В Кушанском царстве, как и в других синхронных государствах Средней Азии, не сложилась единая официальная религия. Пестрый этнический состав этого региона, где проживали народы с различным типом хозяйства, различным уровнем социально-экономического развития и своими традициями культуры, естественно, требовал особо гибкой политики власти в области религии.
При первых кушанских царях границы государства юечжей были раздвинуты за пределы собственно Бактрии. Считается, что особо крупные территориальный приобретения сделали правители Вима Такту и Вима Кадфиз, захватив значительную часть Индии и других территорий. Основным населением в пределах царства стали ираноязычные племена с авестийскими и языческими культами и индийское население завоеванных территорий – наследники религии Вед и буддисты. В рамках этого политического объединения создались благоприятные предпосылки для общения и взаимопроникновения религиозных традиций. Естественно, этот процесс шел в верхушке власти. Чтобы упрочить свой трон кушанские цари были вынуждены вести политику, удовлетворяющую приверженцев этих главных конфессий. В этой ситуации, где веротерпимость должна была стать опорой политической власти, религиозная политика приобретала значение важного инструмента регулирования политической ситуации этнических отношений и социального спокойствия.
При Виме Такту и Виме Кадфизе индийская культура и религиозная идеология довольно широко проникла в среду юечжийских завоевателей, что нашло отражение в чекане монет царя Вимы Кадфиза, который показал себя покровителем шиваизма. Изображения Шивы с быком Нанди на оборотной стороне его монет свидетельствует о его пристрастиях. Однако, выпуск монет с греческой легендой или легендой на кхароштхи может указывать на двойственную политику этого царя. Обращаясь к верхушке юечжийского общества, он выдерживал принятый в государственной власти порядок. Однако, считаясь с требованиями индоязычной массы населения, которая была весьма значительной, проставлял легенды на кхароштхи, прибавляя эпитет “поклоняющийся Шиве”[70]. Этим он, как бы, прокламировал преемственность индийских культурных традиций.
При Канишке Кушанское царство достигло апогея своего территориального развития. Этот могущественный государь своими действиями выразил насущную необходимость изменений в политике по отношению к своим подданным, образующим многоязыкий и поликонфессиональный мир. Вместе с тем, именно Канишка политически закрепил легитимность правления династии Кушан и величие самого понятия царской власти. С его именем связана обширная реформаторская деятельность в области религии, выразившаяся в строительстве престижных мемориальных комплексов, в прокламативных надписях и монетном чекане.
Благодаря археологическим открытиям ХХ в. в распоряжении исследователей находится значительный материал, характеризующий эту сторону реформ Канишки. По распоряжению этого царя в различных точках его обширной империи были введены величественные культово-мемориальные ансамбли, связанные с династийным культом кушанских правителей сопровождаемые посвятительными надписями. Судя по терминологии этих надписей, сооружения носили название “баголанго” (святилище). Строительство баголанго было средством подтверждения легитимности власти Канишки, именовавшего себя “Сыном богов” или “Богом”.
Наиболее монументальные сооружения кушан этого типа открыты в селении Мат в долине р. Ганга и на горе Сурх-Котал в местности Баглан в Южной Бактрии (Северный Афганистан)[71]. Судя по новейшим находкам стали известны “баголанго” в местности Рабатак, также в Баukане[72] и в районе Тармиты (Айртам близ Термеза)[73].
Представление об устройстве баголанго дают раскопки в Сурх-Котале. Основной храм располагался на высоком холме, куда вела трехмаршевая лестница. Он был укреплен внешней оборонительной стеной с башнями, т.е. имел вид цитадели или акрополя (“мализо”). Центральный прямоугольный зал храма с возвышенной каменной платформой в центре и четырьмя колоннами по ее углам был окружен обводным коридором. В крепостной стене изнутри располагались ниши, где некогда стояли глиняные статуи, возможно изображавшие богов или предков династии.
