– Тебе чего, старый? – она повернулась и уставилась на него взглядом выражающим раздражение и вопрос.
– Почему тебя так называют? – дрожащим голосом спросил Андрей.
– Чего? – нахмурилась молодая амазонка.
– Почему тебя называют Пчелка? Тебя мама так называла? Верно?
– Ты меня достал уже, – она вытащила из кармана куртки газовый баллончик.
– Постой! Ведь правильно? Пчелка потому что Уля… Это как улей. А Уля, потому что тебя Ульяна зовут! Ведь так?! Ульяна! А маму звали Ольга! Ты очень на нее похожа! Правильно?!
– Ты кто такой? – выдохнула девица, опустив свое газовое оружие.
– Неужели ты не помнишь меня? Я отец твой!
Амазонка смотрела на него с сомнением, злостью и какой-то растерянностью. Копалась в воспоминаниях своего детства и медленно, едва заметно качала головой.
– Ты помнишь дядю Юру, соседа нашего и друга? – продолжал Андрей, показав на недоумевающего Алексеева. – Помнишь как перед тем как я и дядя Юра полетели в космос, мы вместе с мамой и Юриной женой, тетей Мариной ходили в парк на аттракционы?
– Отец, – прохрипела Ульяна. – А я все думала, кого ты мне напоминаешь… Какой же ты старый стал…
– Доченька, милая, – по щекам Макарова потекли слезы. – Как я счастлив, что встретил тебя. Ребята! Он обернулся к своим товарищам. – Это дочка моя! Я нашел ее! Юра! Ты разве не помнишь крошку Ульяну? Посмотри, как она на Оленьку мою похожа стала!
– Я лица своей жены даже не помню уже, – вздохнул Алексеев.
Сквернослов, стиснув зубы и поджав окровавленные от побоев губы, смотрел на девушку. Судя по выражению его лица, Вячеславу было абсолютно наплевать на то, кто она. Для него было важно лишь то, что совсем недавно она радостно визжа, наносила ему удары своими ногами.
Сама девушка выглядела растерянно. Она не знала, радоваться или нет тому, что перед ней возник отец. Она, возможно, стыдилась своего поведения в свой прошлый визит в этот подвал. Сложно было разобрать, какие мысли роются в голове Пчелки, но с ней явно что-то происходило. Она даже не обратила внимания, как позади нее открылась дверь и в помещение вошла Пентиселея и с ней две вооруженные амазонки.
– Пчелка. Пчелка! – окрикнула она свою послушницу.
Ульяна обернулась.
– Наставница!
– Почему ты задержалась? Кинь этим животным объедки и все. Почему ты еще не ушла? – наставница строго на нее взглянула.
– Среди пленников мой отец! – воскликнула она. В ее возгласе был и вопрос, как ей теперь быть.
– Вот как? – нахмурилась старшая амазонка, встав рядом с девушкой. – Кто из них?
– Вот, – молодая амазонка указала рукой.
– Ясно. А ну выведите его из клетки, – приказала Пентиселея своим вооруженным спутницам.
Никто не пытался предпринять попытку освободиться, когда дверь клетки снова открылась. Ведь сейчас казалось, что они могут освободиться благодаря такой счастливой встрече. Или, по крайней мере, мог освободиться Макаров.
