Буддизм
Буддизм, возникнув как учение на территории Индии в середине I тыс. до н.э. начал проникать в Бактрию. Ранее всего буддийские общины обосновались в Южной Бактрии. Письменные источники и археологические находки (кандагарская билингва Ашоки, надписи на глиняном предмете из Беграма) подтверждают присутствие приверженцев здесь буддизма в середине III в. до н.э.[29] Со II в. н.э. с ним познакомились жители Парфии и, как считают исследователи, он появился в Маргиане[30]. Наиболее благоприятные условия для распространения буддизма в Средней Азии сложились с образованием Кушанского государства I–III вв. н.э.
В центре буддийского вероучения стоит историческая личность его основателя, постепенно, независимо от самого учителя, обожествленная в процессе развития религии и превратившаяся в основной объект культа. Он родился в конце VI в. до н.э. в городе Капилавасту в семье князя из рода шакья Гаутама и получил имя Сиддкхартха. Отказавшись от мира он становится Буддой – “просветленным”, открывает и намечает новую дорогу спасения, создает программу философско-этических норм, выполнение которых позволит избежать скорбей жизни, достичь покоя, познания Нирваны. По легенде, он дожил до глубокой старости – 188 лет, и умер около 486 г. до н.э.[31] Созданная им система, на первых порах только проповедовала нормы морали, идею милосердия, чистоты и любви, воздержания от насилия, аскетизм, возвышенность духа и была достоянием замкнутой общины (сангхи) нищенствующих братьев. Постепенно была разработана не только ее идейная сторона, а также ритуал, обрядовая сторона – т.е. культ. Это раннее направление буддизма получило название “Хинаяна” (“малое колесо”). Оно открывало путь спасения лишь для узкого круга – членов общины-“сангхи”. Сторонники этого первого течения ранее всего проникают в Северную Бактрию и основывают обители – вихара. Храм в Айртаме, ранний храм Дальверзинтепа, буддийские комплексы Каратепа и Фаязтепа в Старом Термезе были основаны буддистами школы махасанкхика, принадлежавшей к Хинаяне[32].
Со временем утверждается буддийская доктрина Махаяны (большого колеса). Буддийская община (сангха) открылась для мирян и превратилась из замкнутого монашеского ордена в организацию, активно вмешивающуюся в мирские дела[33]. Согласно учению Махаяны, буддистом мог стать любой мирянин и даже воин. Идеал же спасения собственной личности был заменен идеалом бодхисатвы, отказавшегося от личного спасения ради спасения других, нуждающихся в его помощи.
При Кушанах появилось большое количество буддийской литературы на санскрите, которая заложила основы теории и практики Махаяны и таким образом заявила впервые о буддизме, как о стройной религии.
Успешная деятельность буддийских колоний и рост числа адептов учения в кушанское время подтверждается и все увеличивающимся числом буддийских сооружений, открываемых археологами в Средней Азии. Здесь известны практически уже все типы культовых памятников буддизма: ступа, святилища, пещерные монастыри и наземные сангхарамы. Особенно много их открыто на правобережье Амударьи. Среди наиболее крупных, в районе Термеза – комплекс I и II вв. н.э. в Айртаме, включавший ступу и кумирню с реликварием и статуей Будды, кельи монахов, подсобные помещения[34]. Буддийская принадлежность раскрытого в древнем Термезе (на Каратепа) полупещерного монастыря-вихары I–IV вв. помимо настенных изображений подтверждается находками надписей на бактрийском, брахми и кхароштхи[35]. Здесь же вблизи Термеза на Фаязтепа открыто наземное сооружение первых веков н.э. – сангхарама, святилище со ступой и скульптурной триадой, изображающей Будду и двух монахов.
