В первую очередь, Белинский отмечает, что обозревать – это значит делать что-нибудь из ничего, поскольку за столь короткий срок в русской литературе появилось слишком мало новостей. Белинский полагает, что ранее задача критиков и обозревателей выглядела куда более простой, поскольку действительно было о чем и о ком писать, в во-вторых, все было в новинку. Раннее очарование, непрочные надежды родили гордость и самоуверенность в наших критиках; а гордость и самоуверенность породили множество обозрений. Только один Пушкин был предметом достойным и обозрений, и критик, и споров, а между тем все шло зауряд в обозрения. И разумеется, эти обозрения были важны, горды и веселы, как молодые надежды, как неопытная юность, гордящаяся силами, еще не удостоверясь в них. Новость за новостью, поэма за поэмою, роман за романом, повесть за повестью, альманах за альманахом, журнал за журналом, а элегии и отрывки без числа, без меры, и все это возбуждало участие, восторг, удивление, потому что все это было ново. Следовательно, обозревателю было, что обозревать, было о чем потолковать. Одна голая и сухая перечень годовых явлений литературного мира могла составить статейку; а, разведенная фразами, разжиженная чувствованьицами, сдобренная теориями и идеями, эта перечень превращалась в большую статью. И эту статью читали наперерыв и с гордостью повторяли находившиеся в ней итоги и возгласы. Сейчас же Белинский восклицает: что теперь обозревать? Нового уж нет ничего, все старо. Увы! миновалось то золотое, прекрасное время, когда наши красноречивые обозреватели, в сердечной простоте, с теплою верою, с полным убеждением, что они делают дело, а не порют вздор, начинали свои обозрения взглядами на состояние земного шара, когда еще на нем не было людей, или с яиц Леды, или с потопа, или по крайней мере с Греции и Рима, чтобы прошедшим объяснить настоящее. Обозревателю наших дней не для чего залетать так далеко: он должен начать с предмета, самого близкого к сердцу всех и каждого, самого необходимого в жизни - с кармана... Да! в кармане должен видеть он таинственный рычаг этой литературной деятельности, которая промышляет и оптом и по мелочи; в нем должен искать он решения на все мудреные загадки современной русской литературы.
Свое обозрение Белинский начинает с журналов. «Библиотека для чтения». «Библиотека для чтения» начинает уже третий год своего существования, и, что очень важно, она нисколько не изменяется ни в объеме, ни в достоинстве своих книжек, ни в духе и характере своего направления; она всегда верна себе, всегда равна себе, всегда согласна с собою; словом, идет шагом ровным, поступью твердою, всегда по одной дороге, всегда к одной цели; не обнаруживает ни усталости, ни страха, ни непостоянства. Все это чрезвычайно важно для журнала, все это составляет необходимое условие существования журнала и его постоянного кредита у публики; в то же время это показывает, что «Библиотекой» дирижирует один человек, и человек умный, ловкий, сметливый, деятельный - качества, составляющие необходимое условие журналиста; ученость здесь не мешает, но не составляет необходимого условия журналиста, для которого, в этом отношении, гораздо важнее, гораздо необходимее универсальность образования. «Библиотека» есть журнал провинциальный: вот причина ее силы. И одно уже то обстоятельство, что новый журнал был собственностью богатого и честного книгопродавца, было одною из сильнейших причин его успеха. Потом это участие - почти всех знаменитостей нашего письменного мира, эти имена, выставленные в программе и на обертках «Библиотеки», как залог того, что вся литературная деятельность должна сосредоточиться в одном издании, чего никогда не бывало, о чем самая мысль всегда казалась несбыточною - какая приманка для нашей доверчивой публики! Содержание журнала действительно очень разнообразно. Дочка читает стихи гг. Ершова, Гогниева, Струговщикова и повести гг. Загоскина, Ушакова, Панаева, Калашникова и Масальского; сынок, как член нового поколения, читает стихи г. Тимофеева и повести Барона Брамбеуса; батюшка читает статьи о двухпольной и трехпольной системе, о разных способах удобрения земли, а матушка о новом способе лечить чахотку и красить нитки; а там еще остается для желающих критика, литературная летопись, из которых можно черпать горстями и пригоршнями готовые (и часто умные и острые, хотя редко справедливые и добросовестные) суждения о современной литературе; остается пестрая, разнообразная смесь; остаются статьи ученые и новости иностранных литератур. Не правда ли, что такой журнал - клад для провинции?.. Хороших стихов в журнале этом нет, да их и не может быть, поскольку пора хороших стихов в нашей литературе прошла. Но журнал виноват в том, что выдает плохие стихи за хорошие. Вместе с тем, конечно же, основой содержания «Библиотеки» является проза. Однако печатаемые там произведения также имеют провинциальный характер. Белинский подробно рассматривает напечатанные в журнале произведения и отмечает, что «зашел далеко, что слишком глубоко разрыл эту кучу перепрелого и фосфорического навоза, что моим читателям может сделаться дурно; но я не виноват в этом, я не выдумываю, а только представляю экстракты из тех изящных произведений, которыми лучший русский журнал потчует нашу публику...».
