Ведущие представители постпозитивизма

Поппер Карл Раймунд (1902-1994) - британский фило_ соф, логик, социолог, один из крупнейших мыслителей XX века. Работал в Вене, в Новой Зеландии, с 1946 г. - в Лондо­не. Свою философскую концепцию критического рационализ­ма разрабатывал путем преодоления логического позитивизма. Его идеи стали исходными для такого этапа развития филосо­фии науки, как постпозитивизм.

Основные сочинения: «Логика и рост научного знания», М., 1983; «Нищета историцизма». М., 1994; «Открытое общество и его враги»: В 2 т. М., 1992; Что такое диалектика? // Вопросы

философии. 1995, № 1.

Основной из важных задач философии Поппер считал проблему демаркации — «мягкого» отделения научного знания от ненаучного и нахождения критерия, который давал бы возмож­ность провести разграничение между эмпирическими науками, с одной стороны, и математикой и логикой, а также метафизи­ческими (философскими) системами — с другой. Методом де­маркации, по Попперу, является фальсификация — принципи­альная опровержимость любого научного утверждения. Одна­ко он не рассматривал данную методологическую процедуру как самоцель, а лишь как способность теории, гипотезы и т. п. подвергнуться критическому испытанию.

Говоря о сущности научного метода, Поппер — в противо­вес интуитивизму — на первый план выдвигает гипотетико-дедуктивную модель научного исследования. В ней преимуще­ственное значение имеют рационально конструированные схе­мы объяснения эмпирических данных, которые в свою очередь опираются на конвенционально определяемый эмпирический ба­зис и во многом зависят от рационально-теоретических схем.

Если методологические установки логических позитивистов были нацелены на анализ формальных соотношений внутри «готового», «ставшего» знания, то Поппер выдвигает и обстоя­тельно разрабатывает концепцию «роста знания». Согласно этой концепции, рост знания — это не кумулятивный (накопитель­ный) процесс и не простое коллекционирование наблюдений, а это ниспровержение теорий, их замена лучшими, процесс уст­ранения ошибок, «дарвиновский отбор».

Необходимые средства роста знания: язык, четкая форму­лировка проблем, наличие конкурирующих теорий, их взаим­ная критика в ходе свободной дискуссии. Рост научного знания во многом осуществляется, по мнению Поппера, методом проб и ошибок, путем преодоления заблуждений. Он указывает и некоторые трудности, сложности и даже опасности, характер­ные для этого процесса: отсутствие воображения, неоправдан­ная вера в формализацию, отсутствие критичности и самокри­тичности, авторитаризм, догматизм и др.

Говоря о трех основных требованиях к росту, развитию зна­ния, Поппер отмечает, во-первых, что новая теория должна исходить из простой новой плодотворной и объединяющей идеи. Во-вторых, новая теория должна быть независимо проверяемой и более эффективной в качестве инструмента исследования. В-третьих, теория должна выдерживать новые и строгие проверки, причем, как подчеркивает Поппер, нам нужны «не толь­ко успешные опровержения, но и позитивные успехи».

Итак, рост, развитие научного знания — это, по Попперу, «восхождение на вершину», расширение горизонта. Концепция роста знания К. Поппера открывала дорогу к рассмотрению научного знания как динамической органической целостности, способной к непрерывному углублению и совершенствованию. Отсюда вытекает ориентация на историю науки как объект кри­тического методологического анализа, на объективность и кон­кретный историзм как важнейшие принципы последнего. Кон­цепция роста знания предполагает конструктивное отношение к социокультурному контексту существования и развития на­уки, а также к философии, как существенному фактору генези­са и эволюции научных теорий.

Не обошел Поппер своим вниманием и диалектику (особен­но гегелевскую). Он считает, что последняя страдает такими недостатками, как «неопределенная и туманная манера речи», «расплывчатость рассуждений», схематизм, «нескромность в притязаниях», «огромные претензии», малая подкрепленность наукой и др. Вместе с тем британский философ вовсе не отвер­гает диалектику, а говорит о том, что она имеет свои границы, свою сферу применения. Он отмечает, в частности, что диалек­тика — лишь один из возможных методов, который применя­ется «в некоторых ограниченных областях», что «диалектичес­кая схема часто оказывается уместной», что диалектический метод оказывается «иногда вполне пригодным» (особенно при изучении истории мышления). Он подчеркивает важность прин­ципов развития и противоречия, указывает на антидогматизм и критичность диалектики, обращает внимание на недопусти­мость ее абсолютизации.

