Тишина. Аккуратно пятясь назад, легионер спрятался в мрачном и гулком фойе, не спуская глаз с кустарника. Пусто. Значит, фантазия разыгралась. Но солдат привык полагаться на своё чутьё, и сейчас что-то внутри говорило ему: здесь не всё так просто. Это не зверь. За ним следят. Уж чужой-то взгляд он научился чуять спиной за все годы, проведённые в окопах.
Нужно быть настороже. Но первым делом поискать хоть какие-то лекарства и спички, огниво на худой конец! Стараясь не наступать на больную ногу, Келли поднялся на второй этаж. Разруха. Пыльные кабинеты и кельи с деревянными панелями на стенах. Мебель изломана в щепки либо раскисла от сырости. В одном из помещений попался чёрный круг сажи на полу: здесь совсем недавно кто-то становился лагерем.
На втором этаже не нашлось ничего интересного. Зверски захотелось спать: кошмар и переживания последних суток навалились на плечи тяжёлой наковальней. Найдя панцирную кровать с железной сеткой, мужчина бросил на неё мундир, забаррикадировал дверь тяжёлым, но рассыпающимся в труху секретером, и провалился в сон, сжав ладони на деревянном ложе винтовки. Келли клятвенно пообещал себе, что проснётся при первом же постороннем шорохе. «Просто вздремну немного» — прошептал легионер.
Ночью у него началась лихорадка.
***
Ему приснилась женщина. Нет, не женщина. Женщиной он мог бы назвать свою мать. Это чудесное создание можно наречь разве что ангелом. Волосы будто из кипящего золота: недлинные, стрижка каре, сияют подобно миниатюрному солнцу. Кожа бархатная, молочно-белого оттенка. Он никогда не встречал настолько приятных на ощупь представительниц прекрасного пола.
Да, он дотрагивался до неё. Точнее — это она его трогала. Везде, причём в таких местах, что обычно нескромный ирландец покраснел бы от стыда. Но ведь это сон. Поэтому казались нормальными и естественными её лишенные и намёка на пошлость прикосновения; её жаркий шёпот на ухо, обещающий величайшее блаженство во вселенной; её сверкающие изумрудом божественные глаза. И губы: мягкие, нежнее самого нежного шёлка. Горячий язык, проникающий в его рот, исследующий изгибы нёба, каждый зуб, малейший миллиметр его языка. И тяжёлая грудь, которой она скользила по животу легионера в то время, как он выгибался, постанывая от наслаждения. Ещё никогда ему не было так хорошо. Как жаль, что это всего лишь сон.
А когда всё закончилось и ангел ушёл, соблазнительно поводя белыми полукружиями зада, Тиббот отвернулся к стене и провалился в чернильную бездну забытья.
***
Он проснулся как-то резко, словно ныряльщик, вырвавшийся на поверхность воды после глубокого нырка. Со свистом втянул воздух в лёгкие. Он жив... Он жив! Жив! Или это ещё одно перерождение? Очередной Медианн?
Келли оглянулся. Нет, он всё там же. Комната осталась прежней, но отсутствовало несколько важных деталей: секретер у стены, его одежда и распроклятая, мать её так, винтовка!
Он сбросил одеяло (которым его кто-то заботливо укрыл, вдобавок подложив под спину матрас). Нога зажила, на месте пулевого ранения остался маленький розовый рубец.
— Э-эй! Кто здесь?
На пороге комнаты появилась Она. Келли сразу узнал её. И тотчас понял, что «секс с богиней» ему не причудился. Только на сей раз прекрасная незнакомка была одета в мешковатую униформу, а поражающие воображение волосы завязаны пучком на затылке. Ярко-зелёные глаза мерцали на бледном, как мрамор, идеальном лице. Она улыбалась, и от её улыбки Келли захотелось пасть ниц и целовать подошвы её армейских сапог.
— Проснулся, воин?
— Кто вы? Где я?
Из-за спины красавицы вышли ещё двое: мужчина, угрюмый и крепко сбитый, несомненно, видавший разное дерьмо старый вояка, и женщина, весьма симпатичная, однако её красота меркла на фоне златовласой богини. Вояка с нарочитой небрежностью держал руку у пистолетной кобуры.
— Вы всё там же, — мелодично проворковала девушка, и от её голоса заныло в груди.
— А вы кто? Где моё оружие?
— Тебе его вернут, парень, — пробасил охранник, — нам чужой хлам без надобности.
— Меня зовут Альтаир, — представилась «богиня», — это Лили, а это Карл. Мы мародёры. А вот вы кто такой?
