Одной из тех, кому удалось добиться успеха, была Силла Блэк, ставшая телевизионной ведущей. Их пути разошлись, но Beatles поддерживали контакты со Swingin' Cilla. Джон и Йоко прислали ей поздравительную телеграмму в день свадьбы, Пол написал инструментальную пьесу для ее первой программы, а Ринго принял участие в другой ее программе и на сей раз стучал уже совсем не так, как в 1960 году, когда ей пришлось наклониться к нему, сидевшему за ударной установкой, с микрофоном в руке, чтобы спеть дуэтом «Boys» в «Iron Door».
Барабаны Ринго — наряду с гитарой Клэптона — фигурировали на незавершенной записи песни Силлы, сочиненной и спродюсированной Джорджем Харрисоном в 1972 году. «When Every Song Is Sung», первоначально предназначавшуюся для Ширли Бэсси, пытались записать и Ронни Спектор, и Леон Рассел. Силла вырвалась всего на один день в Лондон из Блэкпула, где в течение летнего сезона выступала в варьете, и к тому же перед студией она посетила стоматолога. «Стоял жаркий воскресный день, и я была совершенно не настроена записываться». Тем не менее ей очень понравился текст Джорджа («просто супер»), и она сделала еще одну попытку в 1974 году с другим продюсером, «но и тогда в ней не слышалась та магия, которой она заслуживала. Она должна была иметь аранжировку типа той, что в «Yesterday». Песня больше напоминала «Something». Во время случайной встречи Силлы с Джорджем в китайском ресторане в Лондоне выяснилось, что она все еще хочет попробовать записать ее, даже после того, как она была переименована в «I'll Still Love You» для альбома Ринго «Rotogravure» в 1976 году.
Ни одна нота не была сыграна или сочинена Джорджем для предыдущего альбома Ринго «Goodnight Vienna», поскольку завершение «Dark Horse» и подготовка к туру, который должен был начаться в «Pacific Colosseum» в Ванкувере 2 ноября 1974 года, не оставляли ему времени для помощи другим. Кроме того, когда сеансы записи «Goodnight Vienna» уже начались, им с Джоном пришлось воевать против Аллена Клейна.
Как и пророчил им в свое время Мик Джаггер, трое бывших Beatles, мягко говоря, стали испытывать сомнения в честности Робин Гуда поп–музыки. После концертов в пользу беженцев из Бангладеш разыскать его было все труднее и труднее, а заголовки вроде «Аллен Клейн присвоил деньги Бангладеш?» в «Rolling Stone» не внушали оптимизма. «Какому–то парню в Нью–Йорке пришла в голову идея по поводу Клейна, — объяснял Джордж. — Типа того, «если за это дело возьмется Клейн, все получится, как надо»».
Господа Харрисон, Леннон и Старр заинтересовались, как их менеджер управляется с делами. Обладая достаточным опытом в музыкальной индустрии, троица привлекла юридические силы, чтобы прояснить финансовое состояние империи «Apple», в которой правил бал Клейн. Оказалось, что тот в итоге изъял целое состояние из неконтролируемых процентов звукозаписывающей компании, но где были эти деньги — и сам Клейн, — когда Джордж получил уведомление о выплате налогов за 15 лет пребывания в ранге международной звезды?
Джордж «отчаянно нуждался в человеке, который помог бы мне разобраться с моим настоящим и будущим, но, к сожалению, этому человеку пришлось разбираться с моим прошлым». Этот человек материализовался в лице американца, и темпераментом, и внешностью представлявшего полную противоположность Клейну. Худой, лысый, в очках — Денис О'Брайен являл собой стереотип финансиста. Его методичный подход к изучению права и бухгалтерского дела в университете обеспечил ему хорошую должность в банке Ротшильда. В начале 1970–х закаленный в битвах Денис обрел достаточно уверенности в собственных силах для того, чтобы стать независимым финансовым консультантом в Лос–Анджелесе.