Отделение иностранной литературы в «Библиотеке» также отличается провинциализмом. Все, что составляет последние ряды французской литературы, все, что составляет баласт французских, иногда и английских журналов, что чуждо всякой изящности, что отзывается пустотою, посредственностью, мелочностью, и что отзывается провинциальным остроумием, провинциальною забавностью, все это переводится в «Библиотеке». Тщетно стали бы вы искать в этих повестях анализа души и сердца человеческого, идей века, взгляда на жизнь; глубокого чувства, роскошной фантазии; тщетно стали бы вы искать между этими повестями такой, которая бы заставила вас или воскликнуть в порыве восторга: «прекрасна жизнь!», или воскликнуть в тоске: «скучно жить на свете!» Скорей вы воскликните, прочтя несколько переводных повестей «Библиотеки»: «скучно читать повести в «Библиотеке», очень скучно!..».
Как отмечает Белинский, отделение «Критика» представляет собой самое жалкое и плохое отделение: «Недобросовестность критики «Библиотеки» заключается в какой-то непонятной и высшей причине, кроме обыкновенных и пошлых журнальных отношений. Г. Тютюнджи-оглу ненавидит всякий род истинной славы, гонит с ожесточением все, что ознаменовано талантом, и оказывает всевозможное покровительство посредственности и бездарности: гг. Булгарин и Греч у него писатели превосходные, таланты первостепенные, а г. Гоголь есть русский Поль-де-Кок и, конечно, нейдет ни в какое сравнение с этими гениями». По утверждению Белинского, за целые два года в «Библиотеке» была только одна критика, и умная и беспристрастная вместе, критика на «Роксолану», да две критики недобросовестные, но очень ловкие на «Черную женщину» и «Мазепу». Все прочие, исключая недобро, совестность, чрезвычайно неловки, неудачны, холодны, водяны».
Единственное отделение в «Библиотеке», которое заслуживает похвалы – это «Литературная летопись». В этом отделении рецензент, хотя также угождает провинции, но имеет в виду и столицу. О добросовестности и беспристрастии «Литературной летописи» много говорить нечего; находить в ней что-нибудь удивительное и чрезвычайное было бы странно; но ей нельзя отказать в одном, очень важном достоинстве: в ловкости, умении, знании литературной манеры, в шутливости и часто остроумии... Тут вы найдете все: и брань на французскую литературу, и остроты над французскими водевилями, остроты, целиком взятые из французских же журналов, и ученые известия, и пр. и пр. Я думаю, что такое отделение необходимо для всякого журнала, как десерт для стола. Конечно, чтобы хорошо составлять подобную смесь, нужно быть только великим человеком на малые дела».
Далее Белинский рассматривает журнал «Пчела». И отмечает следующие основные черты. «Пчела» жужжит уже давно, что она любит и ужалить, в чём ей, разумеется, никогда не удается, Потому что жало ее тупо. Вам известно также, что этот журнал есть двойчатка: одну половину его составляют политические Известия, а другую разные разности. Беда большая пришла бы этим разным разностям, если бы от них отнять политические известия!». Белинский отмечает, что «Пчела» находится на уровне золотой посредственности.
Белинский выделяет следующую главную общую черту петербургских литературных журналов: все они стремятся к одной цели, к мирному и единодушному преуспеянию в награде за труды и хлопоты, и потому все они очень не любят беспокойных крикунов, мешающих их мирным и полюбовным сделкам между собою и с публикой.
«Московский наблюдатель»: «Наблюдатель» есть журнал энциклопедический: и вот еще один из главных его недостатков, одна из причин, мешающих его успеху. Мы не говорим уже о том, что энциклопедизм бесполезен, вреден, что он теперь, к нашему несчастью, овладел нами и кружит наши головы». Критика в «Наблюдателе» так странна, так удивительна, что стоит особенного, подробного рассмотрения. Это критика характерная, верная самой себе, добросовестная и убежденная, если можно так выразиться; но вместе с тем не достигающая своей цели, не приносящая пользы, не понимаемая публикой. Причина этому заключается в том, что она не современна, что она отзывается классицизмом, не имеет никакого основного начала, никакого центра.
В целом, как отмечает Белинский, все московские журналы напоминают злополучных людей, которые имеют высокие цели, однако всегда терпят неудачу.