С легкой руки Beatles и Stones ситар стал столь же обязательным аксессуаром в арсенале некоторых предвестников скоротечного классического периода в поп–музыке, как педаль в «Yes It Is». Донован и Дэйв Мэйсон (из новой наполовину сформированной группы Стива Уинвуда Traffic) приобрели по ситару, после того как в течение часа изучали недавно приобретенный за границей инструмент Джорджа. Рой Вуд из Move — еще один подававший надежды исполнитель из Мидлэндса — изобрел банджар, «гибрид» ситара и банджо.
Влияние восточной музыки, давно прослеживавшееся в современном джазе и фолке, становилось еще более отчетливым в середине 1960–х благодаря британскому акустическому гитаристу Джону Ренбурну, Indo–Jazz Fusions Джона Майера и гитаристу Габору Сабо с его «транс–джазом», что нашло отражение даже в названиях музыкальных произведений — «Search For Nirvana», «Krishna», «Raga Doll», «Ravi». Последний опус представлял собой посвящение Рави Шанкару, ситаристу, записавшему в 1965 году альбом, который звукозаписывающая компания выпустила под названием «Portrait Of Genius» («Портрет гения») во время его седьмого тура по США. Более известной, чем Шанкар, в то время была Суббулакшми, индийская дива, часто появлявшаяся на сценах Запада. Тем не менее именно Рави стал главным популяризатором индийской музыки, когда, как он выразился, «произошел взрыв интереса к ситару и я превратился в суперзвезду».
Родившийся в 1930 году в Бенаресе, самом святом городе Индии, десятилетний Рави вместе с семьей переехал с берегов илистого Ганга в Париж, где его старший брат Удай возглавлял индийскую танцевальную труппу. Родители сумели дать ему частное образование и радовались тому, что их младший сын сочетал в себе прекрасные способности к учебе с художественными наклонностями. С детства Рави возился с музыкальными инструментами брата и разыгрывал перед зеркалом различные сценки.
Удаю не стоило большого труда уговорить Рави принять участие в работе труппы. Поскольку его самой сильной стороной была музыка, после окончания школы он стал «шишиа» — учеником доктора Баба Аллаудина Хана, который был в те времена наиболее почтенной фигурой в мире индийской музыки и носил титул «Падма Бхушан» (нечто вроде рыцарского звания). Под руководством «хансагиба» Шанкар в течение нескольких лет овладевал выбранным им инструментом, играя иной раз по двенадцать часов в день.
В 21 год Рави стал искусным музыкантом и зятем своего гуру. Благодаря космополитическому воспитанию он смог вернуться на Запад, чтобы заняться популяризацией индийской музыки. К 1965 году его имя, возможно, и не было известно каждому прохожему на улице европейского города, но благодаря поддержке интеллектуальной элиты Рави — теперь тоже «Падма Бхушан» — выступал на концертах, сочинял музыку и занимался преподавательской деятельностью. После сотрудничества с Лондонским симфоническим оркестром и джазовым флейтистом Полом Хорном пуристы обвиняли его в выхолащивании стиля, но для большинства из тех, кто его слышал, он был одним из главных музыкальных послов своей родины.
Однажды Дэйв Кросби из Byrds порекомендовал Джорджу Харрисону послушать «Portrait Of Genius» и другие пластинки Шанкара. Как и в случае с ЛСД, реакция на классическую индийскую музыку носит субъективный характер. Одни находят ее завораживающей, в то время как другие — ужасно скучной. Ее ближайшим европейским эквивалентом является шотландский пиброч, чьи жужжащие темы тоже «никуда не уходят». Вместо этого отдельные тональности — многие из которых относятся к определенным временам дня — исследуются вне динамики и очень подробно. Более сложные, чем пентатонические вариации пиброча, раги ситара содержат лады минимум из пяти ступеней, восходящие и нисходящие, и всегда идущие в определенной последовательности.