Его первым заказом в сфере шоу–бизнеса был финансовый контроль за «Being There» Питера Селлерса. Признавая, что Beatles на голову выше среднего уровня, он никогда не был любителем поп–музыки, и «те истории о музыкантах, которые я слышал, отнюдь не делали им чести». Он прекрасно понимал: бурное развитие индустрии поп–музыки означает, что уже больше нельзя составлять контракт на салфетке во время ленча, как это когда–то сделал Брайан Эпштейн с Билли Дж. Крамером.
О'Брайен тут же отложил все свои дела, когда в 1973 году его познакомили с Джорджем Харрисоном. Как рассказывал Джордж, «мой друг по Харе Кришна обнаружил рубиновую копь в Индии и размышлял, как ее можно использовать для оказания поддержки храму. Он познакомился с Питером Селлерсом, который связал его с Денисом, и этот парень из Харе Кришна свел с ним меня». По мере того как Джордж и О'Брайен лучше узнавали друг друга, между ними росла взаимная симпатия, и со временем они стали друзьями. Их роднило чувство юмора, и Джордж с большим уважением относился к профессиональным качествам Дениса: «За 20 минут он может почерпнуть из баланса больше, чем большинство других за 20 часов». Рассказывая об их первой встрече, О'Брайен говорил с несвойственной ему восторженностью: «Председатели Shell, RTZ, IBM, Ford… я встречался со всеми этими людьми, но я никогда не встречался с людьми, подобными Джорджу».
Со стороны могло показаться, что это притяжение противоположностей. Как однажды заметил Эрик Айдл: «Отношения Джорджа и Дениса — это баланс между любителем–святым и любителем–дьяволом». Поскольку Харрисон не был неотесанным наркоманом, а О'Брайен — непроницаемым педантом, между Денежным битлом и его финансовым советником было достаточно много общего, чтобы быть склонными к бережливости и одновременно к расточительству, а также к благотворительности.
Хотя это были не столь масштабные пожертвования, как в случае с концертами в пользу беженцев из Бангладеш, значительная часть выручки от долгожданного тура «Dark Horse» пошла на благотворительные цели — от помощи жертвам голода в Эфиопии до перечислений в больницы дельты Миссисипи. Поначалу ничто не сулило проблем Джорджу, всегда опасавшемуся обвинений в высокомерии или скупости — грехах, из–за которых подверглись нападкам Rolling Stones в «The San Francisco Chronicle» в 1969 году. Раздосадованные, они ответили бесплатным концертом в Альтамонте, в часе езды от Сан–Франциско. Наученный этим опытом, Джордж нанес визит в бесплатную медицинскую клинику в Хэйт–Эшбери, куда должна была быть перечислена выручка от концерта в «Cow Palace», той самой площадке, где Beatles выступали во время их первого тура по Северной Америке.
Прошло десять лет, на сцену вышел только один из Beatles — и никаких криков. Джордж всегда ненавидел шум, который оскорблял его как музыканта, и, по крайней мере, в тот вечер он был избавлен от него со стороны тех, кто заплатил немалые деньги, чтобы послушать Джорджа Харрисона. Каково бы ни было качество выступлений Джорджа, все концерты проходили с аншлагами, и его принимали так же, как любого другого знаменитого рок–певца.
Единственной настоящей поп–звездой, присоединившейся к нему на этот раз, был Билли Престон с целым арсеналом всевозможных клавишных инструментов. Заключивший в 1972 году контракт с А&М, он только что выпустил свой третий американский Номер Один, «Nothing From Nothing». Остальные музыканты из группы Джорджа, пусть и не столь именитые, как Престон, обладали впечатляющими профессиональными навыками. Ее ядром являлись LA Express, секстет под руководством трубача и флейтиста Тома Скотта. Ребята Скотта были рады вырваться на сцену из студии, где они аккомпанировали Фрэнку Синатре, Фрэнку Заппе и им подобным. Этот слаженный коллектив выгодно отличался от разношерстной команды, игравшей на концертах в пользу беженцев из Бангладеш.
