Правители королевства Саудовская Аравия 10 глава




Маха взорвалась:

– С меня хватит! Хватит! Амани доводит меня до бешенства! Или она оставит меня в покое, или… – я видела, что Маха перебирает в уме наиболее обидные оскорбления. – Я проберусь в ее комнату и изорву ее Коран!

От такой ужасной мысли Амани судорожно сглотнула.

Зная, насколько горячей и отважной могла быть Маха, если она что‑то вбила себе в голову, я строго‑настрого запретила дочери совершать такое неблаговидное действие.

В ней снова заклокотала ярость, и Маха продолжила.

– Но это же глупейшая идея – собирать старые газеты! Нам придется сделать большую пристройку, чтобы хранить их, – она взглянула па сестру. – Тебе изменило чувство здравого смысла, Амани! – Маха перевела взгляд на меня и обвинила сестру в диктаторстве. – Мама, с тех пор, как мы вернулись после хаджжа, Амани больше не считает меня равной себе, ей кажется, что она является моей повелительницей!

Я полностью была согласна с Махой. Я видела, как религиозная страсть моей дочери с впечатляющей скоростью расцвела пышным цветом. Осознание ею своей божественной правоты приводило к нелепым домашним установкам, от выполнения которых никто не освобождался.

Всего за несколько дней до этого она обнаружила, что один из филиппинцев, работавший у нас садовником, гордо демонстрировал пару резиновых сандалий, на подошвах которых было начертано имя Аллаха.

Вместо того, чтобы похвалить его за сделанную покупку, как он того ожидал, Амани в ярости раскричалась и, схватив башмаки бедолаги, обвинила его в богохульстве и пригрозила жестокой карой.

В слезах парень признался, что купил сандалии в Батхе, популярном торговом центре, расположенном на окраине Эр‑Рияда. Он подумал, что его мусульманским хозяевам будет приятно узнать, что на его башмаках отпечатано имя Аллаха.

Объявив сандалии результатом происков дьявола, Амани созвала собрание своей религиозной группы и всех их ошеломила демонстрацией кощунственной обувки.

Весть достигла и других религиозных группировок, и вскоре по городу ходили проспекты, призывающие людей отказаться от покупки и ношения подобной обуви.

Эффект, произведенный туфлями, и в самом деле был шокирующим, поскольку мусульман учат никогда не наступать на объект, на котором начертано имя Аллаха, запрещено даже оставлять башмаки лежащими вверх подметками, дабы это не могло оскорбить нашего создателя. Реакция Амани оказалась преувеличенной, поскольку молодой филиппинец не принадлежал к нашей вере и не был знаком с прописными истинами. В своем злобном обличении моя дочь была слишком грубой.

С раннего возраста я привыкла к образу доброго Аллаха, представляя его как существо, которое не станет осуждать человеческие слабости. Я была совершенно уверена в том, что мой ребенок не был знаком с тем образом Бога пророка Магомета, с которым знакомила меня моя добрая матушка. Я посылала нашему создателю молитву за молитвой, прося его дать Амани послабление в ее мрачной набожности.

Мысли мои снова вернулись к событию сегодняшнего дня, и я посмотрела на дочерей.

Памятуя об угрозе Махи расправиться с Кораном, которая представлялась весьма вероятной, Амани дала обещание впредь воздерживаться от надзора за образом жизни своих брата и сестры.

Маха, в свою очередь, объявила,, что если только Амаии перестанет вмешиваться в ее жизнь, какой бы неправильной она ни казалась, то она больше никогда не будет прибегать к насилию.

Я понадеялась, что договор будет соблюден, хотя места для сомнений было предостаточно, поскольку Амани всегда была готова осудить все, что видела. Она никогда не чувствовала себя по‑настоящему счастливой, за исключением тех случаев, когда вела религиозную войну. Но Маха не собиралась со смирением принимать замечания своей сестры.

Обе мои дочери, сведенные судьбой в один семейный союз, были слишком взрывоопасной смесью для длительного мирного сосуществования.

Отказавшись от репрессий, я прибегла к материнской нежности. С глубочайшей любовью я обняла обеих дочерей.

Вспыльчивая Маха, быстро отходившая, искренне и вполне миролюбиво улыбнулась мне. Амани, не спешившая прощать тех, кого считала неправыми, осталась несгибаемой и не поддалась на мою ласку.