Андрей попытался сделать шаг к своей дочери, но амазонки, ударив его по ногам, заставили повалиться на колени. Наставница зашла Пчелке за спину и, взяв ее рукой за кадык, стала тихо говорить:
– Послушай меня, маленькая. Ты, мне кажется, забыла, что у нас нет отцов, нет братьев и нет сыновей. Мы – амазонки. Понимаешь? Мужчины это животные. Мужчины это похотливые скоты, которым надо от нас только одно. Им чуждо созидание. Они могут только разрушать. Мужчины придумали оружие. Мужчины его развивали. Мужчины придумали атомную бомбу. Мужчины ее применили. А теперь вспомни, что твой отец бросил вас. А что было потом? Пришли другие мужчины и насиловали твою мать у тебя на глазах. А потом они насиловали и тебя, четырехлетнюю крошку. Они забили твою мать до смерти. Увели тебя в рабство. А где твой отец был? Мужчины называли себя сильным полом и, для них было проявлением в высшей степени мужской силы, отпускать шуточки по поводу наших менструаций, походки беременной, и всего того, что нас отличает от этих мразей. Они сильный пол? Но они не стремились защитить нас. Тех, кого считали полом слабых. При первой возможности остаться безнаказанным они брали нас силой. Они рвали нас. Унижали. Это сила? Нам ничего не надо от мужчин. Только их семя, для продолжения нашего рода. Так что подбери свои эмоции, скомкай их как туалетную бумагу. Брось под ноги и растопчи. Ты – амазонка. Ты – ведьма. Ты – стерва. Мы не возьмем семя этого ничтожества, которого ты назвала отцом. Оно нам не нужно. Если у тебя родится сестра, это хорошо. Но если родится брат? У нас нет братьев, нет отцов, нет мужей и сыновей. Но в тебе снова могут зародиться мерзкие ростки сомнения в правильности нашего пути и идеологии. Так нельзя деточка. Это губительно для нашего царства. Это губительно для всех нас. Это смерть для тебя. Если ты хочешь расшатать общину вдруг проснувшимися и, поверь мне, совсем не нужными родственными чувствами к мужику, ты умрешь вместе с ним. Но если ты хочешь жить, умрет он один. Я пойду тебе на встречу, и позволю тебе проявить милосердие к нему. Мы не будем резать его живьем, как это обычно делаем. Ты сама лишишь его жизни. Но быстро и безболезненно. Гуманно. Пулей в голову. Он не познает таких мук, которые ждут его подельников. И мы его похороним, а не скормим в нашем зверинце. Каков твой ответ?
– Но он же мой… – сквозь слезы начала говорить Пчелка.
– Это неправильный ответ, девочка. – Щелкнул предохранитель пистолета и, Пентиселея приставила оружие к виску девушки. Она сильнее сжала кадык Ульяны. – Это очень неправильный ответ.
– Послушай, дочка, – дрожащим голосом заговорил Макаров, – Если это спасет тебе жизнь, то стреляй в меня. Слышишь? Прости, что я не оказался рядом, когда на вас обрушилась беда. Прости. Убей меня и живи. Я умру спокойно. Ведь я знаю, что моя деточка жива. А большего мне не надо.
– Наставница… – прохрипела Пчелка, – Дай мне хоть поговорить с ним. Я двадцать лет его не видела…
– НЕТ!!! Нет, дрянь ты такая! Я знаю, что потом твои сомнения усилятся, и ты предашь нас! Сейчас решай или умрете вместе прямо здесь!
– Соглашайся! – воскликнул Макаров.
– Я согласна, – прошептала девушка.
Наставница вытащила из пистолета обоиму и вложила его в руку послушнице.
– Там один патрон, деточка. Захочешь убить меня, или кого-то из сестер, умрешь все равно. Помни, самоубийство несвойственно женщинам. Самоубийство, как любое разрушение, путь мужчин. Женщина никогда не пойдет на самоубийство. Никакие цели. Никакие идеалы. Женщина сильна инстинктом самосохранения и способностью выживать. Это наш путь.
Ульяна медленно подошла на два шага к Макарову…
– Нет! Не делай этого! – закричал Алексеев.
– Черт вас возьми! Можно же как-то договориться! – вторил ему Яхонтов.
– Заткнитесь, ничтожества, – презрительно бросила Пентиселея.
– Не бойся… – прошептал Андрей.
Это были его последние слова. Раздавшийся выстрел оборвал космонавту жизнь. Его тело завалилось на спину от удара пробившей лоб пули.
– Нет! – закричал Юрий.
Андрей не просто был его коллегой и другом. Они прошли через невероятные испытания, которые невозможно себе вообразить. Они прошли долгий путь, держась всегда вместе. Они исколесили полмира ради призрачных целей, которые казались им самым главным, что может быть в жизни. И теперь Андрей Макаров умер. Так просто, нелогично и глупо. И страшно. От руки собственной дочери…
Она стояла молча. Прикрыв глаза. На лице не дрогнул ни один мускул. Она сделала свой выбор. Наставница резко развернула ее к себе лицом и влепила звонкую пощечину.