Разрабатывая вопросы социальной философии и логики гуманитарных паук, Поппер подверг критике марксистскую концепцию общественного развития и методологию его позна­ния. Вместе с тем он сформулировал и целый ряд продуктив­ных идей: о сущности и опасности тоталитаризма, о вреде «бе­запелляционных пророчеств», о социальной технологии и со­циальной инженерии (и ее двух формах — частичной, постепен­ной и утопической), о фундаментальной роли «экономической организации общества» для всех его социальных институтов, о специфике социального познания и его методов и др.

Кун Томас Сэмюэл (р. 1922) — американский историк и философ, один из лидеров исторического направления в фило­софии науки. Наибольшую известность получил как автор ори­гинальной модели развития научного знания, изложенной в программной работе «Структура научных революций», М., 1975, 1977.

Как писал сам Кун, он «осчастливил человечество» двумя важными открытиями. Первое — выявление общего механиз­ма развития науки как целостного единства «нормальной науки» и «некумулятивных скачков» (научных революций). При этом Кун считал, что источником и пробным камнем эпистемологи-ческих концепций должна стать история науки.

Второе важное достижение Куна — разработка понятия «па­радигма». Оно выражает всю совокупность убеждений, ценно­стей, технических средств и т. д., которая характерна для чле­нов данного научного сообщества и используется им в качестве образца постановки и решения конкретных проблем. Парадиг­мы носят исторический характер, а их смена происходит в ходе научных революций.

Рассматривая парадигмы как «наборы предписаний для на­учной группы». Кун конкретизировал значение данного термина в понятии «дисциплинарная матрица». Ее основными компонен­тами являются: а) символические обобщения, которые имеют формальный характер или легко формализуются; б) »метафизи-ческие (философские) части», задающие общий способ видения универсума; в) ценностные установки; г) «общепринятые образ­цы», характерные примеры решения конкретных задач.

Парадигма, по Куну, не есть нечто неизменное, а, будучи относительно жестким образованием, она изменяется, модифи­цируясь в своих рамках, и выполняет две основные функции: познавательную и нормативную. В последней функции пара­дигма позволяет составить план научной работы, сформулиро­вать определенные «методологические директивы», указать воз­можные пути их реализации и т. п. Вот почему, осваивая пара­дигму, ученый овладевает сразу теорией, методом и стандар­тами, которые обычно самым теснейшим образом переплета­ются между собой». Поэтому изменение парадигмы влечет за собой значительные изменения а критериях, определяющих пра­вильность как выбора проблем, так и методов и приемов их ре­шения. Рассматривая историко-научный процесс. Кун выделяет два его этапа: период «нормальной науки», где господствует пара­дигма, и период научной революции, где имеет место конку­ренция между парадигмами, победа одной из них и переход к новому периоду нормальной науки. Т. е. — переход от посте­пенных количественных изменений к перерыву постепенности, к скачкам, к новому качеству.

В период «нормальной науки» применяются самые много­образные и разноуровневые (вплоть до философских) методы и приемы исследования. Кризис парадигмы — это и кризис присущих ей методов и предписаний, в ходе научной револю­ции возникают новые правила и подходы, происходит смена «понятийной сетки» как основы новых правил. В этот период ученые особенно усиленно обращаются к философии за помо­щью в решении их проблем.

В ходе научных революций упраздняются все наборы пра­вил, кроме одного набора, который вытекает из новой парадиг­мы. При этом Кун обращает внимание на то, что упразднение старых правил — это «снятие» («реконструкция предписаний»), а не их «голое отрицание».

Традиция «нормальной науки», считает Кун, которая воз­никает после научной революции, не только несовместима, но и часто фактически несоизмерима с традицией, существовав­шей до нее. Но тем не менее — и это важно — всегда требуется выбор между альтернативными способами научного исследо­вания, а не навязывание (тем более насильственное) одного способа познания в ущерб другому.

Заслуга Куна состоит также в том, что в понятии «парадиг­ма» он выразил идею предпосылочности знания, т. е. показал, что формирование и развитие знаний осуществляется в опре­деленном пространстве предпосылок, в некоторой порождаю­щей их среде — прежде всего социальной.

