Кирико так и не объявилась.
Прошли ровно сутки. Взглянув на часы в последний раз, я поднялся со скамейки.
Дальше ждать смысла не было, поэтому я вынужденно попрощался со скамейкой с облупившейся краской, качелями без сидений и покрытой ржавчиной игровой площадкой. Это место сильно изменилось за прошедшие десять лет.
Я насквозь промёрз. И это было вполне нормально. Хоть у меня и был зонт, я целый день провёл под октябрьским дождём. Пальто полностью вымокло, джинсы прилипали к ногам, а недавно купленные ботинки покрылись грязью.
– По крайней мере, я хотя бы на машине, – подумал я. Если бы поехал, как изначально и планировалось, на общественном транспорте, пришлось бы ждать поезда до самого утра.
Я поспешно спрятался от дождя в машине, снял пальто, завёл двигатель и включил обогреватель. В салоне постепенно стало теплеть, и минут через двадцать я наконец-то согрелся.
Как только прошла дрожь от холода, я принялся пить. Мне нужно было утопить в чём-то свои печали, и хороший крепкий напиток идеально подходил для этого.
Я остановился у круглосуточного супермаркета и купил маленькую бутылку виски и пакет орешков. Пока я стоял в очереди на кассу, прямо передо мной встала женщина лет двадцати без макияжа, а вскоре к ней присоединился мужчина, возможно, её парень. Оба они выглядели так, словно только что встали с кровати, – в пижамах и тапочках – но в воздухе явно витал лёгкий аромат парфюма. Я хотел было возмутиться, что они влезли без очереди, но в итоге решил промолчать.
«Трус», – мысленно отругал я сам себя.
Усевшись в припаркованную на стоянке машину, я неторопливо стал пить виски. Жгучая жидкость шоколадного цвета обжигала горло, мягко затуманивая мои мысли и чувства.
Потрескивающие звуки радиостанции, на которой играли хиты прошлых лет, и звук капель дождя, стучащих по крыше, успокаивали меня. Сквозь падающую с неба водяную стену я видел отблески огней машин на стоянке.
Но музыка всегда заканчивается, бутылка пустеет, а огни гаснут. Как только я выключил радио и закрыл глаза, на меня нахлынуло чувство одиночества. Я хотел прямо сейчас и ни секундой позже вернуться назад в свою квартиру, накрыться одеялом с головой и спать, ни о чём не думая.
В этот момент тьма, тишина и одиночество, которым я всегда отдавал предпочтение, поглотили меня.
Хотя я с самого начала решил ничего ни от кого не ждать, мои надежды на встречу с Кирико всё же оказались в разы сильнее, чем я мог подумать. Под действием алкоголя я был намного честнее, чем обычно мог себе позволить в трезвом состоянии.
Да, мне было больно. Я был глубоко разочарован тем, что Кирико не появилась в парке.
Должно быть, я был ей не нужен.
Думаю, я не должен был отправлять ей письмо. Я абсолютно не изменился за эти пять лет, оставшись тем же лживым неудачником с бесчисленными недостатками. На самом деле, я должен был просто согласиться на встречу ещё в тот раз, когда об этом просила Кирико. Я бездарно потерял такой великолепный шанс.
Я планировал спать, пока алкоголь не выветрится, но по какой-то причине передумал. Я выехал со стоянки и вдавил педаль газа в пол, тем самым заставив мою старую подержанную машину мучительно заскрежетать. Я вёл машину пьяным. Я знал, что это преступление, но ливень просто ошеломил меня. Мне казалось, что в такую погоду на улице не может быть людей и мне просто некому навредить.
Дождь постепенно становился слабее. Чтобы бороться с сонливостью после алкоголя, я увеличил скорость. 60 километров в час. 70. 80. Я с грохотом влетал в большие лужи, а затем вновь ускорялся. В такую погоду в такой час на сельских дорогах мне просто не было нужды беспокоиться о других автомобилях или пешеходах.
Это была длинная дорога. Высокие фонари выстраивались в длинные цепи по обе её стороны. Я достал сигарету, прикурил и трижды затянулся, прежде чем выбросить её в окно.
Именно тогда моя сонливость достигла пика.
Я не знаю, как долго был в отключке – секунду или две – но когда я пришёл в себя, было уже слишком поздно. Моя машина вылетела на встречную полосу, а передние фары выхватили человеческую фигуру.