– Это тебе за то, что колебалась, сучка. За сомнения твои. За твои чувства. Сегодняшнюю ночь проведешь в моей спальне, дрянь. Буду тебя воспитывать. – Пентиселея говорила пугающе спокойно. Но еще больше пугала покорность и какая-то зомбированность Ульяны.
– Да, наставница…
В подвал ворвалась еще одна вооруженная амазонка. Вид у нее был очень возбужденный. Она бегло окинула помещение взглядом и обратилась к старшей.
– Пентиселея! – Кажется, прояснилась ситуация с Минервой и Лерой.
– Что там? – наставница уставилась на нее.
– Ахиллес!
– Не может быть! Так, сестры, уберите отсюда труп! – наставница бросилась к выходу.
Амазонки подхватили мертво тело Андрея Макарова и потащили следом. Последней вышла, идущая медленной поступью, глядя на полосу крови своего отца, остающуюся от волочимого тела, молодая амазонка Ульяна.
Корзина таки и осталась стоять у клетки нетронутой. Юрий сел на пол и тихо плакал, не в силах поверить в гибель своего единственного оставшегося в этом мире близкого человека. Варяг продолжал сживать побелевшими кулаками прутья решетки. Вячеслав грустно смотрел на Алексеева и тихо бормотал:
– Дайте только до них добраться… Я им устрою…
– Неужели все это не сон? – вздохнул Николай.
Холод продолжал хлестать пленников ознобом. А на полу лежали разбросанные карты с голыми девицами и тянулась к двери бурая лента крови их товарища, который еще несколько минут назад был жив и не знал, сколько времени ему уготовано судьбой до того момента, когда все для него закончится раз и навсегда.
АХИЛЛЕС И ПЕНТИСЕЛЕЯ
– Жизнь полна потерь. И тебе не меньше это известно чем мне. Я тоже потрясен и скорблю вместе с тобой. Но нам надо выжить и довести наше дело до конца. Понимаешь?
Николай проснулся и взглянул на говорившего Варяга. Тот сидел на полу рядом с Юрием и пытался его утешить. Алексеев молчал и смотрел на засохшие пятна крови на полу и хмурился, стиснув зубы. Слабость, вызванная недавним ранением, склонила Васнецова в дремоту, но долго спать он не мог из-за холода. И теперь, проснувшись, он чувствовал разочарование. Ему ничего не приснилось. Не было девушки-Раны. Не было никаких новых откровений. Этот был сон без сновидений. Как сон мертвеца. Может, его судьба предрешена, и он вскоре умрет, как и его товарищи? Может, поэтому ему ничего не приснилось? Земля-Рана покинула его, поняв, что он уже не в состоянии ей помочь, так как обречен.
– Как думаешь, Славик, нам конец? – спросил Николай у брата.
Тот кряхтел от ушибов и побоев и морщился от злобы и боли.
– Черта с два. Я еще побарахтаюсь. Будут нас убивать, порву хоть одну. Твари.
В окнах под потолком уже стемнело. Вот и прошел еще один день и эта чернота в крохотных прямоугольниках мутного, потрескавшегося и перетянутого скотчем стекла, как и холод в подвале, были словно предвестниками скорой смерти, которая уже ждет за порогом той ржавой, скрипучей двери.
Васнецов взглянул на эту дверь и она, словно повинуясь какой-то нечаянно отданной им мысленной команде, издав жуткий и угрожающий скрип, открылась.
Пленники ожидали увидеть кого угодно. Пентиселею. Пчелку. Группу пьяных амазонок, предвкушающих свальную оргию со смертельным исходом…
Но только не того, кто вошел в подвал. И не с завязанными глазами. Не как пленник. Людоед шел к клетке, держа руки в карманах своего черного мундира. Шинели на нем не было. Однако на голове как обычно, черный берет со знаком радиоактивности вместо кокарды.
Яхонтов вскочил и схватился за решетку.
– Какого хрена, Илья?! – зарычал он. – Что здесь происходит, и как ты тут оказался?!