Среди многих предпосылок (факторов, условий) развития науки американский философ подчеркивает важную роль соот­ветствующих «правил и стандартов научной практики». Эти общие установки он называет «правилами — предписаниями», или «методологическими директивами», на которые опирают­ся члены научного сообщества. При этом Кун обращает внима­ние на то, что, во-первых, данные «директивы» — лишь один из факторов развития науки и их нельзя абсолютизировать. Во-вторых, «методологические директивы» регулируют научную деятельность, препятствуют (если они верные) тому, чтобы наука «сбивалась с дороги». В-третьих, указанные «директивы» имеют многоуровневый характер, самый «верхний их этаж» — философские принципы, представляющие необходимое усло­вие научного познания.

Лакатос Имре (1922—1974) — английский математик, ло­гик и философ науки. Родился в Венгрии, с 1958 г. жил и рабо­тал в Великобритании.

Основные сочинения: «Доказательства и опровержения», М., 1967; «История науки и ее рациональные реконструкции» // Струк­тура и развитие науки. М., 1978; «Методология научных иссле­довательских программ» // Вопросы философии, 1995, № 4;

«Фальсификация и методология научно-исследовательских про­грамм», М., 1995-

Критикуя неопозитивистскую концепцию науки, Лакатос рассматривал последнюю как целостную развивающуюся сис­тему. Основное его достижение — изучение процесса развития науки и разработка в связи с этой целью методологии научно-исследовательских программ. Лакатос называл свой подход ис­торическим методом оценки конкурирующих методологических концепций. При этом он оговаривал, что фундаментальной еди­ницей оценки должна быть не изолированная теория (или даже несколько из них), а именно исследовательская программа. Рост, развитие науки и есть смена ряда непрерывно связанных исследовательских программ.

Научно-исследовательская программа — основное понятие концепции науки И. Лакатоса. Считая данную программу (как совокупность определенных теорий) основной единицей разви­тия знания, он в ее структуре выделял следующие основные элементы: а) »жесткое ядро» — система специфических фунда­ментальных частно-научных и онтологических допущений, со­храняющихся во всех теориях данной программы; б) защитный пояс — совокупность вспомогательных гипотез, предохраняю­щих «ядро» от опровержений путем их модификации и частич­ной или даже полной замены — особенно при столкновении с контрпримерами; в) нормативные методологические правила — регулятивы, предписывающие, какие пути наиболее перспек­тивны для дальнейшего исследования («положительная эврис­тика»), а каких путей следует избегать («негативная эвристика»). Предложив «нормативно-историографический» вариант методологии программ, Лакатос, по его словам, попытался «диалектически развить этот историографический метод крити­ки». Применяя данный метод, он стремился показать (и это было главной его целью), что всякая методологическая концепция функционирует в качестве исследовательской программы и может быть подвергнута критике посредством критического рас­смотрения той рациональной исторической реконструкции, ко­торую она предлагает.

В реализации данной цели нашла воплощение основная идея концепции Лакатоса, которая, по его словам, заключается в том, что методология (в его понимании) лишь оценивает вполне сформировавшиеся теории (исследовательские программы) и не намеревается предлагать никаких средств ни для выработки «хо­роших теорий», ни даже для выбора между конкурирующими

программами.

Особенное внимание следует обратить на мысль Лакатоса о том, что некоторые величайшие научно-исследовательские программы «прогрессировали на противоречивой основе». В этой связи он ссылается на Н. Бора, который, как известно, в своем принципе дополнительности сумел выразить некоторые реаль­ные диалектические противоречия микрообъектов. Можно без преувеличения сказать, что идея о выявлении и «снятии» (т. е. разрешении, а не устранении) возникающих в теории противо­речий свидетельствует о сильной «диалектической струе» в кон­цепции Лакатоса о природе научного метода.

Прежде всего он подчеркивает, что тщательный анализ ис­тории программы Бора — «поистине золотое дно для методо­логии»: ее изумительно быстрый прогресс — на противоречи­вых основаниях — потрясает, ее красота, оригинальность и эмпирический успех, ее вспомогательные гипотезы беспреце­дентны в истории физики.