Из большой надписи Сурх-Котала явствует, что этот баголанго назывался храмом Канишки – победителя, т.е. он был построен, чтобы прославить царя Канишку и его военные успехи. Он, видимо, был местом поклонения обожествленной персоне этого царя. Для отправления династийного культа в пристройках к храму располагались алтари огня, возжигавшегося, вероятно, в честь предков Канишки[74]. Другим комплексом связанным с династийным культом кушанских правителей является баголанго в сел Мат (Матхура), хотя в надписи оттуда святилище именуется по-индийски “девакула”, что также означает “жилище богов”. Индийским традициям здесь следует только планировка и сам язык надписи. Найденные же там колоссальные статуи, как видно из надписей на них представляли кушанских царей – Канишку и завоевателя долины Ганга – Виму Такту[75], и выполнены они были в традициях Бактрии, как и изображения других персонажей. Сами надписи выполнены на санскрите. Из одной из них следует, что храм также принадлежал Канишке. Он фигурирует в ней, как “великий царь, царь царей, сын богов”, т.е. титул соответствует официальной иранской формуле передачи эпитетов царя.
К типу династийных святилищ принадлежало “баголанго” в Рабатаке, в комплекс которого входила найденная в 1993 г. надпись. Если Сурхкотальский комплекс дает представление о планировке таких сооружений, то, благодаря этой надписи, стало ясно, кому они посвящались. Выстроенный по приказу Канишки этот комплекс должен был вмещать статуи божеств – покровителей Канишки, статуарные изображения его предков, его самого. Архитектурно он следовал той же модели, что и “багалонго” Сурх-Котала, а именно, изолированное святилище на возвышенности типа крепости-мализо. Содержание рабатакской надписи отражает суть религиозной реформы Канишки. Он учредил культ царя, в данном случае – себя самого. Провозглашается, что Канишка – сын богов, потому что им он обязан властью. Далее в надписи уточняется, что он получил власть в первую очередь от Наны, а также от других богов. Редактор надписи просит богов упрочить долгое и процветающее царствование Канишки. В надписи названы эти другие боги – Умма, Ахурамазда, Маздован, Срошард, Нараса, Митра, возможно Махасена-Шива и Висака-Сканда. Этой плеяде во главе с Наной и выстроено баголанго в Рабатаке.
Примечательно, что на городище Кафир-кала в Рабатаке, где, видимо, находились руины “баголанго”, найден фрагмент скульптуры из известняка с лапой льва[76]. Не исключено, что это фрагмент львиного трона Наны. Подобный был ранее найден на Сурх-Котале и интерпретирован Д. Шлюмберже как “трон, на котором видна ступня в форме лапы кошачьего хищника, помещенной на выступающий цоколь”[77]. Последний также может намекать на присутствие Наны среди статуй богов в Сурх-Котале. Особая роль Наны объясняется, возможно, тем, что в функции этой богини входило покровительство царской власти и процветанию государства, воспринятые ею от Инаны-Иштар.
Возможно, тем же покровителям Канишки посвящались храмовые комплексы в Сурхкотале, Мате и других местах империи Кушан. Из перечня божеств явствует, что это, прежде всего, почитаемая с глубокой древности в Средней Азии Нана, также Умма (Омма), в объяснении происхождения которой исследователи колеблются между ее индийской и иранской принадлежностью[78]. Ж. Фюссман допускает, что это слово может быть эпитетом, за которым скрыта другая важная богиня пантеона Ардохшо. Не исключено, что этот образ принесен юечжами с прародины. Нараса может быть индийского происхождения. Ахурамазда, Маздаван, Срошард, Митра относятся к зороастрийскому пантеону. Махасена-Шива и Висака-Сканда не указаны в главном перечне. По мнению Ж. Фюссмана, они либо забыты, либо добавлены позднее в перечень божеств, фигурирующих в храме[79], что, возможно, указывают на шиваитские наклонности учредителя святилища. Прямых указаний на иранские божества в Сурх-Котале нет, присутствие там, как и в Мате, божеств шиваистской направленности, таким образом, возможно. Находка же скульптурной плиты в Айртаме намекает на присутствие их и в этом святилище. Шиваистские пристрастия кушанских правителей усиливаются при Хувишке. Именно при этом царе проведена серия ремонтов возродивших пришедшее в запустение баголанго.
Судя по надписи, Канишка учредил также новое летоисчисление, заменил греческий алфавит на “арийский” (бактрийский), а также распространил свою власть на всю Индию.