Джордж всегда будет отличаться разборчивостью в отношении этнической музыки. Однажды в тунисском отеле он скатал из хлеба шарики и заткнул ими уши, чтобы не слышать завывание местных музыкантов, доносившееся из соседнего номера. Однако индийская музыка сразу же нашла отклик в его душе. Подчинение «эго» Джорджа музыке совпало с теми духовными решениями, которые он принял под воздействием ЛСД и чтения. Кроме того, пропасть между Рави Шанкаром и рок–н-роллом отнюдь не была непреодолимой. Инструментальные пьесы Дуэйна Эдди, очаровывавшие юного члена Quarry Men, тоже основывались на фолк–мотивах и повторяющихся остинато. Спустя годы Эдди добавит переход в мелодию Шанкара под контролем Харрисона и удостоится упоминания на конверте альбома о соавторстве «R. Shankar/D. Eddy» — в высшей степени странного, а с другой стороны, может быть, и не такого уж странного.
Волею случая Харрисон и Шанкар впервые увиделись в лондонском доме их общего друга в конце весны 1966 года. Рави имел весьма смутное представление о своем новом знакомом, но, по его словам, Джордж «очень отличался от других поп–музыкантов, которых я встречал до него. Он был прост в общении, обаятелен, добр и проявлял стремление учиться чему–то новому». Со времен «Help!» Джордж практиковался в игре на ситаре в Кинфаунсе, стараясь освоить другие приемы исполнения. Рави разъяснил ему, что самостоятельно учиться играть на этом инструменте — полное безумие. В идеале ему следовало стать шишиа у мастера вроде Шанкара.
Так началась многолетняя дружба либерально мыслившего учителя и своенравного, но в то же время очень серьезного ученика. Сознававший, что «через музыку постигается духовное», Джордж был выше всяких похвал. Однако Рави настаивал на посещении Индии — не только для более интенсивного обучения, но и чтобы прочувствовать особый ритм жизни этой страны, а значит, и овладеть новым музыкальным языком. Поскольку обязанности члена Beatles не оставляли ему свободного времени до самой осени, он был вынужден обходиться записанным на кинопленку заочным курсом Рави.
Его смирение в присутствии Шанкара резко контрастировало с раздражением, которое он испытывал, когда ему указывали, что он должен делать в Beatles. Тем не менее, как и «Help!», новый альбом содержал две песни Харрисона. Больше того, среди трех кавер–версий песен с «Rubber Soul», вошедших в британский Тор 20, была «If I Needed Someone» Джорджа в исполнении Hollies.
Вторые после Beatles, Hollies пережили крах мерсибита, как самая выдающаяся группа Севера. Если они записывали вашу песню на первой стороне сингла, у вас были все шансы заработать хорошие деньги. В октябре 1965 года, во время острой дискуссии по поводу того, какую вещь лучше выпустить на следующем сингле, их продюсер Рон Ричарде упомянул о переданной ему записи номера Харрисона, который Beatles сочли тогда неподходящим для «Rubber Soul». В конечном итоге манчестерцы выпустили «If I Needed Someone». Но Beatles все–таки включили его в новый альбом не только потому, что кавер–версия Hollies оказалась неудачной. Леннон не любил Hollies как группу, а автор песни публично раскритиковал их, заявив, что они звучат, словно сессионные музыканты, отрабатывающие угощение. Хотя откровенность Джорджа весьма похвальна, своим резким выпадом он причинил вред только себе, поскольку сумма авторского гонорара в результате заметно уменьшилась. Кроме того, журнал «Music Echo» выступил в защиту Hollies, утверждая, что они спасли одну из самых слабых вещей на «Rubber Soul».
Песни сочинителей второго ряда в своих группах, таких, как Джордж Харрисон, Билл Уаймен из Rolling Stones, Джон Энтуистл из Who, пользовались меньшей популярностью среди других исполнителей, нежели оригинальный материал из первичного источника этих групп. К тому же с ними зачастую экспериментировали, что еще больше снижало их ценность. Второй опус Джорджа на «Rubber Soul», «Think For Yourself», и вовсе не являлся шедевром, но он был записан на гибкой пластинке для фэн–клуба Beatles. Гитара Джорджа звучала, словно орган, но внимание привлекала не она, а гулкая басовая партия Пола, пропущенная через «фузз», новое по тем временам устройство, придающее гитаре своеобразное звучание, вызывающее ассоциации с саксофоном. Оно было применено при записи «(Can't Get No) Satisfacton» Rolling Stones, разошедшейся тем летом миллионным тиражом.