При общем распространении Махаяны в Кушанском царстве при Канишке вихара Северной Бактрии с первых веков н.э. основывались приверженцами Хинаяны. Этот вывод подтверждается прочтением буддийских надписей на разного рода предметах (прежде всего на керамических сосудах) принадлежавших монахам. Надписи из Каратепа и Фаязтепа в последнее время пристально изучаются Ж. Фюссманом, который не только подтвердил распространение здесь школы махасанкхика – Хинаяны, но и прочел подлинные названия двух монастырей: Драмила-вихара и Девака-вихара[36]. Монастырские общины состояли как из индийских так и из местных монахов.
Буддийские сооружения, наряду со зданиями иных культов, входили в застройку городов. Так святилище со ступой и скульптурой конца I в. н.э. и III–IV вв. н.э. открыты в Дальверзинтепа, крупном кушанском городе Северной Бактрии[37].
Крайним западным пределом распространения буддизма в Средней Азии был Мерв. В пределах античного города Антиохии в Маргиане (городище Гяуркала) открыт буддийский комплекс первых веков н.э. со святилищем, общежитием монахов, ступой и огромной статуей Будды[38]. Влияние буддизма отмечено и в Хорезме, в частности оно проявилось с появлением миниатюрных изображений ступ, хотя здесь оно не достигало тех размеров, что в Бактрии или Маргиане. Пока нет материальных остатков буддийских сооружений в Согде, хотя влияние его отражено здесь в мелкой терракотовой пластике. Не открыты они и в Чаче. Однако письменные свидетельства не оставляют сомнений в проникновении сюда приверженцев буддизма и существовании буддийских общин. Есть указание на то, что в Чач был направлен уроженец Пушкаравати для убранства там вихары. Об участии выходцев из этих областей в распространении буддизма в Восточный Туркестан также свидетельствуют источники, называя в числе их кангюцев и согдийцев.
Наиболее же известными идеологами и миссионерами буддизма в Средней Азии, а также Восточном Туркестане и Китае, куда, по мнению большинства ученых, это учение проникло через Среднюю Азию, были парфяне и бактрийцы-тохаристанцы.
Согдийские переводчики и миссионеры продолжали свою деятельность в Китае в III и IV вв. н.э. Следует отметить, что внедрение буддизма в Средней Азии происходило на фоне сложной религиозной ситуации, где он не мог не испытать влияние других культов и, прежде всего, местных коренных культов авестийских божеств. Красноречивым свидетельством этого процесса может служить одна из фресок монастыря Каратепа, изображающая фигуру Будды, окруженную языками пламени. Сохранившаяся же здесь надпись гласит “Будда-Мазда”[39].
Таким образом, буддизм, был широко распространен в Средней Азии в первые века н.э. особенно среди бактрийцев, парфян и согдийцев. Но, очевидно под влиянием местных культов приобрел ряд специфических черт, обо всем многообразии проявлений которых судить можно пока еще очень ограниченно.
Буддизм и буддийские сооружения в Средней Азии с IV в. н.э. пережили период упадка, что обычно связывается с разрушительными походами сасанидских царей и насаждением зороастризма, приобретшего в самом Иране ортодоксальную форму в результате действий мага Картира (III в. н.э.). Репрессии на буддистов обрушили также эфталиты, государственным культом которых была разновидность митраизма. Однако буддизм и буддийские сооружения сохраняются в Тохаристане и Маргиане до VII в. н.э.
В VII–VIII в. присутствие буддизма зафиксировано археологически в Ферганской долине, где на городище Кува открыт храм с гигантской статуей Будды[40].
Христианство [41]
Завоевания первых Сасанидов на западе не только присоединили к империи восточные провинции Римского государства, но и открыли дорогу на восток многочисленным религиозным течениям, доктринам и толкам, пустившим корни на этих территориях. В числе их главным было христианство и развернувшиеся на его философской основе ереси – гностицизм. Уже в первой трети III в. н.э. христианские епископии были утверждены в самом Иране. Отсюда христианское учение и варианты его ересей распространяются на иранские земли, и прежде всего, в хорасанские владения Сасанидов.