В тот краткий момент я успел подумать о многом. Перед глазами пронеслись давно забытые бессмысленные моменты из детства. Синие бумажные шары из детского сада, ворон, которого я видел на балконе, пропуская во время болезни школу, мрачный канцелярский магазин, в который мы с отцом зашли по дороге домой после того, как навестили маму в больнице и так далее.
Возможно, именно это и называют «вся жизнь пронеслась перед глазами». Я пытался найти в этих двадцати двух годах воспоминаний хоть что-то полезное, что может помочь мне избежать беды. Тормоза пронзительно визжали, но этого, безусловно, было мало – среагировал слишком поздно. Я сдался и закрыл глаза.
В следующий момент сильный удар должен был швырнуть машину в сторону…
Но его не последовало.
Спустя пару секунд, показавшихся вечностью, я остановил машину и испуганно огляделся. На дороге никого не было. По крайней мере, в пределах освещения фарами.
И что это тогда было?
Я включил аварийные огни и начал обходить машину. Ни царапин, ни вмятин. Если бы я кого-то переехал, на машине определенно должны были бы остаться следы. Я снова огляделся, посмотрел под машиной, но тела нигде не было. Моё сердце стучало как сумасшедшее. Я так и стоял под дождём. Звуковой сигнал, оповещающий о том, что дверь открыта, эхом отдавался в темноте.
– Неужели я успел? – спросил я вслух.
Неужели я действительно вовремя среагировал? Или та фигура избежала столкновения и убежала? Возможно, мне это и вовсе привиделось от усталости и опьянения. Выходит, я смог избежать аварии?
Вдруг из-за моей спины раздался голос:
– Нет, не успел.
Я развернулся и увидел девушку. Из-за её серого блейзера и клетчатой юбки она выглядела как старшеклассница, которая возвращалась домой с учёбы. На вид ей было примерно семнадцать лет, ростом она была на две головы ниже меня. У неё не было зонта, поэтому она полностью промокла, а волосы прилипли к лицу.
Как ни странно, я вдруг подумал, что влюбился в эту длинноволосую девушку, стоящую под проливным дождем в свете моих фар. Она была красива. Её красоту нельзя было испортить дождём или грязью – напротив, они словно подчеркивали её.
Не успел я спросить, что она имела в виду, как она сорвала свою школьную сумку с плеча, перехватила двумя руками и швырнула мне в лицо. Сумка прилетела мне прямо в нос, и вспышка боли ослепила меня. Я потерял равновесие и упал на спину прямо в лужу, из-за чего моё пальто тут же намокло.
– Ты не успел. Я умерла, – выпалила девушка, села на меня, схватила за воротник и стала трясти. – Что ты наделал? Как такое вообще могло произойти?
Как только я попытался открыть рот, девушка занесла руку и ударила меня по щеке – удар, второй, третий. Я почувствовал, что из носа брызнула кровь, но права жаловаться на это у меня попросту не было.
Потому что я убил её.
Разумеется, она отчаянно избивала меня, ведь я снёс её на скорости более 80 километров в час. На такой скорости и на таком расстоянии никакое торможение, никакие попытки выкрутить руль – ничто не могло помочь мне предотвратить столкновение.
Девушка сжала кулак и начала бить меня по лицу и по груди. Сами удары особой боли не приносили, но удары кость в кость меня весьма беспокоили.
Казалось, она выдохлась. Яростно откашлявшись, девушка попыталась отдышаться и всё-таки остановилась. А дождь всё продолжал идти.
– Слушай, ты можешь объяснить, что произошло? – спросил я. Во рту явно чувствовался металлический привкус. Видимо, из-за крови. – Я врезался в тебя и убил. Это кажется очевидным. Но почему ты цела и невредима, можешь двигаться, а на моей машине нет следов столкновения?
Прежде чем ответить, девушка поднялась и ощутимо пнула меня в бок. Возможно, было бы правильнее сказать, что она всем весом прыгнула на меня. Эффект не заставил себя ждать: боль пронзила меня, словно в меня вбили кол. После этого я лежал, не в силах вдохнуть. Если бы в моём желудке что-то было, меня бы вырвало. Увидев, как я бессильно свернулся, кашляя в муках, девушка удовлетворительно ухмыльнулась и прекратила надо мной измываться.