Репетиции в студии А&М прошли не так гладко, как ожидалось. После распада Beatles Джорджу приходилось быть лидером, и это давалось ему нелегко. Помимо работы над альбомом, он должен был заниматься повседневными делами в период междуцарствия Клейн — О'Брайен, решать вопросы, связанные с организацией музыкального фестиваля Рави Шанкара в «Albert Hall», готовиться к туру, и у него практически не оставалось времени для отдыха. Поскольку у Джорджа отсутствовала привычка подолгу петь, а ему еще нужно было натаскивать LA Express, незнакомых с его материалом, у него ослабли голосовые связки, и вместо пения он издавал натужный хрип. «У меня пропал голос, и я был совершенно измотан. Нужно было выбирать: либо отменять тур, либо ехать и хрипеть со сцены». Как истинный профессионал, он выбрал второе, в последнюю минуту усилив свою команду двумя испытанными бойцами — Джимом Хорном и Джимом Келтнером.
Программа тура содержала примерно поровну песен Beatles и сольных хитов Харрисона, включая пару номеров с «Dark Horse». Это свидетельствовало о том, что Джордж не собирался пренебрегать прошлым, хотя Билли Престон и сказал репортеру из «Rolling Stone»: «Джордж вообще не хотел петь «Something», но я знал, что ему придется сделать это, и он взбунтовался, исполняя ее по–другому и переписав текст». Все еще испытывая пиетет по отношению к Джону, он пел своим охрипшим голосом «In My Life», песню Леннона с «Rubber Soul», наполнив ее громкими трубами и эффектом «вау–вау» Роббена Форда, гитариста LA Express. На этом фоне растекалась барочная мечтательность «Hammond B-3» Билли. Вероятно, в качестве ответа в продолжавшихся дебатах вокруг «He's So Fine» Джордж исполнял ускоренный вариант «My Sweet Lord», которую не сразу можно было узнать.
На три номера из «Dark Horse» публика реагировала с меньшим энтузиазмом, нежели на остальной материал. «Maya Love» имела весьма поверхностный текст, но — как и инструментальная пьеса «Hari's On Tour» — служила средством демонстрации возросшего мастерства автора в игре на слайд–гитаре. Больший интерес представлял заглавный трек, хотя бы за счет хриплого, словно простуженного, голоса, звучавшего тем не менее довольно приятно и представлявшего собой нечто среднее между вокалом Маккартни и Рода Стюарта. Еще незавершенная в студии, с каждым последующим выступлением тура эта вещь становилась все менее аморфной. «Поскольку аккомпанирующей группе все равно нужно было разучивать «Dark Horse», я решил записать ее живьем. Если ее сейчас послушать, она звучит вполне прилично».
«Вполне прилично» прозвучало и первое трехчасовое выступление, тепло воспринятое публикой. Одна девушка в первом ряду громко рыдала — очевидно, происходившее вызывало у нее ассоциации с магической атмосферой концертов в пользу беженцев из Бангладеш. В каждом пункте тура происходили слабые всплески битломании, как, например, в Окленде, где фэны устроили давку перед сценой, добавив забот и без того испытывавшему огромную нагрузку Джорджу во время исполнения «Give Me Love». «Я либо завершу этот тур абсолютно счастливым, либо уползу в свою нору еще на пять лет».
К минусам можно было отнести то, что в отличие от 1971 года публика с одинаково стоившими билетами бросалась с дикими воплями занимать лучшие места, когда открывались двери стадиона. Дело в том, что «фестивальные места» не были предназначены для сидения. В 1974 году на поп–сцене Северной Америки отсутствовали явные объекты поклонения и, соответственно, не было массовой истерии фэнов. Успех Боуи носил маргинальный характер, а глэм–рок присутствовал в Hot 100 лишь символически. В то время как группы Ramones в Нью–Йорке и Sex Pistols в Лондоне только еще проводили пробные репетиции, тинейджерам пост–психоделической эпохи приходилось самим искать себе развлечения. Духовность была забыта. Дешевый алкоголь, наркотики, обесцвеченные пряди волос — вот приметы того апокрифического года.
