Первая случайность потянула за собой другие. Старшая сестра решила, не мудрствуя лукаво, усыпить обоих.
Но двойник Говоркова никогда не принимал лекарств, а старшая сестра вдруг принесла их… А дальше, когда они поделились своими наблюдениями, все было лишь делом техники: посматривая на глазок камеры, каждый соорудил на постели «куклу», спрятался в шкафчике у входа и терпеливо стал дожидаться непрошеных гостей.
Возникает вопрос: к чему так рисковать, не проще ли было вызвать подмогу? Но стоило им обратиться за помощью, на чем, кстати, настаивал двойник Савелия, все могло бы провалиться. Наемники затаились бы и придумали что‑нибудь другое, более эффективное, а старшая сестра спокойно стала бы все отрицать…
Сегодня Савелий принимал своего наставника – генерала в отставке Говорова. Уже при входе в палату тот бодро спросил:
– Ну как тут отдыхается моему крестнику? Не слишком ли я зачастил, не надоел ли?
– Господи, Порфирий Сергеевич! Как вы можете так говорить? Всего‑то второй раз навещаете! – Савелий радостно бросился к генералу.
Говоров закрыл за собой дверь, и они обнялись.
– Да, чувствую, совсем ты здесь одичал, – похлопывая Савелия по спине, проговорил наставник.
– Не то слово! – прошептал Савелий. – Настолько, что даже соскучился по своим убийцам: почему, думаю, так задерживаются?
– Ты мне это брось! – строго сказал Говоров. – Прекрати киснуть!
– Вам легко говорить! Может, махнемся на пару деньков хотя бы? – с грустью вздохнул Савелий.
– А что, я бы с огромным удовольствием здесь повалялся! – Генерал внимательно огляделся. – Чем тебе не полулюкс? Ладно, шутки в сторону!
– Он перехватил взгляд Савелия и посмотрел на видеокамеру, которая, судя по красному огоньку, работала. Впрочем, за мониторами, видно, сидел кто‑то совестливый – заметив, что наблюдение явно смущает посетителя, он тотчас отключил камеру. – Ну вот, теперь можно и поговорить.
– Что, есть новости?
– Угадал! – кивнул Говоров, но тут же поинтересовался: – Повязку‑то когда снимают?
– Обещают через неделю, а что?
– Рассказов знает о прибытии Воронова в Сингапур. Более того, с нетерпением ждет его. – За ровным тоном генерала угадывалось нешуточное беспокойство.
– Давайте уж все до конца! Откуда он получил такую информацию?
– А я и не собираюсь ничего утаивать. Рассказову удалось внедрить к нам своего человека.
– Что? – воскликнул Савелий.
– К сожалению, так оно и есть. Сейчас стукача допрашивает сам Богомолов, но мне кажется, от него мало толку: так, пешка, которой никогда не превратиться в ферзя.
– Как же его проморгали?
– Мы всех тщательно проверяли, но… – Говоров развел руками. – Ты помнишь Севастьянова?
– Еще бы, конечно, помню!
– С ним в свое время работал человек, депутат Госдумы, вот по его рекомендации и пришлось взять этого капитана.
– Но ведь теперь нужно и с этой сволочью разбираться!
– Ты о депутате? Не волнуйся, о нем уже сегодня позаботятся. – Говоров хитровато прищурился.
– Пусть земля ему будет пухом! Что дальше?
– Экий ты нетерпеливый! – Говоров криво улыбнулся. – К сожалению, люди, наблюдающие за Мабуту, упустили что‑то очень важное…
– Откуда вы знаете?
– Григорий Маркович после очередного разговора с Мабуту вроде бы успокоился: в основном сидит в номере, а по вечерам ходит в ночной бар отеля, но ни с кем там не общается.
– Вы полагаете, что он выполнил то, за чем приехал? Чего же он ждет в таком случае?
– А ты как думаешь?
– Он ждет, когда заживет лицо старика Волошина! – воскликнул Савелий, а потом стал размышлять вслух: – Времени у нас в обрез! Волошину сделали операцию на день раньше, чем мне, и максимум через четыре‑пять дней он уже будет готов к транспортировке.