За пределами студии Джордж находил некоторое удовлетворение в том, что выдвигал инициативы по другим вопросам. Так, он ратовал за прекращение туров, и в этом его поддерживал Джон. В последнее время Леннон, привыкший выкрикивать в зал вся кого рода непристойности, на почве употребления наркотиков, стал напоминать, по выражению Дезо Хоффмана, «бешеную собаку, которая в любой момент способна наброситься на тебя и укусить». Ему стоило большого труда улыбаться и приветственно махать рукой, когда 26 октября 1965 года одетые подобающим образом Beatles проехали сквозь ликующие толпы к Buckingham Palace, чтобы получить ордена MBE (Member of the British Empire).
Маскируя охоту за голосами признанием вклада Beatles в британский экспорт, лейбористское правительство наградило их, словно прислушавшись к лозунгу «Отдайте должное Beatles! » на обложке мартовского выпуска «Melody Maker». «Я не думал, что можно удостоиться подобного только за то, что играешь рок–н-ролл», — восклицал Джордж. Не думали, что такое возможно, и высшие государственные сановники с отставными адмиралами, вернувшие в порыве негодования свои ордена Ее Величеству. Еще раньше «Daily Express» писала, что, если Beatles представят к награде, им следует сделать «приличные» стрижки, прежде чем они явятся во дворец. Интересно, какова была бы реакция всех тех, кто протестовал против их награждения, узнай они, что Леннон поначалу не желал становиться обладателем Member of the British Empire.
Двумя годами позже Beatles приписали MBE к своим подписям под петицией с призывом к легализации марихуаны для придания им большего веса. Другого применения своим орденам они больше так и не нашли, если не считать возврат его Ленноном в 1969 году в качестве политического жеста.
Если Джон весьма щепетильно относился к «одной из самых грандиозных шуток в истории островов», Пол был чрезвычайно доволен своим MBE. Ему до сих пор нравилось выступать на сцене, и он с удовольствием играл за кулисами джемы с Paramounts, группой разогрева на последних концертах Beatles в Hammersmith Odeon. Но ему вовсе не хотелось отдуваться за всех. Устали даже члены команды. «Я всегда с нетерпением жду начала тура, — говорил Нейл Аспиналл, — но стоит ему начаться, не можешь дождаться, когда он закончится». Малореальные планы поездки в Россию в 1966 году перечеркнул мировой тур, в ходе которого Beatles посетили много стран в первый (и в последний) раз.
Одним из его пунктов был Гамбург, где Beatles не появлялись с 1962 года. В освобожденной комнате над «Тор Теп», где они жили во время своего первого приезда, была устроена вечеринка для всех гамбургских знакомых, после чего их увезли на кавалькаде автомобилей в сопровождении эскорта мотоциклистов в «Ernst Merck Halle».
Ни одна британская площадка не могла сравниться с зарубежными стадионами и выставочными центрами, с легкостью собиравшими тысячи людей. Благодаря этому музыканты были избавлены от множества (но не от всех) неудобств, связанных с долгими часами томительного ожидания в тесных гардеробных и гостиничных номерах. Мистер Эпштейн также сократил число и продолжительность пресс–конференций. «Брайан постоянно предупреждал нас, чтобы мы ничего не говорили о Вьетнаме, — рассказывал впоследствии Джон репортеру. — Но наступил момент, когда мы с Джорджем заявили ему: «Послушай, если в следующий раз нас спросят, мы обязательно скажем, что нам не нравится эта война и что они должны убраться оттуда».
Брайана гораздо больше устраивали вопросы о мини–юбках, о том, когда Пол женится на Джейн Эшер, и о других безопасных темах. Незадолго до этого ему пришлось улаживать трения с руководством Capitol, возникшие по поводу обложки пластинки, на которой Beatles представали в образе мясников, весело выполняющих свою жутковатую работу. Эта фотография, на которой среди мясных туш виднелись руки, ноги и головы кукол, появилась в Британии в качестве рекламы «Paper Back Writer», нового сингла квартета. В стране комнаты ужасов мадам Тюссо и Screaming Lord Sutch она должна была восприниматься как комическая картинка. Однако в чувствительной Америке, в то время когда ее молодых солдат разрывало на куски в Индокитае, «мясницкую» обложку спешно изъяли из продажи. «Это означает, — сказал Пол, — что мы должны более тщательно продумывать оформление пластинок». — «Во всяком случае, это не страшнее, чем Вьетнам», — заявил в свою очередь Джон.