Первые же сведения о проникновении христианства в Среднюю Азию относятся ко II–III вв. н.э. Сирийские источники III в. н.э. и армянские IV в. н.э. сообщают о распространении христианства в “стране кушан”. Бируни передает сообщение о первых проповедях идей христианства в Мерве священником Беришием, прибывшим туда через 200 лет после Христа[42].
В IV в. в Мерве была создана епископия, и мервский епископ в 334 г. принимал участие в Синоде. Затем епископия преобразовалась в митрополию, что свидетельствует о возросшей численности христианской общины. Наличие в Мерве христиан в IV в., как мирян, так и отшельников, подтверждают археологические исследования, обнаружившие общежитие христиан со знаками креста и другие находки[43].
Как считается, в среднеазиатские районы проникают христиане разных толков, в основном несториане и мелькиты. Присутствие христианских общин в Хорезме, Согде и далее в Семиречьи фиксируют письменные источники.
К имеющимся письменным сведениям о присутствии христианства в Мавераннахре и Туркестане добавляется все больше свидетельств археологических. Это не только изученные ранее связанные с этой религией здания в Мерве, Семиречье, Восточном Туркестане, но и результаты раскопок на городище Старого Термеза[44] и в Кашкадарье[45]. Часто интерпретация раскопанных комплексов проблематична, однако многочисленные находки христианских символов продолжают накапливаться. Давно известен христианский монастырский комплекс в горной местности в Ургуте и сирийские надписи там же в ущелье Гульбог. В последнее время здесь была обнаружена еще одна надпись, изученная французским исследователем М. Тардье, значение которой в том, что она дает представление еще об одном регионе, где христианство упрочилось значительно. Это город Шутуркет в Чаче. В ургутской надписи, датированной первой половиной IX в., упомянуто прибытие в местную христианскую обитель высокого духовного лица из этого города[46]. Новые свидетельства присутствия христиан открываются и в северо-восточных пределах засырдарьинского региона в полиэтничном городе Суябе (городище Акбешим). К открытым ранее христианским памятникам VIII в. теперь добавляется целый церковный комплекс, раскопанный археологами и датированный рубежом X–XI вв.[47] По мнению исследователя Г.Л. Семенова, он включает несколько нефов с алтарными комнатами и diaconikum, очевидно, баптистерий и библиотеку, а также хозяйственные помещения. Примечательно открытие в составе этого комплекса винодельни,учитывая, что это время активной исламизации региона. Потребление вина запрещено для мусульман Кораном, как и его производство. Эту функцию в исламском мире взяли на себя зороастрийцы, христиане и иудеи. Еще раньше в Семиречьи находили крупные сосуды, очевидно для вина, с христианскими надписями на венчиках и именем мастера. Раскопки в Суябе позволяют утверждать, что здесь изготовлением и хранением вина занимались не только частные лица-прихожане, но и сама несторианская церковь.
Широкое распространение религии христианства в тюркской кочевой среде отмечается с поры раннего средневековья, что было тесно связано с активными контактами тюркских каганов с Византией и новыми северными трассами великого шелкового пути. По ним на восток шли миссионеры и продвигались целые общины христиан с Переднего Востока и из Ирана. Об этой эпохе современники говорили как о массовом переходе в христианство целых тюркских племен.
МАНИХЕЙСТВО
Сложная политическая обстановка, сложившаяся в III в. н.э., обострила и религиозную ситуацию в регионе. В это время в Иране и на среднеазиатских землях бывшего Парфянского царства отмечается значительная религиозная пестрота, появились новые течения, ереси. Молодая сасанидская династия находилась в состоянии поиска религии, которая могла бы стать прочной опорой трона. Еще при Шапуре I процветала веротерпимость. Во время коронации этого царя в 243 г. в Сузах ему был представлен молодой пророк новой “мировой” религии – Мани. Побывавший до этого во многих странах Востока, в том числе и в Средней Азии, знакомый с буддизмом, брахманизмом, местными среднеазиатскими, авестийскими культами, Мани создал синкретическое вероучение, с попыткой объединить и примирить все, известные ему религии, претендующее на то, чтобы быть “ясной верой в любой стране и на любом языке”.