– К какой транспортировке?
– Видимо, за границу, – уверенно проговорил Савелий.
– Но зачем его туда тащить? Не проще ли заполучить все нужные сведения здесь?
– Я, конечно, недолго с ним общался, но мне кажется, так просто они от него ничего не добьются.
– Хочешь сказать, что за границей у них будет больше возможностей заставить его поделиться информацией? Пожалуй, ты прав. Нельзя допустить этого ни в коем случае!
– Каким образом? Окружить аэропорт? Перехватить по дороге? Нет, это опасно: как только они что‑либо заподозрят, тут же отправят старика на тот свет.
– Скорее всего! – Говоров вздохнул. – Наверняка Рассказов так и распорядился. Но и отпускать Волошина нельзя! Заколдованный круг какой‑то! – В сердцах генерал стукнул себя по колену.
– Вот что! – решительно произнес Савелий. – Коль скоро толпа сотрудников может их насторожить, нужно использовать одного человека!
– И этим человеком, конечно же, будешь ты? – Говоров нахмурился. – Да понимаешь ли ты, чем рискуешь? Потратить столько усилий, чтобы навсегда исчезнуть, и все впустую? Не говоря уж о смертельной опасности…
– Мало ли мне приходилось рисковать? А то, что меня раскроют, почти исключено. Вот что, давайте посчитаем все плюсы… во‑первых, я лучше, чем кто‑либо, знаю Григория Марковича…
– Допустим! – Говоров согласно кивнул.
– Он наверняка прилетел не один, и этот неизвестный вполне может оказаться моим знакомым по загранице. Это во‑вторых! И в‑третьих: надеюсь, моя подготовка не вызывает у вас сомнений?
– Нисколько!
– Тогда назовите кого‑нибудь, кто мог бы меня подменить? Кроме Воронова, конечно.
– Возможно, ты прав, но это ничего не меняет. – Говоров пожал плечами.
– Наконец, в‑четвертых: я разговаривал с Волошиным, и, как мне кажется, вполне доверительно.
Говоров в упор смотрел на Савелия, словно что‑то молча прикидывая. Доводы Савелия показались ему весьма убедительными.
– Сдерживает лишь одно: твои бинты!
– Да, бинты! – Говорков тяжело вздохнул и вдруг воскликнул: – Аполлинарий Константинович!
– Кто это?
– Я вам, помнится, рассказывал, как этот врач меня на ноги поставил и выходил буквально на глазах после похищения из больницы?
– Ты о «чудо‑мази»? – Голос Говорова звучал недоверчиво.
– Зря вы так! Это и вправду отличная мазь. Я, конечно, и сам кое на что способен, но… – Савелий не стал вдаваться в подробности: все равно его бывший наставник ничего не поймет. Да и кто поверит, что Савелию, дабы восстановить силы, надо побывать на природе, прикоснуться к «своему» дереву… Подумают, что он просто бредит.
– Хорошо, мазь так мазь! Сегодня, в крайнем случае завтра с утра, она будет у тебя.
– У меня к вам одна просьба, – серьезно сказал Савелий.
– Говори! Исполню, если в моих силах.
– Не посвящайте в наш план Богомолова.
– Почему?
– Не знаю… Просто я так чувствую. – Савелий пожал плечами. – Во‑первых, он вряд ли его одобрит, во‑вторых, даже одобрив, наверняка проявит свою инициативу, из самых лучших побуждений, но…
– Я в принципе согласен, однако сделать это будет не так‑то просто: наблюдение ведут его люди!
– Придумайте что‑нибудь! Нужно любыми путями снять наблюдение! Да и куда Григорий Маркович денется? В аэропорту сразу же сообщат, как только он приобретет билеты, в отеле тоже, стоит ему засобираться… Надеюсь, он не подозревает о слежке?
– Сейчас вроде нет… – Говоров скривился. – Был в первый день инцидент, но…
– Что за инцидент? – насторожился Савелий.
– Мы на него вышли, когда он встретился с Мабуту, после чего они посидели в ресторане, потом Мабуту оставил Григория Марковича догуливать одного, тут‑то он и почувствовал слежку. Пытался сбежать, но не удалось: очень уж сотрудник ретивый оказался! Правда, получил потом нагоняй и стал осмотрительнее! Так что, думаю, сейчас Григорий Маркович уже успокоился!
– Думаете или уверены?
– Разве можно быть в чем‑то уверенным, когда имеешь дело с такой сволочью?
– Да, все сложно… – задумчиво проговорил Савелий. – Он сейчас на взводе, так что постарается убрать Волошина. Что хотите делайте, но Богомолов должен снять наблюдение!
– Ладно, что‑нибудь придумаю. – Чувствовалось, что Говоров колеблется. – Пойду займусь твоей «чудо‑мазью». – Он похлопал Савелия по плечу. – Не скучай! Фу, черт! Едва не забыл! – Говоров сунул руку в карман и достал оттуда мобильный телефон. – Так, на всякий случай! Запомни мой номер: девять‑семьчетыре‑пять‑четыре‑шесть‑четыре! Звони, если что. Твой номер знаю только я и Богомолов.
– Понял! Спасибо!
Савелий раздумывал, кому бы позвонить, как вдруг из трубки донеслось мелодичное треньканье.
– Это я! – Он узнал приглушенный голос Говорова.
– Решили проверить связь? – усмехнулся Савелий.
– Не угадал… Тут одна машина стоит… черная «ауди»… – Говоров замялся, подыскивая нужные слова.
– Чем она привлекла ваше внимание? – насторожился Савелий.
– Она стояла еще тогда, когда я к тебе приехал. Человек, сидящий за рулем, сразу же отвернулся, словно прятал от меня свое лицо. Уходя из клиники, я специально прошелся рядом, а водитель вновь отвернулся. Явно неспроста! Я и решил тебе позвонить. Может, подкрепление вызвать?
– Ни в коем случае: я давно жду второй серии! – Савелий причмокнул, словно в предвкушении деликатеса. – Так что не лишайте меня удовольствия. Занимайтесь спокойно своими делами, а я займусь своими.
– Смотри, тебе виднее. Удачи тебе!
– Спасибо!
Интуиция не подвела Говорова и на этот раз: в черной «ауди» сидел Георгий. Ему никак не давал покоя странный парень, помешавший осуществлению его планов. Теперь Георгий решил убрать Савелия самостоятельно. Его план был прост и дерзок: дождавшись, когда уйдет бригада медиков и сменятся охранники, подойти внаглую и сказать, что забыл в палате очки. Якобы пять минут назад вышел, а по дороге вспомнил, что оставил их на тумбочке, прощаясь с братом. Иногда такие незатейливые штучки проходят, во всяком случае, Георгий ничем не рисковал.
Все было бы хорошо, если бы Георгий не обратил внимание на одного пожилого мужика. Ему вдруг показалось, что у того явно военная выправка. Чисто машинально Георгий прикрыл лицо. Минут через двадцать в дверях вновь появился этот мужик. Его «Жигули» стояли почти у самого входа, но он неожиданно направился к машине Георгия. На сей раз Георгий уже намеренно отвернулся.
Он увидел, как пожилой визитер завел двигатель, но трогаться не спешил, видно, разогревал мотор. Наконец машина двинулась с места. Георгию вдруг пришло в голову, что за столь короткое время мотор еще не успел остыть. Очень интересно! И Георгий решил отложить свой план до лучших времен.
Вот и получилось, что бывший наставник Савелия спас жизнь его заклятому врагу, поклявшемуся разделаться с отчаянным парнем.
Завещание Волошина
Волошин наконец пришел в себя и с удивлением обнаружил, что лежит на обшарпанной кровати в каком‑то незнакомом помещении с бревенчатыми стенами. Как он сюда попал? Попытавшись восстановить цепь событий, старик ничего не мог вспомнить, кроме того, что был вывезен из клиники. Впрочем, постепенно в памяти всплыла дача, куда его сначала доставили, правда с этой – никакого сравнения. Что же случилось? Где охрана?
Волошин попытался кого‑нибудь позвать, но в горле першило, а во рту ощущался странный металлический привкус. Он с трудом пошевелил рукой, поднес ее к лицу – все еще забинтовано. На тумбочке рядом стоял графин и граненый стакан с водой. Старик попробовал приподняться, но тело не слушалось, руки и ноги едва шевелились, словно ватные. Собрав все силы, Волошин, изнывая от жажды, потянулся к стакану, но он словно прирос к столу. Волошин, не на шутку разозлившись, изо всех сил дернул стакан к себе – он упал и разлетелся на мелкие кусочки. Звон разбитого стекла взрезал мертвую тишину.
– Так! – прозвучал трубный голос. – Хулиганим?
Волошин скосил глаза и увидел миловидную женщину внушительных габаритов. Несмотря на деланно сердитый тон, глаза ее улыбались.
– Пить захотелось? Мог бы и позвать! – пророкотала она.
Из горла Волошина вырвался лишь натужный хрип.
– Ладно, сейчас я тебя напою. Она вышла и тут же вернулась с пластмассовой кружкой в руках.
– Теперь роняй сколько хочешь! – Женщина улыбнулась, налила из графина воды и, осторожно поддерживая Волошина се спины, поднесла кружку к его губам. – Пей, родненький, пей! – сказала она, заметив, как тот жадно глотает воду. – Меня Зиной зовут.
Волошин напился, и Зина осторожно опустила его на подушку.
– Где я? – чуть слышно прошептал он.
– У добрых людей, в доброй хате! – Она снова улыбнулась.
– Как я сюда попал?
– Отдыхайте, вам нельзя много говорить. Сейчас я принесу куриного бульончика и покормлю вас, хорошо? – Женщина тут же встала и вышла из комнаты.
Похоже, опасность ему пока не грозит, промелькнуло в голове Волошина. Но где он? Раз не у приятелей, значит, у врагов, и наверняка они тоже охотятся за его тайной. Что ж, господа «добрые люди», напрасно только время потеряете.
– А вот и супчик! – В мощных руках Зинаиды эмалированная миска казалась игрушечной.
– Я не хочу есть, – прошептал Волошин.
– А вот это мне лучше знать! – заметила женщина. – Откушаете, а потом я примусь за ваши боевые раны. Что с лицом‑то случилось, обожглись, что ли?
– Нет, порезался! – Он чуть заметно усмехнулся.
Коль скоро эта женщина, приставленная за ним ухаживать, не знает о пластической операции, то, вполне вероятно, его пребывание здесь – просто недоразумение. В душе Волошина затеплилась надежда, и он не стал противиться.
– Вот и хорошо! Я знала, что вам понравится. Я ж отлично кухарю!
– А кто еще в доме?
Теплый бульон оказал благотворное действие. В горле перестало першить, язык стал двигаться веселее.
– Ну, муж! – пожав плечами, ответила женщина. – Зачем вам знать, аль деру дать надумали? – Она криво усмехнулась и поднесла к его лицу огромный кулачище: – Только попробуйте!
– Куда уж мне? – Волошин улыбнулся. – Просто из любопытства.
– И что вы такой любопытный? Сказала ж, у добрых людей. Лежите смирно, и худа не будет. Вот подлечу вас маленечко, и разбежимся. Как у нас говорят: зад об зад – кто дальше скачет! – Она рассмеялась, да так громко и весело, что, казалось, стены ходуном заходили.
– Ты чего это, Зин?
Дверь в комнату распахнулась. В первый момент Волошину привиделся огромный карлик, но оказалось, это был просто мужик без ног.
– Да это я так, шуткую! – ответила женщина. – Хорошо, что пришел, а то наш приятель меня вопросами засыпал: кто да что! А чего это ты. Мука, не на машине? Тебе такой личный транспорт подарили, а ты брезгуешь!
– Почему же брезгую? Просто решил размяться немного. Слушай, я, как узнал, сколько она стоит, так даже сесть испугался: вдруг чтонибудь сломаю?
– Чудак человек, помнишь, что сказал мастер? У этого кресла все так устроено, что испортить его невозможно. А управление вообще рассчитано на дураков!
– Не понял! – с шутливой угрозой в голосе произнес он.
– Родненький мой, да я не тебя имела в виду. Ты ж у меня самый умненький!
Зина улыбнулась, подошла к Муке, наклонилась и чмокнула его в макушку. И без слов было ясно, что эта мощная женщина очень любит безногого.
– Ладно‑ладно, подлиза! – довольно промурлыкал он, потом повернулся к Волошину. – Мука меня кличут, а тебя?
– Какая разница? Зови, например, Гришей. А почему такое странное имя: Мука? Или это кличка?
– Почему кличка? Мукасей моя фамилия, потому и Мука… Слушай, а что это с тобой так нянчатся, носятся как с писаной торбой? Что, такая важная птица, что ли? – без всякого перехода выпалил Мукасей.
– Я? – Волошин сделал попытку рассмеяться. – Чего уж важничать человеку, который, почитай, лет девять, как на пенсии? Думаю, меня с кем‑то перепутали.
– Ты, паря, со мной не крути! – нахмурился Мукасей. – Я человека насквозь вижу, особенно когда тот врет. Перепутали! – передразнил он.
– Тот, кто мне тебя поручил, скорее палец себе оттяпает, чем что‑либо перепутает… Ладно, Бог с тобой, не хочешь – не говори.
– Да я вам правду говорю, как на духу! Сам не понимаю, почему меня выкрали! – Волошин здорово вошел в роль, выпалив все это с такой горячностью, что даже сам поверил в свою незатейливую выдумку.
Мукасей с Зиной переглянулись, она недоуменно пожала плечами.
– Ладно, не наше это дело! – помолчав немного, заключил калека. – Нам поручено ухаживать да приглядывать за тобой. – Мукасей посмотрел на него долгим взглядом. – Ты не гляди, что я инвалид: завалю любого, только так!
– А я ни о чем таком и не думаю! А если вы на побег намекаете, то куда бежать‑то? Не в моем возрасте такими делами заниматься. Да и пожить, откровенно говоря, еще хочется. – Волошин тяжело вздохнул.
– Вот и договорились! Ты не стесняйся, если какие фантазии появятся насчет поесть: женка моя мастерица, сготовит такое, чего в ваших ресторанах ни в жисть не сотворят. Пальчики оближешь и добавки попросишь! – Мука лихо подмигнул своей красавице.
– Совсем захвалил девку! – Она смешно, совсем по‑детски засмущалась. – Но ты, мужик, действительно не особо важничай: что душа запросит, то и пытай, а нет, дак покупного чего принесу. У меня знакомая товарка на продуктовом складе работает. И черта лысого сможет достать.
– Спасибо, подумаю.
– Ну и хорошо! – Она повернулась к мужу и, замявшись, доложила: – Милый, я сейчас буду перевязку делать…
– Понял, ухожу! – Мука, ловко отталкиваясь от пола сильными руками, перескочил через порог и закрыл за собой дверь.
– Терпеть не может видеть всякие там раны, – пояснила женщина, потом наклонилась и вытащила из тумбочки небольшой ящичек с красным крестом. – Вы не думайте, я медсестрой работаю, а иногда даже и врача подменяю. Люди довольны!
– Я и не думаю! – Волошин пожал плечами. Зина достала из ящичка хирургические ножницы, надрезала бинт и принялась потихоньку разбинтовывать голову Волошина, да так осторожно и ловко, что он, обычно испытывая некоторый трепет перед перевязкой, тут сразу успокоился. Она с опаской сняла последний слой и, взглянув на его лицо, покачала головой:
– Порезался, говоришь? Ну‑ну! – Женщина наклонилась почти к самому его уху: – Смотреть по рукам, так тебе, милок, за семьдесят, а на рожу
– и пятидесяти нет.
– А зеркало не дадите? – спросил он.
– Дней эдак через пять, возможно, и дам. А сейчас чего смотреть‑переживать? Цвет такой, словно тебя мордой по земле таскали!
– Зина сурово хмыкнула. – Не бойся: до свадьбы заживет! Я и не таких видывала, да потомто все как новенькие становились.
Достав палочки с ватными тампонами, она легкими касаниями стала протирать спиртом швы, ласково приговаривая:
– Ты не терпи: говори, коль больно станет. Вот так!.. Хорошо!.. А вот здесь мази положим. И здесь.
Волошин лежал ч прямо‑таки наслаждался – какими же нежными могут быть эти сильные руки!
– Теперь понятно, почему вы выбрали медицину, – с улыбкой заметил он. – И вас, я уверен, очень любят пациенты.
– С чего это вы взяли? – Она застенчиво улыбнулась.
Забавно было все‑таки наблюдать за этой женщиной: огромная, мощная, с могучими, как у мужчины, руками, Зина так по‑детски тушевалась, что порой казалось, она просто‑напросто капризничает. Но это была простота и бесхитростность, обыкновенная природная искренность.
– У вас такие руки! – воскликнул Волошин. – Мне столько в последнее время перевязок делали, что я со счету сбился. И всякий раз я с ужасом ждал завтрашней перевязки. А вы… хоть трижды в день перевязывайте: нисколько не больно, а, напротив, очень даже приятно.
– Скажете тоже! Зачем трижды в день? Даже каждый день не обязательно. – Закончив бинтовать, она придирчиво оценила дело своих рук. – Не болит?
– Нет‑нет, все отлично! – заверил он.
– Что кушать станете? Обед уж на носу.
– Если честно, то я давно не ел борща домашнего, с пирожками. – Волошин так ностальгически втянул в себя воздух, что Зина весело откликнулась:
– Ой, родненький, так это ж мое коронное блюдо! – Женщина убрала ящичек в тумбочку и вышла из комнаты.
Интересно, на кого же работает этот инвалид? Волошин прикрыл глаза и мгновенно уснул.
Прошло трое суток, почти не отличимых друг от друга, не считая того, что на вторые сутки Волошин решил заикнуться о телевизоре, и через час он уже стоял в его комнате.
– Давно хотел купить, да все как‑то руки не доходили, – пояснил Мукасей, любовно поглаживая новенький «Панасоник». – А благодаря тебе вот взял и решился. Это ж надо как показывает, даже от комнатной антенны! – Он восхищенно покачал головой. – Умеют черти делать, не то что наши! Блоху могем подковать, в космос летаем, а как массовое что‑то для себя же состряпать, так телега телегой: мол, и так сойдет! Ты вроде ученый, объясни мне, глупому, как такое получается?
– Про монополию слышал?
– Это когда один загреб все в свои руки и что хочет, то и творит? Но при чем здесь наш народ? – удивился Мука.
– Очень даже при чем! У нас ведь та же самая монополия, только государственная. Все выпускается по принципу: «Давай как можно больше, черт с ним, с качеством, все равно возьмут, никуда не денутся, другого просто нет». Так бы все и шло, но сейчас, когда появилась конкуренция в торговле и потек товар с Запада, народ сообразил, что лучше взять дороже, красивее и добротнее, чем дешевле, но хуже. Вот и начали наши заводы и фабрики, те, что не сумели вовремя перестроиться, прогорать. Одним словом, конкуренция!
– А что ж вы раньше‑то думали?
– Да разве кто слушал? – Волошин тяжело вздохнул и махнул рукой: что переливать из пустого в порожнее.
– А сейчас, значит, все хорошо, так, что ли, по‑твоему? – Мукасей, похоже, начал злиться. – Старики, старухи, пахавшие всю жизнь да горбатившиеся на эту поганую власть, сейчас с голоду пухнут! Пенсия восемьдесят‑сто тыщ, а в газетах пишут: не меньше трехсот пятидесяти только на продукты потребно! А эти суки знай себе жируют да дачи с квартирами отроют, а сколько денег на войну в Чечне вбухивается? Мне бы ноги, автомат да пару жизней: всех бы этих блядей перещелкал! – Он смачно сплюнул на пол.
– Ну, перещелкал, пришли бы другие, возможно, и того хуже! Тогда что? – хмыкнул Волошин.
– А я поэтому и говорил о двух жизнях: за одних меня бы расстреляли, а вторую я б потратил на следующих. Глядишь, постепенно и приучились бы об народе думать. – Он лукаво усмехнулся.
– А вы стратег, – покачал головой Волошин.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показался невысокий пожилой мужичок туберкулезного вида. Из‑за его спины выглядывал здоровенный угрюмый детина.
– Привет, Мука! – произнес первый, покашливая.
– Привет, братан!
– Ну, как подопечный?
– Вроде нормально? Скучать не даем – телевизор купил, сейчас умные базары вели. Спроси вот сам! – Мукасей кивнул на Волошина.
– На что‑нибудь жалуетесь, Валентин Владимирович? Или просьбы какие есть?
– Разве я имею право на что‑нибудь жаловаться? – сердито откликнулся Волошин. Он моментально сообразил, что здесь все зависит от этого человека.
– У всех людей есть права, даже у мертвых, – холодно проговорил Мабуту.
– Разрешите узнать, какие же?
– Быть похороненными! – Мабуту громко рассмеялся своей шутке.
– Может быть, вы мне объясните? – несмотря на то что тот правильно назвал его имя‑отчество, Волошин все еще надеялся, что произошло какое‑то недоразумение.
– Спрашивайте, может, и объясню!
– По какому праву… – начал было Волошин, но тут же осекся. – Господи, о чем я? Короче говоря, зачем я вам нужен?
– Лично мне вы абсолютно не нужны! – ответил Мабуту.
– Тогда зачем вы меня здесь держите?
– Вы нужны другим людям, и даже очень.
– Выходит, вы выполняете чье‑то задание? Сколько же вам заплатили?
– У вас столько наверняка нет, не было, а самое главное – никогда не будет? – хмыкнул бандит. – Ладно, поговорили и хватит! – Он повернулся к Муке: – Как его рожа‑то?
– Это не ко мне. Сейчас Зинку позову. – Мукасей сделал один прыжок, но друг его остановил:
– Не суетись, братан. Фома, сбегай‑ка за хозяюшкой!
– Момент, шеф! – Тот мгновенно скрылся за дверью.
– Откуда вы знаете, что я не располагаю такими деньгами? – не унимался Волошин.
– Слушай, заглохни, мужик! – рявкнул Мабуту. – Заговоришь, когда спросят, ясно?
– Вполне.
– Здравствуй, Зинуля! – весело обернулся Мабуту навстречу женщине.
– И ты здравствуй! – Она крепко, по‑мужски пожала ему руку.
– Как твой пациент, доктор? Скоро ли рожа превратится в лицо?
– Еще пару дней, не меньше. Аль быстрее надо?
– Нет‑нет, вполне устраивает! Чем‑нибудь помочь? – поинтересовался Мабуту.
– Господи, вы и так столько всего навезли, что даже неловко как‑то! – Зина покачала головой.
– Сколько могли, столько и завезли. – Мабуту осклабился. – Надеюсь, не пропадет.
– Вот еще! Кто ж даст добру пропадать? – Зина лукаво улыбнулась.
– Да уж, у такой женщины все в дело пойдет! – Мабуту подмигнул. – Пойдем, братан, побазарим немного, да и ехать пора – дела. – Он двинулся было за скачущим приятелем, но вдруг остановился и многозначительно глянул на Волошина. – Поправляйтесь поскорее, Валентин Владимирович, кое‑кто ждет не дождется вашего выздоровления! А еще советую задуматься, есть ли в мире что‑то такое, за что можно башку сложить? Только не надо всякой ерунды о Родине, о близких и тому подобного. Тем более что речь‑то сейчас совсем о другом, не правда ли?
– А с чего бы мне об этом думать? Меня что, убивать собираются? – Волошин спросил совершенно равнодушно, словно речь шла не о нем, а о ком‑то постороннем.
– Мне кажется, такой исход не исключен.
– Сколько вам лет? – неожиданно поинтересовался Волошин.
– Мне? Пятьдесят четыре, а что? – удивился Мабуту.
– Судя по одежде, перстню, дорогим незапыленным ботинкам – то есть приехали вы сюда не на автобусе или электричке, а на машине, наверняка дорогой иномарке, а также по разговору, вы вряд ли занимаетесь честным бизнесом. – Волошин посмотрел ему в глаза.
– Так‑так! – оживился Мабуту. – Очень интересно, прямо‑таки Шерлок Холмc! Продолжайте, не стесняйтесь!
– Разве приобретенная в колониях чахотка, которая, если судить по постоянному кровавому отхаркиванию, прогрессирует, стоила таких жертв?
– Волошин сделал паузу. – Жить‑то ведь осталось совсем ничего, вот и скажите: вы боитесь смерти?
– Странный вопрос! Кто ж не боится костлявой? И пожить, конечно, хочется! – Мабуту хмыкнул и вновь закашлялся.
– А мне уже шестьдесят восемь! Я довольно пожил на этой грешной земле и не боюсь смерти. Правда, остался один должок перед совестью, но, надеюсь, я еще успею расплатиться, а там и помирать можно. – В голосе старика не слышалось горечи или фальшивой бравады, он словно разговаривал сам с собой.
– Красиво излагаете! А мне почему‑то не верится! – Мабуту повысил голос. – Смерти он не боится! Зачем же тогда обмолодиться‑то решили, а?
– Обмолодиться? – Волошин искренне рассмеялся. – Да только затем, чтобы такие подонки, как ваши заказчики, меня не опознали! Нет, вовсе не из страха перед смертью, а только потому, что я не выдержу, когда меня станут пытать, и проговорюсь!
– А ты ничего мужик, с характером! – уважительно заключил бандит, а потом миролюбиво поинтересовался: – Слушай, и чего ты такого знаешь, что они так сильно хотят тебя заполучить, да еще такие бабки платят?
– Вот их бы и спросили!
– У нас так не принято: меньше знаешь – дольше живешь.
– Ну, а сейчас что изменилось? Любопытство заело или, может, мысль мелькнула?
– О чем эте ты, мужик? – нахмурился Мабуту.
– Я могу заплатить больше! – Волошин ехидно усмехнулся, потом тяжело вздохнул. – К сожалению, вы угадали: у меня таких денег не было и не будет. Как говорится, сапожник без сапог…
– О чем это ты? – переспросил тот.
– Да так, ни о чем. – Волошин почувствовал, что сболтнул лишнее, и выпалил первое, что пришло на ум: – Раньше я бухгалтером работал!
– Ну‑ну! – хмыкнул Мабуту и недоверчиво глянул ему в глаза, потом вздохнул, стукнул ладонью по спинке кровати. – Будь, старый! – бросил он и поспешил к выходу…
Оставшись наедине с Мабуту, Мукасей покачал головой.
– Мне казалось, ты знаешь, о чем речь.
– Ни к чему мне это! – буркнул тот.
– Что, крутой заказчик? На тебя не похоже, чтобы ты стал кого‑то бояться!
– А я и не боюсь! Просто не сую нос не в свое дело: попросили, предложили неплохие бабки, я выполняю заказ, а остальное мне до фени.
– Ну чего раскипятился? Это я так, к слову. Просто стало любопытно. – Мукасей пожал плечами.
– Вот и мне тоже интересно! – Мабуту вдруг весело засмеялся. – К чему бы это?
– К тараканам!
– Точно, к тараканам! – кивнул Мабуту.
Через пару дней приехали Фома с Бритым, привезли фотоаппарат со вспышкой, и Бритый профессионально снял Волошина.
– С чего это вдруг, на Доску почета, что ли? – спросил Волошин.