Виктор Николаевич Доценко
Золото Бешеного
Бешеный – 6
Аннотация
Российская мафия и ее зарубежные `коллеги` сжимают гибельное кольцо вокруг Савелия. Он вынужден уйти в подполье, изменить свою внешность. `Новому` Савелию поручают новое опасное задание – на сей раз оно связано с огромными деньгами, спрятанными в заграничных банках...
Виктор Доценко
Золото Бешеного
«Гибель» Савелия
Небольшое старинное здание довольно странно смотрелось между современными высотками, однако человек, впервые оказавшийся здесь, ни за что не прошел бы мимо: он обязательно остановился бы и долго рассматривал старинную лепнину, созданную рукой мастера.
Заинтересовался бы прохожий и редкими посетителями, что, взойдя на мраморное крыльцо с огромными дубовыми дверями, не дергают за ручку, а нажимают кнопку звонка и терпеливо ждут, когда им откроют. Как правило, ждать приходится недолго: дверь мягко открывается и на пороге вырастает внушительная фигура дежурного. Он быстро, но внимательно рассматривает протянутое ему удостоверение, после чего делает шаг в сторону и пропускает визитера.
Естественно возникает вопрос: отчего это странное строение столь тщательно охраняется? Может, это государственное режимное предприятие или какая‑то коммерческая структура, ревностно оберегающая свой покой от нежелательной публики? На самом деле это просто медицинское учреждение, хотя и не совсем обычное, потому как со дня своего основания находится под надзором Органов. Здесь меняют внешность человека, проще говоря, делают пластические операции.
Первое, что бросается в глаза внутри этой странной больницы – идеальная чистота широких коридоров, ковровые дорожки на полу, огромные фикусы и мертвая тишина. Но вот в конце коридора появилась стройная миловидная медсестра лет двадцати пяти, толкая перед собой небольшой столик на колесиках с лекарствами.
– Неужели уже прошло три часа, Лидочка? – раздался низкий мужской голос, как только медсестра отворила дверь первой палаты. Лицо пациента было полностью забинтовано.
– И как вам удается так точно определять время? – с улыбкой произнесла девушка. – Для меня оно тянется, как свежая резина.
– Почему свежая? – не понял пациент.
– А старая может лопнуть в любой момент! – Она заразительно рассмеялась. – Вот, примите вашу микстурку, Иванов.
– Слушаюсь, товарищ командир! – Не вставая с кровати, он откозырял, затем взял протянутое лекарство, чуть сдвинул бинт, открывая рот, опрокинул стаканчик и крякнул: – И когда только все это кончится?
– Доктор сказал, что вам уже совсем скоро снимут бинты, а после этого день‑два и домой.
– Дай Бог! – Он тяжело вздохнул.
– Ладно, пойду дальше. Хорошего вам настроения!
– Спасибо! А вам меньше забот… Улыбнувшись на прощание, девушка весьма грациозно выкатила из палаты столик, прикрыла за собой дверь и подошла к следующей палате. Там лежало двое. Один с синюшным лицом – видимо, только что прооперирован. Лицо другого, изрезанное многочисленными шрамами, придавало ему свирепый вид. Похоже, ему не больше двадцати. При взгляде на него сердце прямо‑таки кровью обливалось.
– Как самочувствие, товарищ Конюхов? – участливо спросила девушка, склоняясь над больным с синюшным лицом.
– Спасибо, фигово! – привычно ответил тот и чуть слышно простонал.
– Все еще побаливает?
– Тянет, мочи нет!
– Ничего, сейчас я дам микстурку – сразу полегчает.
– Ненадолго, – обречено заметил Конюхов.
– А потом еще…
– Вашей микстурки хватает на час, не больше, а следующую получаешь только через три часа, – обиженно прогундосил пациент.
– Надеюсь, вы не хотите осложнений? – вздохнула медсестра.
– Ни боже мой! Мне еще и сорока‑то нет, да и не женат опять же: хочется приличную женщину найти.