– Тихо брат. Не торопись, – спокойно ответил Крест, разглядывая пол со следами свежей крови и разбросанными картами.
Следом за ним вошли две вооруженные амазонки, которые встали по обе стороны от двери, и наставница по прозвищу Пентиселея.
– Ба! – с вызовом захлопала она в ладони, – Сам великий Ахиллес к нам пожаловал! Я потрясена твоим безрассудством, которое ты, наверное, считаешь за смелость! Уж после того, что ты сделал.
– Здарова, гадина, – ухмыльнулся Крест, обернувшись, – Почему не ты вела переговоры, а прислала какую-то тупую овцу, которая двух слов связать не может? Я рассчитывал пообщаться с какой-нибудь стервой поважней. А большей стервы на этой планете не сыскать. Кстати, мне очень понравилось как твои воительницы меня обыскивали. Пусть еще пару раз обыщут, вдруг я где ножичек припрятал.
– Оставь свои шуточки, ничтожество, – скривилась Пентиселея. – У тебя статус не тот, чтобы с тобой переговоры королева вела. Мне бы отправить на переговоры с тобой, больную крысу, но уж извини. Не оказалось под рукой. А так, вонючая крыса, самый твой уровень.
– Ишь ты. А кто только что меня назвал великим Ахиллесом?
– Да ты не обольщайся. Подонок он и есть подонок. А ты самое оно.
– Да я хуже, чем подонок. И не скрываю этого. Ладно, – Крест покачал головой, – Любезностями обменялись. Теперь может, к делу перейдем?
– Ты лучше объясни, как у тебя наглости хватило явиться сюда? Ты же прекрасно знаешь, что мы уже много лет за твоей поганой головой охотимся. С тех самых пор как ты нашу основательницу и ведунью, Ирочку Листопад убил. Как ты посмел сюда припереться, да еще оскорбления свои мужицкие сыпешь и требования какие-то выдвигаешь?
– Во-первых. Наши былые разборки между мной и Ириной Листопад никого кроме нас двоих не касались. И не касаются. Если вы так скорбите по ней, то почему у нее могила не ухоженная? Во-вторых. Я пришел с белым флагом. Я парламентер. А ты знаешь правила. И эти правила в этом городе соблюдают все. Парламентер неприкосновенен. Все эти правила чтят. Даже бандиты, терминаторы и душманы. Даже сектанты проклятые. И ты знаешь, что если вы эти правила нарушите, то через три часа здесь будут и казаки и «Ирбис» и сталкеры и националисты и еще бог знает кто. Им только повод дай. А самый лучший повод, это убить парламентера. Убить парламентера, более тяжкое преступление, чем шляться по метро. У тебя еще будут вопросы по поводу моей наглости?
– Ну ладно. Допустим ты парламентер. Только имей ввиду, смертный приговор тебе тут никто не отменял. И при первой возможности…
– Да при первой возможности я сам ваш поганый курятник вырежу.
– Посмотрим. И с чем ты пожаловал к нам, Ахиллес?
– Я уже давно не Ахиллес. Меня уже много лет вся Москва знает как Людоеда. А пришел я за вашими пленниками. Ясно?
Пентиселея ухмыльнулась и покачала головой.
– А с чего ты думаешь, что я пленников тебе отдам? Они наш трофей и у нас свои планы на их счет.
– Я твои планы обломаю малость. Ваш патруль у меня. Минерва, Лера и Марго. Это вы их не дождались, верно? – настала очередь ухмыльнуться Людоеду.
– Три сестры за четверых твоих козлов? Неравноценный обмен…
– За пятерых. Где пятый? – Крест нахмурился.
– Эти суки Андрея убили! – крикнул из клетки Сквернослов.
– Пасть закрой! – рявкнула Пентиселея, обращаясь к Вячеславу.
Крест шагнул к амазонке и угрожающим тоном произнес:
– Что это значит?
– Твоего друга убила его дочь. Одна из моих послушниц. Это их семейные разборки и наших переговоров не касаются.
– Да врет она все! – снова крикнул Вячеслав. – Это она все подначивала!
– Я сказала, заткнись!