За кулисами «Ernst Merck Halle» кто–то распространил фотографии Джона и Джорджа с прическами «шляпка гриба», сделанные в 1961 году. Несколько старых друзей были допущены в гардеробную. В сопровождении Гибсона Кемпа пришла Астрид, чтобы возобновить знакомство с «милым ребенком», которого когда–то изгнали из Германии за нарушение «комендантского часа» для несовершеннолетних.
От той же самой платформы, на которой его провожали Стюарт и Астрид, они отбыли в Гамбург на поезде, сохраненном, по всей очевидности, для перевозки членов королевской семьи. Именно во время этого путешествия они впервые услышали пробную копию своего следующего после «Rubber Soul» альбома. Порядок песен уже был определен — первой шла новая вещь Джорджа «Taxman», последней — «Tomorrow Never Knows», которая в студии была записана первой. С названием они до сих пор не определились. В дороге через леса Нижней Саксонии появились два варианта — «Full Moon» и «Fatman And Bobby».
В последние недели самого публичного путешествия Beatles студия звукозаписи, где можно было исправлять ошибки, являлась гораздо более приятным местом, чем сцена. Главную проблему представляли вокальные гармонии и сложные гитарные риффы в новых номерах, таких, как «If I Needed Someone», «Nowhere Man» и «Paperback Writer». У них хватило уважения к себе и ответственности для одиннадцатичасовой репетиции в гостиничном номере перед первым концертом в Мюнхене, но больше подобное не повторится.
За исключением «Long Tall Sally», иногда исполнявшейся в самом конце, на всех площадках программа их выступлений включала одни и те же песни, следовавшие в одном и том же порядке, несмотря на уверения Леннона, что «перед приездом в очередную страну мы изучаем перечень ее хитов и стараемся включать их в программу выступлений». На том же основании Джорджу следовало бы пообещать большее число номеров с его ведущим вокалом в Японии, где он далеко не у всех был наименее любимым членом Beatles. В стране, где еще были популярны Ventures, новозеландец Питер Поза и другие старомодные и малоизвестные в других частях света гитаристы–инструменталисты, его угрюмая молчаливость расценивалась как признак профессионализма.
Три концерта в Японии, два на Лусоне, крупнейшем острове Филиппин, — земной шар для Beatles стремительно сокращался в размерах, по мере того как они посещали все новые и новые страны. Роскошный отель в Бельгии ничем не отличался от отеля в Теннесси, кока–кола была всюду одинакова на вкус. Всюду было одно и то же. Если сегодня понедельник, значит, это Манила.
Тем не менее Манила останется в памяти навсегда. Не подозревавшие о том, что от них требуется нанести визит вежливости семье и друзьям президента–диктатора Фердинанда Маркоса, Beatles спали, когда явились президентские лакеи с поручением привезти их во дворец, которые были вынуждены удалиться ни с чем. Джордж вспоминал, как во время позднего завтрака «кто–то включил телевизор, и на экране появился огромный дворец в окружении людской массы, и этот парень сказал: «Они еще не прибыли».
На следующий день фэны, собравшиеся в международном аэропорту Манилы, чтобы проводить Beatles, были удивлены отсутствием каких бы то ни было мер безопасности. Их встревоженные кумиры тем временем ставили свой багаж на эскалаторы в нескольких шагах от разгневанной группы одинаково одетых людей в штатском, едва не набросившихся на них, когда они медленно, обливаясь холодным потом, проходили таможню, выполняя все мыслимые и немыслимые требования филиппинской бюрократии. «Они ждали нас, чтобы отомстить, — рассказывал Джордж. — Мне было страшно. Эти тридцать забавно выглядевших ребят с пистолетами явно намеревались задать нам жару». Beatles и их команда быстро погрузились в самолет, но вылет был задержан из–за того, что Мэла Эванса и Тони Бэрроу позвали обратно в терминал для улаживания еще каких–то формальностей.
Их начали третировать еще предыдущим вечером, когда инженеры в телестудии намеренно создали помехи, чтобы заглушить слова Брайана Эпштейна, приносившего извинения от имени Beatles за неумышленное оскорбление священной персоны Фердинанда Маркоса. Кроме того, им пришлось заплатить огромный налог с прибыли, которую им принес концерт на стадионе. Никто из филиппинских чиновников не хотел рисковать своей карьерой, а может быть, и свободой, и поэтому они приняли активное участие в травле этих длинноволосых иностранцев, организованной президентом.