– Тогда терпите.
– Терплю! – кивнул Конюхов и приоткрыл рот, словно птенец в ожидании корма.
Девушка ловко влила ему обезболивающее и сострадательно добавила:
– Постарайтесь заснуть…
– Спасибо, милая!
– А как со мной, сестричка, не решили еще? – спросил парень со шрамами.
– Больно шустрый вы, Петров: только вчера поступили и уже торопитесь! Дня три‑четыре уйдут на анализы, потом день‑другой на подготовку… – Девушка развела руками. – Так что наберитесь терпения. Где ваша баночка?
– Так ее утром нянечка забрала.
– Вот как? Странно, а в журнале не отметила… – Она пожала плечами. – Хорошо, разберемся! Успокоительного дать?
– Нет, спасибо, я совсем не нервничаю.
– Тогда всего доброго! – Девушка покинула палату, на пороге едва не столкнувшись с очередным пациентом с перебинтованным лицом. – Сидоров, вы что, забыли? Сейчас идет раздача лекарств.
– Извини, сестричка, засиделся совсем: размяться захотелось! – несколько сконфуженно прозвучал из‑под бинтов голос Савелия Говоркова.
– Может, здесь отоваришь?
– Ладно уж, в порядке исключения… – Девушка кокетливо улыбнулась и протянула ему пакетик с таблетками и мензурку с водой. – Как самочувствие‑то? Кстати, все хотела спросить, у вас что, осложнение произошло?
– Осложнение? – удивленно переспросил Савелий. – С чего ты взяла?
– Да так, брякнул кто‑то… – Она пожала плечами. – К нам частенько привозят с осложнениями: кто‑то напортачит, а мы отдувайся!
– Нет, со мной все гораздо проще: в вашей клинике моя родственница работает.
– Старшая сестра, что ли?
– А ты глазастая! – усмехнулся Савелий.
– Будешь тут глазастой: только вы поступили – моя смена тогда была, – вызывает меня Марина Михайловна и говорит: «Головой за него отвечаешь!» Ну, думаю, какая‑то шишка на ровном месте…
– А ты меньше думай, и все будет в порядке. Так что… – Он сглотнул горькие таблетки и, глубоко вздохнув, продолжил: – … физически самочувствие более чем, а вот морально… Хоть бы зашла поболтать, а то со скуки сдохнуть можно!
– Извините, Сидоров, но это категорически запрещено! – Она как бы извинялась, давая понять, что ей и самой не нравится это глупое правило. – А если вам уж так поболтать захотелось, зайдите в первую палату: там старичок лежит, тоже совсем один, глядишь, и поддержите друг друга! – Она подмигнула и заторопилась по коридору, виляя пышными бедрами, потом как бы случайно остановилась за колонной и осторожно подала ему знак. Савелий мгновенно сообразил: это из‑за телекамер, натыканных в этой больнице повсюду. Подыгрывая девушке, он с беззаботным видом, словно прогуливаясь, подошел к ней, и сестра быстро сунула ему записку. Савелий тут же направился в сторону первой палаты.
Собственно говоря, он и сам толком не знал, зачем ему идти к этому «одинокому старику», хотя ему было интересно, с какой стати старик решился на пластическую операцию.
Подлечившись после ранения, полученного в зоне под названием «Райский уголок», он вновь вернулся к давно задуманному плану – инсценировать свою гибель, чтобы сбить со следа врагов, и начать бороться с ними уже с новым лицом. Подходящий случай не представлялся долго. Аварии и катастрофы в Москве происходили ежедневно, но были невелики, и незаметно «внедриться» в них было невозможно.
Лишь через двенадцать дней после ухода Савелия в «подполье» человек генерала Богомолова сообщил о трагедии под Москвой в районе Домодедово: с моста, под которым проходила железная дорога, прямо на пассажирский вагон свалился панелевоз с грузом. Судя по всему, водитель не справился с управлением.