– Нет, зайка, так дело не пойдет, – со злобой в голосе прошипел Людоед. – Их разборки или нет, но он погиб у тебя в плену. Теперь решай, кто из твоих трех шавок, что я в плен взял, умрет, отдав свою жизнь за его.
– Ты не посмеешь…
– Я посмею. Я самое отвратительное существо на этой долбанной планете. Я еще как посмею. И ты это знаешь. И еще. Я вижу, что один из моих товарищей избит сильно. Это значит, я убиваю одну пленницу за Андрея Макарова. А еще одной, за побои, причиненные моему другому товарищу, я отрезаю ухо и рублю нахрен указательный палец.
– Ты совсем озверел?! – воскликнула старшая амазонка.
– Я Людоед, деточка.
– Да ты кем себя возомнил, ублюдок?! Я сейчас прикажу прирезать и тебя и твоих подельников и разговору конец! И пусть приходят потом, кто хотят. Отобьемся! Не впервой!
– Да ты погоди, зайка, не суетись. Расклад таков. Вас тут тридцать две особи. Так? Это без тех дурочек, что в плену у меня. Сколько сейчас человек ждут моего возвращения и смотрят на ваш домик в прицелы, тебе не ведомо. Второе. В Балашихе, на Заречной улице у вас база. Питомник для поросят и кроликов с курями. Оранжереи всякие и самое главное. Ясли. Сколько там будущих стерв у вас на воспитании? Пятнадцать? А взрослых около сорока. Верно? Вот теперь напряги свое воображение и представь, что с ними будет, если я отсюда не выйду. А потом можешь убивать, если мозгов нет.
– Это тебе пленницы рассказали? Ты пытал их, скотина?
– Ну, я не склонен называть это пытками. Но они мне очень много рассказали. – Улыбнулся Крест.
– А ты не думаешь, что они обманули тебя?
– Я спрашиваю так, что врать при этом трудно, – он подмигнул амазонке. – Не надо меня недооценивать. Ирина меня недооценила, думая, что мое благородство не позволит мне ответить на ее давление. Она думала, что смиренно приму от нее все удары. Вы ведь все так любите поступать. Давите тех, кто по глупым идеалистическим причинам не в силах вам ответить. Но я сам удавил в себе благородство. Благородство, удел слабых и убогих. Ты прекрасно знаешь, на что я способен теперь. Так что не надо меня недооценивать.
– Блефуешь, Ахиллес, – прорычала Пентиселея.
– Хочешь проверить? – Людоед еще ближе подошел к ней и стал что-то шептать.
Николай понял, что Илья не хотел, чтобы его кто-то слышал кроме этой амазонки. Но сам Васнецов, с детства играющий на гитаре, обладал отменным слухом. И он отчетливо расслышал слова Людоеда:
– Я сжег миллионы людей. Неужели ты думаешь, что у меня возникнут колебания при мысли о том, чтобы вырезать ваш поганый выводок?
– Мразь, – презрительно бросила она.
– Конечно мразь, – кивнул Крест, – именно поэтому ты должна быть уверена в том, на что я способен.
– Мне нужно подумать. Ты не просто требуешь отдать тебе пленников. Ты хочешь забрать жизнь моей послушницы и покалечить другую. Мне нужно подумать.
Илья достал из кармана часы и взглянул на них.
– Думай быстро. Пятнадцать минут у тебя. Потом поздно будет для нас обоих.
– Ладно, – угрюмо бросила Пентиселея и направилась к выходу.
Людоед проводил ее взглядом. Затем посмотрел на оставшихся у дверей стражниц. Подмигнул им и усмехнулся. Затем подошел к клетке.
– Варяг, вот ты вроде умный мужик, объясни, какого рожна ты тут оказался? Я же сказал сидеть как мыши у гаражей и ждать меня. Сказал вам, бойтесь листопада. И вот тебе здрасьте. Сидите в клетке как макаки.
– Тебе, Людоед, в морду дать надо, – ответил Яхонтов.
– О как. Ну, спасибо брат.
– Я тебе не брат, черт тебя дери. Почему ты не объяснил нам, что за листопад такой? Взял и слинял с этой Нордикой.