Устав от материнской ответственности, я печально наблюдала за тем, как расходятся пути, выбранные моими дочерьми.

Наступившая тишина не принесла мне успокоения. Почувствовав себя раздраженной, я решила, что мне требуется принять что‑то стимулирующее.

Я позвонила в колокольчик и попросила Кору принести мне чашку кофе по‑турецки, но потом передумала и решила выпить более крепкий напиток, смешав бурбон с колой.

Кора стояла, от удивления разинув рот. Я впервые заказала алкогольный напиток в дневное время.

– Иди, – приказала я.

Я сидела и листала газеты, не углубляясь в прочитанное. Про себя я заметила, что с нетерпением жду вожделенного напитка. В это самое время вернулся домой Абдулла.

Абдулла стремительно ворвался в холл. Я обратила внимание на выражение его лица, и оно мне не понравилось. Привыкшая к мягкому нраву сына, по его потемневшему взгляду я сразу же поняла, что Абдуллу что‑то мучило. Я позвала:

– Абдулла!

Абдулла появился в комнате. Не дожидаясь расспросов, он тут же выплеснул на меня свою боль.

– Мама! Джафар сбежал из королевства!

– Что?

– Он убежал! С дочерью Фуада Фаизой. Онемев от неожиданности, я сидела и во все глаза смотрела на сына.

***

Джафару Далалу было немногим больше двадцати. Его обожали все, кто был с ним знаком. Он был красивым и сильным, с серьезным и одновременно добрым лицом, источавшим мудрость и спокойную силу. Он был очаровательным собеседником, утонченным, обходительным джентльменом. Джафар был одним из немногих молодых людей, в чьем присутствии Карим был совершенно спокоен за женщин своего семейства.

Джафар был наиболее близким и самым любимым другом Абдуллы.

Часто я говорила Кариму, что очень хотела бы познакомиться с родителями Джафара, поскольку никогда еще не встречала человека, воспитанного лучше, чем он. Но это было невозможно, так как мать Джафара умерла, когда ему было всего двенадцать лет, а отец его был убит во время гражданской войны в Ливане, когда Джафару исполнилось семнадцать. Его единственный брат, который был старше Джафара на четыре года, на той же войне получил тяжелое ранение и надолго стал обитателем лечебницы, расположенной на юге Ливана. Осиротев, когда ему еще не исполнилось двадцати лет, и не имея никого, кто мог бы дать ему приют, Джафар оставил родной дом и отправился к дядюшке, что проживал в Кувейте и вел дела одного состоятельного кувейтца.

Будучи палестинцем, мусульманином‑суннитом, который родился и вырос в лагерях для беженцев в южном Ливане, Джафар жил нелегкой жизнью.

После иракского вторжения в Кувейт ООП стала поддерживать Саддама Хуссейна. Поэтому не было ничего удивительного в том, что после окончания войны негодование кувейтских граждан обратилось в сторону многочисленного палестинского населения. Несмотря на то, что дядя Джафара и его семья сохраняли лояльность к своему, кувейтскому патрону и могли бы оставаться в Кувейте, однако по всей стране прокатилась такая волна ненависти ко всем палестинцам, что кувейтский патрон счел нужным порекомендовать семье выехать в другую страну. Добрый человек не хотел, чтобы такая прекрасная семья подвергалась опасности, оставаясь в Кувейте.

– Пройдет несколько лет, – пообещал он, – и кризис минует.

Этот кувейтский патрон былделовым партнером Карима, и он предложил моему мужу взять дядю Джафара на одно вакантное место в конторе компании в Эр‑Рияде, сказав, что тот будет великолепным работником.

Но поскольку в то время в отношениях между нашим королем и Ясиром Арафатом существовали определенные трения из‑за войны в Персидском заливе, в Саудовской Аравии перестали брать на работу людей палестинской национальности. Однако Карим как высокопоставленный принц мог делать все, что считал нужным. По рекомендации своего кувейтского партнера он предоставил работу дяде Джафара.

После того, как тот прибыл в Эр‑Рияд, он стал одним из самых доверенных работников Карима, распределял самые сложные задания и ответственные посты. Вместе с дядей приехал Джафар и произвел на мужа такое сильное впечатление, что тот назначил его на руководящий пост в одну из своих юридических контор.