Никогда еще аргументы Джорджа по поводу целесообразности прекращения туров не звучали так убедительно, как на фоне улюлюканья подданных тирана. Однако инцидент в Маниле был сущим пустяком по сравнению с тем, что ожидало их впереди. Пророческими оказались слова Джорджа: «Пару недель мы будем приходить в себя, прежде чем нас изобьют американцы».
Избиение, если не в физическом, то в психологическом смысле, началось после того, как в американском журнале «Datebook» — из той же категории, что «16» и «Mod», — появились непродуманные высказывания Леннона. Более серьезные журналы поведали читателям о том, что Леннон «хвастал», будто Beatles стали популярнее Иисуса Христа, а он всего–то посетовал в интервью «London Evening Standard» на безбожие современной молодежи. Американцы же расценили его вырванные из контекста слова как «богохульство».
Это мнение разделяли в первую очередь белые жители Юга, сочетавшие правый радикализм с крайней набожностью. Именно здесь, в так называемом библейском поясе, тысячи пластинок Beatles были ритуально раздавлены гусеницами бульдозеров и другой строительной техникой, причем это комментировалось в прямом радиоэфире. Проводились и другие массовые акции протеста, также весьма зрелищные. Новый альбом группы — в конце концов получивший название «Revolver» — был исключен из плэй–листов 22 радиостанций южных штатов, а в адрес тех, кто собирался пойти на предстоявшие выступления Beatles, посыпались угрозы божьей кары. Эпштейну пришлось отменить сеанс записи на мемфисской Sun Studios, где начинал свою карьеру Элвис Пресли.
По мере того как кампания дискредитации набирала обороты, возникла реальная угроза покушения на жизнь Леннона, а возможно, и остальных членов Beatles. Брайан был готов пожертвовать своим личным состоянием, лишь бы американский тур был отменен. Для большинства импресарио тем не менее возможное убийство во время концерта было недостаточным основанием для его отмены. На пресс–конференции, состоявшейся перед первым концертом тура в Чикаго, Джон выступил с заявлением, которое большинство восприняло как извинение.
Концерты в северных штатах прошли без эксцессов, включая весьма тусклое выступление на «Shea Stadium», где Джордж стоял как вкопанный, с мрачным, словно зима в Мерсисайде, лицом. На Юге в противовес выпадам ненавистников Beatles были выпущены значки с надписью «Я люблю Джона», которые разошлись в огромном количестве. В Мемфисе на сцену была брошена петарда, чему предшествовал телефонный звонок с угрозой убийства в тот же самый день. Вспоминая, как в 1964 году «парень в Брисбене швырнул на сцену жестяную банку, и это сильно испугало его», один непосредственный свидетель пришел к выводу, что «Джордж очень боялся лишиться жизни — а кто не боялся, приятель? — о чем свидетельствует то, что он поспешил укрыться».
Даже Пола рвало от страха 29 августа 1966 года, перед последним концертом Beatles в «Candlestick Park» в Сан–Франциско, где они прекратили свое существование в качестве выступающей группы. Этот тридцатиминутный концерт был не лучше и не хуже в этом туре: Ринго забыл слова в «I Wanna Be Your Man», Джордж допускал ошибки в проигрышах, а Пол пытался сделать из этого шоу. В конце они сфотографировались на память, стоя на сцене. «Ты хорошо поработал, Ринго», — сказал Джон, повернувшись к ударной установке, незадолго до ностальгического финала, «Long Tall Sally», которая то включалась в концертную программу, то исключалась из нее еще до того, как Джордж впервые сыграл с Quarry Men.
Впоследствии будет часто цитироваться реплика Джорджа, произнесенная им с элегической грустью в самолете, на котором они возвращались в Англию: «Ну вот и все. Я больше не битл».
Шишиа
Гонорары Патти значительно возросли благодаря ее браку с Джорджем, но к 1967 году она фактически оставила модельный бизнес, как и ее супруг, все больше и больше погружаясь в индийскую культуру. Если Джордж часами бренчал на своем ситаре, она вместе с сестрой Дженни посещала уроки индийских танцев, облачаясь там в одежды, купленные Джорджем в Дели, где Beatles дали два концерта сразу после бегства из Манилы.