Лакатос подчеркивает мысль Бора о том, что противоречия в основаниях исследовательской программы могут и даже долж­ны быть возведены в принцип, что такие противоречия не долж­ны слишком заботить исследователя, что к ним можно просто привыкнуть. Однако непротиворечивость должна оставаться важнейшим регулятивным принципом, обнаружение противо­речий должно рассматриваться как проблема. Причина проста:

если цель науки — истина, наука должна добиваться непротиворечивости, отказываясь от непротиворечивости, наука отка­залась бы и от истины.

Итак, от формально-логических противоречий и непроти­воречивости (не отказываясь от них и не «отметая» их до выяс­нения их природы) к обнаружению и разрешению диалектичес­ких противоречий («противоречий-проблем») с помощью разра­ботанных Бором принципов дополнительности и соответствия. Оказались «незатронутыми» и «интересы обеих логик»: одна (формальная) занималась «логическими» противоречиями, дру­гая — диалектика — диалектическими, чтобы не «предаваться методологическому пороку», соглашаясь только с формально­логическими противоречиями.

Лакатос как честный и объективный методолог науки, хо­рошо разбиравшийся в ее проблемах, прозорливо усмотрел, что Бор, учитывая специфику предмета новой квантовой теории, не мог любой ценой добиваться непротиворечивости новых зна­ний. В этом случае квантовая механика, «соблюдая непротиво­речивость», оказалась бы вдалеке от истины.

Гениальность Бора, согласно Лакатосу, в конечном итоге и состояла в том, что в своем принципе дополнительности он воз­вел противоречие в статус «фундаментальной и фактуально достоверной характеристики природы» и свел субъективистский позитивизм с алогичной диалектикой и даже философией по­вседневного языка в единый порочный альянс. Так успешно была выражена в теории и разрешена такая «фундаментальная и фактуально достоверная характеристика природы» — ее реаль­ная противоречивость.

Лакатос указывает, что его методология исследовательских программ предполагает соперничество последних (и победу одной из них), допускает существование и «снятие» возникаю­щих в теориях противоречий, имеет предсказательные функции, носит исторический и универсальный характер — хотя некото­рые его критики оспаривают последнее, как и всю его концеп­цию в целом.

Тулмин Стивен Эделстон (р. 1922) — американский фи­лософ, видный представитель постпозитивизма в философии и методологии науки.

Основные работы: «Концептуальные революции в науке» // Структура и развитие науки. М., 1978; «Человеческое понима­ние». М., 1984.

В своей концепции науки Тулмин исходит из того, что все аспекты природы — от конечных материальных частиц, планет­ных систем и видов животных вплоть до вневременных импе­ративов морали и социальной жизни — рассматриваются как исторически развивающиеся, т. е. эволюционирующие. Причем развиваются и природа, и общество, и наука и сами принципы научного познания.

Принцип развития (эволюции) американский философ тес­но связывает с принципом системности, говоря, например, о «системной модели» общества и науки. Задача последней, с точки зрения американского философа, состоит в том, чтобы постепенно, шаг за шагом усовершенствовать наши представ­ления о природе, идентифицируя проблемные зоны, где мож­но сократить разрыв между возможностями находящихся в об­ращении понятий и нашими разумными идеалами.

Тулмин подчеркивает, что проблемы, на которых концент­рируется работа последующих поколений ученых, образует сво­его рода «диалектическую последовательность». Несмотря на все изменения актуальных для них понятий и методов, стоящие перед ними проблемы в своей совокупности образуют длитель­но существующее генеалогическое дерево.

Согласно Тулмину, четкая преемственность проблем, сто­ящих перед наукой, отражает не вечный внешний диктат логи­ки, но преходящие исторические факты в каждой отдельной проблемной ситуации. При этом он подчеркивает, что дисцип­линарные (интеллектуальные) и профессиональные (человечес­кие) аспекты науки должны быть тесно взаимосвязанными, но ни один из них не может быть полностью первичным или вто­ричным по отношению к другому.

Выдвинув эволюционистскую (по аналогии с биологичес­кой эволюцией) программу изучения науки, Ст. Тулмин исхо­дил из того, что в основе всех научных теорий лежат стандар­ты рациональности и понимания. Ученый считает понятными те события и явления, которые соответствуют принятым им стандартам, а те, что не соответствуют, являются аномалией, устранение которой, т. е. улучшение понимания, двигает впе­ред развитие науки. При этом, по его мнению, историческая трансформация, благодаря которой эволюционизирует содержа­ние научной дисциплины, постигается только в терминах целей объяснения, принятых в настоящее время в соответствую­щей специальности.