Таким образом, учение Мани соединило в себе кроме положений зороастризма элементы христианства, иудаизма и буддизма. Себя Мани считал последним в ряду пророков, посланных на землю богом истины, то есть «печатью пророков». До него откровения бога, якобы, приносили посланные в разные части мира другие вестники – Будда, Заратуштра, Иисус. Центром манихейства стал Вавилон, где оформилась и церковь[48]. Простота и доступность манихейского вероучения, обращение ко всем людям обеспечили успех его распространения. Популярность же среди купцов способствовала быстрому расширению “географии” манихейства. Еще при жизни Мани первые адепты новой религии появились в Средней Азии. Основателем среднеазиатского манихейства считается Мар Аммо, который с горсткой своих единомышленников прибыл в Мерв, затем поехал дальше и проповедовал на парфянском языке во владениях Кушан. Далее он достиг области Бактрии и, возможно, города Бактры. В Маргиане, Бактрии сложились и на протяжении столетий существовали мощные манихейские общины, и были созданы многие из манихейских письменных документов. Сам Мани был пишущим пророком и изобрел даже особое письмо “эстрангело”, на котором написаны все его труды. От обширной некогда литературы манихеев сохранились в отрывках труды “Книга мистерий”, “Живое Евангелие”, “Шапуркан”, “Кефалайа”, “Хвастуванифт” и некоторые поэмы.
Через Трансоксиану путь манихеев пролегал в Восточный Туркестан, который, как и сама Средняя Азия на долгие годы оставался цитаделью манихейства[49]. По мнению исследователей именно здесь в манихейских рукописях долгое время сохранялся мертвый уже парфянский язык. А сами манихейские тексты в значительном количестве обнаружены именно в Восточном Туркестане, где манихеи почерпнули многое, в том числе и терминологию из буддизма[50].
Одним из основных положений манихейской доктрины было признание дуализма мира, и борьбы в нем доброго и злого начал – Света и Тьмы, что делало ее близкой населению, исповедовавшему зороастризм. Верховным божеством манихейского пантеона выступал Зрван – бог вечного времени, отец двух главных божеств – Ахура Мазды и Ангхро Манью, а первый человек, начавший борьбу с силами тьмы, был Хормизд[51]. Манихеи считали, что человек – это слияние материи и сияния горнего света; он должен способствовать победе в мире светлого начала в борьбе со злом.
Считалось, что манихеи обладают знанием гороскопов, определением судьбы по расположению звезд и планет, слыли они и искусными врачами, умевшими готовить любые снадобья. Отправление обряда часто носило характер таинственных мистерий. Идея веры в единого бога под разными именами была очень популярна. Привлечению масс в манихейские общины способствовала их четкая организация и хорошо поставленная пропаганда учения.
В пропаганде идей манихейства важное место занимало изобразительное искусство, особенно живопись, религиозные книги богато иллюстрировались. За самим Мани закрепилась слава великого художника. Об особой роли живописи в культе манихеев пишет Беруни в “Индии”. В “Шах-наме” есть сведения о Мани – художнике. Известно, что в группе первых миссионеров с Мар Аммо в Среднюю Азию прибыли братья писцы и один книжный живописец.
Проповедь манихейства в Средней Азии вначале имела наибольший успех среди знати и богатых купцов, постепенно его идеи проникают в широкие массы. Этому немало способствовал, кроме прочего, демократический дух учения, идея социального протеста, выражением которого был, например, лозунг манихеев: “Кто богат – будет беден, будет просить подаяние и претерпит вечные муки”. Это уготовило учению стать впоследствии знаменем многих народных движений (Маздака, Муканны), требовавших обобществления земли, имущества, равного распределения благ. Оно проявится в разных формах ересей, дожив до эпохи позднего средневековья, распространившись не только на Востоке, но и в Европе (карматы, богумилы, катары-альбигойцы и др.).