Примерно тому же уровню сознания соответствовала псевдоблюзовая брутальность таких менестрелей, как Rush, Grand Funk Railroad, Led Zeppelin и Bachman–Turner–Overdrive, чьи звуковые картинки бесчинств Чингисхана идеально подходили для американских стадионов, изначально предназначенных для проведения спортивных соревнований. Еще ниже по этой шкале располагались Climax Blues Band и Supertramp. Если никто особенно не сходил по ним с ума, то их концерты, по крайней мере, были поводом встретиться с друзьями, оторваться и пошвырять наполненные мочой пивные банки в сторону музыкантов, если те играли недостаточно хорошо. Некоторые из этих снарядов долетали до сцены, где кривлялись тоненькие фигурки с гитарами в форме буквы V.
Принадлежал ли Джордж к этой когорте? После пятого концерта ему пришлось провести два часа на «Long Beach Arena» в ожидании самолета. Он расхаживал по пустому стадиону, а в это время бульдозер сгребал тонны осколков бутылок из–под виски, сигаретных пачек, предметов одежды и прочего мусора, оставленного толпой, к которой он обратился однажды во время выступления: «Не знаю, как там у вас внизу, но отсюда сверху вы похожи на покойников». Когда кто–то, войдя в раж, начал орать, требуя старых песен, он ответил: «Ганди говорит, что нужно создавать образ своего выбора и придерживаться его. Образ моего выбора — не битл Джордж. Если вы хотите Beatles, идите слушать Wings. Зачем жить прошлым? Пребывайте в настоящем. Нравится вам это или нет, я такой, какой есть».
Хотя он придерживался иного мнения, из статьи в «Rolling Stone» явствовало, что у него было немало поклонников. Джордж поначалу утверждал, что журнал выбрал из критических заметок о туре «только позитивные отклики». Но впоследствии признал, что «многие понятия не имели, какую музыку они пришли слушать, и в итоге она им очень нравилась. Она действительно была неплоха. На каждом выступление люди аплодировали стоя». Естественно, он написал об этом песню. «This Guitar (Can't Keep From Crying)» появилась из–за того, что пресса и критики достали меня во время туров 1974—1975 годов. Это было просто отвратительно».
По бутлегам и одной официально изданной живой записи тура можно сделать вывод, что он в самом деле был вполне удачным, и никакие негативные публикации не смогли отвратить от него преданных фэнов, прощавших ему все ошибки и недостатки. Даже Джон Леннон, который находился с ним в ту пору не в самых лучших отношениях, сказал: «Хотя у него сел голос, атмосфера была замечательной, а игра Джорджа — выше всяких похвал».
По «Long Beach Arena» он разгуливал после выступления, во время которого его воспаленные голосовые связки подверглись страшному напряжению. Никакие лекарства и вынужденное молчание не смогли предотвратить появление в местной газете жестокого заголовка «Dark Hoarse» (игра слов — «hoarse» означает хриплый. — Прим. пер.). Когда ему стало особенно тяжело, были исполнены три инструментальных номера подряд, дабы его голосовые связки могли отдохнуть в течение нескольких минут, но «отдохнуть в ходе семинедельного тура нереально. Как это ни странно, но мне нравился мой голос — он немного напоминал голос Луи Армстронга и к концу тура стал лучше». Он действительно стал лучше благодаря временной неспособности подниматься выше хрипа. Вместо того чтобы пытаться взять верхнюю «соль» в припеве «In My Life», Джордж хрипел, словно певец соул, как будто заложенное в песне чувство нельзя было выразить посредством ожидаемой мелодической артикуляции.
