Глава 4.
Лондон. 1944.
Экстерьер-ночь.
Пройдя площадь, а затем ещё пару улиц, пожарные свернули на пешеходный бульвар. На нем было не менее оживленно: беседуя, прогуливались парочки, а также целые компании девушек и молодых людей. Молодые люди в выходной военной форме, девушки на каблуках и марафете, звонко смеялись над остротами. Порой остроты получались особо удачными, молодые люди тоже заливались гоготом. Также встречался одиноко идущий человек, в основном мужского пола. Он пошатывался, слегка запинаясь о самого себя и горланя песню не вполне связной речью. Если встречался одиноко идущий человек - женщина, то это сопровождалось быстрой походкой и целенаправленным вектором движения. Иногда попадались пожилые парочки - супруги, решившие прогуляться перед сном, но по их виду можно определить - они и сами уже поняли: это не самое удачное место по вечерам, для тихих, уютных променадов.
- Нам сюда, - Брандмейстер указал на несколько ступеней ведущих в цоколь под неприметной вывеской. Надпись на бочке, стоявшей возле входа в качестве урны, повторяла название бара. Финли закинул туда окурок, открыл дверь, пропуская девушку вперед.
Паб-Интерьер-ночь.
Войдя, Мария оказалась на балконе деревянной лестницы, где однозальное помещение с круглыми столами хорошо осматривалось.
Над головами посетителей, словно пар из носика кипящего чайника, взмывал сигаретный дым, его притягивало под самый потолок, в узкие окошки, оказавшиеся над тротуаром, в них видна была обувь прохожих. Стены, обшитые деревянными панелями темного цвета с едва синим отливом, придавали приятную гамму для глаз, а для декора на них висели картины, медные блюда, соусники, аккуратные светильники с мягким матовым светом. Возле небольшой сцены под гитарное соло выплясывали двое мужчин. Выглядел их танец так: руки согнуты в локтях с безвольно качающимися расслабленными ладонями. Ноги слегка подкашиваются в коленях, а ступни периодически выкидываются вперед и так они танцуют вокруг друг друга, меняя направление. Но в любом положении каждый из них всегда находился боком к другому, а само передвижение напоминало семенение пожилого человека. Музыка сливалась со звуками шума и гама: смех, возгласы, тосты, звон бокалов, побрякивание пивных кружек.
Паркетный, натертый воском пол, был местами липким от пролитой выпивки, а на выход вела лестница, и пьяному клиенту нужно было преодолеть досадно-высокие ступени, чтобы выбраться на поверхность. Само же заведение не позиционировало себя как место, где с прямыми спинами беседуют об искусстве, и в целом внутреннее убранство, атмосфера, понравились Марии больше чем вид бара снаружи. Посетителей же в этот вечер собралось много, столики все были заняты, а возле стойки скопились весьма оживленные мужчины со стаканами в руках.
Мария, предупредив Брандмейстера, направилась в дамскую комнату, по пути лавируя между столами и стараясь не столкнуться с официантами, снующими с нагруженными подносами. Тем временем, Финли повезло - он занял столик рядом с лестницей как раз в тот момент, когда прежние посетители его покинули. И теперь, удобно расположившись, Финли с трудом, но подозвал проходящего мимо официанта, заказал две пинты темного пива и стал разглядывать антураж. Струны гитары, логично завершившие свою игру, умолкли, прозвучали аплодисменты. Какой-то мужчина, с закатанными рукавами рубашки на выпуск, воспользовался временной тишиной и обрушил на присутствующих речь:
- Множество людей веруют, только когда им удобно. Но Господь видит всех и каждого. Атеисты прозрели, когда с неба посыпались бомбы.
Глядя жадно на стаканы с выпивкой, он облизывал губы и эмоционально вещал тоном опытного оратора:
- Может, кто-либо из вас угостит меня выпивкой?! Будьте уверены, на небесах вам это зачтется! Скорее всего, в божий сад вы не попадете, но ваши муки могут сократиться от бесконечных до просто вечных.
Брандмейстер наблюдал, но не мог понять, кем является этот мужчина - толи безумным сумасшедшим, толи спившимся служителем церкви. Еще один мужчина средних лет, более трезвый его приятель, хватал оратора под локоть, пытался отвести в сторону, призывая на этом и закончить речь. Но не слишком убедительно и тот продолжал:
- И почему услуги жриц любви подорожали? Неужели, они стали симпатичней или их орудие труда стало уже?