Исследователи отмечают, что строительство династийных храмов могло быть начато в конце царствования Вимы Такту, но особый размах получило при Канишке. При нем оформился имперский культ. Обожествление власти царя, признание божественности его происхождения происходит со времени первых кушанских суверенов. Куджула Кадфиз уже именуется “Сыном бога”[80]. Этот титул используют и другие кушанские цари, начиная с Вимы Кадфиза. По сообщениям китайской хроники VII в., использовавшей сведения более раннего времени, “царь страны юечжей называется “Сыном неба”. Подобный титул, как считается, появился под влиянием китайской традиции, согласно которой “Сыном неба” звался китайский император. Есть мнение, что юечжи могли познакомиться с китайской титулатурой императоров еще до прихода в Бактрию, когда на своей прародине имели контакты с двором ранней династии Хань[81]. Божественная природа правителя провозглашалась и Аршакидами в Парфии, где кроме обожествления предка династии Аршака, богами (“теос”) почитались несколько аршакидских царей.
Обожествление царствующих особ становится повсеместным явлением с первых веков н.э., включая императорский Рим, где впервые на некоторых монетах Августа появляется титул “Деус” (бог)[82].
Таким образом, обожествление царя (титул “Бог” по отношению к Канишке содержится в рабатакской надписи) у кушан выступает в русле общего развития сакрального отношения к персонам на троне. В кушанском царстве это, вместе с тем, придание божественного статуса самому понятию царской власти. Имперский культ в Кушанском царстве становится своего рода государственной религией, и выступает как противовес политике толерантности, которую вынуждены были вести правители по отношению к религиям подвластных народов. Эта политика четче всего выступает в реформе Канишки, отраженной, в частности, в монетном чекане.
По его распоряжению на монетных реверсах выбивались изображения целого сонма божеств, почитаемых в царстве. В отличие от своего предшественника – Вимы Кадфиза, который воспроизводил на реверсах монет только Шиву, при Канишке пантеон резко расширился и имена божеств проставлялись рядом с их изображениями. Отказавшись от кхароштхи и греческого, Канишка приказал воспроизводить надписи по-бактрийски, что отвечало реформе, проведенной им в области языка и письма. На первом этапе чекана Канишки еще присутствуют имена греческих богов – Гелиос, Селена, Гефест, в дальнейшем их заменяют иранские соответствия – Михр (Митра), Мах, Атеш. Появляются также имена Наны, Вретрагны, Вахумана, Друваспа, Фаро, Маздована, богини Ардохшо и индийских божеств – Виши-Шивы и Будды[83]. Эта практика продолжена при последующих кушанских царях. При Хувишке монетный пантеон пополнился за счет новых божеств индийского происхождения, а также появились Ванинда, Шахревар, Вахш, Ришто, Йима и принесенный с запада Серапис. Всего монетный пантеон Кушан насчитывает более 25 изображений и имен, что гораздо больше, чем указано в перечне рабатакской надписи.
Учреждая баголанго в рабатаке, Канишка перечислил лишь своих главных богов-покровителей, среди которых преднамеренно фигурируют в основном иранские божества. Создается впечатление, что Канишка-реформатор подчеркивал свою привязанность к бактрийской религии также как к бактрийскому языку и письменности. В этом плане характерно отсутствие в рабатакском перечне Будды, хотя известно, что Канишка активно покровительствовал буддизму.
Набор имен божеств на монетах отражает в целом религиозную ситуацию в стране, а выбор того или иного божества зависел как от личного пристрастия суверена, так и от политических обстоятельств.
Естественны различия в составе пантеона на золотых и медных монетах. Выпуск первых осуществлялся больше в политических прокламативных целях, круг хождения их был ограничен. Представлены те иранские божества, которые, как подчеркнул Ж. Фюссман, не могли ассимилироваться ни с какими богами индийского пантеона[84]. Это – Нана, Фарро, Маздован, Ардохшо и другие. За исключением Наны и Ардохшо, ни один из этих образов не фигурирует на медных монетах. Зато они присутствуют в перечне рабатакской надписи. Таким образом, их присутствие в обоих случаях не только отражает иранское (бактрийской) кредо Канишки, но выражает господствующую имперскую идеологию правящей верхушки кушанского государства.