По распоряжению Богомолова место трагедии было мгновенно оцеплено спецподразделением, допускались только врачи. Особого удивления это ни у кого не вызвало в связи с многочисленными предостережениями в прессе о возможных провокациях со стороны чеченских боевиков.
Нельзя было терять ни секунды, и Савелий вместе с талантливым гримером из спецотдела Богомолова принялся за работу. Через пятнадцать минут Савелия можно было отправлять на место происшествия. Мастер‑гример потрудился на славу. Даже при ближайшем рассмотрении «ранения» Савелия выглядели смертельными: огромная рваная рана на голове, рука с обрывками мышц и жил… специальное устройство, приводимое в действие самим Савелием, выдавало такое «кровотечение», что вздрагивали даже посвященные. Богомолов в изумлении покачал головой и, глубоко вздохнув, сказал:
– Отличная работа, даже смотреть страшно! Ладно, давай прощаться, Савелий Говорков, думаю, что никто и никогда тебя уже не увидит… – Он перехватил недоуменный взгляд Воронова и улыбнулся: – Я имею в виду его внешность… – Генерал крепко обнял Савелия и отечески похлопал по спине: – Удачи тебе, капитан!
– Спасибо, Константин Иванович! – Савелий вздохнул и повернулся к Воронову: – Что‑то грустно, братишка…
– И неудивительно! – Воронов подмигнул, повернулся к Богомолову: – Он же, Константин Иванович, свое тридцатилетие не успел отметить: четырех дней не дотянул! – Он тоже обнял Савелия. – Заранее не поздравляют, поэтому могу только пожелать всего самого доброго и заверить, что все будет хорошо. Понял? – спросил он шепотом.
– Конечно, Андрюша. Спасибо, братишка!
– Ладно, мужики, хватит нюни разводить, – вмешался генерал. – В машину, и действовать точно по плану! В клинике никто ничего не знает, в случае крайней необходимости обращайся к старшей сестре Марине Михайловне Садовниковой: это наш человек! Кстати, называй ее своей дальней родственницей.
– Постараюсь не обращаться, – тут же заметил Савелий.
– Я же сказал: в самом крайнем случае…
– Таких случаев не будет! – твердо произнес Савелий, и генерал молча кивнул. – Сколько мне придется лежать у вашего приятеля?
– Минимум пару‑тройку дней. Кстати, так уж совпало, но и во второй клинике старшая сестра – наш человек, зовут ее Машей.
– Надо же, почти одинаковые имена: Маша, Марина… – Савелий поморщился. – Не много ли посторонних?
– Без этого не обойтись. – Богомолов пожал плечами.
– К сожалению! Во всяком случае, постараюсь общаться с ними как можно реже, а вот если Андрюша как‑нибудь случайно заглянет ко мне через пару недель, то я не обижусь.
– Что‑нибудь придумаем! – пообещал Богомолов.
Самым трудным оказалось «подкинуть» Савелия на место происшествия, но и с этим справились, «случайно» выключив на минутку прожектора. Никто ничего не заподозрил, и только какой‑то врач, внимательно вглядевшись в лежащего на земле Савелия, недоуменно покачал головой: надо же, не заметил человека с такими ужасными ранами! Однако он списал свою рассеянность на усталость и суету. Склонившись, он уже хотел было пощупать пульс «жертвы», но его опередил гример, изображавший врача «скорой помощи»:
– С ним все ясно, коллега, я его уже осмотрел: отправляем прямо в морг…
– В морг? А опознание? – нахмурился доктор.
– Обижаете, коллега, с подобным я сталкиваюсь по три раза в неделю… Вот, пожалуйста! – Гример открыл окровавленный паспорт. – Говорков Савелий Кузьмич, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, четвертого ноября! Бедняга, всего четырех дней не дожил до своего тридцатилетия!
– Как? Не дожил до своего тридцатилетия? – воскликнул молодой парень с фотокамерой в руках. – Так я и назову свой репортаж! – Он пару раз сверкнул вспышкой, потом повернулся к гримеру: – Вы не передадите на секунду паспорт своему коллеге: у него внешность пофотогеничнее. Только не обижайтесь, пожалуйста!