Рациональность научного знания есть, по Тулмину, соот­ветствие принятым стандартам понимания. Последние не яв­ляются раз навсегда данными, а меняются с изменением науч­ных теорий, их понятийного аппарата. Содержание теорий Тул­мин рассматривает как своеобразную «популяцию понятий», а общий механизм их эволюции представляет как взаимодействие внутринаучных (интеллектуальных) и вненаучных (социальных) факторов, подчеркивая, однако, решающее значение рациональ­ных компонентов.

Продуктивными моментами эволюционной эпистемологии Тулмина являются: указание на недопустимость абсолютиза­ции аппарата формальной логики, критика догматизма и мета­физики (антидиалектики), подчеркивание особой важности принципа конкретного историзма для анализа развития науки, требование «многомерного» (всестороннего) изображения науч­ных процессов, выявление их социокультурной обусловленно­сти и др.

Так, американский философ обращает внимание на то, что мы можем ясно понять интеллектуальный авторитет наших познаний только в том случае, если мы имеем в виду соци­ально-исторические процессы, благодаря которым они разви­ваются в жизни культуры или сообщества: однако более яс­ный анализ этого интеллектуального авторитета в свою оче­редь дает нам средства для развития более точных идей о са­мих этих процессах.

Фейерабенд Пол Карл (р. 1924) — американский фило­соф и методолог науки, один из основных представителей по­стпозитивизма. Преподает в Калифорнийском и других универ­ситетах США. Сформулировал целый ряд плодотворных мето­дологических идей — особенно при разработке им оригиналь­ной и получившей большой резонанс в мировом философском сообществе «анархистской теории познания».

Основное сочинение: «Избранные труды по методологии науки». М., 1986.

Отстаивая позиции теоретико-методологического плюрализ­ма, П. Фейерабенд отрицает возможность универсального (тем более «единственно верного») метода познания, т. к. развитие знания неизбежно предполагает отказ от старых методов и формирование новых. Более того, он убежден, что следование ме­тоду (даже самому истинному и эффективному) несовместимо с творческим мышлением. А потому ученые должны руковод­ствоваться принципом «все дозволено», который означает, что они могут и должны использовать любые методы и нормы, теории и подходы, которые они считают необходимым избрать для решения своих научных проблем. Данный принцип — «единственное противоядие» против аргументации сторонников универсальной методологии.

Нужно всегда иметь в виду, отмечает американский фи­лософ, что, во-первых, наука является гораздо более «расплыв­чатой» и «иррациональной», чем ее методологические изобра­жения. И они служат препятствием для ее развития, посколь­ку попытка сделать науку более «рациональной» и более точ­ной уничтожает ее. Во-вторых, требования любых методов, в том числе рациональных правил и стандартов, справедливы только при точно сформулированных условиях. Вместе с тем Фейерабенд считает, что единственно правильного метода просто не существует. Более того, наука, по его мнению, все­гда обогащается за счет вненаучных методов и результатов. При этом недопустимо «тупоумное применение» соответству­ющих методов, норм и приемов, так же как не следует абсо­лютизировать те или иные правила и стандарты — рациональ­ные, иррациональные и др.

Характерную особенность науки американский философ видит в том, что разум в ней не может быть универсальным и неразумность не может быть исключена. Поэтому, с его точки зрения, даже в науке разум не может и не должен быть власт­ным и должен подчас оттесняться или устраняться в пользу других побуждений. Фейерабенд считает догмой утверждение в том, что все люди и все объекты совершенно автоматически подчиняются законам логики и должны подчиняться этим за­конам, а мысль о том, что наука может и должна развиваться согласно фиксированным и универсальным правилам, являет­ся, по его мнению, и нереальной и вредной. Американский методолог науки не сомневается в том, что для любого данно­го правила, сколь бы «фундаментальным» или «необходимым» для науки оно ни было, всегда найдутся обстоятельства, при которых целесообразно не только игнорировать это правило, но даже действовать вопреки ему.