– Я вам сказал достаточно. Вы же какого-то черта поперлись в ловушку. Дай угадаю. Наверное, услыхали, как какая-то баба на помощь зовет? И, наверное, наш благородный рыцарь Васнецов кинулся на помощь. Вы как из гаражей вышли, так вас дозор ихний в бинокли срисовал и начал манить. Так?
– Так да не так. Коля тут не при чем. Это я пошел на зов о помощи, – ответил Яхонтов.
– Да? Так значит это ты лоханулся? Вот от тебя такой глупости не ожидал.
– А ты как бы поступил, если бы кто-то звал на помощь?
– Прошел бы мимо с невозмутимым выражением лица, – улыбнулся Крест.
– Другого, я от тебя не ожидал. Но мы не такие как ты, слава богу.
– Не такие. Именно поэтому вы в клетке. Именно поэтому Макаров мертв а Славик побитый как собака.
– Сам ты собака, – огрызнулся Вячеслав.
– Что у тебя за дела с этими стервами? – спросил Варяг.
– Никаких дел. Мы злейшие враги. – Людоед пожал плечами.
– А чья могила у дуба была? – заговорил Николай. – Этой? Ирины Листопад?
– Это никого не касается.
– Опять секреты и недомолвки? – поморщился Яхонтов. – Это уже раздражает, знаешь ли.
– Это действительно не имеет значения для нашего дела. Так что больше не касаемся этой темы.
– А крест ты зачем сломал? – продолжал Васнецов.
– Крест, это я. Все я сказал. Закрыли тему. – Разозлился Илья.
– Ну ладно, каков твой план?
– Значит так. Королева пошла, разобраться, что происходит вокруг этого лагеря. Через минут пятнадцать, что я ей дал, она поймет, что никто базу не окружил и я тут один. Тогда она спуститься сюда, и начнет стебаться, как это они любят. Будет упиваться своим превосходством… Они далеко не сразу с нами расправятся.
– Погоди, так это… Ты действительно блефовал? Ты что псих что ли?
Людоед обернулся на амазонок. До них метров двадцать. Едва ли они слышат.
– Тише, Варяг. Скоро на эту базу нападут. Когда я вам кину ключи, откройте клетку, но ни в коем случае не выходите из нее.
– У тебя есть ключи?
– Нет. Но думаю, будут.
– Как?…
Дверь заскрипела и в подвал снова вошла Пентиселея. Она медленно, но уверенно вышагивала в сторону Людоеда. Взгляд ее был не таким как четверть часа назад. Взгляд ее сверкал хищнической злобой и предвкушением расправы. Она улыбалась одним уголком рта и делала движения губами, подбирая лучшую фразу для момента.
– Ахиллес, Ахиллес, – покачала она головой. – Ты меня окончательно разочаровал. Ты такой же тупой как все мужики. Тупой и неоригинальный. Мои разведчицы проверили все на два километра вокруг. Никого. Только в гаражном обществе трактор какой-то, на котором, наверное, вы и приехали. Как ты мог додуматься в одиночку пытаться спасти своих дружков да еще сам угодил в ловушку? – амазонка засмеялась. – Ну ты и дурак!
Людоед медленно стянул с головы берет и улыбнулся, отойдя от клетки и приблизившись к амазонкам.
– Однако твои девочки все-таки у меня в плену, – сказал он.
– А теперь это дело нескольких минут, узнать, где ты их держишь. Я не склонна называть это пытками, но на вопросы мои ты ответишь, скотина.
– Да я и так скажу, – пожал он плечами. – Я их связал и в снежной норе спрятал у дуба, где Листопад похоронена. Только не торопись отправлять туда своих девочек. К пленницам бомба привязана, а обезвредить ее только я смогу.
– Опять блефуешь? – засмеялась Пентиселея.
– Ну, неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что пришел сюда, не имея козыря в рукаве?
– Да. Я так думаю. Ты мужик, а значит тупица. Хотя конечно это в характере мужчин, привязать к беззащитной женщине бомбу.
– Это, с каких пор твои боевики беззащитными женщинами стали?