С первого дня знакомства Абдуллы с Джафаром молодые люди подружились. Абдулла называл Джафара своим братом.

В нашу жизнь Джафар вошел всего два года назад, однако очень скоро стал любимым членом нашей семьи.

На удивление обаятельный, Джафар сразу же привлекал к себе внимание женщин, где бы ни появлялся. Абдулла не раз говорил, что в гостиничных ресторанах женщины часто присылали его другу записки с приглашением на свидание. Однажды, когда Джафар сопровождал Абдуллу в больницу имени короля Фейсала и Исследовательский центр, чтобы навестить находящегося там двоюродного брата, три иностранные медсестры уже после короткой беседы добровольно предложили приятелю Абдуллы свои телефонные номера.

Я думала, что Джафар был не по годам мудр, потому что в стране, где были запрещены неузаконенные отношения между мужчинами и женщинами, он вел целомудренную жизнь.

Почувствовав, что молодой человек одинок и уже находится в том возрасте, когда пора бы обосноваться, Карим упрекнул Джафара за то, что тот ведет холостяцкий образ жизни. Карим даже предложил Джафару познакомить его с ливанскими или палестинскими агентами, которые могли бы подыскать для него в этих странах подходящих для брака мусульманок. Карим сказал, что жизнь Джафара будет трагедией, если он откажется от радостей любви, добавив, что излишняя добродетельность способна испортить даже самых лучших мужчин!

Подмигнув в мою сторону, Карим озорно заметил, что каждый мужчина должен испытать на себе все хорошее и плохое, что сулит женская компания.

В шутку я сделала в направлении мужа угрожающее движение, потому что я знала правду – Карим, счастливый отец, не мог себе представить жизни без детей.

Однако Карим не преуспел в попытке найти женскую компанию для молодого человека, к которому проникся любовью и уважением. На все его великодушные приглашения Джафар отвечал отказом.

Абдулла сделал тайну еще более притягательной, сказав, что друг его был вежлив, но всегда тверд, и никогда не принимал предложений, касающихся женщин.

Меня это озадачивало, но я была настолько поглощена проблемами, создаваемыми моими собственными дочерьми, что о личной жизни Джафара практически не размышляла.

Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, как мы могли подумать, что такой полноценный, чувственный молодой человек, каким был Джафар, мог презирать все то, что сулит любовь. Правда о том, почему Джафар с таким постоянством откладывал женитьбу, раскрылась самым удручающим образом и грозила теперь вылиться в трагедию.

***

Для Абдуллы, который искренне любил Джафара, происшедшее стало неподдельным горем. Было что‑то детское и обезоруживающее в том, как Абдулла пожаловался мне:

– Джафар никогда не рассказывал мне о Фаизе.

Это был самый мрачный период в молодой жизни Абдуллы. У меня сердце разрывалось от боли при виде переживаний моего сына, тогда мне с трудом верилось, что вскоре он отметит свое двадцатилетие.

В этот момент прибыл Карим, он был разгневан в такой же степени, в какой Абдулла опечален.

– Абдулла! – закричал он. – Ты рисковал собственной жизнью и жизнью невинных людей!

Карим рассказал мне, что когда Абдулле сообщили об исчезновении Джафара, тот пришел в такое смятение, что покинул контору Карима в опасном для жизни состоянии духа. Испугавшись за своего единственного сына, Карим тотчас бросился за ним вдогонку. Муж говорил, что Абдулла вел автомобиль по улицам города на бешеной скорости. А в одном месте при пересечении с центральной дорогой из‑за его машины несколько других автомобилей даже съехали с проезжей части.

– Ты мог погибнуть! – Карим был настолько возбужден, что не сдержался и с размаху ударил сына по щеке.

Резкий звук пощечины шокировал и остудил мужа.

На протяжении бурного взросления наших детей я не могла отказать себе в удовольствии ущипнуть или отшлепать каждого из них.

Но Карим ни разу не тронул детей даже пальцем и теперь не менее моего был поражен своим поступком. С изумлением рассматривал он свои руки, словно они были чужими.

Потом он обнял своего трясущегося сына и извинился перед ним, сказав, что пока гнался по пятам нашего потерявшего рассудок сына, сам от беспокойства едва не сошел с ума.