Я лежал на земле, встречая лицом капли дождя, пока боль не утихла. Когда я начал подниматься, девушка протянула мне руку. Не зная её намерений, я безучастно посмотрел на неё.
– Ты так и будешь лежать здесь? Вставай уже, – потребовала она. – Ты отвезёшь меня домой. Это меньшее, что ты можешь для меня сделать, убийца.
– Ты права. Конечно, – ответил я и робко принял её помощь.
Дождь вновь усилился и забарабанил, словно сотни маленьких птиц, стучащих по крыше. Девушка села на пассажирское место, бросила свой блейзер на заднее сиденье и включила свет.
– Ты меня вообще слушаешь? Взгляни на это, – она сунула мне в лицо свою ладонь. Вскоре после этого на её ладони появилась бледно-сиреневая рана. Она выглядела, словно зарубцевавшийся со временем порез, нанесённый чем-то острым. Но я не видел никаких синяков или ссадин, которые можно было бы получить из-за аварии. Должно быть, я выглядел настолько ошарашенно, что она снизошла до объяснений.
– Я получила этот порез пять лет назад. Думаю, ты догадываешься об остальном. Ты ведь более-менее знаешь объяснение этому, так?
– Нет, я понятия не имею. На самом деле, теперь я ещё больше озадачен. Что здесь происходит?
Она раздраженно вздохнула:
– Короче, я могу менять происходящие со мной события так, словно их никогда не было.
Никогда не было?
Я пытался обдумать её слова, но вскоре понял, что не понял ничего из того, что она сказала.
– Можешь объяснить проще? Это какая-то метафора?
– Нет. Просто понимай это буквально. Я могу менять происходящие со мной события так, словно их никогда не было.
Я почесал затылок. Попытка понять это именно так, как это звучит, делала понимание невозможным.
– Я не могу винить тебя в том, что ты мне не веришь. Даже я сама до сих пор не поняла, почему я на это способна.
Она медленно провела пальцем по своей ране:
– Ещё раз: этот порез я получила пять лет назад, но позже аннулировала его. И сейчас, ради этого объяснения я вернула его обратно.
Она «аннулировала» порез?
Эта история была слишком далека от реальности. Я никогда не слышал о том, чтобы кто-то был способен отменять произошедшие с ним события. Это явно за пределами человеческих возможностей. Но сейчас я столкнулся с ситуацией, которую не мог объяснить никак иначе. Само пребывание девушки в целости и здравии доказывало это. Если мыслить логически, я должен был сбить её, но она невредима. И она заставила рану появиться буквально из ниоткуда.
Это было похоже на волшебство, но мне пришлось поверить в это, пока в голову не пришло приемлемого объяснения. Временно я принял её теорию. Она могла обращать произошедшее в «не произошедшее».
– Так ты хочешь сказать, что аварию тоже отменила?
– Верно. Если не веришь, я могу показать тебе кое-что другое… – Она начала закатывать рукав своей блузки.
– Нет, я верю, – сказал я ей. – Это достаточно… странно, но я пока ещё верю своим глазам. Но если ты отменила аварию, то почему мне кажется, что я помню, как сбил тебя? Почему я просто не продолжил ехать дальше?
Она опустила плечи:
– Не знаю. Это происходит бессознательно. Хотела бы я, чтобы мне кто-нибудь это объяснил.
– И ещё одно. Возможно, ты сказала это для удобства, но ты же не можешь отменить абсолютно всё, верно? Иначе я не могу понять, почему пару минут назад ты была в ярости.
– Да, ты прав, – обескураженно подтвердила она. – Моя способность действует лишь какое-то время. То, что я отменила, вскоре вернётся и вновь произойдёт со мной. Таким образом, я могу лишь «отложить» нежелательные события.
Отсрочка. Это всё объясняет. Теперь её ярость мне понятна. Она не избежала смерти, а лишь отложила её и, в конце концов, будет должна принять свою гибель.
Из того, что она сказала ранее, я сделал вывод, что она может откладывать события как минимум на пять лет. Казалось, она прочитала мои мысли и прервала меня:
– Просто, чтобы ты знал: я смогла отложить тот порез на ладони на пять лет только из-за того, что эта рана была лёгкой и не угрожала жизни. Продолжительность отсрочки зависит от силы моего желания и масштаба события. Сила желания продлевает отсрочку, масштаб события – сокращает.