Фейерабенд убежден, что наиболее важные научные идеи и открытия стали'возможны именно благодаря сознательному или непроизвольному нарушению «наиболее разумных (т. е. рациональных) методологических правил» (например, коперни-канская революция или возникновение квантовой теории). А это значит, что, согласно Фейерабенду, во-первых, правила (стан­дарты) действительно нарушались и наиболее чуткие ученые это осознавали; во-вторых, они должны были нарушаться, ибо их чрезмерно строгое соблюдение неизбежно задержало бы про­гресс науки; в-третьих, именно эти «отклонения и ошибки» яв­ляются предпосылками прогресса.

Ученый, по Фейерабенду, должен творчески и критически «применять плюралистическую методологию», ибо только тог­да он «сохранит концепции человека и космоса». При этом он не должен забывать, что всякая методология — даже наиболее очевидная — имеет свои пределы и единственным «правилом», которое всегда сохраняется, является правило «все дозволено». Тем самым плюрализм важен не только для методологии — он является также «существенной частью гуманизма», а «эписте-мологический анархизм» необходим как для внутреннего про­гресса науки, так и для развития культуры в целом.

Рассматривая соотношение разума и практики, Фейерабенд подчеркивает, что это «не отдельные сущности, принадлежа­щие к разным видам», а «стороны единого диалектического процесса», причем само это единство не остается неизменным. Разум, по его мнению, не прислушивающийся к практике, спо­собен сбиться с пути, а практика может быть значительно усо­вершенствована благодаря вмешательству разума, значение и роль которого нс следует слишком преувеличивать. Более того, науку (как главного «носителя разума») следует, как полагает Фейерабенд, «лишить центрального места в обществе» и урав­нять ее с религией, мифом, магией и т. п. духовными формо­образованиями, а также отделить ее от государства.

Психоанализ

Психоанализ — учение, громко и скандально известное за пределами научно-теоретического круга и широко вошедшее в современное общественное сознание. На протяжении целого столетия он коснулся целого ряда прежде запретных тем, связанных с жизнью бессознательного начала в человеке: темы сек­суальности, темы снов и грез, темы жажды агрессии. Возник­нув в начале века в исследованиях 3. Фрейда как психотерапев­тическое направление, психоанализ вскоре соединил в себе пси­хологические и собственно-философские аспекты, став синте­тической дисциплиной по изучению человека. В ходе своего существования и развития он породил множество интерпрета­ций, далеко вышедших за пределы собственно-фрейдистских идей. Психоанализ представлен именами 3. Фрейда. К.-Г. Юн­га, Р. Адлера, В. Райха, К. Хорни, Р. Ассаджиоли, Э. Фромма, В. франкла, Э. Берна и др. Современное направление транспер­сональной психологии также вырастает из психоаналитических корней. Психоанализ дал множество синтезов с другими направ­лениями философской мысли.

Фрейд Зигмунд (1856—1939), австрийский врач, начал свою исследовательскую и творческую деятельность как невропато­лог. Его интересовали случаи истерического паралича, заика­ния, фобии и другие случаи сбоя в организме и поведении, ко­торые невозможно было объяснить чисто физиологическими причинами. Наблюдая за больными, анализируя поведение людей после гипноза, Фрейд приходит к выводу, что в основе истерии и других психогенных заболеваний лежат психические образования, не доходящие до сознания больного. Это страхи, обиды, потрясения, которые как бы намеренно забыты челове­ком, потому что сознание их стыдится или боится. Будучи за­быты, они не могут быть отреагированы и вызывают болезнен­ные симптомы. Обнаружив это, Фрейд вместе с другим врачом Брейером в 1890— 1897гг. создает катартический метод лече­ния истерии. Катарсис — это очищение, разрядка, обновление внутреннего мира. Согласно этому методу врач должен снять амнезию, вернуть больному память о забытом травматическом событии, и само освобождение от страшного и стыдного, да­вившего изнутри, принесет излечение. Вмешательство врача прерывает «бегство в болезнь», позволяет человеку осознать то, от чего он в ужасе отворачивался. Болезненные симптомы (па­раличи, заикания) снимаются, и человек выздоравливает, хотя ценой этого оказывается осознание: встреча лицом к лицу с собственным несовершенством, страхом или проблемой.