Многие не могли простить ему искажение текстов — как правило, в результате замены одного слова, — что искажало эмоциональное содержание вызывавших ностальгию старых песен: «something in the way she moves it» вместо «something in the way she moves», «while my guitar gently smiles» вместо «while my guitar gently weeps», что вызывало наибольшее возмущение, и «in myyyyy life I loved God more». Tex, кто пришел хорошо провести время, раздражали упоминания бога во всех ипостасях: Кришна, Христос, Аллах, Будда — которыми он время от времени перемежал свое пение. Некоторые отзывались, понимая, что это часть его имиджа, но черт побери, какое отношение имеет этот самый Кришна к рок–музыке?
Расистов гораздо больше раздражало появление на сцене Рави Шанкара. Промоутер Билл Грэхэм утверждал, что афиши «Джордж Харрисон и Рави Шанкар» будут сбивать людей с толку, но Джордж даже хотел, чтобы на них было написано: «Не приходите, если не хотите слушать индийскую музыку». («Я думал: не всю же жизнь людям слушать Led Zeppelin, пусть послушают и другую музыку».)
В качестве церемониймейстера Харрисону было далеко до Кена Додда, и он оказывал Рави медвежью услугу, призывая публику проявить немного терпения еще до того, как звучала первая нота индийского оркестра, состоявшего из 16 музыкантов. Затем он приветствовал своего бывшего учителя игры на ситаре посредством церемонного «пранум». На одном концерте Джордж поклялся, что отдаст жизнь за индийскую музыку. «Но не за эту», — добавил он, похлопав по своей гитаре «Stratocaster», висевшей на ремне, украшенном значком йога.
Возможно, тем самым он бросал вызов Led Zeppelin. Хотя Рави и не мог рассчитывать на победу, он заставлял своих музыкантов звучать как можно ближе к западной поп–музыке, о чем свидетельствовали его джазовая вещь «Dispute And Violence» и последний хит «I Am Missing You (Krishna, Where Are You)». Тем не менее его появление во втором отделении концерта лишило публику значительной части терпения, к которому ее призывали, и люди начали переговариваться, а некоторые направились в туалет, где им предлагался широкий ассортимент легких наркотиков. «Очень жаль, что многие люди не воспринимают то, что проходит над их головами», — вздыхал Джордж.
Для этой части публики главным аттракционом служило выступление Престона со своим трио, продавшим незадолго до этого миллион пластинок. Они выделывали ногами причудливые па, и в авангарде находился Билли в костюме с блестками, во всем эксгибиционистском великолепии истинного певца соул, прекрасно знавший, как завести людей, заскучавших под монотонные звуки бамбуковых флейт и ситаров. Когда затем к центральному микрофону возвращался Джордж, чтобы прохрипеть «Dark Horse» или «For You Blue», в публике явственно ощущался спад напряжения.
Подобно управляющему директору, танцующему твист с соблазнительной машинисткой на вечеринке в офисе, Джордж присоединялся к Билли в его танце, совершая синхронно с остальными движения руками, в «Will It Go Round In Circles». Как говорил Том Скотт, в Ванкувере «никто не хотел, чтобы Рави выходил к враждебно настроенной публике». Дабы спасти положение, Джордж вышел вместе с ним, чтобы подпеть в «I Am Missing You». He желая испытывать судьбу, после антракта оркестр Рави объединился с рок–группой, разучившей во время промежуточных репетиций в ходе тура аранжировки номеров Шанкара.
Джордж пригласил Дилана и Леннона, чей сольный сингл только что впервые стал американским Номером Один, принять участие в своих концертах, чтобы преподнести фэнам приятный сюрприз. Каждый из них появился в одном–двух пунктах тура, но и тот, и другой отказались выйти на сцену. С туром ездил и Питер Селлерс, создававший, когда бывал в настроении, атмосферу веселья, так необходимую Джорджу. «Когда Питер в духе, трудно вообразить более забавного человека, — говорил Джордж. — Столько разных лиц и характеров. Но когда он не в духе, то сам не знает, кто он есть на самом деле». К тому времени Харрисон и непредсказуемый Селлерс имели меньше общего, чем прежде. Благодаря Денису О'Брайену, их продолжали связывать общие инвестиции, но фаза увлечения Питера мистикой близилась к концу, и последним ее проявлением стала его просьба к Рави Шанкару дать сольный концерт. Он часто субсидировал Шанкара в прошлом, и поэтому его неприятно поразила непомерная сумма гонорара, затребованная за этот концерт Шамбу Дасом, тогдашним менеджером Рави. Селлерс, которому в скором времени предстояло умереть, еще более отдалился от Рави и Джорджа после памятного завершающего выступления тура 1974 года, состоявшегося 20 декабря в «Madison Square Gardens».