– Так на какой срок ты можешь отложить сегодняшнюю аварию?
– Ну, как мне кажется, не больше десяти дней.
Десять дней.
Когда пройдёт десять дней, она умрет, а я стану убийцей.
Меня не отпускало ощущение нереальности происходящего. Человек, который умер по моей вине, прямо сейчас разговаривал со мной. Я не мог отделаться от слабой надежды, что всё это просто плохой сон. У меня были десятки, сотни похожих снов, в которых мои ошибки причиняли непоправимый ущерб другим. Вот я и подумал, что это всё не по-настоящему.
Некоторое время спустя я заговорил:
– Прости меня. Я действительно не знаю, как мне загладить свою вину перед тобой.
– Ничего. Извинения не смогут вернуть меня или оправдать твоё преступление, – Она буквально расстреляла меня своими словами. – А сейчас просто отвези меня домой.
– Конечно.
– И веди аккуратнее, пожалуйста. Не хватало, если ты собьёшь кого-нибудь ещё.
Как она и сказала, я ехал осторожно. Обычно незаметный звук двигателя казался необычайно громким, а привкус крови во рту всё никак не желал пропадать.
Она сказала, что обнаружила свою странную способность, когда ей было восемь. Возвращаясь домой с уроков фортепиано, она нашла мёртвого кота. Она хорошо знала этого серого кота, бродившего по окрестностям. Из-за того, что кот был необычайно дружелюбен и постоянно тёрся о ноги людей, подзывавших его, все считали, что это был домашний кот. Он не убегал, когда с ним играли, и ни на кого не шипел. Для девочки он стал своего рода другом.
Смерть кота была ужасной. На асфальте темнели пятна почерневшей крови, на ограждении виднелись ярко-красные брызги. Девочка не была достаточно храброй, чтобы похоронить кота; она отвернулась от его трупа и поспешила домой. Как только она это сделала, она услышала музыкальную шкатулку, игравшую «Мою дикую ирландскую розу».
С тех пор она снова и снова слышала эту мелодию. Когда «отсрочка» срабатывала, в её голове начинала играть именно она. Ко времени, когда музыка утихала, то, что причиняло ей боль, было уже «отменено».
Когда она сделала домашнюю работу и пообедала, девочка задумалась: «Действительно ли там был тот самый кот?». Разумеется, в глубине души она знала, что не ошиблась, но её разум просто не мог этого принять.
Она надела сандалии и выбежала из дома. Когда она пришла на то место, где видела тело кота, она не нашла ни тела, ни пятен крови.
Кто-то пришёл и забрал тело? Здесь был кто-то, кто не смог вынести этого зрелища и убрал труп? Почему-то девочка так не думала. Словно здесь с самого начала не было ни тела, ни пятен крови. Девочка стояла в недоумении. Она ведь не могла ошибиться с местом?
Через несколько дней она увидела серого кота. «Так это было всего лишь недоразумение», – подумала она с облегчением. Кот, как и всегда, подошел к ней, когда она его позвала. Но когда она попыталась погладить кота по голове, то почувствовала жгучую боль на тыльной стороне ладони. Отдернув руку, девочка увидела розовую царапину по всей длине ладони.
Она почувствовала себя преданной.
Прошло около недели, но порез не зажил – напротив, рука покраснела и опухла. Девочка лежала дома с высокой температурой. «Возможно, тот кот был болен», – думала она. Она забыла название, но, возможно, кот болел какой-то своей, кошачьей, болезнью, которой заразил девочку, поцарапав её руку.
Жар не спадал. Она чувствовала тяжесть в теле, её суставы и лимфоузлы сильно болели.
«Хотела бы я, чтобы мне не просто показалось, что тот кот был сбит насмерть. – Она пришла к таким мыслям достаточно скоро. – Если бы кот был мёртв, мне бы не пришлось проходить через всё это».
Когда она проснулась, жар полностью исчез. У неё ничего не болело, и чувствовала она себя прекрасно – девочка была будто самим воплощением здоровья.
– Думаю, мой жар прошёл, – сообщила она маме.
Та наклонила голову и спросила:
– У тебя был жар?