– Что вы, какая может быть обида! – искренне воскликнул тот, радуясь, что не пришлось выкручиваться, чтобы не «засветиться» на фото.
– Вот так… Доктор, как вас зовут?
– Александр Семенович Иванов. Простая русская фамилия… – смущаясь, ответил доктор.
– Напрасно стесняетесь! – бодро сказал корреспондент. – На Ивановых вся Россия держится! Правда‑правда, я читал где‑то… – Он поправил на докторе шапку и сказал: – Александр Семенович, пожалуйста, подержите паспорт вертикально! Так, чтобы были видны фото и фамилия. Да, вот так, спасибо!
– А вы из какой газеты? – поинтересовался гример.
– Из самой популярной! Корреспондент «Московского комсомольца» Федор Красилин, – важно ответил он, потом спохватился и торопливо бросил: – Побегу, надо успеть тиснуть в рубрику «Срочно в номер!».
– Удачи тебе, Красилин, – в тон ему бросил гример и тут же деловито крикнул: – Ребята, тащите сюда носилки! Последнего заберем и в путь‑дорогу, а то и к утру домой не попадем!
Люди Богомолова, подхватив Савелия, уложили его на носилки и втащили в машину. Внутри Савелий с облегчением сел, встряхнув затекшими мышцами, но отдохнуть ему не пришлось. Снаружи раздался голос врача: – Извините, коллега, не подбросите меня до ближайшего метро? А то пока вернется наша машина, я совсем закоченею!
– Что вам ответить… – растерялся гример. – Дело в том, что смена уже кончилась, а рабочий класс…
– Не беспокойтесь, коллега, рабочий класс я беру на себя! – хитро подмигнул врач и тут же подошел к водителю. – Послушай, приятель, ты не мог бы подбросить меня до метро? С вашим врачом я уже переговорил: говорит, мол, все зависит от тебя и твоего напарника!
– Даже и не знаю… – смущенно начал водитель: подобные случаи не обговаривались и было не ясно, как поступить. Явный отказ вызовет у врача нездоровое любопытство, а это уж совсем ни к чему.
Замешательство водителя врач расценил как намек и, достав портмоне, вынул оттуда две бумажки по десять тысяч:
– Это вам с напарником за хлопоты! – Он подмигнул. – Договорились?
– Миша, придется подвезти врача до метро! – громко сказал водитель, предупреждая «санитара» и Савелия о неожиданном сюрпризе. – Не волнуйся, всего минут десять лишних!
– Коллегам нужно помогать, – не слишком обрадовавшись, ответил «санитар».
– Ну и слава Богу! – облегченно вздохнул врач и направился к дверям.
– Нет‑нет, – торопливо воскликнул гример, – посторонним не положено находиться в салоне рядом с трупом! – сказал он первое, что пришло на ум, надеясь, что объяснение не покажется врачу подозрительным. К счастью, врач так вымотался, что не стал вникать в мелочи, да к тому же и не стремился соседствовать с мертвецом.
– Без проблем! – весело воскликнул он и уселся в кабину рядом с водителем. Стеклянную перегородку между кабиной и салоном не успели прикрыть, и как только «врач»‑гример занял свое место, доктор повернулся к нему и весело воскликнул: – А у нас с собой было! Опля! – Он выдернул из‑за пазухи хромированную плоскую фляжку. И протянул гримеру: – Прошу! Коньячок‑с!
– Вы знаете, я на работе… как‑то… – Тот не знал, что и сказать.
– Да бросьте вы! В такой холод не устоял бы даже самый несгибаемый трезвенник. По глоточку!
– Ну ладно! – махнул рукой гример.
– Вот это по‑нашему! – ухмыльнулся доктор и представился: – Александром меня кличут.
– Надо же, и меня! – воскликнул водитель.