Джорджу, очевидно, было очень лестно, когда Джон и Пол решили последовать его примеру и купили индийские музыкальные инструменты, а также сари для Синтии и Джейн. Ринго тоже поселился в отеле «BOAC», куда к Джорджу приходил сикхский ситарист давать уроки игры. Джон и Ринго однажды присутствовали на выступлении Рави Шанкара и его аккомпаниатора на табле Алла Ракха в Кинфаунсе. «Им понравилось, — отметил Джордж, — но они не в такой степени прониклись этой музыкой, как я».
Влияние Шанкара совершенно очевидно в песне Джорджа «Love You Too» с альбома «Revolver». Его ситар и табла приглашенного музыканта Анила Бхагата начинают с медленного алапа (вступления), но затем, в отличие от Шанкара, обычно продолжавшего в том же духе, они резко ускоряют темп. Только английский текст, электрический бас и пропущенная через «фузз» гитара напоминают о том, что это песня западной группы.
Та же гармония звучит в других композициях Харрисона, таких, как «I Want To Tell You» и «Taxman» — ритмичной песне, сделанной с помощью Джона и повествующей о том, как налоговое ведомство опустошает карманы подданных британской короны. Три песни Джорджа на «Revolver» явились самой большой на тот момент долей его участия в альбоме Beatles. Его сочинительский талант, расцветший во время бесконечных, утомительных туров, внес свой вклад в последовавший процесс саморазрушения группы, но в «Revolver» они проявляют себя сплоченной, как никогда, командой. Впоследствии ни один из них уже не проявит в такой степени свои способности. Возможно, Джон и проклинал все на свете, помогая Джорджу с «Taxman», но впоследствии он признает, что активное участие Джорджа избавило их с Полом от многих проблем, когда они работали над «Eleanor Rigby» — эквивалентом «Yesterday» на «Revolver».
Поскольку золотой диск альбому был гарантирован до того, как он был не то что выпущен, а еще только задуман, они могли позволить себе воплотить на нем свои самые смелые музыкальные идеи. «Раньше мы верили профессионалам звукозаписи и безоговорочно слушались их, — говорил Харрисон. — Теперь мы сами знаем, что нужно делать, и это открывает перед нами широкие возможности». Джордж лучше остальных Beatles научился разбираться в звукозаписывающем оборудовании. Он был способен по достоинству оценить современные технологии студии «Abbey Road» и понять, почему здесь до сих пор использовались казавшиеся совершенно неуместными устаревшие колонки «Altec», которые «отнюдь не приукрашивали звук».
Даже записанный с помощью не самых прогрессивных технических средств «Revolver» демонстрировал, что в 1966 году все три композитора группы переживали пору творческого расцвета. За рагой Харрисона «Love You To» и проникновенной лирической песней Пола «Here There And Everywhere» следовали детская песенка «Yellow Submarine», написанная для Ринго, и «She Said She Said» — тревожный рассказ Джона о своих впечатлениях от второго опыта употребления ЛСД. Эти вещи кажутся несовместимыми, но либеральный нонконформизм, присущий фундаментальной структуре Beatles, обеспечивал стилистическую сбалансированность такому сочетанию. Имидж группы был все еще безупречен.
От многословной и сумбурной «I Want To Tell You» и внушающей суеверный страх «Tomorrow Never Knows» веяло не до конца понятым восточным мистицизмом и «психоделией» ЛСД. Искаженный электроникой вокал, цитаты из «Тибетской Книги Мертвых», монотонная перкуссия на «ратаплане» — все это затрудняло классификацию «Tomorrow Never Knows» и оставляло ей мало шансов для конкуренции с «Yesterday», как рекордсмена всех времен по количеству кавер–версий. «Stones и Who проявили к этой песне большой интерес, — вспоминал Пол. — Мы сыграли ее также Силле, и она долго смеялась».
«Все, от Брисбена до Бутла, ненавидят эту безумную песню, которую поет Леннон на «Revolver», — писал журнал «Mirabelle», выражая мнение своих подписчиц, в большинстве своем школьниц, которые отнеслись с негодованием или равнодушием к стилистическим изыскам Beatles. А между тем приближался 1967 год, которому было суждено стать своего рода пограничным в истории поп–музыки. Многие более или менее заметные группы занимались экспериментами при записи альбомов, тогда как в чарты синглов попадали их самые банальные и традиционные вещи. Примером тому могут служить «Yellow Submarine» Beatles и «Over Under Sideways Down» с альбома Yardbirds, который один критик похвалил, назвав его «мини–Revolver».