– А наша непримиримая воинственность, лишь ответ на мужской беспредел и насильнические амбиции. Видишь уродство на моем лице? Это ведь не ожог от вспышки ядерного взрыва и не поражение кожи радиацией. Много лет назад. Перед ссудным днем, один ревнивый ублюдок плеснул мне в лицо кислотой. Потому что он был ничтожеством. Как и ты, что берешь в плен женщин и привязываешь к ним бомбу.
– Женщин я в плен не беру. И с женщинами не воюю. Я борюсь со всякой нечистью и скверной. А у нечисти отсутствуют и половые признаки, и национальность и расовая принадлежность. Нечисть – это нечисть. Нечисть, это ты.
– Это мужики все нечисть. Кто как не мужчины создали оружие? Кто придумал атомную бомбу? Кто применил ее? Только мир патриархата способен был закончиться так бесславно. Вам неведомо чувство созидание, ибо это материнская прерогатива. Если бы миром правили женщины…
– То мир утоп бы в крови по любому, – усмехнулся Крест, – Поговаривали, что Маргарет Тэтчер развязала фолклендскую войну из-за менструального невроза. Можем еще вспомнить тетушку Мадлен, которая инициировала наравне с кровожадными мужиками геноцид сербов. А еще эта черная бестия Лиза, которая, наверное, облизывалась, глядя на трупы иракских детей, к гибели которых имела непосредственное отношение. И, кстати, детей Геббельса убил не кто-нибудь, а их собственная мать. Я уже не говорю про десятки миллионов абортов ежегодно в том замечательном довоенном мире.
– Я понятия не имею, о каких женщинах ты говоришь. Небось, сам повыдумывал все эти истории про черных бестий, детей и геноцид. Но в абортах ты как смеешь нас винить? Это из-за мужчин…
– Ну, ясен пень, из-за мужчин. Не из-за женщин само собой, – засмеялся Илья. – Что с тобой разговаривать? У тебя в голове тоже кто-то аборт мозга произвел и теперь там пусто!
– Не испытывай мое терпение, падаль!
– Если бы у тебя были мозги, то ты понимала бы одну простую вещь. Человек у власти определяется по половому признаку лишь визуально. Человек у власти – это есть инструмент воплощения концепции власти. А власть – это возвышение, доминирование и диктат. При любом режиме. Демократия, диктатура или еще что-то в этом роде. Даже при анархии непременно произойдет градация на власть и чернь. Неважно кто придут к власти. Главное что будет запущен маховик подавления и конфронтации. Столкновение интересов и борьба за сферы влияния. Это суть человеческая. Но тебе, корова тупая, это не понять. Твой уровень, это поделить весь мир на фаллосы и матки и офигевать с того, какая ты умная. Окрасить мир в черное и белое и перекладывать ответственность с больной головы на здоровую.
– А ты злишься, – ухмыльнулась Пентиселея. – Ты выходишь из себя. Мне это нравится, черт возьми. Только ты тоже уясни, дурачок, что власть всецело может принадлежать мужчинам, но это лишь иллюзия. Ты бы хоть троянскую войну вспомнил! Женщина всегда имела, и будет иметь неограниченную власть над самцом. Мимолетное кокетство, маслянистый взгляд, игривая улыбка, легкий флирт и мужчина одет в оковы повиновения и рабства. И ты лучше других это должен понимать, выродок! Капитан той подлодки решил не запускать свои ракеты по заданным целям, так как на него нашла меланхолия, вызванная лицезрением фотографии любимой молодой жены. Этого оказалось достаточно, чтобы он не запустил ракеты и вывел свою лодку из войны. Но нашелся на этой лодке другой человек. Который от ревности и осознания собственной ничтожности и недостойности объекта своего обожания, спятил и организовал мятеж против капитана-пацифиста. И он все-таки запустил ракеты и сжег миллионы людей. Уж кому как не тебе это знать, Ахиллес!
На лице Людоеда заиграли желваки. Брови нависли над злобным взглядом. Пальцы Ильи затеребили берет. Казалось, это вызвано сильным нервозом.
– Слушай, Анжела, почему ты взяла себе прозвище Пентиселея? – спросил вдруг он.
– Ну, раз ты считаешь себя таким умным, то должен знать, что так звали королеву воинственных амазонок из античной мифологии.