– А меня Василием! – Гример отхлебнул и возвратил фляжку.
– Вот и познакомились! А ему… как тебя? – обратился врач к «санитару».
– Михаил! – «Санитар» вопросительно взглянул на гримера, и тот согласно кивнул.
– Будем! – «Санитар» сделал добрый глоток.
– Обязательно будем! – воскликнул врач, допил остатки коньяка, удовлетворенно крякнул и вдруг весело заметил: – Во, анекдот про вас вспомнил!
– Люблю анекдоты! – подхватил водитель. – Но что значит «про вас»?
– А вот слушайте! Везет санитар каталку с телом в морг, а труп неожиданно приподнимает голову и спрашивает: «Куда это вы меня везете?» «Как куда? – отвечает санитар. – В морг!» – «Так я живой!» – «Врач лучше знает: живой ты или мертвый!»
Последние слова заглушил взрыв хохота: водитель, давясь от смеха, приговаривал:
– В самую точку! «Врач лучше знает: живой ты или мертвый!»
Недоуменно пожав плечами при виде такой бурной реакции, доктор перевел взгляд на гримера, который неожиданно тоже рассмеялся.
– Не удивляйтесь, коллега, анекдотец и правда про нас: с месяц назад мы приехали по вызову забирать труп, а тот вдруг очнулся.
– Вот это да! Что, прямо в машине?
– Слава Богу, нет: в своей кровати.
– Представляю, если бы в машине! Сидите себе преспокойненько, о чем‑то разговариваете, а мертвяк вдруг спрашивает задумчиво: «Куда мы едем?» Так и кондратий хватить может!
– Еще как! Но хватит о грустном. – Гример решил сменить скользкую тему. – Послушайте лучше анекдот: идут два лысых еврея…
– Уже смешно! – хохотнул водитель.
– Идут они, значит, и на одного вдруг какнула птичка, он провел рукой по лысине, потом понюхал и обращается к попутчику: «Мойша, у тебя газетки нет?» А тот пожимает плечами и удивленно спрашивает: «Зачем тебе: жопа‑то улетела!»
Машина содрогнулась от хохота, вспугнув какую‑то влюбленную парочку, одиноко бредущую по тротуару. Больше всех хохотал водитель: казалось, он вот‑вот захлебнется от смеха.
– Эй, поаккуратнее, Саша, а то врежемся куда‑нибудь! – с тревогой заметил «санитар».
В этот момент гример взглянул на Савелия и тут же повернулся к своему «коллеге», но тот все еще хихикал над анекдотом, не обращая внимания на «покойника», с трудом сдерживающегося, чтобы не рассмеяться.
К счастью, водитель наконец остановил машину:
– Приехали, метро!
– Спасибо, ребята, и за хорошую компанию и за дорогу: в жизни так не смеялся! Надо будет своим рассказать. Счастливо! – Он хлопнул дверцей. Машина тотчас сорвалась с места.
– Фу, слава Богу! – Савелий сел на носилках. – Думал, не выдержу и расхохочусь!
– Ладно, пора поторопиться: нас уже ждут в клинике.
Гример привел Савелия в порядок, затем аккуратно забинтовал лицо, оставив только глаза, и протянул спортивный костюм. Тот моментально переоделся. Пожалуй, в нем будет намного удобнее, чем в больничной пижаме. Лицо же скрыли под бинтами для того, чтобы кто‑нибудь из обслуживающего персонала или пациентов клиники случайно не опознал его по снимку в газете.
Дежурный врач уже был в курсе. Без лишних слов он оформил Савелия под фамилией Сидорова, определил его в отдельную палату и сказал, что операция, по‑видимому, состоится завтра.
Предварительно Савелий уже встречался с хирургом, приятелем Константина Ивановича, и сдал все необходимые анализы. Доктор долго и внимательно осматривал его лицо, недовольно морщился, качал головой, а в конце со вздохом заметил, как бы про себя:
– Да, над шрамом придется поработать: больно глубок. – Помолчав, он весело подмигнул Савелию. – Ничего, Бог даст, справимся! Как новенький будете, молодой человек!
