Итак, в ходе своего рассмотрения мы исходим из того, что наука - это высокоспециализированная деятельность человека по выработке, систематизации, проверке знаний с целью их высокоэффективного использования. Наука, кроме того, - знание, достигшее наибольшей оптимальности по критериям обоснованности, достоверности, непротиворечивости, точности и плодотворности. Очевидно, что знание, не достигшее по вышеуказанным критериям необходимой зрелости, мы не можем называть наукой. В таком случае, как квалифицировать знание такого типа?
Попробуем обратиться к примерам. Почему, в частности, тела падают по направлению к Земле? Североамериканские индейцы объясняли это явление взыванием духа Матери - Земли к духам, заключенным в конкретных телах. Античный ученый Аристотель полагал, что все тела стремятся к своему естественному месту. Классик науки Нового времени И.Ньютон постулировал наличие сил взаимопритяжения. Тогда как реформатор современной физики А.Эйнштейн считал, что таких сил вовсе нет, а тела движутся по линиям искривленного пространства-времени. Отметим, что доказательная сила уравнений Эйнштейна и Ньютона такова, что по ним вычисляются орбиты планет, комет, искусственных спутников Земли и многое другое. Необходимо добавить, что явления гравитации изучаются в специально созданных лабораторных условиях.
Существенно по-иному обстоят дела в приведенных выше случаях воззрений индейцев и Аристотеля: их эвристическая сила, как нетрудно заметить, очень мала, и они не нуждаются в каком-либо лабораторном подтверждении. Тогда как концепции Ньютона и Эйнштейна при всем их различии подпадают под все те же критерии научности, которые перечислялись выше. Более того, они определенным образом согласуются друг с другом: уравнения Ньютона — это предельный случай уравнений Эйнштейна. Более развитая научная теория вовсе не отменяет научный статус своей предшественницы. Что же касается воззрений индейцев и Аристотеля, то о них научные теории гравитации полностью умалчивают: они просто вне науки. Вместе с тем будет показательным отметить, что упомянутый нами Аристотель в области логики вполне может квалифицироваться как ученый и более того – основоположник этой научной дисциплины.
Итак, изложенное выше дает нам основания констатировать, что наука локализуется в поле производства определенного знания, отнюдь не любого знания, а именно подчиняющегося нормам связности, проверяемости и практической эффективности. Можно сказать, что знание называют вполне оправданно научным тогда, когда оно выступает элементом определенной связности, последнюю во всей ее полноте как раз и называют наукой. Впрочем, о науке у нас будет еще много возможностей поговорить в следующих разделах учебного пособия. Здесь же определимся с таким феноменом как не-наука. Рассмотрим этот термин подробнее. В термине "не-наука" приставка не придает слову наука осознанно резкое, негативное содержание: не-наука - это все то, что противостоит науке.
Обратимся теперь к терминам, призванным эксплицировать особенности и структурные составляющие не-науки - это нерациональность, обыденное знание, паранаука, девиантная наука, вульгаризированная наука и, наконец, даже лженаука. Науку традиционно принято считать оплотом рациональности, которая и противостоит нерациональности (иррациональности). В действительности же наука является оплотом как научной рациональности, так и научной иррациональности (а это, к примеру, столь важные в познании научная интуиция, воображение, творчество) без которых научное исследование вообще невозможно. Надо подчеркнуть, что наука как некая безупречная по строгости и обоснованности система знания существует лишь в представлениях людей достаточно далеких от реальной научной работы. Научные исследования проводятся всегда конкретными людьми, объективно ограниченными, с одной стороны, историческими обстоятельствами, с другой – уровнем собственного понимания ценностей и целей научного исследования. И в этом смысле наука на каждом конкретном этапе ее развития просто переполнена разного рода заблуждениями, неясностями, да и просто ошибками. Вот что по этому поводу писал один из выдающихся физиков ХХ столетия Луи де Бройль: «Люди, которые сами занимаются наукой, довольно часто полагают, что науки всегда дают абсолютно достоверные положения; эти люди считают, что научные работники делают свои выводы на основе неоспоримых фактов и безупречных рассуждений и, следовательно, уверенно шагают вперед, причем исключена возможность ошибки или возврата назад. Однако состояние современной науки, так же как и история наук в прошлом, доказывает, что дело обстоят совершенно не так»[1].
Следует иметь в виду, что параллельно науке развивается паранаука, которая в ряде случаев начинает играть самостоятельную роль и даже выходит на передний план в духовной жизни общества. В последнее время наблюдается возрастание общественного интереса к проблематике, относящейся к паранауке. В средствах массовой информации оживленно, правда не всегда профессионально, обсуждаются загадочные явления человеческой психики, влияние природно-космической среды на человеческие судьбы, возможные контакты нашей цивилизации с другими обитателями Вселенной и т.п. Многие паранаучные идеи превратились во влиятельную социальную силу, породили специфическую эмоциональную атмосферу в обществе. Нельзя не видеть, что в современных условиях в обсуждение вопросов паранаучного характера втянулись значительные интеллектуальные силы.