Широкий и разнообразный спектр имен на монетном чекане Канишки и Хувишки, составлявший основу денежного обращения в государстве, очерчивает круг божеств наиболее почитаемых в широких кругах населения и отражает, в известной степени, популистскую политику государственной власти в отношении подвластных народов, прежде всего, индийского. Следует отметить, что кроме Наны и Ардохшо большинство монет медного чекана имеют индийские соответствия типа: Митра – Сурья, Адшо – Агни, Вадо – Вайю, Оесо – Шива и др. Проставлением на монетах этих имен Канишка как бы адресовался к массам индийского населения империи и тем, кто принял индийские культы, показав им свои симпатии и поддержку. В практической политике Канишка и другие правители этой династии осуществляли мероприятия в поддержку буддизма и шиваизма. Начало широкого строительства буддийских культовых объектов – храмов, монастырей и ступ в Бактрии связывается еще со временем правления Вимы Такту (конец I - начало II вв. н.э.) после завоевания им Индии[85]. Тогда, видимо появляются первые буддийские архитектурные комплексы на Айртаме, Каратепа (комплекс Е), Фаязтепа в Северной Бактрии. Их возведение раньше правления Канишки с некоторой долей вероятности может быть подтверждено отсутствием изображений бодхисатв в интерьерах, что характерно для первичного направления буддизма – Хинаяны[86]. Покровительство буддизма Канишкой демонстрирует его деятельность по возведению храмов и монастырей-вихары в Индии и Бактрии, которые получали статус государевых. Согласно надписям, найденным на Каратепа в Старом Термезе, такая вихара существовала здесь со времени Канишки вплоть до VI в. н.э.[87] Поддержание этих буддийских культовых объектов осуществлялось не столько адептами индийского происхождения, сколько представителями бактрийской знати, о чем говорит присутствие в вотивах в основном иранских имен[88]. С распространением общин буддистов связываются находки надписей почерком кхароштхи и брахми. В Северной Бактрии это – район Термеза и Дальверзинтепа. Однако ареал их распространения уступает территории, где обнаруживается бактрийская письменность.[89]
Прабуддийская деятельность Канишки, видимо, была лишь линией его политики, которая достигла цели, так как он стал очень популярен среди буддистов. Индийская традиция приравнивает его к Ашоке, объявившем буддизм государственной религией в царстве Маурьев. Канишке приписывается инициатива созыва церковного собора, где в острых дискуссиях победила линия Махаяны. Поддержка Канишкой Махаяны также имела политическую подоплеку. Она, отчасти, объясняется тем, что именно это направление примирило деспотическую власть царя с возможностью для него стать защитником веры “Дхармапалом”. Буддизм стал поддержкой воинственной власти. Нарушение заповеди об отрицании убийства и милосердии могло теперь быть искуплено особой молитвой, обращенной к Будде Амитабхе, то есть, оправдано верой.
Однако, полагаясь на индийскую традицию, считать Канишку буддистом, а религию Будды - государственной в царстве Кушан нет никаких оснований. Отсутствие в рабатакском перечне божеств – покровителей кушанской династии, Будды, изображения которого также редки и в монетном чекане Канишки, не допускают подобного суждения. Сам Канишка, как и его последователи на троне, придерживался династийного имперского культа и прокламировал это.
Заявивший о себе в начале кушанской династии шиваизм при преемниках Канишки, особенно Хувишке и Васудеве, все глубже проникает в среду бактрийского общества. Показателем его распространения может служить превращение в III в. н.э. храма Диоскуров, открытого в Дильберджине в Южной Бактрии, в святилище шиваитского культа. В нем найдена фреска с изображением Шивы и Парвати на лежащем быке Нанди, и вторая – с образом танцующего Шивы[90].