На последовавшей за ним вечеринке в одном из клубов Манхэттена Джордж, Ринго, Морин и Джон дружески общались друг с другом. Тур воплотил в себе все крайности того, что Леннон назвал «отношениями любовь–ненависть». Джон, единственный из бывших членов Beatles, прислал Джорджу букет цветов по случаю первого концерта тура в Ванкувере. Тот, в свою очередь, предпринял попытку отблагодарить его за это, когда поклонник рок–музыки Джек Форд уговорил своего отца принять Харрисона и его окружение, включавшее отца Джорджа, в Белом доме 13 декабря, в день вашингтонского выступления. В ходе обмена банальностями за коктейлем Джордж спросил президента Форда, нельзя ли посодействовать Леннону в его желании постоянно проживать в США, поскольку с 1971 года, когда он навсегда покинул Англию, все его усилия в этом направлении натыкаются на бюрократические препоны. Не далее как в ноябре этого года он был вызван в суд в связи с очередным уведомлением о депортации. Как и его товарищ по употреблению марихуаны Харрисон, он должен был через определенные периоды времени продлевать срок действия визы Н-1.
Его статус пребывания на территории США был не единственным предметом разговора между Джорджем и Джоном, произошедшего в гардеробной «Nassau Colosseum» в Лонг–Айленде спустя два дня после приема в Белом доме. Раздраженный тем, что Джон медлил с подписанием документов, касавшихся Beatles, Джордж отменил свое приглашение ему принять участие в любом из выступлений тура. Испытавший скорее облегчение, нежели досаду, Леннон тем не менее попытался зарыть топор войны, когда они с Йоко появились в «Nassau Colosseum», чтобы поздравить Джорджа. В хаосе закулисья между ними возникла ссора на тему «Где ты был, когда я в тебе нуждался?» с вариациями, в ходе которой Харрисон сорвал с Леннона очки и швырнул их на пол. «Мне было ясно, что Джордж испытывает душевную боль, — сказал впоследствии Джон, — а я знаю, что такое душевная боль, и поэтому простил его».
Уставший физически и морально, Джордж поспешил уединиться в своей крепости в Хенли, предварительно заключив мир с Джоном, — чтобы осмыслить и усвоить все положительное из самого тяжелого публичного испытания его сольной карьеры. «Либо ты сходишь с ума и кончаешь жизнь самоубийством, либо мобилизуешь внутренние силы». Идея организации рождественских выступлений в Британии вяло обсуждалась вплоть до того момента, когда на следующий день после финального концерта в Нью–Йорке члены команды тура разбежались, словно застигнутые в амбаре крысы. Хотя «I'll Be Missing You» разошелся в Европе большим тиражом, как бы восприняла публика Рави во втором отделении концерта, к примеру, в «Appolo» в Глазго? И если плохо, каково бы пришлось тогда Джорджу? Одного его имени было достаточно, чтобы заполнить «Albert Hall», но долго ли осталось ждать того момента, когда какой–то наглец–репортер сравнит его манеру выкрикивать «Кришна! Христос!» с проповедью Винса Тэйлора, прочитанной им в парижском зале «Olympia» в 1961 году?