Тут произошел всплеск эмоций, и после горячих объяснений тайна тщательно скрываемого романа Джафара и Фаизы выплыла наружу, Фаиза была дочерью Фуада, партнера Карима по трем делам, связанным с иностранным бизнесом. Фуад не принадлежал к семейству аль‑Саудов, но приходился дальним родственником, поскольку был женат па женщине из королевского рода.

Много лет назад ему было позволено взять в жены девушку из королевской семьи, хотя сам он не принадлежал ни к одному племени, достаточно близкому семье аль‑Саудов. Как правило, женщины аль‑Саудов могли быть выданы замуж за членов других семейств только из политических или экономических соображений. Фуад происходил из состоятельного семейства торговцев из Джидды, которое на заре образования королевства жестоко сражалось с аль‑Саудами.

Страстно желая установить родственные узы между членами своего рода и правителями страны, Фуад за принцессу Самшо, которая, как мы беззлобно шутили, была лишена досадного недостатка – красоты, предложил невероятный выкуп.

Никто в королевской семье не верил, что судьба Самии может сложиться удачно. Долгое время она оставалась синим чулком, а жестокие сплетни о ее плохой коже, маленьких глазах и сутулой спине и вовсе отметали любые виды на замужество. Фуад, преисполненный решимости породниться с кланом аль‑Саудов, от женщин, знакомых с королевской семьей, прослышал о непривлекательности Самии, но его единственным желанием было жениться на добродетельной женщине. От своих родственниц он уже достаточно был наслышан о прелестных женщинах, из которых получались самые никудышные жены. Расфуфыренные и разодетые, они ни о чем другом не могли и думать, кроме роскошных домов, множестве слуг и бесконечном потоке дорогих подарков.

Но Фуад умел прислушиваться к здравым советам. Порицая чары красоты, он говорил, что хочет найти женщину добрую и с юмором. Принцесса, чьей руки он добивался, хотя и не соответствовала представлению о мечте поэта, тем не менее ее обаяние и обходительность снискали ей в семье любовь и уважение.

Решив, что Фуад был глупцом, родственники Самии дали согласие на брак, и свадьба состоялась.

Фуад был очень доволен женой, поскольку она обладала чувством юмора, которое, как полагал Фуад, поможет им преодолеть все невзгоды семейной жизни. Его молодая новобрачная к тому же значительно упростила все дело, поскольку без памяти влюбилась в мужа. Союз их стал одним из самых счастливых.

Фуад относился к числу тех саудовских мужчин, которые имели одну‑единственную жену. Он обожал ее и очень гордился своими тремя сыновьями и дочерью. По странному капризу природы у Фуада, не отличавшегося красотой, и Самии, непривлекательность которой вызывала жалость, потомство было умопомрачительным. Трое их сыновей были необыкновенно хороши собой, а единственная дочь была неотразимой красавицей.

В моем представлении только красота Фаизы могла тягаться с красотой Сары в пору ее молодости. От рассказов о ее светлой коже, задумчивых темных глазах и длинных угольно‑черных волосах у мужчин, которые только в мыслях могли представлять ее чудный облик, вскипала в жилах кровь.

У Фаизы были и другие привлекательные черты. От своей матери она унаследовала редкостный здравый ум и своим присутствием часто оживляла наши женские посиделки.

Я очень сожалела о том, что Фаиза была старше моего сына, потому что думала, что Абдулла мог бы страстно полюбить ее, если бы ему представилась такая возможность.

Красивая, разумная и очаровательная Фаиза училась в женской школе при университете в Эр‑Рияде. Она проходила подготовительный курс стоматологии. Она мечтала об открытии детской стоматологической поликлиники.

Фуад признался как‑то, что, несмотря на то, что он хотел дать ей образование, в жизни ей вряд ли придется применить полученные знания и навыки. Он с гордостью объявил Кариму, что с завершением образования дочь будет выдана замуж в одно из богатейших семейств. Уже прошли предварительные встречи, и у Фуада на примете имелись три влиятельные семьи. Когда дочь закончит обучение, он позволит ей на оговоренных условиях встретиться с каждым из трех молодых человек, чтобы девочка могла сама выбрать своего суженого.