«Что она такое говорит?» – подумала девочка. Она была в течение нескольких дней прикована к постели из-за температуры. Вчера, позавчера…
Вернувшись мысленно в те дни, она заметила, что были и другие воспоминания, которые существовали бок о бок с теми днями, что она провела в постели.
В этих воспоминаниях она и вчера, и позавчера, и весь месяц без пропусков ходила в школу. Она помнила и какие у неё были уроки, и какие книги она читала во время обеда, и сами обеды.
«Как же так? Вчера я спала целый день. И вчера же я была на математике, японском, рукоделии, физкультуре и обществознании». Её воспоминания противоречили друг другу. Взглянув на руку, она увидела, что пореза не было – и ощущение было не таким, словно рану вылечили. На месте пореза не было и следа. «Нет, там никогда не было никакой раны, – подумала она. – Этот мёртвый кот был именно тем, которого я знала. Он не мог никого поцарапать».
Девочка почему-то была убеждена, что она была ответственна за временное продление жизни кота, который должен был умереть.
Я желала этого, я отчаянно не хотела, чтобы серый кот умер, и я временно «отменила» то, что его сбили. Но когда он меня поцарапал, я заболела и пожелала, чтобы он умер. Тогда первое желание потеряло силу, беда вновь «произошла», а царапина исчезла.
Подобное объяснение было чрезвычайно точным. Чтобы проверить свою гипотезу, на следующий день девочка вернулась на то место, где она нашла тело кота.
Как она и полагала, там были пятна крови – авария всё же произошла. Она была лишь на время отложена.
Что бы ни происходило с девочкой впоследствии, она «отменяла» плохие события одно за другим. Её жизнь была наполнена событиями, которых она не хотела. Девочка решила, что именно поэтому ей была дана такая способность.
Обо всём этом она рассказала мне во время поездки.
Пока мы стояли на светофоре, она заговорила, отвернувшись к окну.
– Знаешь, здесь странно пахнет.
– Странно?
– Я сначала не заметила из-за дождя, но… ты был пьян?
– А-а… Да, – беззаботно подтвердил я.
– Пьяным за руль? – спросила она недоверчиво и разбито, – Значит, так? Ты знаешь, сколько людей умирает из-за этого? Или ты подумал, что с тобой-то всё будет нормально?
Мне нечего было ответить. Разумеется, я знал об опасности нетрезвого вождения, но мои смутные представления о последствиях подобного сводились к тому, что я мог врезаться во что-нибудь и пострадать.
Когда речь шла о том, что приводило к гибели людей, я обычно думал об ограблениях банков или терактах – в общем, о вещах, которые, по моему представлению, не имели ко мне никакого отношения.
– Вот здесь поверни налево, – указала девушка.
Мы выехали на неосвещённую горную дорогу. Я взглянул на спидометр – мы ехали даже медленнее тридцати километров в час. Как только я собрался надавить на газ, моя нога застыла. Это показалось мне странным, но я всё же увеличил скорость и заметил, что мои ладони вспотели.
Вдруг на встречной полосе появились огни автомобиля, и я убрал ногу с педали. Даже после того, как машина прошла мимо нас, мы продолжили замедляться, пока не остановились.
Моё сердце снова забилось как сумасшедшее, прямо как в момент после аварии. С меня ручьями лил холодный пот. Я попытался тронуться с места, но мои ноги не двигались. Это чувство, испытанное в момент, когда я сбил девушку, застряло в моей голове.
– Возможно ли, – спросила девушка, – что ты боишься водить после того, как сбил меня?
– Думаю, да. Кажется, так оно и есть.
– Вот и поделом тебе.
Я пытался пересилить себя снова и снова, но с трудом смог проехать несколько метров перед тем, как снова остановиться.
Я съехал на обочину и остановился. Стоило дворникам остановиться, как стекло полностью покрылось водой.
– Прости, но нам нужно сделать перерыв, пока я не смогу снова нормально ехать.
С этими словами я расстегнул ремень безопасности, откинул спинку сиденья назад и закрыл глаза. Через несколько минут я услышал звук откидывающегося сиденья и повернувшегося тела. Разумеется, девушка не хотела спать лицом к лицу со мной.
Пока я лежал в темноте, меня накрыли волны сожалений. «Я сделал что-то непоправимое», – вновь подумал я.