— Я легионер. Тиббот Келли. Декан девятой центурии. Вернее был им когда-то…
Он вдруг осознал, что стоит перед ними в чём мать родила, и стыдливо подхватил одеяло, обернув вокруг пояса. Карл хмыкнул, пробормотав что-то по-немецки, а женщина по имени Лили усмехнулась:
— Альтаир, ты там чего-то не разглядела позавчера?
— Даже не знаю... Надеюсь, господин легионер не будет против, если я ещё как-нибудь взгляну. — Альтаир сверкнула глазками. — Тиббот, если вы пообещаете вести себя адекватно, вам принесут ружьё и одежду.
— Обещаю.
— Лили, распорядись там, будь добра. И принеси куриного бульона, пускай наш гость немного отойдёт после болезни.
— После болезни?
— У вас была сильнейшая лихорадка. И гангрена на ноге. Не найди мы вас вовремя — вы уже были бы мертвы.
— Не впервой, — пробормотал Келли и сел на край кровати. — Сколько времени я был в отключке?
— Почти три дня.
— Три дня?
— Да, а что вас удивляет?
— Вы сказали про гангрену... Я был серьёзно ранен. Такое не проходит за три дня. Рубцу будто бы пара недель. Чудеса да и только!
— Декан, — ласково сказала девушка и взъерошила рыжие вихры, подойдя ближе, — я не человек.
— Новости! На ублюдка-полукровку из Хадеса вы точно не похожи. Вы ведь не из Хадеса?
— Нет. Я родом из Дорая.
— Дорай? — он ничего не мог понять. — И как же вы попали в эту задницу? Вы не похожи ни на одного из магов, что мне доводилось встречать, но своим выздоровлением я уж точно обязан колдовству. Вашему. Кто же вы такая?
Альтаир промолчала. За неё ответил Карл:
— В ней течёт ангельская кровь, парень. Она почти ангел. И она лечит людей любовью.
***
— С Карлом мы познакомились не так давно. Он пришлец, как и вы, Келли; умер на другой большой войне. Кажется, её называют «Вторая Мировая». Почти год назад в него всадили несколько пуль, но я успела его вылечить.
— То есть всё это мне не привиделось? Мы с вами действительно…
— Да, мы занимались любовью, пока вы лежали в бреду. И спасла тем самым от смерти. Я проделывала этот трюк со всеми из нашего отряда.
Они вышли во внутренний двор монастыря. Несколько человек сидели и чистили оружие: видавшие виды «болтовки», тронутые ржавчиной «Винчестеры», несколько добротных пулемётов. Келли увидел даже один дефицитный автомат. С Келли все здоровались и вообще обращались в целом дружелюбно; эти люди казались ему симпатичными, но кодекс легионера, с годами въевшийся в подкорку, велел держаться с мародёрами настороже. Как говаривала его матушка, a change is as good as a rest.
Из дворика через длинную анфиладу они попали в большое помещение, должно быть, бывшее ранее обеденным залом у монахов. Они встали в конце небольшой очереди, где высокий чернокожий мужчина в грязном поварском колпаке разливал по мискам суп. Девушка не переставая говорила.
По словам Альтаир их отряд, живущий в основном за счёт добычи и перепродажи всякого хлама с Великой Свалки, расквартирован в монастыре уже пятый месяц, однако пару недель назад им пришлось сняться, чтобы выполнить заказ — сопроводить «караван» работорговцев, идущий от границ Хадеса в Истинный Медианн. Купцы и контрабандисты бегут из Тоттенланде, который в последнее время из обыкновенного кошмара превратился в настоящий ад. Объединённые княжества и кланы Предпреисподней ведут наступление по всем фронтам, и для умелых и в меру жадных наёмников всегда найдётся работёнка.
— Спасибо, — всё, что смог выдавить из себя Келли.
— За секс или за жизнь?
— За то и другое.
— Принимаю вашу благодарность и делаю встречное предложение. Вступите в наш отряд?
Сердце в груди Тиббота затрепетало и забилось о ребра, угрожая разорваться от восторга. Он сглотнул вязкую слюну, наблюдая, как Альтаир садится за обеденный стол и дует на ложку горячего супа, успевая разговаривать с ним. Рядом уселся Карл и буркнул легионеру на ухо:
— Соглашайся, парень. Один не выживешь. Это лучше, чем bitten und flehen.
— Да, Келли, соглашайтесь. Правила у нас как у пиратов, если читали пиратский кодекс. Нет армейской муштры. Отношения — свободные. Добыча — по частям. Правила — строгие. Прошу только не ранить себя специально, чтобы заслужить ночь со мной. Я дарю любовь всем своим людям. Знаете, Келли, даже воины нуждаются в любви.