В общем русле усиления роли индуизма в Кушанском царстве видимо была изваяна скульптурная пара на блоке с надписью из храма Айртама[91]. Индийская манера исполнения и сама поза рядом стоящих мужчины и женщины породили различные интерпретации, из коих наиболее близким кажется отождествление скульптуры с Шивой и Парвати, предложенное П. Бернаром. Процесс слияния образов функционально близких местных божеств с индийскими продолжался. Образ Наны – богини самой популярной в народе и в среде правящей кушанской элиты, при поздних царях также приобретает черты Парвати-Дурги, постепенно трансформируясь в четырехрукое божество со львом, хорошо известное в разных районах Трансоксианы в раннем средневековье.
Резимируя политку кушанских правителей в области религии следует, на наш взгляд, выделить две характеризующих ее тенденции:
- насаждение всеми средствами культа правящего царя. Поклонение предкам династии и пропаганда понятия божественного происхождения царской власти, что должно было оправдыть деспотическое правление кушанских царей в созданной силой оружия обширной империи;
- известная толерантность в отношении к культам и религиям подвластных народов, принятие в политических целях покровительства над некоторыми конфессиями, в особенностями, присущими народам восточной части империи.
Гибкое сочетание этих двух линий религиозной политики кушанской династии наряду с военной силой помогало в течении более трех столетий удерживать государство в относительно стабильных границах.
[1] Литвинский Б.А., Виноградов В., Пичикян И. Вотив Атросока из храма Окса в Северной Бактрии // ВДИ. – 1985. - № 4. С. 109
[2] Бируни А. Памятники минувших поколений / Соч. – Ташкент, 1957. Т. I. С. 258.
[3] Снесарев Г.П. Реликты домусульманских верований и обрядов у узбеков Хорезма – М., 1969. С. 224, 310.
[4] Бойс М. Зороастризм. – М., 1987. С. 14.
[5] Филанович М.И. К вопросу о духовной культуре древнего Согда (о происхождении одного божества плодородия) // Роль города Карши в истории мировой цивилизации. Материалы Международной конференции. Ташкент–Карши, 2006. С. 99-108.
[6] Пугаченкова Г.А. Образы божеств в скульптуре Тохаристана времен кушан // Краеведение Сурхандарьи. – Ташкент, 1989. С. 31.
[7] Bernard P., Grenet F., Isamiddinov M. avec coll. Fouilles de la mission franco-soviètique à l’Ancienne Samarkand (Afrasiab). // 1089 CRAI. Paris, 1990. P. 371.
[8] Grenet F., Marshak B. Le myth de Nana dans l’art de la Sogdiane // Arts Asiatiques. T. 53. – Paris, 1998. P. 15, fig. 6.
[9] Дьяконов М.М. Образ Сиявуша в среднеазиатской мифологии // КСИИМК. ХL. – М., 1951. С. 39-60.
[10] Grenet F., Marshak B/ Le myth de Nana... Р. 9, 10, 15. и сл.; Tremblay X. L’etymologie et le sens du theoniyme Txs’yc/ Note additionnelle a Grenet F., Marshak B/ Le myth de Nana... P. 10 - 20
[11] Бируни А. Памятники минувших поколений... С. 224, 229, 254, 286.
[12] Калылыл гыр 2 – культовый центр в древнем Хорезме / Под ред. Б.И. Вайнберг. М., 2004. С. 213.
[13] Авеста. Избранные гимны / пер. И. Стеблин-Kаменского. – М., 1993. С. 50.
[14] Авеста... С. 54.; Grenet F. Mithra, dieu iranien: nouvelles données // TOPOI, Orient – Occident. Vol. 11 / 1. – Lyon, 2001. P. 35 и сл.
[15] Sims-Williams N. Mithra the Baga // Histoire et cultes de l’Asie centrale preislamique. – Paris, 1991. P. 177-186
[16] Тревер К. Греко-бактрийское искусство. – М., 1940. С. 83-85; Она же Гопадшах – пастух – царь.// ТОВЭ. II. – Л., 1940. С. 81.
[17] Богомолов Г.И., Алимов К.А. Очажные подставки с Эгар и Куруктепе (К вопросу о зооморфных подставках Чача) // ИМКУ. Вып. 27. Ташкент, 1996
[18] Литвинский Б.А. Кангюйско-сарматский фарн. – Душанбе, 1968. С. 46.
[19] Сарианиди В.И. Маргуш – древнее царство в старой дельте реки Мургаб. Ашхабад, 2002. С. 163, 175, 176, 204.