Единственной ставшей хитом кавер–версией с «Revolver» оказалась «Got To Get You Into My Life» в исполнении Клиффа Беннетта. Эта песня была идеальным материалом для перехода от соула к року, хотя сценические манеры Беннетта с его Rebel Rousers представлялись безнадежно устаревшими, когда даже простоватые Troggs пели о «бамбуковых бабочках в твоем рознании». Другие тоже либо объединяли таланты, не развивая их, либо адаптировались к психоделии, не очень понимая, что это такое.
Beatles были единственной группой мерсибита, выступившей на концерте победителей опроса «New Musical Express» за 1966 год, после чего они навсегда исчезли с британской сцены. Той весной Rory Storm And The Hurricanes выступили в «Cavern» за несколько часов до того, как власти закрыли заведение. Когда его приведут в порядок в соответствии с санитарными нормами и вновь откроют, Beatles пришлют поздравительную телеграмму. Однако «Cavern» уже никогда не станет прежним. Здесь начнут устраивать художественные выставки и проводить поэтические вечера, хотя иногда будут появляться такие пережитки прошлого, как Hideways и Rory Storm And The Hurricanes, исполняющие «Money» и «Some Other Guy» для немногих, помнящих старые времена.
В полумраке европейских танцевальных залов более счастливая братия вроде Swinging Blue Jeans и Merseybeats упорно сопротивлялась тенденции возвращения местных площадок к традиционному для них стилю. Хотя и поставленные на колени, эти команды все еще сохраняли остатки былого достоинства и даже величия. Другие музыканты, покинувшие паром мерсибита при первых признаках течи, также пытались выжить. В США бывший член Undertakers Джеки Ломакс основал новую группу, Lomax Alliance, вопреки совету Брайана Эпштейна начать сольную карьеру. Еще один неудачный старт осуществил бывший член Searchers Крис Кертис, взяв на себя малоподходящую роль ведущего певца в группе, созданной его приятелем Джоном Лордом, бывшим органистом Flowerpot Men. Тем временем развалилась Pete Best Combo, и ее лидер, уставший от вероломства в шоу–бизнесе, с облегчением отошел от дел.
Более упрямый барабанщик/лидер уединился со своими Dave Clark Five в студии. В отличие от Beatles он не стал расширять свои музыкальные горизонты а выпустил два хита, чье авторство принадлежало сочинителям, снабдившим шансонье Энгельберта Хампердинка душещипательной песенкой «Release Me», которая в феврале 1967 года помешала стать британским Номером Один синглу с двумя шедеврами Beatles «Penny Lane»/«Strawberry Fields Forever». Слащавость, антитезис психоделии, еще не утратила актуальности.
Одетый в индийский кафтан, сверкающий жемчужинами, джазовый флейтист Чарльз Ллойд исполнил импровизацию на тему «Here, There And Everywhere» с «Revolver» в стробоскопических вспышках нью–йоркского «Fillmore East». Другие знаменитые андерграундные площадки, такие, как лондонский «Middle Earth» и амстердамский «Paradiso», также использовали световые шоу наряду с аудиовизуальными средствами для стимуляции психоделических ощущений, когда бэнды — не группы — играли для хиппи, сидевших скрестив ноги в трансе или трясшихся с безумными глазами в танце.
Большой интерес публики вызывали Cream, трио, привлекавшее внимание не столько внешним видом, сколько виртуозностью продолжительных импровизаций при исполнении вещей из своего дебютного альбома. Наибольшей популярностью пользовался Эрик Клэптон, которому посвящали граффити «Клэптон — бог», когда он еще входил в состав Bluesbreakers Джона Мэйалла. Легенда начиналась в «Marquee», известном клубе в Сохо, где однажды вечером, после концерта Lovin' Spoonful, Клэптон поздоровался с Джорджем Харрисоном и Джоном Ленноном, которые потом вспомнили о нем, увидев имя члена Yardbirds в нижней части афиши рождественского выступления Beatles. Тогда же они оставили Эрика в «Marquee», уехав на вечеринку в отель к Lovin' Spoonful. Впоследствии он узнает, что Джордж испытывал по этому поводу угрызения совести: «Нам нужно было пригласить этого парня, потому что, я уверен, мы откуда–то знали его… Он выглядел очень одиноким».