— Я... Знаете, я... — он не мог вымолвить ни слова.
— Не говорите ничего пока что. Я дам вам время подумать. У нас есть одна традиция: всем новым рекрутам я прежде всего рассказываю свою историю, а уж потом они принимают окончательное решение. Готовы слушать мою болтовню пару часов?
Келли кивнул. Альтаир улыбнулась, окончательно покорив его сердце, и начала свой рассказ.
Препарадиз
В тридевятом царстве, в тридевятом государстве жила-была девочка с золотыми волосами. Она была очень красивой, настолько красивой, что с самого детства мужчины смотрели на неё с вожделением, а женщины с завистью. Она жила в клетке, как яркая тропическая птица, и мечтала однажды вырваться на свободу.
У девочки была мать. Прежде чем попасть в Дорай, она умерла от пневмонии в другом мире, о котором часто рассказывала дочери. Она и дочку назвала в честь звезды на земном небосклоне: Альтаир. В детстве мама постоянно твердила девочке, что она самая красивая; и это было правдой. Называла её необычной, и это тоже оказалось чистейшей правдой. Потому что Альтаир родилась, подобно Иисусу, от непорочного зачатия.
У мамы на животе имелся шрам — кривой и лилового цвета. Неумелая акушерка делала кесарево сечение. Мама девочки была девственницей.
Может, сказался тот факт, что при появлении в Медианне матушка сразу попала в женский монастырь. В Дорае любят религии всех сортов. Быть может, всё дело в эфире — девочка не единственный ангел-полукровка. Так или иначе, спустя девять месяцев родилась девочка с золотыми волосами.
Когда девочке исполнилось тринадцать, мать отправила её в пригород Амадиса, на годовые курсы обучения швейному делу. Там располагалась целая мануфактура и женское общежитие. В первую же ночь девочку изнасиловали. До сих пор она не может простить матери того опрометчивого поступка.
Насильника звали Абдулл. Огромный мусульманин со шрамом через всё лицо: он отслужил пять лет на границе между Срединным миром и Дораем, чтобы получить гражданство. В мануфактуре он занимал должность начальника. С тех пор он стал насиловать девочку каждый день, а позже — приводить своих друзей и продавать её им. Девочка стоила дорого. Нет сомнений, что симпатичная мордашка сыграла свою роль, но главным оказалось другое: после первого же коитуса Абдулл заметил, что у него пропала мучавшая его второй месяц зубная боль, исчез дурной запах изо рта, улучшилось пищеварение. Сначала он, естественно, списал всё на случайность. Но уже после третьего акта насилия Абдулл, к своему изумлению, увидел, как уродливый шрам на лице начал рассасываться. Чтобы проверить возникшую теорию, он подложил девочку под двух знакомых с болячками. Все исцелились.
Альтаир не могла забеременеть. Она не могла подхватить амурные болезни. С каждым клиентом она трахалась самозабвенно, будто в последний раз, доставляя мужчинам неземное удовольствие. Слух о необычной проститутке разошёлся по Амадису, и вот в один прекрасный день Абдулла убили, а яркую птицу увезли в её золотую клетку.
***
Альтаир просыпалась в своей золотой клетке день ото дня, тоскливо глядя на улицу, где в эфирном свечении возвышался знаменитый Дворец, увитый омелой. Обитатели Дворца были её постоянными клиентами. К девушке ходили многие, имеющие достаточное количество денег, связей и влияния. Но далеко не все. Для общества она была обычной куртизанкой, пускай и весьма привилегированной. Для клиентов — лучшим лекарем во всех мирах. К ней хотел наведаться и сам Наместник перед смертью, но больно уж поздно ему стало известно о «лекарстве»; ещё до знаменитой Бойни во Дворце Альтаир ехала, связанная по рукам и ногам, из Дорая в Истинный Медианн. Её украли.
Похитителем был один из постоянных клиентов — Кьезон Туллий Северус. Потомок пришлеца-римлянина и еврейской девушки из Срединного мира, он буквально прогрыз дорогу из Истинного Медианна в Дорай: взятками, подкупами, жестокостью и умением воевать. Война вообще являлась излюбленным ремеслом этого человека. Он пугал Альтаир. Его тёмные глаза, похожие на два колодца, делали обветренное худое лицо похожим на морду ящерицы. В объятиях Кьезона Альтаир чувствовала, что он готов свернуть её шею без малейших сомнений, если это понадобится. Он методично, стиснув зубы, совершал фрикции задом во время секса; даже к любви этот жестокий человек относился как к войне. И именно он оказался предателем.