Когда Карим рассказал мне о планах Фуада, я почувствовала огромную радость, подумав о том, как же далеко мы продвинулись с поры моей юности! Ни одной из моих сестер не было предоставлено право самим выбирать себе мужей. И Сара! Кто из нас мог забыть кошмар, который пришлось пережить ей во время первого брака с порочным человеком. Ей было всего шестнадцать лет, когда наш отец заставил ее выйти замуж за мужчину, который был старше ее на сорок четыре года. Он был очень богат и имел деловые отношения с отцом. С Сарой, услышавшей о новости, приключилась истерика. Она умоляла отца проявить милосердие и отменить свадьбу. К огорчению, никто, даже наша мать, не смог заставить его одуматься. Но случилось так, что Саре было позволено развестись с ним после того, как она предприняла попытку самоубийства. Моя сестра, выходя замуж, была еще невинным ребенком, который ничего не знал ни о мужчинах, ни об их сексуальных аппетитах. И муж подвергал ее самым жестоким половым сношениям и надругательству. Это был трагический союз, оставивший жестокий след в судьбе моей сестры и едва не стоивший ей жизни,

В моей семье я оказалась единственной девушкой, которой было предоставлено право встретиться со своим будущим мужем до того, как он стал спутником жизни. Это решение было вызвано лишь энергичными действиями строптивой девчонки да решимостью любопытного ухажера.

Когда я впервые узнала о том, что стану супругой своего двоюродного брата, я позвонила его сестре и наврала ей, сказав, что серьезно пострадала в результате несчастного случая с химическими веществами. Едва ли в нашей стране найдете вы еще что‑то, что ценилось бы так же высоко, как женская красота. Нарочно распущенный мной слух (чтобы отменить помолвку) привел к специально организованной по этому поводу встрече с группой родственниц этого кузена. Женщины осмотрели меня так, словно я была верблюдом на базаре. Моя реакция была неописуемой. Я бросалась на них и кусалась до тех пор, пока они не обратились в бегство. Когда Карим услышал о моем поведении, он настоял на личной встрече со мной. К нашему счастью, мы понравились друг другу, иначе кто знает, что еще могло произойти.

Теперь мужчина, выросший в условиях максимальной строгости, спокойно говорил о том, что собирается предоставить своей дочери возможность принять участие в выборе будущего мужа.

Как порадовало меня это известие!

Однако я не слишком долго радовалась, потому что знала, что женщины в моей стране все еще были не более чем политической или экономической наградой. Тем не менее я успокаивала себя тем, что маленькая личная победа, одержанная в борьбе, непременно приведет к нашей общей большой победе!

***

И что! Все мечты Фуада о будущем дочери рассыпались в прах. Его единственнная дочь, женщина поразительной красоты, руки которой добивались богатейшие мужчины моей земли, убежала с нищим палестинским беженцем!

– Как это случилось? – спросила я мужа.

С помощью юриста и информации, собранной Самией, Каримом и Фуадом, была воссоздана драма двух влюбленных.

Несколько недель спустя после того, как Джафар начал работать в фирме Фуада, в контору зашли члены семьи Фуада, чтобы подписать кое‑какие бумаги. Фуад вошел в долю нескольких довольно крупных предприятий за границей и кое‑какие из них хотел оформить на имена своих детей.

На Джафара возлагался канцелярский аспект работы с документами. По прибытии семьи Фуада их провели в кабинет Джафара, где молодому человеку нужно было получить все необходимые подписи. Согласно мусульманской традиции лица Самии и Фаизы были закрыты. Но, чувствуя себя в полной безопасности в закрытом помещении и в присутствии доверенного работника, обе женщины сочли возможным откинуть с лиц чадру, чтобы прочитать бумаги и поставить подписи.

Теперь в пылу спора Самия смутно припоминала, что Джафар и ее дочь слишком долго рассматривали друг друга. Самии со свойственной ей добропорядочностью и в голову не могло прийти связать как‑то взвинченное состояние ее дочери и криво поставленную подпись с буйством невероятных фантазий, что взыграли в ее ребенке.

Тогда она смотрела и слушала, ничего не видя и не слыша.

Этот красивый молодой человек, Джафар, предложил им чаю, и Самия заметила, как дочь с благодарностью принимала, его ухаживания, как руки их слегка соприкоснулись при невинном обмене чашками с чаем. Она сказала мужу, что тогда эти прикосновения показались ей случайными.