[20] Askarov A.A., Širinov T. Le temple du feu de Dzarkutan // Histoire et cultes de l’Asie centrale preislamique/ Paris, 1991; Gördorf I., Huff D. 14C-Datierungtn von Materiallen aus der Grabung Dzarkutan. Uzbekistan // Archäologische Mitteilungen aus Iran und Turan. Band 33. Berlin, 2001 Abb. 1
[21] Бойс М. Зороастризм... С. 12.
[22] Бируни А. Памятники минувших поколений... С. 207.
[23] Дьяконов И.И., Лившиц В.А. Новые находки документов в Старой Нисе // Переднеазиатский сборник. – М., 1966. С. 153-156.
[24] Авеста / предислов. В.А. Лившица. – Душанбе, 1990. С. 5-8; Авеста. Избранные гимны. Из Видевдата / Пер. И. Стеблин-Каменского. М., 1993.
[25] Сулейманов Р.Х. Древний Нахшеб. – Ташкент, 2000.
[26] Рапопорт Ю.А. Из истории религии древнего Хорезма. – М., 1971.
[27] Пугаченкова Г.А. Храм огня в Великом Согде // Из художественной сокровищницы древнего Востока. – Ташкент, 1987. С. 47 и сл.
[28] Лившиц В.А. Зороастриийский календарь; Бикерман Э. Хронология древнего мира. – М., 1975
[29] Обзор источников и литературы см. Литвинский Б.А. Среднеазиатские народы и распространение буддизма // История, археология, этнография Средней Азии. – М., 1968. С. 128; Он же. Распространение буддизма в Средней Азии // Центральная Азия в кушанскую эпоху. Т. II. – М., 1975. С. 191 и сл.
[30] Массон М.Е. Из работ Южно-Туркменской археологической комплексной экспедиции АН Туркм ССР в 1962 г. // Известия АН ТуркмССР. Серия Обществ. наук. № 3. – Ашхабад, 1963. С.; Кошеленко Г.А. Исследования буддийских памятников в Мерве // Древние культуры Средней Азии и Индии. – Л., 1984. С. 137 и сл.
[31] Снесарев А.Е. Этнографическая Индия. – М., 1981. С. 76-77.
[32] Ртвеладзе Э.В. О некоторых особенностях буддизма в Северной Бактрии // Генезис и пути развития процессов урбанизации Центральной Азии. Тезисы докладов. – Самарканд, 1995. С. 95.
[33] Земенский А.Н. Кушаны и махаяны // Центральная Азия в кушанскую эпоху. – М., 1975. С. 223.
[34] Тургунов Б.А. Новые находки из Айртама // Городская культура Бактрии-Тохаристана и Согда. – Ташкент, 1986. С. 144-147; Pugashenkova G.A. The Buddhist Monuments of Airtam // Silk Road Art and archaeology. 2. - Kamakura, 1991/92. P. 24-41.
[35] Вертоградова В.В. Индийская эпиграфика из Каратепе в Старом Термезе. – М., 1995. С. 44-48; Stawski B. Kunst der Kuschan. – Leipzig, 1979. S. 106 и сл.
[36] Устное сообщение Ж. Фюссмана.
[37] Дальверзинтепа – кушанский город на юге Средней Азии. – Ташкент, 1978. С. 90-96.
[38] Пугаченкова Г.А., Усманова З.И. Буддийский комплекс в Гяуркале Старого Мерва. // ВДИ. – 1994. - № 1. С. 171; Pugačenkova G.A., Usmanova Z.I. Buddhist Monuments in Merv // The land of the Gryphons. Papers on Central Asian Arcejlogy in Antiquety. – Rome, 1995. Filanovič M.I., Usmanova Z.I. les frontieres occidentales de la diffusion bouthisme //Inde – Asie centrale. Routes du commerce et des idées. – Aix-en-Provence, 1995. P. 185-201.
[39] Stavsky B. J/ Kara-tepe in old Termez (Southern Uzbekistan) // Orientalia Josephy Tucci memoriae dicata. Serie orientale Roma. LVI, 3 – Roma, 1988. P. 1399-1400. Pl. 5
[40] Булатова В.А. Древняя Кува. Ташкент, 1972.