Ещё до памятных событий во Дворце, которые Альтаир не застала, в публичный дом ворвались люди в масках. Трёх охранников сняли играючи. Девицы с визгом разбегались от чужаков, но тем нужна была Альтаир. В её комнату ворвались, когда она сидела полуголая перед зеркалом. Альтаир брыкалась и пыталась отбиваться поначалу, но ей сунули под нос тряпку, пропитанную какой-то отравой, а потом проволокли, потерявшую всякую волю к сопротивлению, на задний двор, где уже дожидался лёгкий фаэтон.
***
Когда Альтаир очнулась, в узком оконце фаэтона проносились стены приземистых хижин на окраине Амадиса. Её родной район; знала бы мама, что сейчас в миниатюрной карете едет её дочь, которую она уже давно записала в покойники. Альтаир хотела высунуть голову в окошко и закричать, но вдруг рот зажала рука в перчатке.
— Не брыкайся, сучка. Не вздумай визжать, поняла?
Она кивнула, и мужчина убрал руку.
— Кьезон, вы?
— Я. Сиди молча и не рыпайся.
— Что происходит?
— Молчи.
— Кьезон, я…
Он ударил её, вроде несильно, но на секунду всё поплыло перед глазами. На передней стенке отодвинулась деревянная перегородка, открылось окошко, в которое заглянул возница.
— У вас всё в порядке? Что за шум? Скоро будет сторожевой пост.
Кьезон ответил что-то на латыни, возница кивнул и бросил внутрь верёвку. Альтаир взвизгнула и попыталась рвануть на себя дверцу, но та оказалась наглухо закрыта. Римлянин навалился на девушку всем телом; от его веса стало нечем дышать. Быстро и деловито, как паук муху, мужчина спеленал её верёвкой, а рот заткнул смятым и грязным носовым платком. Когда Альтаир начала мычать, Кьезон небрежно ткнул ей кулаком под рёбра, и девушка скорчилась на скамье. Жёсткая верёвка терзала её нежную кожу, омерзительный платок пах соплями и мужским потом; из глаз покатились слёзы. «Бедная Альтаир, — подумала она, — бедная девочка! Вечно все пытаются тебя использовать, будто ты какая-то вещь».
Фаэтон съехал с ровной мостовой на усеянную ухабами дорогу. Судя по всему, они покидали пределы Амадиса. Кьезон напрягся; на скулах заиграли желваки, и девушка увидела, как он сжал пальцы на рукояти пистолета. Он прошипел что-то себе под нос и повалил пленницу на пол между скамьёй и стенкой. Поднял сиденье, под которым обнаружился отдел для багажа, и затолкал туда девушку, кинув сверху обрывок парусины.
Альтаир лежала и прислушивалась к происходящему снаружи. Фаэтон остановился — она поняла это по исчезнувшему ощущению движения и пропавшему цокоту конских копыт. Раздался оклик, и сверху Кьезон приоткрыл дверь повозки.
— Приветствую вас, господин. Могу увидеть ваши документы?
— Конечно, держи.
— О, — видимо, постовой был удивлён высоким рангом пассажира, — извините за беспокойство. Куда направляетесь?
— На границу.
— Если желаете, мы можем дать вам пару всадников в сопровождение. Сами знаете, в тех местах сейчас небезопасно.
— Благодарю, но меня скоро встретят.
— Честь имею! Не смею вас задерживать.
— Бывай, солдат.
Фаэтон тронулся и понесся дальше, а Альтаир разрыдалась ещё сильнее. Она поняла, что последние надежды на спасение испарились, как дым.
***
Долго ли, коротко ли, но они достигли границы. Путь туда занял больше двух недель. После того сторожевого поста на дороге их встретили трое вооружённых людей на бронированном автомобиле. Их лица, хищные и настороженные, мало напоминали тех, кого Альтаир привыкла видеть в Дорае. Одеты они были соответствующе — в походную одежду, не стесняющую движений, с патронташами через плечо и удобными рюкзаками за спинами. Один из новых знакомых, мужчина итальянской внешности по имени Сезарро, окинул Альтаир пристальным плотоядным взглядом и хрипло спросил что-то у Кьезона. Тот ответил на латыни; оба рассмеялись.
— Ехать следует осторожнее, на приграничных постах снова усилен контроль, — сказал другой человек, чернокожий, высокий и худой как жердь.
— С чего это вдруг? — Кьезон удивлённо поднял бровь.
— Чёрт его знает, поговаривают, что кто-то из командования опять готовит бучу.
— Тогда поедем по околесице. Груз слишком важный, нам головы поотрывают, если не довезём в целости и сохранности.