– Именно этого я и хочу, Альберт Иванович, – серьезно заметил Савелий.
– Да, помню‑помню, Костя говорил. Единственное, что меня волнует, так это полнейшая неопределенность: пока вас сюда не доставят, палату придется держать свободной черт знает сколько!
– Но… – начал Савелий, однако доктор тут же его прервал:
– Все в порядке. Надо так надо! Это я так, брюзжу по‑стариковски. До встречи, молодой человек?
Стоило Савелию оказался в клинике, как все мгновенно завертелось: на следующий день Савелий уже лежал на операционном столе в присутствии старшей медсестры, которую вызвали специально по просьбе Савелия, хотя доктор и намекал, что оперирует только со своей сестрой.
Операция длилась часов шесть, не меньше, и, когда наконец закончилась, оба буквально с ног валились от усталости, но на лице хирурга сияла счастливая улыбка.
– Кажется, кое‑что получилось? – кокетливо произнес он.
– Кое‑что?! – воскликнула старшая сестра. – Да вы просто волшебник, Альберт Иванович!
– Скажешь тоже – волшебник! Просто неплохая работа. – Он вдруг засмущался и спросил: – Сами забинтуете или помощь нужна?
– Обижаете, Альберт Иванович, – оскорбленно произнесла девушка.
– Да шучу я, шучу, Машенька! Экие мы обидчивые! Ладно, закругляйся с ним и… сегодня ему можно только соки, а завтра посмотрим. Я к себе пойду, кое‑какие документы подработать нужно. Сегодня кто дежурит? – неожиданно спросил он.
– Из врачей – Виталий Петрович, а из сестер – Наташа Колыванова.
– Как закончите с Сидоровым, передай, чтобы Наташа зашла ко мне.
– Если по поводу Сидорова, то будьте спокойны, Альберт Иванович, я всю ночь могу подежурить, – настойчиво проговорила Маша.
– Никаких «всю ночь»! – резко возразил доктор. – Шесть часов на ногах при такой операции – более чем достаточно! За него не волнуйтесь: от наркоза отойдет, потом спать будет – я укольчики пропишу, а утром уже можно не тревожиться, – с явным намеком сказал он. – Вы думаете, он в забытьи наговорит чтонибудь не то?
– Что вы, я совсем не это имела в виду! – с горячностью воскликнула девушка. – Просто помочь хотела…
– Ничего, Наташа весьма толковая и опытная сестра: справится. А вам – отдыхать! Понятно?
– Понятно, Альберт Иванович, – вздохнула девушка и принялась бинтовать Савелия.
Маша не напрасно беспокоилась. Доктор ошибся, предполагая, что сможет уколами усыпить Савелия. Как только действие наркоза прекратилось и Савелий пришел в себя, он никак не мог сообразить, что с ним и где находится. Лицо горело, словно языки пламени обжигали кожу. Что происходит? Почему голова забинтована? Сквозь узкие щелки бинтов он попытался осмотреться, но тут же провалился в темноту.
Вопреки приказу Альберта Ивановича Маша рисковать не пожелала и осталась у постели больного. Ее опасения подтвердились: Савелий выкрикивал имена, бормотал что‑то про Афганистан, иногда переходил на английский. Боясь, что кто‑нибудь услышит, девушка нежно поглаживала его по руке и промокала губы влажным тампоном. Парень затихал минут на тридцать, а потом все повторялось вновь. Лишь под самое утро он спокойно заснул. Сестра взглянула на часы: половина шестого, теперь можно и самой поспать, а в восемь ему придут делать уколы. Девушка устало прикрыла глаза и тут же отключилась.
Как всякая медсестра, она спала очень чутко и проснулась сразу же, как только раздались шаги у дверей палаты.
– Доброе утро, Марья Филипповна, – проворковала Наташа.
– Здравствуй, Наташа.