[41] См. о христианстве: Из истории древних культов в Средней Азии. Христианство. Ташкент, 1994; а также специальную статью в публикуемом сборнике.
[42] Бируни А. Памятники минувших поколений.... С. 330.
[43] Дресвянская Г.Я. Овальный дом христианской общины в Старом Мерве // Труды ЮТАКЭ. – Ашхабад, 1974. Т. XV. С. 155.
[44] Альбаум Л.И. Христианский храм в Старом Термезе // Из истории древних культов в Средней Азии. Христианство. Ташкент, 1994. C. 34-42.
[45] Раимкулов А.А. Своеобразный культовый комплекс Южного Согда // ИМКУ. Вып. 28 Самарканд, 1997 С. 110-116.
[46] Tardieu M. Un site chretien dans la Sogdiane des Samarkandes // Le monde de la Bible. N 119/ Paris, 1999. P. 40 и сл.
[47] Семенов Г.Л. раскопки 1996-1997 // Суяб–Акбешим. СПб., 2002. С. 11-115.
[48] Tardieu M. La chaîne des prophetes // Inde – Asie centrale. Routes et des idées. Cahiers d’ Asie centrale.... Р. 358-365.
[49] Chavannes E., Pelliot P. Un tretaité manicheen retrouvé en Chine. – Paris, 1913; Литвинский Б.А. Распространение буддизма в Средней Азии // Центральная Азия в кушанскую эпоху. Т. II. – М., 1975. С. 197.
.
[50] Луконин В.Г. Культура сасанидского Ирана. – Ленинград, 1969. С. 78, прим. 12
[51] Беленицкий А.М. Вопросы идеологии и культов Согда по материалам Пянджикентских храмов // Живопись древнего Пянджикента. – М., 1954. С. 39-52.
[52] Бартольд В.В. история культурной жизни Туркестана / Соч. - М., 1963. Т.2(1) С. 45.
[53] Лившиц В.А. Согдиец Санак – манихейский епископ V – начала VI в. // Согдийская эпиграфика Средней Азии и Семиречья. СПб., 2008. С. 236-332.
[54] Филанович М.И. О поликонфессиональности в Мавераннахре и Туркестане (ранний ислам, зороастризм, христианство, ианихейство)//Востоковедческие чтения памяти М.П.Остроумова. Сборник материалов. Ташкент, 2008. С. 190-199.
[55] Акишев К.А. Курган Иссык. – М.,
[56] Бикерман Э. Государство Селевкидов…С. 224.
[57] Там же. С. 231, 238.
[58] Grenet F. Mithra dieu iranien: neuvelles données // TOPOI. Orient-Occident. V. 11/1. – Paris, 2001. P. 36.
[59] Bernard P., Pinault G.J., Roudemond G. Dedicace d’Heliodotos à Hestia pour le salut d’ Euthydeme et de Demetrios // Juornal des savants. - Paris, 2004. P. 333-356.
[60] Francfort H.P. Le santuaire de temple à niches indentées. I. Architecture. MDAFA, T. XXVI. – Paris.
[61] Grenet F. Mithra au temple principale d’ Ai-Khanoum // Histoire et cultes de l’ Asie centrale preislamique. – Paris, 1991.
[62] Пичикян И.Р. Археологические открытия – 1985. – М., 1987. С. 618.
[63] Francfort H.P. Le santuaire de temple à niches indentées. II. Architecture. MDAFA, T. XXVII. – Paris, 1984. P. 93. E s. pl. XLI.
[64] Francfort H.P. Le santuaire de temple à niches indentées. II... P. 102-103.
[65] Grenet F. Mithra au temple principale d’ Ai-Khanoum... P. 149.
[66] Массон В.М. Народы и области Южного Туркменистана в составе Парфянсского царства. // Труды ЮТАКЭ. - Т. V. С.; Кошеленко Г.А. Родина парфян. – М., 1977. С. 57-64.
[67] Invernizzi A.Arsacid Dynastic Art // Parphica. 3. – Pisa-Roma, 2004. P. 134.