В 1897—1920 годах Фрейд создает оригинальное учение о роли бессознательного в жизни людей. Борьба сознания и бес­сознательного с его точки зрения — постоянная закономерность психической реальности. Образование бессознательного идет с младенчества, оно образуется путем вытеснения из ясных пла­стов психики тех комплексов переживаний, которые неприем­лемы для человека. По Фрейду, это прежде всего переживания сексуального характера. Психика младенца руководствуется «принципом удовольствия». Для него «все дозволено», а удов­летворение желаний происходит галлюциноторно (всякое пред­ставление — уже реальность). Однако, с ростом ребенка и раз­витием его психической жизни возникает необходимость сле­довать «принципу реальности». То, что соответствует реально­сти и требованиям сознания — принимается, то, что не соот­ветствует — вытесняется в систему бессознательного. Вытес­ненные страхи и запретные желания никогда не умирают и не теряют своей силы.

Фрейд строит следующую модель человеческой психики: бессознательное, предсознательное и сознание. Предсознатель-ное выступает как некий страж, который находится между со­знанием и бессознательным и лишь по согласию сознания про­пускает туда впечатления, отбрасывая неприемлемое в область бессознательного. Предсознательное связывает бессознатель­ное со словом. Быть сознательным для Фрейда — значит иметь непосредственное и надежное восприятие, выражаемое в сло­вах. Бессознательное же в словах невыразимо, это то психи­ческое, восприятие ко.торого требует особых процедур, техни­ческих приемов.

Бессознательное для Фрейда — это мощное энергетическое начало. Он сравнивает его с лошадью, а сознание — со всадни­ком. Всадник обычно управляет лошадью, но если она поне­сет, то ему почти невозможно с нею справиться.

Поскольку запретные влечения и страхи вытеснены в бес­сознательное, но обладают огромной энергией, они все время стремятся выбраться «наружу», проникнуть в сознание, и ищут для этого окольные пути. Отдушиной для вытесненных влече­ний оказываются: 1) невротические симптомы; 2) символы раз­ного рода, являющиеся человеку по преимуществу в снах и гре­зах; 3) описки и оговорки.

Символика бессознательного очень интересует Фрейда. Символ и открывает, и скрывает содержание бессознательно­го, ибо являет собой соединение страшного и стыдного с приличным и допустимым. Фрейд даже составляет словник бес­сознательной символики снов.

Метод психоанализа предполагает скрупулезный и внима­тельный анализ снов, описок, оговорок. Он пользуется также методикой «свободных ассоциаций». Терапевт ведет с пациен­том беседу таким образом, чтобы тот проговаривал все, что ему приходит в голову. Из этого «всего» и вылавливаются замаски­рованные своей случайностью и незначительностью символы бессознательного, которые затем должны быть истолкованы психоаналитиком. В ходе работы с больными Фрейд открыл ряд защитных механизмов сознания от «атак» бессознательных со­держаний. Их ярким примером является проекция (перенос, трансфер). При проекции мы бессознательно переносим соб­ственные запретные влечения и неодобряемые качества во­вне — на других людей, приписывая им то, чего стыдимся в себе (зависть, гнев и т. д.) Другой защитный механизм — ра­ционализация. При рационализации человек сознательно при­писывает своим поступкам совсем не те причины, которые по­родили их на самом деле, а те, которые удовлетворяют требо­ваниям сознания.

Одной из ведущих идей 3. Фрейда выступает идея домини­рования в человеческой жизни либидо — полового влечения. Фрейд считает важнейшими инстинктами инстинкт самосохра­нения и продолжения рода, однако свое внимание он сосредото­чивает именно на половом инстинкте, который, как он полагает, присущ человеку от рождения. С гипертрофией темы либидо свя­зана фрейдовская концепция «Эдипова комплекса», впоследствии отвергнутая практически всеми продолжателями и интерпрета­торами психоанализа. По Фрейду, ребенок испытывает травму рождения, переходя от единства с материнским организмом к са­мостоятельному существованию, и он хочет вернуться обратно ко внутриутробной гармонии. Именно мать оказывается первым объектом эротического влечения, подчинения «принципу удоволь­ствия».-Отец является преградой для инцестуозного единения ребенка с матерью, он отрывает его от матери и требует самосто­ятельности, поэтому у ребенка существует на бессознательном уровне желание убить отца. Так и поступили, по Фрейду, древ­ние сыновья. Убив отца, они раскаялись в содеянном, испытали страх и стыд, и теперь в каждом человеке — в каждом мужчи­не — есть «Эдипов комплекс» — восхищение отцом, смешанное с ненавистью и желанием его смерти, а также сопровождающие это желание страх и стыд. Фрейд считает, что многие поступки людей на самом деле движимы «Эдиповым комплексом», кото­рый скрыт от сознания.