– Ну, как он: намучались, наверно? – участливо спросила она.
– Ничего подобного: спал как сурок! – бодрым голосом ответила Маша.
– А мне показалось, он кричал даже… – начала было Наташа, но старшая сестра тут же с усмешкой прервала ее:
– Вот именно, показалось! А может, приснилось…
– Ну зачем вы так, Марья Филипповна? Я никогда не сплю на дежурстве! У любого врача спросите. – Казалось, она вот‑вот расплачется.
– Ты что, Наташа, шуток не понимаешь? – Маша улыбнулась и дружески потрепала девушку по плечу: – Не обижайся!
– Ладно! – Наташа наконец улыбнулась. – Вы сейчас домой? – Она засучивала Савелию рукав, чтобы ввести обезболивающее.
– Как бы не так! – вздохнула Маша. – В десять – «пятиминутка», в одиннадцать приедут из горздрава, то ли комиссия, то ли конкурсанты… Так что, дай Бог, хотя бы в четыре уйти!
– Мне казалось, старшая сестра дышит гораздо вольнее! – Наташа наморщила лоб. – Что ж, пойду «дырявить» дальше. Зовите, если что!
– Спасибо, – улыбнулась Маша, и девушка тут же удалилась.
– Значит, вас зовут Машей? – неожиданно спросил Савелий.
– Проснулись? – Она склонилась над ним.
– Я вас здорово ночью помучил?
– Не очень! – Она улыбнулась и участливо спросила: – Сильно болит?
– Не очень! – в тон ей ответил Савелий, и оба подумали, что обманывают друг друга. От этой мысли в их глазах одновременно мелькнули лукавые искорки. – Как прошла операция? – спросил Савелий, чтобы сменить тему разговора.
– Альберт Иванович просто волшебник, что называется от Бога! Боже, как у него работают пальцы! Сколько раз наблюдала за другими врачами, но Альберт Иванович непревзойденный мастер своего дела! – Девушка стала расхваливать доктора.
– Значит, стреляться не придется? – усмехнулся Савелий.
– Стреляться? Да вы теперь красивее, чем были! – От этого невольного признания она даже смутилась. – Может, вам соку налить?
– Отлично!
– Какого?
– На ваш вкус.
– Тогда апельсинового. – Наполнив стакан, она вставила туда изогнутую соломинку, и Савелий с наслаждением отхлебнул.
– Спасибо! Ой, сестричка градусник забыла!
– Ничего, я посмотрю! – Маша вытащила термометр. – Надо же! – удивленно воскликнула она. – Тридцать шесть и восемь! На моей памяти никогда такого не было. Если так и дальше пойдет, то уже завтра вы уйдете отсюда.
– Попробую уговорить Альберта Ивановича и испариться сегодня, – заявил Савелий.
– На вашем месте я бы не рисковала: сутки ничего не решают в вашей ситуации!
– Кто знает! – задумавшись, ответил Савелий.
Как ни странно, ему без труда удалось уговорить Альберта Ивановича, хотя сначала тот замахал руками и даже слушать ничего не хотел, но когда Савелий упомянул про нормальную температуру, а Марья Филипповна подтвердила, доктор после короткого раздумья согласно кивнул головой.
– Что поделаешь, если вы даже природу обманываете. Подумать только
– после такой операции и нет температуры! Знаете, сколько я над вами колдовал? Почти шесть часов!
– Шесть? – удивленно воскликнул Савелий и укоризненно посмотрел на старшую сестру, которая уверяла, что операция длилась немногим более часа. – Спасибо вам, доктор! – проникновенно поблагодарил Савелий.
– Да чего там! – Врач вдруг смутился. – Главное, чтобы на пользу! Удачи вам, молодой человек! Скажите тем, кто придет за вами, чтобы ко мне заглянули: я дам рекомендации по лечению.
– Еще раз спасибо, Альберт Иванович!
– Будь здоров!