Первоначально учение манихеев отвергало сооружение специальных храмов. Мани приписывают слова о том, что “молитва, обращенная к Богу, не нуждается в храме”. Но на Востоке, в частности в Восточном Туркестане, были обнаружены несомненно манихейские постройки[52].Пока нет сколь-нибудь убедительного отождествления с манихеями культовых построек в Средней Азии эпохи античности.
Мусульманские авторы сообщают, что манихеи появились в Туркестане раньше того, как «шаманы» (буддисты) распространили здесь свою веру. Известно, что присутствие манихеев было значительным в Самарканде.
К VI в. относятся и первые материальные следы пребывания манихеев в Мавераннахре, полученные археологами. Имеются ввиду находки отпечатков на глине (булл) личной печати-геммы некоего «епископа Санака сына Кавата». 28 булл с его печатью найдены в двух храмах на городище Канка в Чаче. В надписи на буллах согдийским письмом В.А. Лившиц прочел титул «эспасак», обозначавший эпископа манихейской церкви. Тот же титул обозначен на венчике глиняного сосуда. Он же употреблен для обозначения манихейского иерарха в китайских текстах[53].
Незадолго до 600 г. в манихействе произошел раскол, в результате которого восточная часть этой церкви под предводительством общины Самарканда отделилась от правления в Вавилоне, узаконила особенности своей доктрины и собственную религиозную организацию. В такой форме манихеи встретили арабских завоевателей в Мавераннахре и вступили в конфликт с завоевателями. Большинство духовного руководства покинуло Самарканд еще до его завоевания в 712 г. н.э. и ушло дальше на восток в тюркские земли.[54] В городе осталась община, которая два века спустя вновь обрела большое влияние, особенно, когда халиф аль-Муктадир изгнал манихеев из Ирака, и они прибыли в Самарканд. Самарканд стал центром манихейства в исламском Мавераннахре и поддерживал связи с каганатом уйгуров, где с VIII в. н.э. манихейство было государственной религией. Возникает тюркская манихейская литература под влиянием согдийцев. В этих религиозных текстах поощряется торговля, ростовщичество, а купцы – главы караванов сопоставлены с духовными наставниками. Упомянуто большое количество монастырей, возникших с VII по IX в., особенно в тюргешском каганате. Известны манихейские иерархи – махистак Маар Ишоязд и мозак Мар Вохман Ксиярязд – глава манихейской церкви на Таласе.
Успех проповеди манихейства во многом обязан умением приспособить его к исконным местным культам путем включения локальных божеств в свой пантеон. В этом, видимо, заключается и трудность выделения памятников манихеев при археологических раскопках.
Уже беглый обзор религиозной ситуации в Среднеазиатском Междуречье от древности до развитого средневековья показывает не только пеструю картину сосуществования и взаимодействия культов и религий народов с разными экономической базой и менталитетом, но и огромную роль трансконтинентальных путей в распространении мировых религий. Порой эти проникновения приводили к столкновениям на религиозной почве, но в целом ситуация обычно отличалась веротерпимостью местного населения и толерантной политикой правителей. Особенно наглядно эту пеструю поликонфессиональную картину можно наблюдать в зонах контактов издревле земледельческих народов со скотоводческим населением степи. В центральных районах Среднеазиатского Междуречья с победой принесенной арабами религии ислама в средние века сохраняется толерантное отношение к зимиям, т.е. покровительствуемым исламом религиям. Можно говорить, что в северо-восточных же – контактных со степью регионах, где ислам одержал победу к XI в., он дополнялся не столько традиционным шаманизмом кочевых тюркских народов, но христианством и манихейством, что просуществовало там в монгольский период вплоть до XIV в.