Я сожалел обо всём. О том, что ехал слишком быстро. О том, что сел за руль пьяным. О том, что вообще пил в это время. Даже о том, что пошёл встретиться с Кирико.
Люди вроде меня просто должны быть жалкими изгоями, запертыми в своих комнатах. По крайней мере, так они никого не побеспокоят.
Я разрушил жизнь этой девушки.
Чтобы переключиться, я спросил её:
– Слушай, а почему ты, вроде бы школьница, была в таком безлюдном месте?
– Не твоё дело, – холодно процедила она. – Или пытаешься сказать, что даже несмотря на то, что это был несчастный случай, я это заслужила?
– Нет, я не хотел сказать ничего такого, я просто…
– Твоя неосторожность и заносчивость отняли чью-то жизнь. У тебя нет права говорить так, убийца.
Я глубоко вздохнул и сосредоточился на шуме дождя. Повернувшись на бок, я понял, что абсолютно истощён. И благодаря оставшемуся во мне алкоголю, это чувство то появлялось, то пропадало.
Хотел бы я, чтобы всё пришло в норму, когда я проснусь.
Засыпая, я услышал, как девушка тихо плачет.
Поздней ночью я был в игровом центре. Разумеется, это было во сне.
Потолок пожелтел от табачного дыма, на полу темнели выжженные пятна, освещение мерцало, а на двух торговых автоматах из трёх были таблички «Не работает ». Ни один из выстроенных в ряд игровых автоматов не работал. Везде царила мёртвая тишина.
– Я сбил девушку, – сказал я. – Я ехал слишком быстро. Из-за дождя тормоза едва работали. Я стал убийцей.
– Ага. И как ты себя чувствуешь? – спросил Синдо с неподдельным интересом, сидя на табуретке с рваной подушкой, дымя сигаретой и опираясь локтем на игровой автомат.
Его грубый тон вызвал во мне поразительное чувство ностальгии. Синдо был именно таким. Хорошие для остальных людей новости были для него скверными, ну, и наоборот.
– А сам как думаешь? Я чувствую себя ужасно. Уже просто представляя своё наказание за это, хочется помереть на месте.
– Тебе не о чем беспокоиться. Во-первых, у тебя нет «жизни», чтобы её терять, верно? Ты уже сейчас живёшь так, словно ходячий труп. Ни причины жить, ни целей в жизни, ни удовольствия от неё…
– И именно поэтому я хочу это всё прекратить!.. Я просто должен был последовать за тобой, Синдо. После смерти своего лучшего друга я с легкостью мог умереть.
– Прекрати, аж тошно. Звучит, будто говоришь о двойном самоубийстве любовников.
– Да так, наверно, и есть.
Тишину игрового центра заполнил наш смех. Мы опустили монеты в старый побитый аркадный автомат и схлестнулись в древней игре. Синдо выиграл 3-2. Если учитывать, что в играх он был мастак, схватка получилась знатной.
Чем бы он ни занимался, Синдо во всём показывал результаты выше среднего. Он схватывал всё на лету, но с другой стороны, он никогда ни в чём не становился лучшим. Думаю, он боялся. Смертельно боялся момента, в который он бы полностью посвятил себя чему-то, а после задумался: «Чем я занимался?». Таким образом, он никогда не мог отдать всего себя чему-то одному. Я хотел бы быть таким же. И именно из-за этого Синдо всегда любил абсолютно бессмысленные занятия. Игры прошлых поколений, бесполезная музыка, его необъяснимо огромный ламповый радиоприёмник. Мне нравилось это ощущение беспечности.
Синдо поднялся с табурета и принёс две банки кофе из единственного рабочего торгового автомата. Протянув одну из них мне, он сказал:
– Эй, Мидзухо, хочу у тебя кое-что спросить.
– Что?
– Ты уверен, что мог избежать той аварии?
Я не понял его вопроса:
– Что ты имеешь в виду?
– Что я имею в виду? Хм, возможно, что ты как-то сам довёл всё до такого.
– Эй, ты сейчас пытаешься сказать, что я умышленно попал в аварию?
Синдо не ответил. С интригующей улыбкой он бросил сигарету, выкуренную практически до фильтра, в пустую кофейную банку, служившую пепельницей, и прикурил ещё одну. Он словно хотел сказать: «Подумай об этом».