[68] Пилипко Старая Ниса
[69] Топрак-кала. Дворец. С. 295-296. Существует однако иная точка зрения на назначение трехбашенного замка Топрак-Калы, высказанное П. Бернаром, который считает, что все соружение полностью отвечает функции светского царского дворца.
[70] Зеймаль Е.В. Древние монеты Таджикистана. – Душанбе, 1983. С. 181.
[71] Schlumberger D., Le Berre M., Fussman G. Surkh-Kotal en Bactriane. V. I. MDAFAю XXV/ – Paris, 1983. P. 152.
[72] Sims-Wiliams N., Cribb J. A New Bactrian inscription of Kanishka The Great // Silk road Art and Archaeology. IV. Kamakura, 1995-1996 P. 77-127; Ртвеладзе Э.В. Новые данные к истории государства Кушан // ОНУ. 1997. - № 5. С. 67-70.
[73] Пугаченкова Г.А., Ртвеладзе Э.В. Северная Бактрия – Тохаристан. – Ташкент, 1990. С. 96, 99; Fussman G. L’inscription de Rabatac, et l’ origine de l’ ére saka // Journal Asiatique. - Paris, 1998; Fussman G. L’inscription de Rabatac, la Bactriane et les Kouchans // La Bactriane au carrefouore des routes et des civilisations de l’ Asie centrale. – Paris, 2001. Р. 251-287.
[74] Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. – М., 1985. С. 77-88
[75] Schlumberger D., Le Berre M., Fussman G. Surkh-Kotal… P. 122.
Передача имени не Вима Такто, как у Крибба Дж. И Н. Симс-Вильямса, а Вима Такту, взята из прочтения Ж. Фюссмана, который отмечает при этом, что имя Вима Так [...] было известно с 1913 г. Его прочел Вогель на надписи помещенной между ступнями колоссальной сидящей статуи, найденной в руинах храма в сел. Мат. См.: Fussman G. L’inscription de Rabatac, la Bactriane.. P. 268-269.
[76] Fussman G. L’inscription de Rabatac, la Bactriane.. P. 253.
[77] Schlumberger D., Le Berre M., Fussman G. Surkh-Kotal… P. 122.
[78] Н. Симс –Вильямс предполагает иранскую этимологию upoma - “верховная”. Sims-Wiliams N., Cribb J. A New Bactrian inscription… P. 84.
[79] Fussman G. L’inscription de Rabatac, la Bactriane et les Kouchans // La Bactriane au carrefouore des routes et des civilisations de l’ Asie centrale. – Paris, 2001.. P. 257.
[80] Ртвеладзе Э.В. Концепция царской власти у кушан // Археология и художественная культура Центральной Азии. – Ташкент, 1995. Вып. 2. С. 56.
[81] Мукерджи Б.Н. Имперские культы в Кушанской империи // Индия и Центральная Азия. Доисламский период. – Ташкент, 2000. С. 175.
[82] Подборку сведений см.: Мукерджи Б.Н. С. 179, примеч. 34, 37.
[83] Зеймаль Е.В. Древние монеты Таджикистана... С. 190-192.
[84] Fussman G. L’inscription de Rabatac, la Bactriane.. P. 263.
[85] Мкртычев Т. Еще раз об особенностях буддизма в Бактрии // Transoxiana. – Ташкент, 2004. С. 292.
[86] Ртвеладзе Э.В. о некоторых особенностях буддизма в Северной Бактрии // Генезис и пути развития процессов урбанизации Центральной Азии. тезю докл. – Самарканд, 1995. С. 25.
[87] Вертоградова В.В. Каратепа- Юго-Восточная Индия: к находке новой надписи брахми на Каратепа // Индия и Центральной Азия. – Ташкент, 200. С. 151.
[88] Она же. Индийская эпиграфика из Каратепа в Старом Термезе. – М., 1995. С. 44-48.
[89] Пугаченкова Г.А., Ртвеладзе Э.В. Северная Бактрия – Тохаристан... С. 99.
[90] Kruglikova I. Les fouilles de la mission archeologique....
[91] Пугаченкова Г.А., Ртвеладзе Э.В. Северная Бактрия – Тохаристан... С. 96-99.