В 1920—1939 годах Фрейд создает новое представление о соотношении фундаментальных влечений человека. Он гово­рит о сексуальном влечении Эросе и влечении к смерти Тана-тосе. Собственно, Эрос оказывается у позднего Фрейда уже не столько сексуальным влечением, сколько сферой любви, тяго­тения ко всякой органической жизни, чем-то вроде божествен­ного Эроса у Платона. Он глубоко конструктивен. Соответствен­но, Танатос является фундаментальной деструктивной силой, ведущей к разрушению, убийству и самоубийству, влекущей людей к возвращению всего живого в неорганическое состоя­ние. Оба инстинкта — созидание и распад — пронизывают все­го человека, каждую его клетку.

В этот период Фрейд изменяет и свое представление о струк­туре внутреннего мира. Теперь он строит следующую триаду:

1. Оно — сфера бессознательного, где буйствуют вытеснен­ные влечения и страхи. Оно подчиняется принципу удоволь­ствия;

2- Я (Эго) —- разумная и рассудительная часть внутреннего мира, подчиняющаяся принципу реальности;

3. Сверх-Я (Супер-Эго) — бессознательная инстанция мо­рального контроля, содержащая культурные требования и ог­раничения влечений. Это — внутренний цензор. Сверх-Я обра­зуется по Фрейду за счет идентификации с отцом, который выступает не только как соперник, но и как авторитет. Сверх-Я перехватывает агрессивные стремления людей и направляет их внутрь, преображаясь в совесть, которая терзает человека уп­реками за его несоответствие требованиям авторитета. Чем больше человек отказывается от реализации своих желаний, тем больше его страдания, так как от Сверх-Я ничего нельзя скрыть. Поэтому, чем добродетельней человек, тем суровее и подозри­тельней делается совесть.

Разумная и рассудительная часть нашей личности — Я — оказывается «несчастным Я», так как оно находится «между молотом и наковальней»: с одной стороны на него давят зап­ретные влечения, а с другой — его терзает представляющая Сверх-Я совесть. Фрейд считал, что обнаружение им «несчастного Я" - мощнейший удар, который когда-либо был нанесен по человеческой самовлюбленности. Первый удар нанес Копер­ник показавший, что Земля - не центр вселенной. Второй удар нанес Дарвин, объяснивший, что человек - потомок высших приматов. Фрейду же принадлежит прерогатива развенчания рационалистических иллюзий, ибо, как показывает психоана­лиз, сознательное Я - не хозяин даже в собственном доме.

3. Фрейд рассматривает культуру как репрессивный меха­низм Сверх-Я с его жесткими ограничениями - результат куль­турного процесса, тех новых ограничений в сфере влечении, которые порождаются спецификой человеческого общежития. Люди становятся невротиками в результате прессинга культур­ных и моральных норм. Однако, порождая ограничения, куль­тура создает возможности трансформации запретных влечении, которые Фрейд именует сублимацией. Сублимация - это воз­вышение,.возгонка», облекание отвергнутых культурой жела­ний в приемлемую, социально-одобряемую форму. Такими видами сублимации являются по Фрейду религия и искусство. С его точки зрения художественные произведения, начиная от древней мифологии - не что иное, как сублимация Эдипова комплекса. Искусство, таким образом - вид терапии, освобож­дение от внутренних противоречий. Религия же - это "обще­человеческий невроз навязчивости». Древние сыновья, убив отца и убоявшись, поставили на его место тотем, которому стали поклоняться. Так возникает фигура Бога. В Боге человек ищет защиты, как ищет ее в отце: он одновременно поклоняется ему и боится его.

Фрейдовское понимание культуры может быть названо пан-сексуализмом, и большинство последователей Фрейда отверг­ли его как упрощенное понимание сложных многогранных куль­турных процессов.

Необходимо отметить, что Фрейд был безрелигиозным ав­тором