– Я знаю кое-что из мифологии, – улыбнулся Крест и в его пальцах, теребивших берет, блеснуло метательное лезвие. – Ты не учла одного. В бою, шею амазонской царицы Пентиселеи, пронзило копье непобедимого воина Ахиллеса!
Резкий удар кулаком в кадык. Затем захват. Он сцепил пятерню пальцев на глотке амазонки, которая беспомощно повисла у него в руке, забившись в судорогах и захрипев. Другая рука Людоеда выпустила, берет и метнула лезвие, которое вонзилось прямо в глаз одной из стражниц. Та упала на пол, схватившись руками за лицо, и страшно закричала, дергая ногами. Вторая стражница попыталась выстрелить в Илью из автомата, но он прикрывался королевой. Сам Крест время даром не терял и нащупал в одежде Пентиселеи пистолет. Выстрел пробил голову второй воительнице. Еще один выстрел добил ту, которая была поражена дротиком в глаз. Теперь Людоед со всей силы ударил обессиленное тело захваченной амазонки об пол. Та продолжала хрипеть, испуганно глядя на своего врага и пытаясь глотать ртом воздух.
– Ахиллес убил Пентиселею, сука! – прорычал Людоед, прижав к ее шее пистолет.
Выстрел…
Крест обыскал тело мертвой королевы и швырнул в клетку связку ключей.
– Варяг! Открой клетку! Только не вздумайте выходить! – крикнув это, он бросился к мертвым стражницам. Обыскав их, он собрал все имеющееся при них оружие. Грубо извлек из глазницы своей жертвы дротик, который ловко прятал в жесткой подкладке берета и бросился к клетке.
Николай как завороженный наблюдал за действиями Людоеда, не зная восхищаться ими или ужасаться. Он услышал доносившийся сверху и с улицы шум. Жутки вой, слившихся в единый унисон звериных голосов. Неописуемый визг и раскатистые рычания. Затем выстрелы. Много выстрелов. Женские крики. Пальба становилась все хаотичнее. Крики все более паническими. Вой нарастал.
– Люпусы, – прошептал Варяг. – Сколько же их там?
Он уже открыл клетку и стоял в дверном проеме, когда Людоед кинулся к нему.
– Зайди обратно! – крикнул он и ворвался в клетку, когда Варяг послушно отступил.
Людоед бросил на пол два пистолета, три ножа, биту и один автомат. Другой автомат остался у него в руках. Он бесцеремонно выхватил у Яхонтова ключи и обратно запер клетку, после чего положил связку в карман.
– Ты это зачем?! – Воскликнул Яхонтов.
– Кто-то из вас может попытаться выйти!
– Я не понял!
– Не время объяснять! После! Так, Варяг, бери автомат! Остальные, разбирайте оружие! Теперь отойдите к стене! Поскорее! Сядьте на пол и прижмитесь друг к другу, уткнувшись лицом в свои колени и накрыв голову руками! Поживее! Чтобы не случилось, головы не поднимать! На то, что будет здесь происходить, ни в коем случае не смотреть! Сидите смирно и считайте мысленно. Или сами с собой в города играйте. Главное продолжайте держать под контролем свои мысли и не издавайте звуков! Не шевелитесь! Ничего не делайте, пока не скажу! Кто башку поднимет, получит по носу моим ботинком! Варяг! Ты погоди пока! Целься в дверь и мочи любого кто войдет! Если появятся волки, сразу мордой в калении, руки на голову и думай о чем-нибудь сосредоточенно!
Он не зря сказал об этом. Дверь открылась, и в ней показались две вооруженные амазонки. Едва это произошло, как заговорили автоматы Варяга и Людоеда. Стрельба снаружи и где-то в здании продолжалась, равно как вопли и чудовищный хор пси-волков. Амазонки продолжали рваться в подвал, но казалось, что они вовсе не думали о том, что там их поджидает опасность. Было очевидно, что женщины рвались сюда в поисках спасения. Они были охвачены паникой, и выстрелы пленников были для них полной неожиданностью. Даже на трупы у входа они не сразу обращали внимание.