец, Алексей Петрович! - Он нежнопогладил стальной рычаг. - А теперь - вперед! Дорога открыта, Голкондарядом. Слышите? (Бу-бу-бу-бу...) Километров пятьдесят. Ее уже видно - вонте черные пятна... Нет, это не горы - это клубится Голконда. Перед тем как последовать за командиром в люк, Быков оглянулся. Ивот, как в странном тумане, у горизонта возникли, расплываясь, широкиелиловые полосы. Рябило в глазах. Быков зажмурился, потряс головой. Полосыисчезли. - Только этого и не хватало! - пробормотал он, карабкаясь по броне.- Галлюцинации... Милое дело! Внутренние кабины "Мальчика" были чисто вымыты, блестели металлом ипластмассой. Груз аккуратно уложен и закреплен. Взъерошенный, с мокрымипосле мытья волосами, Богдан возился у рации. Геологи сидели в своемуголке за откидным столиком. Юрковский быстро листал какой-то справочник,посвистывая сквозь зубы. Тихо, мирно, уютно... Быков сразу захотел спать- сказывалось нечеловеческое напряжение последних часов. Глаза слипались. - Анатолий Борисович... - Спать, спать! - быстро прервал его Ермаков. - Немедленно спать. - Слушаюсь! - обрадованно сказал Быков и присел на тюки, снимаяшлем. Дауге следил за ним с дружеской улыбкой. Но, когда Быков снялколпак, Дауге вскочил на ноги и издал странный звук, изумивший АлексеяПетровича и заставивший всех разом оглянуться. - Мамо ридна, помичныця межпланетныкив усего свиту! - пробормоталЮрковский, неумело крестясь. Спицын ахнул. Ермаков резко поднялся. - Ч-что такое? - растерянно спросил Быков, оглядывая себя. - Подожди, подожди, Алексей, что это? - заикаясь, проговорил Дауге. - Да в чем дело?! - У вас все лицо в крови, Алексей Петрович, - сказал Ермаков. - Вы,вероятно, ударились лбом при толчке. - Ударился один раз, - пробормотал водитель, ощупывая нос. - Не трогайте руками... Сейчас я вам промою ссадину... Да нетрогайте вы руками, говорю!.. Владимир Сергеевич, дайте ему зеркало. На лбу чернела огромная ссадина, нос распух, нижняя губа приняланеобычайную форму и все еще сочилась кровью. Щеки были разрисованызамысловатым узором. Быков сердито отстранил зеркало. - Действительно, мама родная... - Ничего опасного. - Ермаков быстро и ловко промывал ранки. -Эффектно, но не страшно... Но вот как вы ухитрились этого не заметить ине почувствовать?.. - Так, саднило немножко... Кто мог думать?.. - Я лично этому отнюдь не удивляюсь, - сказал Дауге. - Чему? - Тому, что ты ничего не почувствовал. Я, например, чувствовалтолько, что все время стою вверх ногами и придерживаю языком желудок... - Не мог ты все время стоять вверх ногами... Спасибо большое,Анатолий Борисович. Все в порядке. Быков повесил шлем на крюк и, покряхтывая от наслаждения, полез натюки. - То есть нисколько не сомневаюсь, что "Мальчик" иногда стоял нагусеницах в этой чертовой каше... Я слишком о нем высокого мнения, чтобысомневаться. Но лично я точкой опоры имел собственную голову... в течениевсего рассматриваемого периода. - Это хорошо сказано - "точка опоры"... Люблю конкретностьформулировок, - заметил Юрковский, снова принимаясь за справочник. - Намеков не понимаю... Да... А вот почему это было так - этосовершенно неясно. - Еще одна загадка, - сказал Спицын. - И решение не лежит на поверхности, - подхватил Юрковский. Дауге что-то сказал - что-то про "человекоподобных работниковнауки", - но Быков уже спал. Большой белый корабль нес его, плавно покачиваясь, по широкой синейреке. Ярко светило солнце, далеко-далеко темнели берега за голубоватойдымкой, а над водой носилась ослепительно белая стремительная птица.Качка становилась все сильнее, палуба уходила из-под ног. Кто-тозакричал: "Бу-бу-бу! Ну и дорожка!" Быков полетел за борт, дрыгнул ногамии проснулся. Транспортер швыряло и подбрасывало. Ермаков вел машину, аостальные, цепляясь друг за друга, сгрудились у него за спиной, глядя наэкран. - Словно клыкастые зубы, - заметил Богдан Спицына - Престарелаябогиня красоты, и мы у нее в зубах. Быков слез со своего жесткого ложа и, подобравшись к товарищам,просунулся между Богданом и Дауге. Пустыня кончилась. Обходянагромождения серого камня, "Мальчик" шел через лес гладких прямыхстолбов. Над грудами камня торчали, возвышаясь на много метров, черныеостроконечные скалы - сотни их виднелись вдали. Почва была изрытатрещинами и воронками, поросшими жестким плющом. Колючие ветки обвивалисьвокруг уткнувшихся в низкое небо скалистых башен. Каменная чаща обступалатранспортер. Богдан был прав - скалы удивительно напоминали старые редкиезубы. Тряска становилась невыносимой. Юрковский вдруг замычал, затрясголовой - прикусил язык. Быков тронул плечо Ермакова: - Надо остановиться, Анатолий Борисович,