Карим рассказывал, что Фуад начал ругаться и оскорблять жену, обвиняя ее в случившемся, говоря, что все мужчины от природы негодяи и что ей, матери невинной девочки, следовало угадать порочную душу Джафара! Фуад простонал, заявив, что Джафар оказался не кем иным, как человеком, державшим за пазухой камень!

Самия больше ничего не могла вспомнить, за исключением, пожалуй, того, что в присутствии Джафара дочь казалась раскрасневшейся и слегка возбужденной.

Множество деталей было известно личной служанке Фаизы, филиппинке по имени Конни. Карим и Фуад тщательно допросили ее. Мужчины обнаружили, что хитрость влюбленных не знала границ. Из слов Конни стало ясно, что инициатива в этом деле принадлежала не Джафару, а дочери Фуада.

Конни сказала, что Фаиза влюбилась с самого первого дня. Эта любовь изнуряла девушку, она не могла ни есть, ни спать. Разрываемая между преданностью семье и половым влечением к Джафару, Фаиза призналась служанке, что любовь одержала над ней победу. Она либо получит Джафара, либо никого другого.

Конни добавила, что никогда еще не видела, чтобы девушка до такой степени потеряла голову из‑за мужчины.

Зная о планах родителей Фаизы относительно своей дочери, Конни оказалась в незавидном положении. С одной стороны, она не могла сообщить правду о своей молодой госпоже, но, с другой стороны, она понимала, что должна сделать это. Конни клялась, что не раз напоминала Фаизе о том, что девушка из богатой саудовской семьи, близко связанной с аль‑Саудами, не должна связываться с палестинским клерком.

Такая ситуация могла привести только к несчастью.

Будучи всегда критично настроенной по отношению к нашему обществу, в котором господствовали мужчины, я думала, на кого же можно было возложить вину за случившееся. Размышляя о запретительном характере наших социальных обычаев, я перебила Карима и сказала ему, что пришла вот к какому выводу: такая острая реакция Фаизы на красивого, обаятельного молодого человека стала насмешкой над нашей системой. Осипшим от волнения голосом я заявила, что будь у мужчин и женщин больше возможностей видеться в нормальных условиях, то такие взрывы любви с первого взгляда были бы куда более редкими.

Несмотря на мою веру в то, что сильное влечение может перерасти в настоящую любовь, как это произошло с моей сестрой Сарой и ее мужем Асадом, тем не менее я думаю, что такой счастливый конец случается довольно редко. Когда жизнь полна строгих социальных ограничений и молодые люди противоположных полов почти не имеют возможности встречаться просто друг с другом в обществе, то ими быстро овладевают спонтанно вспыхнувшие чувства, что зачастую заканчивается ужасными личными трагедиями.

С раздражением во взгляде Карим заметил, что покинет комнату, если я буду продолжать перегружать беседу своими хорошо известными теориями относительно подчинения женщины в саудовской культуре!

Абдулла с мольбой во взоре посмотрел на меня, глаза его просили меня не устраивать сцены. Ради сына я согласилась замолчать.

Карим, явно довольный, продолжил описание драмы.

Фаиза, говорившая Конни, что сердце ее жаждало любви, знала также, что и Джафар влюбился в нее, но ввиду своего низкого по отношению к ней положения испытывал неловкость. Она боялась, что он никогда не сделает первого шага.

Фаиза набралась храбрости и позвонила ему в офис, попросив встретиться с ней, пообещав при этом, что ее семья никогда ничего не узнает.

Джафар, признав, что ни одна женщина еще не производила па него такого впечатления, однако от такого соблазнительного предложения отказался, спросив девушку, что хорошего можно было бы ожидать от временного блаженства, которое рано или поздно кончится, а когда это случится, то потеря превратится в невыразимую душевную муку.

Фаиза с радостью сообщила Конни, что Джафар попался и что она была совершенно уверена в том, что в ближайшее время он согласится на встречу с ней. Их телефонные беседы накалялись от страсти, Джафар уверял ее, что если он получит ее, то уже никому никогда не отдаст. Его слова были приятны для ее слуха!