И я подумал. Но как бы я ни напрягал мозг, у меня не получалось прийти к мысли, достойной зваться «выводом». Если Синдо просто указывал на мою склонность к саморазрушению, не нужно было спрашивать об этом именно так. Он пытался заставить меня что-то заметить.
С обычным для сна непостоянством я переместился из игрового центра в парк аттракционов.
Позади киосков, касс и каруселей я видел такие аттракционы, как величественное колесо обозрения, гигантские качели и американские горки. Меня окружал шум от аттракционов и громкие, срывающиеся на крик, голоса. Из огромных громкоговорителей по всему парку без остановки играла весёлая музыка в исполнении оркестра. Периодически я слышал звуки старого плеера.
Казалось, что я здесь не один. Кто-то держал меня за левую руку.
Даже во сне это показалось мне странным. Я никогда не приходил в парк аттракционов с кем-то.
Я почувствовал, как свет пробивался сквозь мои закрытые веки. Открыв глаза, я увидел, что дождь кончился, а у горизонта зарево рассвета смешалось с синевой ночи.
– Доброе утро, убийца, – прощебетала девушка, проснувшаяся раньше меня. – Как думаешь, теперь сможешь вести?
В свете восходящего солнца в её глазах были заметны следы слез.
– Возможно, – ответил я.
Кажется, моя боязнь вождения была лишь временной реакцией на аварию. Руки на руле, как и ноги на педалях слушались меня. Но даже сейчас я очень аккуратно ехал по влажной дороге, переливающейся светом из-за поднимающегося солнца. Не быстрее 40 километров в час.
Я что-то хотел сказать этой девушке, но не знал, как начать разговор. В итоге, когда я прибыл к месту назначения, мой ещё дремлющий мозг продолжал думать об этом.
– Здесь сойдёт, – сказала девушка. – Останови машину.
Я остановил машину, но не дал ей открыть пассажирскую дверь.
– Слушай, я могу что-нибудь для тебя сделать? Что угодно, позволь мне хотя бы попытаться искупить вину.
Она молча вышла на обочину и пошла вперёд. Я выскочил из машины, догнал девушку и схватил за плечи.
– Я понимаю, что сделал нечто непоправимо ужасное. Но я правда хочу искупить свою вину.
– Просто убирайся, – ответила она. – Немедленно.
Я не сдавался:
– Я не жду, что ты меня простишь. Я просто хочу сделать хоть что-то, чтобы ты почувствовала себя хотя бы немного лучше.
– Почему я должна потакать твоему эгоистичному желанию искупить вину за мой счёт? «Почувствовала себя лучше?» Это ты хочешь чувствовать себя лучше, разве не так?
Я слишком поздно понял, что выбрал плохой способ объясниться с ней. Любого человека оскорбили бы такие слова, сказанные его убийцей. Я понял, что всё, что я могу сказать, лишь ещё больше её разозлит. Мне оставалось только отступить.
– Ладно. Кажется, ты хочешь побыть одной, так что я сейчас же исчезну.
Я достал блокнот, написал свой номер, вырвал страницу с ним, и отдал девушке.
– Если ты чего-нибудь захочешь, просто позвони, и я тут же приеду.
– Нет, спасибо.
Она тут же разорвала этот листок на мелкие кусочки. Ветер подхватил их, смешав с опавшими листьями.
Вновь написав свой номер, я положил его в карман её сумки. Она порвала и его, швырнув обрывки в воздух, как конфетти.
Я не останавливался, и вновь и вновь отдавал ей листки со своим номером. После восьми попыток она всё же сдалась.
– Хорошо, я возьму его. А теперь просто уходи. У меня из-за тебя совсем сил не осталось.
– Чего бы ты ни захотела, ты можешь позвонить мне в любое время – поздней ночью или рано утром.
Поправив свою юбку, девушка быстро ушла, едва не переходя на бег. Я тоже решил поехать домой.
Я вернулся в машину, остановился у первого же увиденного ресторанчика, чтобы позавтракать, после чего благополучно уехал домой.
И тут я вдруг подумал, что давно не покидал дома при свете дня. На обочине виднелись багровые космеи, развевавшиеся на ветру. А небо, под которым проходили эти безумные красные танцы, казалось намного более синим, чем то, которое я когда-то помнил.