Если было недостаточно «похвал» в «Rolling Stone», то вставший на радикальные позиции «New Musical Express» размышлял, не отнести ли Джорджа к одной категории с исполнителями–динозаврами, как, к примеру, Grateful Dead, или успешно американизировавшимися группами вроде Fleetwood Mac, которые так же далеко отошли от грубоватого блюза, как он от «Roll Over Beethoven». Шумные аплодисменты улицы в адрес паб–рокеров, таких, как Kilburn And The High Roads, Асе и Dr Feelgood, были реакцией на дистанцирование поп–групп от своей аудитории. По определению, понятие «паб–рок» исключает звездность и изоляцию от повседневной жизни. Куда приятнее было провести вечер в теплой, веселой атмосфере заведения со спиртными напитками, но без религии и индийской музыки, чем платить деньги за то, чтобы удостовериться, так ли ужасно выступление Харрисона, как его описывает «Rolling Stone». Группа в подобном заведении играла бы с большим достоинством, нежели недосягаемая супергруппа во главе с бывшим членом Beatles в Америке. После того, как альбом «Dark Horse» последовал за своими синглами, кому было дело до вновь ставшего миллионером Джорджа Харрисона?
На некоторых треках «Dark Horse» так же, как и в заглавной песне, отразились последствия ларингита, но далеко не все они обладали шармом, происходившим от хрипоты вокала. Подобно Джули Гарлэнд, Джордж мог выразить озабоченность, но не презрение, каждый раз, когда он явно напрягался, как в «So Sad». Помимо всего прочего, альбом содержал всего девять треков, из них одну кавер–версию и один инструментал, который влетал в одно ухо и вылетал из другого. Как и в случае с «Living In The Material World», он записывал вещи, ранее отданные другим исполнителям. Хотя теперь его источники были менее прозрачны, чем прежде, впоследствии он признался, что рефрен в «It Is He» представляет собой синкопу из «бхаджана», который он вместе с Рави и его духовным наставником распевали в Бриндабане. «Ding Dong Ding Dong» содержала несколько «криспизмов», в то время как тексты других песен были написаны на скорую руку — например, «Far East Man», часть которой Джордж сочинил в доме Рона Вуда в Ричмонд Хилл. После удачного старта с «All Things Must Pass» он верил, что муза не подведет его, как подвел Аллен Клейн.
Как и у Леннона, его тексты стали более автобиографичными и представляли собой видение окружающего мира. Он чрезвычайно вольно обошелся с «Bye Bye Love» Everly Brothers. Звучанием баса и шпильками в адрес Патти и Клэптона — которые вопреки примечанию на обложке альбома не принимали участия в сеансах записи — в песне «Badge» он подтверждал, что это «всего лишь маленькая шутка», хотя некоторые видели в ней опровержение в отношении «Layla». Пребывая в более элегическом настроении, он спел «So Sad» гораздо более прочувствованно, чем годом ранее Элвин Ли (бывший «Элвин Дин» из Jaybirds и лидер Ten Years After) на совместном с Майлоном Лефевром выступлении. В менее нервной интерпретации этого дуэта рифф песни звучит несколько четче.
В целом «Dark Horse» наверняка выиграл бы от менее напыщенных аранжировок. Разве испортило бы отсутствие флейты заглавный трек альбома? В «Simply Shady» присутствует то, что Фрэнк Заппа мог бы назвать «излишней фортепьянной триолью». «Нимфомания Фила Спектора» — так сам Джордж назвал хор, колокольчики и духовые, наложенные на гитару–бас–ударные рок–номера «Ding Dong Ding Dong». Он надеялся, что этот сингл соберет такой же урожай, какой годом ранее собрал сезонный Номер Один группы Slade «Merry Christmas Everybody». «White Christmas», «Christmas Alphabet», «Blue Christmas» — пока еще никто не эксплуатировал тему Нового года.