Хирург вышел, а Савелий скосил глаза на Марью Филипповну: – Час с лишним, значит?
– Господи, какая разница: часом больше, часом меньше… – Она опустила глаза.
– Спасибо тебе, Машенька!
– Это моя работа…
– В таком случае, спасибо за твою работу! В этот же день Савелия перевезли в другую клинику.
Через пару дней он впервые взглянул на себя в зеркало. И отпрянул, ужаснувшись: на него смотрело какое‑то незнакомое лицо совершенно синюшного цвета.
– Отличная работа! – восхищенно воскликнул главврач, а потом прибавил, заметив взгляд Савелия: – Если вас беспокоит цвет лица, то не волнуйтесь, молодой человек: неделька‑другая – и все будет в полном порядке. Нет, но какая работа! Все‑таки Альберт настоящий кудесник!
В палате Савелий стал успокаивать себя, но, вспоминая свое отражение, некоторое время еще брезгливо морщился. И только через четыре дня, когда кожа порозовела, он ожил и его настроение улучшилось.
Именно в тот день Лидочка и передала ему записку, в которой назначила ему встречу в процедурной. Она не случайно выбрала полночь: дежурный врач без пятнадцати двенадцать ложился спать и до семи часов не появлялся.
Дождавшись полуночи, Савелий подошел к двери, выключил свет в палате и осторожно выглянул: в коридоре было темно и тихо. На цыпочках Савелий в мгновение ока добрался до процедурной, решительно открыл дверь и проскользнул внутрь. В процедурной царил полумрак, и только на полу лежали отблески лунного света.
Лидочка в одной ночной сорочке сидела на кушетке и с вызовом смотрела на Савелия, которому неожиданно захотелось смотаться отсюда. Он вовсе не собирался заходить так далеко, рассчитывая на флирт, и не более того.
– Послушай, Лидочка, а если под этими бинтами скрывается урод? – не скрывая иронии, произнес Савелий.
– Вот и неправда! – не обращая внимания на его тон, улыбнулась девушка. – Я ж видела на первой перевязке, вы очень даже симпатичный,
– кокетливо сказала она и добавила: – Идите сюда, сядьте рядом!
Савелий не мог да и не хотел обижать девушку по неведомым ему самому причинам. Может, потому, что она всегда добрая, улыбается, голоса, никогда не повысит, найдет ласковые, успокаивающие слова. Он медленно приблизился и сел рядом. Девушка склонила голову ему на плечо.
– Не знаю, что со мной! – тихо прошептала она. – Не подумай, пожалуйста, что я хоть раз позволила себе такое на работе. Просто с тобой покойно и тепло. Даже обычная усталость и та прошла, словно ты излучаешь какую‑то энергию!
Савелий молча обнял ее и чуть притянул к себе. Девушка радостно мурлыкнула и, забравшись ему под майку, стала поглаживать по груди.
– Какой же ты сильный! – шептала она и целовала ему шею, подбородок, щеки, пока не добралась наконец до губ.
Савелий, застигнутый врасплох, махнул на все рукой и поддался ее страсти. Словно ощутив перемену, Лидочка повалила его на спину и торопливо спустила с него спортивные брюки. Потом приподняла свою сорочку, устроилась сверху, приняла его в себя и порывисто сорвала сорочку, под которой оказалась красивая упругая грудь.
– А‑а‑а! – простонала Лидочка, ритмично задвигавшись, потом тихо, но страстно прошептала: – Не бойся, милый, кончай в меня!
– А если… – начал было Савелий, но Лидочка прижала его руку к своей груди:
– Понял?
– Нет! – недоуменно ответил Савелий.
– Я беременна, на четвертом месяце… а он меня бросил! – сообщила девушка. Тут Савелий разволновался не на шутку; обхватил руками бедра и стал помогать постанывающей от страсти сестричке. Стоило ему почувствовать, что девушка устала, он тотчас положил ее на спину. Они еще несколько раз меняли позы, обливаясь потом, а миг блаженства все не наступал.