Задал он эти вопросы с таким видом, словно будучи учителем, стоял перед классом и выискивал взглядом, кто же поднимет руку, чтобы дать ответ. Среди посетителей раскатилась волна смеха и даже гогота. Но не всем были по нраву его речи, и тут же послышалось раздраженное восклицание:
- Ты пьян и мерзок, убирайся отсюда!
- Я смотрю, мои слова мало кого трогают, - не унимался самозваный трибун. - Тогда я исполню акапеллу, пока вы перекусываете.
- Никто концерт твой не заказывал, - выкрикнул светловолосый здоровяк у стойки бара. При этом из его рта вылетели кусочки еды. Он второпях извинился перед сидящими рядом и доорал:
- Хватит нести чушь!
- Страна в опасности, а вы околачиваете пивнушки.
Более трезвый приятель, проявив настойчивость, все же осек оратора. Что-то говоря и шикая, он отвел его в сторону, затем вернулся на то место, где стоял трибун и обратился к посетителям.
- Простите его, достопочтенные джентльмены и леди. Он перебрал.
Изобразив поклон, более трезвый приятель повел оратора к выходу. Тот шатался, постоянно оборачивался, но послушно поднимался по лестнице. На ступенях он пытался что-то спросить у только что вошедшего мужчины в шляпе, сдвинутой на лицо, одетого в короткое пальто. Тот помотал головой, не вдаваясь в подробности вопроса и сторонясь пьяного крикуна, поспешил спуститься, а приятели вышли наружу. Мужчина же в коротком пальто медленно побрел через зал, нервно поправляя волосы пятерней. Осматривал же он посетителей, ища кого-то определенного или просто искал свободное место, по его виду было не вполне понятно. Дойдя до стойки, откуда просматривалось помещение целиком, мужчина облокотился на нее и повел глазами.
Брандмейстер вновь повернулся к лестнице. По ней спускались изящно одетая дама и молодой человек в костюме с иголочки. Дама выглядела старше своего спутника лет на десять. Ее рука, облаченная в белую перчатку, с сумочкой на сгибе локтя, скользила по лакированным, местами обшарпанной перилам, затем брезгливо отдернулась. Дама сцепила скрестила руки, глядя прямо перед собой заинтересованным неподвижным взором. После неторопливого, чинного спуска по лестнице пара остановилась возле Брандмейстера. Молодой человек забормотал на ухо даме о цели их визита и намекнул, что не стоит здесь задерживаться. Дама слушая, ухмылялась уголком губ и по-лисьи сузила глаза. Когда молодой человек закончил шептать, она громко ответила, не обернувшись:
- Я устала от театров, Уильям.
- Но посмотри - здесь и мест свободных нет, - снова забормотал он.
- Ничего страшного - найдем. Чего ты скулишь? Мы же договорились, что зайдём в первое попавшееся...
- Но я не думал, что оно будет таким, - возмутился спутник, но тише, чем говорил до этого.
- Ладно тебе, Уильям, успокойся, - дама оставалась непоколебимой. - Пойди, спроси винную карту. И распорядись, чтобы нам выделили столик.
Еще немного пофыркав, в знак бесполезного протеста, молодой человек покорно направился к барной стойке.
В зале появилась Мария, Брандмейстер встал, чтобы она его увидела. Убедившись в этом, Брандмейстер снова сел и продолжил наблюдать за Уильямом. Тот уже пробрался к стойке и робко спросил у бармена винные карты. Бармен дружелюбно рассмеялась и сказала, что у нее только два вида вина - красное сухое и белое полусладкое. Пристально его оглядев, она добавила, что ни одно из вин ему не понравится.
Мария дойдя до столика, плюхнулась на стул: теперь ее лицо было без сажи, волосы она разделила прямым пробором, и они рассыпались по плечам. Шарф она перекинула вокруг шеи, а пуговицы пиджака расстегнула. Мария спросила Брандмейстера, за кем он так внимательно наблюдает. Финли кивнул в сторону бара:
- Интеллигенция познает оркестровую яму в плавно затухающем золотом свете подполья.