Тем не менее «Ding Dong Ding Dong» представляла собой весьма хрупкую основу для оптимизма. «Изобилующая повторами и скучная», — написал о ней обозреватель Джон Пил в статье, где Джордж, кроме того, был обвинен в самодовольстве. Два года спустя Jethro Tull окажутся удачливее с единственной песней, посвященной зимнему солнцестоянию. Наполненная дешевой жизнерадостностью, достойной «Red Rose Speedway», «Ding Dong Ding Dong» обладала всеми достоинствами рождественского хита, но ничем таким, что могло бы действительно зацепить публику.
Несмотря на ее явно не христианские мотивы, Джордж мог бы добиться большего успеха с чудесной песней «It Is He (Jay Sri Krishna)». На фоне аккомпанемента он поет повторяющийся вдохновенный припев на хинди — так же как Маккартни поет на французском в «Michelle» с альбома «Rubber Soul». Так же весело звучит замедленный куплет, прославляющий (на английском) «Его, кто совершенен».
За ней на альбоме следует «Far East Man» — один из плодов музыкальной конкуренции с Роном Вудом. Уже по названию можно догадаться, что стилистически она близка «It Is He». Записанная также и Вудом, она вызывала в воображении образ группы, играющей за полночь в коктейль–баре. Хотя и отличавшийся от апатичной версии Вуда, оригинал был исполнен в том же медленном темпе, свойственном барабанщику Энди Ньюмарку, чьими услугами пользовался и Вуд.
Характерной чертой художественной текстуры «Dark Horse» является беспечное мастерство калифорнийской команды Ньюмарка. Создавалось впечатление, будто они так и не смогли завершить то, что менее организованные Beatles или Plastic Ono Band инстинктивно записали в минуту озарения, пусть и с ошибками. Даже те треки, на которых играют Старр и Вурман, удручали выхолощенной аккуратностью, которая контрастировала с неровностью вокала Джорджа. Учитывая условия, в которых записывался альбом, можно сделать вывод, что музыканты не особенно руководствовались профессиональными критериями.
Эта была запись состояния, более серьезного, нежели больное горло. Если не считать пару более или менее сносных номеров и замечательную «It Is Не», «Dark Horse» был шагом назад по сравнению с гораздо более оригинальным «Living In The Material World». Но за преднамеренной небрежностью, поспешной дотошностью и откровенной скукой скрывался бывший член Beatles, порвавший с традициями своей прежней группы и вступивший в переходный период с неясными перспективами. Хотя бы по этой причине «Dark Horse», пусть даже и оказавшийся творческой неудачей, достоин внимания.
Символом тура являлся слегка измененный логотип одной индийской фирмы по производству красок — семиглавая темная лошадь. Она была всюду: на заднике сцены, на майке, подаренной Джорджем государственному секретарю США Генри Киссинджеру, на пряжках ремней, на ожерельях. Она также стала логотипом «Dark Horse Records Limited», звукозаписывающей компании, основанной Джорджем в мае 1974 года. Подобно тому, как EMI поддерживала «Apple», «Dark Horse» находилась под эгидой А&М. Джордж и Ринго одно время рассматривали вариант выкупа «Apple» для возобновления ее эксплуатации, но потом ему «показалось более логичным создать собственную структуру». Девятилетний контракт Джорджа с EMI/«Capitol» истекал только в 1976 году, но он сомневался в том, что продлит его, поскольку подозревал компанию в нечестности в плане начисления авторских гонораров. Разумеется, менеджеры EMI/Capitol с негодованием отвергали эти претензии, защищая свою репутацию. Проглотив обиду, они встали в очередь вместе с другими крупными лейблами, претендовавшими на контракт с Харрисоном, который в то время котировался еще достаточно высоко. Поиск новой звукозаписывающей компании был таким же ответственным делом, как и поиск новой возлюбленной. Отчасти из–за того, что Билли Престон хорошо ладил с А&М, Джордж решил передать этой компании через «Dark Horse» права на «многие вещи, над которыми работал». Эта связь оказалась благом для Джорджа, ибо она позволила ему внести себя в список «Dark Horse», когда пришло его время, «благодаря взаимоотношениям (с А&М), которые мы должны были установить, но фактически так и не установили».