Фаиза продолжала настаивать на своем. После двух недель телефонных переговоров, становившихся с каждым разом все более интимными и еще больше раздувавшими занявшийся пожар, решимость Джафара несколько ослабла. Они договорились встретиться у Аль‑Акарийя, крупного торгового центра Эр‑Рияда.

Наконец Фаиза, скрытая под чадрой, одевшись как родственница Джафара, шла рядом с мужчиной, о котором так мечтала. Пара, ближе узнавая друг друга, переходила от магазина к магазину. Они ни у кого не вызывали подозрения, потому что араб рядом с женщиной, лицо которой скрывала чадра, был довольно заурядным зрелищем на улицах нашего города.

В их прогулках было что‑то противоестественное, но зайти в ресторан, чтобы посидеть вместе и съесть чего‑нибудь, они боялись, потому что рестораны, как им было известно, находились под особо пристальным вниманием со стороны энергичных и хорошо нам всем знакомых комитетов морали, охотящихся за людьми любых национальностей, живущими в Саудовской Аравии.

В состав этих комитетов входят грозные мужчины, которые любят внезапно окружать рестораны и закусочные, нарушать их покой и проводить среди посетителей проверку документов. Когда же оказывается, что находящаяся в ресторане парочка не состоит друг с другом в родственных или брачных отношениях, испуганных людей берут под арест и препровождают в городскую тюрьму, щедро награждая по дороге тумаками. Последующее наказание зависит от национальности «преступников». Провинившиеся мусульмане за свое антисоциальное поведение подвергаются порке, а немусульмане попадают в тюрьму или высылаются из страны.

Вначале Джафару и Фаизе нужно было привыкнуть к ситуации.

По прошествии какого‑то времени Джафар нашел квартиру, любезно предоставленную ему ливанским приятелем, где они могли спокойно оставаться наедине. Поскольку Фаиза, будучи женщиной, не имела права сама управлять машиной, ей пришлось довериться семейному водителю. Понимая, что его причастность может закончиться депортацией или еще чем похуже, Фаиза положила конец его колебаниям, предложив крупную сумму денег.

Их непреодолимое влечение друг к другу переросло в большую любовь. Влюбленные поняли, что любить кого‑либо еще уже не смогут. Джафар предложил Фаизе стать его женой. Потом, когда они собирались с духом, чтобы признаться в своих чувствах своим семьям, случилось непредвиденное. Один из богатейших людей Саудовской Аравии обратился к Фуаду с просьбой выдать красавицу Фаизу замуж за его старшего сына. Обстоятельства вынудили Фаизу согласиться. Но Фуад заявил, что предполагаемый жених ей не пара.

– Сколько времени я трудилась над тем, чтобы построить идеальные отношения, которые отец готов с такой легкостью разрушить! – плакала Фаиза, жалуясь Конни.

Доведенные до отчаяния влюбленные решили бежать из страны.

Фуад был обманут, а честь его запятнана, теперь ничто не могло остановить его в поисках, единственной дочери!

Зная, как трудно в Саудовской Аравии женщинам путешествовать без сопровождения, я спросила:

– А как Фаиза смогла выехать за пределы королевства одна?

– Она и не выезжала, – ответил Карим, – одна.

Мне было приятно услышать, что такой грех, как путешествие без сопровождения, Фаиза не совершила. Наша религия запрещает женщинам ездить без сопровождения мужчины, члена семьи. Этот запрет непосредственно вытекает из слов самого пророка, сказавшего: «Та, которая верит в Аллаха и Последний День (имеется в виду День Суда), не должна одна совершать передвижений на расстояние, превышающее при нормальной скорости день и ночь пути, без сопровождения махрама».

Махрамом называется любой родственник женщины, который не может стать ее мужем, например: отец, брат, дядя, племянник, отчим, свекор или зять. С мужем ей также разрешается путешествовать.

Оказалось, что у Фаизы есть талант к обману. Она сказала родителям, что в сложившейся обстановке нуждается в отдыхе. Она намекнула матери, что сможет дать положительный ответ на предложение о замужестве только в том случае, если получит небольшой отдых. Она подумала и решила, что с большим удовольствием навестила бы свою замужнюю кузину, проживавшую в Дубае. Разве не имеет она права воспользоваться уикендом прежде, чем даст согласие на брак?



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: