Вы, безусловно, правы: процесс глобализации набирает мощное ускорение, как, впрочем, и противодействие ему. Стоит только собраться где-нибудь «большой восьмерке», как сразу возникают толпы демонстрантов-антиглобалистов со всего мира, драки с полицией, аресты и т.д. Я не знаю, какой удельный вес в этом противостоянии занимают вопросы культурной идентичности: наше политкорректное к западному миру телевидение подает эти выступления как «протест против общего миропорядка», скорее, даже экономического. Хотя, будучи за рубежом, я видел, как разные страны принимают меры – с большим или меньшим успехом – для сохранения своей культурной идентичности.
К сожалению, мы не можем исключить существенное значение экономического фактора в этом процессе. В 1985 г. на Культурном форуме в Будапеште делегат от Греции привел такие цифры: ежегодно на экраны кинотеатров этой страны выходит около 450 фильмов. Но из них – 250 американских, по 50 – французских и английских, сколько-то из ФРГ и других стран, 3 – советских и лишь один греческий! Один, потому что нет денег. Думаю, что аналогичная ситуация и на телевидении, особенно в сериалах. Вспомните наши 90-е годы! Факт остается фактом: экономически более мощная держава навязывает другим странам свою систему ценностей. И это реальность, более чем чреватая конфликтами. Самый показательный пример – так называемое «восстание аятолл» в Иране. Я уверен, что основанием этой революции была культурологическая доминанта. Страну с великой культурой, давшей некогда миру блистательную плеяду философов, религиозных мыслителей, математиков, архитекторов и поэтов шахиншах насильственно направил на европейский путь развития. И она плелась в постыдном арьергарде стран этого региона. Какое унижение для страны с великой культурой! Так что религиозный термидор был, на мой взгляд, более чем закономерен.
Но это – одна сторона проблемы. Есть и другая. Я выдвигаю идею, что в наши дни идет процесс «первичного эмпирического этап формирования общемирового языка художественной культуры». Тогда, если быть последовательным, надо признать, что вопреки разделяющим нас государственным границам, мы, человечество, единая общность – земляне. Как сохранить при этом единство культур в их разнообразии?! Ведь именно разнообразие есть условие саморазвития культуры. Я не знаю ответа на этот вопрос. Вероятней всего, ответы когда-нибудь даст сама жизнь. Может быть, может быть…
P.S. Несколько лет назад в Москве проходил международный форум по глобалистике. Мне предложили прочитать доклад на секции «Культура». К стыду своему признаюсь: я отказался – неловко выступать, не зная, как действительно обеспечить единство в разнообразии.
«Культура гибнет»: взгляд лакировщика.
Куда ни повернись—услышишь одно и то же: «Культура гибнет! Великая российская культура гибнет».
Мы, как известно, страна лингвистической реальности. Для нас самое главное—не сами явления жизни, а то, как они называются. Помню, как на одном из съездов М.С. Горбачев обиделся: ему послышалось, что депутат обратился к нему не с общепринятым «товарищ Президент», а «господин Президент». Как будто социальная дистанция между ним и народом от того, как его назовут — товарищем или господином — разная.
Слаженный хор могильщиков и плакальщиц культуры обладает экстрасенсорной кажимостью убедительности. Во всяком случае, уже вся страна, все 150 миллионов ее граждан уверены, что наша культура переживает последний день Помпеи.
Более тридцати лет я занимаюсь научными штудиями в культуре. Все эти годы властно-бюрократическая система держала меня за хунвейбина и чернушника. По ее мнению, у нас в культуре все было хорошо, а, я, как они любили выражаться на своем этикетном языке, «сомневался».
Сегодня автор тоже сомневается, что культура гибнет и все в культуре до ужаса плохо. Но стоило мне поделиться своими сомнениями на российско-французском симпозиуме, как Н.Н. Губенко при всех обозвал меня лакировщиком. Ну, до чего все славно получается: раньше ругательным было «чернушник» (где вы, незабвенной памяти Ю.В. Андропов и К.У. Черненко?!), а сегодня — «лакировщик». Дожили, называется…
Никогда у нас не было такой содержательной наполненности, такого разнообразия в культурной жизни, как сегодня. В принципе, есть все для всех, для любого вкуса, распивочно и на вынос. Книги — от Агаты Кристи до Бердяева и Ильина. Цирки — государственные и независимые. Спектакли — от «Аз воздам» и «Батума» до «Лолиты». Фильмы — от неумелой советской порнухи до первоклассных американских ужастиков, а если особенно повезет – то и про нормальное человеческое в репертуаре отыщется. А выставок?! Боже мой, на одни только вернисажи не успеть: и молодые, и шестидесятники, ретроспективы своих и чужих, оставшихся здесь и эмигрировавших туда, персональные и групповые... Да когда же все это богатство у нас было?
Все ли мне нравится в том, что происходит сегодня в культуре? Конечно же, нет. Но кто и по какому праву может считать свои вкусовые предпочтения единственно правильными? Разнообразие — условие саморазвития культуры. Это только бдительные большевистские министры культуры, пришедшие на смену Луначарскому, твердо знали, что такое хорошо и что такое плохо, а посему что-то высочайше одобряли и награждали, а что-то нам, несмышленышам, категорически запрещали.
Говорят, особенно плохо сегодня театрам. Более чем сомнительно. За последние годы в стране число театров растет, даже таких дорогостоящих для нас, налогоплательщиков, как музыкальные.
Сетуют, что посещаемость театров катастрофически падает. Это справедливо, но ведь на самом-то деле она падает последние пятнадцать лет. Раньше, на бумаге, она, разумеется, росла, но это статистически-рапортабельное благополучие с реальной жизнью никак не соотносилось. Замечательный тест на читательское воображение: что на самом деле означает 124% заполняемости зала на вечерних спектаклях? Что, каждый четвертый сидел на чьих-то коленях? А ведь эта бредятина печаталась в министерских справочниках и определяла статистическое благополучие посещаемости.
Говорят, особенно плохо то, что театрам не хватает денег. Трижды сомневаюсь. Раньше на культуру государство из бюджета ежегодно выделяло крохи — 0,4%, теперь — в 5 с лишним раз больше. Этого мало? Надо учиться организовывать сбор средсгв. Разумеется, трудно, нас этому не учили, но весь мир так живет.
Конечно, сегодня в культуре есть немало проблем: это и ее фестивализация, и сложности для молодых, еще не завоевавших известности талантов, и распад культурных связей, и невосполнимый процесс перерождения традиций и еще многое-многое другое.
Но великая российская культура при этом не гибнет — она ищет и выявляет себя после семьдесят лет заточения в государственном заповеднике. Еще десять лет назад я писал, что состояние перехода — главная особенность современного культурного процесса. Естественно, что у многих сегодня — ностальгия по прошлому.
У меня тоже ностальгия.
По будущему.
(Дом актера, 1993, № 3.)