Надо разобраться в тех причинах, что играют роль своеобразной подпитки для распространения паранауки. Немаловажное значение здесь приобретает социально-психологический контекст проблемы. Наша страна, увы!, несколько раз за истекший ХХ век сталкивалась с достаточно продолжительными этапами предреволюционной или послереволюционной идейной смуты. Нет нужды специально доказывать, что в этот период в общественном сознании доминируют реформаторские идеи и настроения. В свою очередь доверие к доводам логики, всему устоявшемуся и рациональному резко падает. В такое переходное время массы ждут чуда и жаждут нового духовного опыта, который бы разорвал так надоевшие всем путы сложившейся системы миропонимания – базовых принципов доказательности знания, норм его обоснованности, достоверности и т.п. Эти вновь открывающиеся дали – мистика, оккультизм, религиозный экстаз и т.п. – предлагают всем новообращенным столь долгожданную полноту опыта, приоткрывают, как кажется, закрытый до сих пор полог истины. Рассмотрим обстоятельнее исторические формы паранауки. Начнем с девиантной науки.
Девиантная наука
Известно, что судьба новой идеи во многом зависит от того, как она воспринимается в научных кругах. История знает немало примеров, когда многие ценные научные достижения отвергались даже выдающимися учеными. Главная причина такого неприятия в том, что эти достижения не укладывались в господствующие представления о нормах и идеалах научности. Так получилось, например, с геометрией Лобачевского. Пятая аксиома геометрии известного русского математика отрицает пятый постулат евклидовой геометрии, гласящий, что через точку, которая лежит на плоскости вне прямой, на этой плоскости можно провести не более одной прямой, не пересекающей данную прямую. Аксиома Лобачевского была сформулирована так: «Через точку, лежащую на плоскости вне прямой, на этой плоскости можно провести более одной прямой, не пересекающей данную прямую». Множество аксиом вместе с выведенными из них теоремами было названо Н.И. Лобачевским воображаемой геометрией.
Большинство математиков, современников Н.И. Лобачевского, не приняли его воображаемой геометрии не потому, что она содержала в себе какие-то ошибки или логические противоречия. Подчеркнем, что это была идеально строгая и точная система. Причины непризнания крылись в ее необычности для мышления тогдашних геометров. Никто из них ни психологически, ни методологически не был подготовлен к отрицанию пятого постулата евклидовой геометрии, история которой насчитывала многие столетия и которая оправдала себя в практических приложениях. Академик М.С. Остроградский опубликовал на работу Н.И. Лобачевского отрицательную рецензию, которая послужила основанием для насмешек и издевательств над великим математиком и его геометрией. К примеру, журнал «Сын Отечества» поместил фельетон, где его научная теория характеризовалась как плод уродливой фантазии, согласно которой черное представляется белым, круглое — четырехугольным и т.д. «Почему бы, — иронизировали авторы, — вместо заглавия «О началах геометрии» не написать, например, «Сатира на геометрию», «Карикатура на геометрию» и что-нибудь подобное? Тогда бы всякий с первого взгляда видел, что это за книга, и автор избежал бы множества невыгодных для него толков и суждений».
Признание пришло к великому математику лишь после его смерти — благодаря работам Е. Бельтрами и Ф. Клейна, которые нашли интерпретации первой неевклидовой геометрии и тем самым доказали ее истинность. «Вина» Н.И. Лобачевского заключалась в том, что он отклонился от общепринятой научной парадигмы и, фактически, бросил вызов сложившейся корпорации исследователей. Случай с Н.И. Лобачевским отнюдь не единичный. Еще раньше многими игнорировались теория всемирного тяготения и оптика Ньютона. Даже он сам был серьезно озабочен тем, что его теории не соответствуют господствующему в то время картезианскому образу научных знаний.
Как ненаучные рассматривались вначале результаты исследований А.Л.Чижевского, создателя гелиобиологии — науки о воздействии космических процессов, в первую очередь солнечной активности, на массовые явления и процессы, которые протекают в земной биосфере, человеческом организме и обществе. Идеи ученого перекликались с утверждениями одной из самых почитаемых в наше время представительниц паранаучных знаний — астрологии, но тогда эти ассоциации оказались едва ли не главной причиной настороженности со стороны научной элиты или даже полного их отклонения.
Множественность подобных примеров дает основания выделить и сделать предметом специального методологического анализа механизмы возникновения и существования плодотворных, но «еретических» для определенного исторического периода идей в науке. Совокупность их называют девиантной (лат. deviantio — отклонение) наукой. Ее представители, как правило, люди с хорошей научной подготовкой и острой интуицией, но по тем или иным причинам избравшие для исследования объекты, которые находятся на периферии господствующих научных направлений, или принявшие методы, отличающиеся от общепринятых.
Разумеется, не все новые идеи, которые не признаются научным сообществом, оказываются ценными и плодотворными. Среди них немало просто нелепых. Но их демаркация от тех, которые на самом деле имеют научную ценность, происходит не сразу. Сначала, как правило, они существуют в виде гипотетических утверждений и потому требуют существенного времени для своей проверки и внедрения. Поэтому главное методологическое (и этическое) требование по отношению к девиантным знаниям — терпимость со стороны научного окружения.