— А позабавиться с девчонкой можно будет? Больно смазливая.
Кьезон покачал головой, и Альтаир вздохнула с облегчением. Что ж, можно надеяться, что эти мужланы не будут насиловать её каждый вечер.
Броневик был рассчитан на восемь пассажиров. Пулемёт на крыше, прорези в стенках для винтовочных стволов, узкие окошки-бойницы: эта машина угнетала одним своим видом. Альтаир усадили подальше от двери, накормили горячей едой и дали воды. Следующие часы прошли почти без тряски, от чего девушка задремала, прислонившись лбом к нагретой стенке кузова.
Ей приснилась мама. Они сидели в монастыре, в окна лился мягкий свет. Мама расчёсывала гребнем её шелковистые длинные волосы. Женщина тихо напевала какую-то старую песню, песню из того неведомого мира, из которого в Медианн попадают умершие люди.
Внезапно тихий напев сменился грубым мужским голосом, неумело выводящим куплет за куплетом. Обернувшись, Альтаир увидела, что за её спиной в женском платье сидит Кьезон, а на подоконнике уселся, гадко ухмыляясь, Абдулл. Рядом валялась отрезанная женская голова. Мамина. Иссиня-чёрный язык вывалился наружу, глаза вытекли из орбит кровавыми слезами, но всё-таки это её мама. Это её мама.
— Просыпайся, сучка. Привал.
Она вывалилась из кошмара. Напротив сидел на корточках Сезарро, поигрывая ножом. Двигатель машины работал вхолостую, внутри было трудно дышать.
— Слушай внимательно. Говорю один раз, повторять не стану. Я тебе освобождаю руки, на привалах можешь гулять неподалёку, но чтоб у меня на виду! Если попробуешь сбежать, отрежу тебе сосок. Поняла?
Альтаир кивнула. Куда уж понятнее.
— Вот и отлично. Пошли, перекусим. Парни там что-то уже сварганили.
Он разрезал верёвку, и девушка потёрла ноющие запястья. Выбралась из машины, щурясь от эфирного света, который здесь был почему-то особенно ярким. Прямо в небе, вызывая приступ агорафобии, висел вверх ногами огромный Амадис, хорошо различимый в сиянии эфира. Значит, они уже преодолели один виток Спирали.
Мужчины варили баранину в походном котле. Тощий негр смешивал в миске салат из огурцов, грибов и лука. Кьезон склонился над громоздким радиоприёмником, который шуршал помехами, время от времени выдавая невнятные обрывки фраз. Римлянин говорил «приём», внимательно прислушивался и отвечал что-то человеку на другом конце.
— Что там, Кьез? — спросил Сезарро.
— Говорят, по дороге надо заскочить в одно место.
— Что за место?
— Наш пост. У них какие-то рабы-пришлецы, есть пара интересных экземпляров. Можно отказаться, но нам всё равно по пути, префект будет доволен.
Сезарро пожал плечами, показывая, что ему, в общем-то, безразлично. Перекусив, они бросили остатки трапезы в тлеющие угли и тронулись в дальше.
Границу преодолели как-то незаметно. За несколько часов машину остановили, и негр Зэмба с ещё одним мужчиной по имени Луций ушли вперёд на разведку. Вернулись вскоре, и Сезарро дал по газам. Они быстро преодолели приграничную зону; с одной из вышек за ними безразлично наблюдал постовой, которому заранее «дали на лапу», как поняла Альтаир. Сразу за вышкой начинался мост через бурную реку; на том конце громоздились заваленные мешками с песком редуты. Когда они подъезжали к ним, Альтаир съёжилась от ужаса: чёрный ствол пушки неотрывно наблюдал за ними. Девушка тряслась как листок на ветру, а её похитители вели себя вполне беззаботно. Возле поста им навстречу выскочил человек в шлеме и обмундировании цвета хаки. Он радушно поприветствовал гостей:
— Сезарро, Кьез, сколько лет, сколько зим! Вы по тому делу?
—Ага. Но места у нас немного, сможем забрать одного-двух.
— Тогда за мной. Есть одна красивая девка. Не как ваша, конечно, но тоже вполне ничего.
Они ушли, а Альтаир осталась под присмотром Зэмбы и нескольких десятков солдат, которые откровенно пялились на неё, обмениваясь похабными шутками. Девушка сложила руки на коленях и потупила взгляд. Где-то вдали гремела вялая канонада. По коридорам небольшой крепости ходили военные, присвистывая при виде светловолосой красавицы, но не осмеливаясь приблизиться из-за сидящего рядом с оружием Зэмбы. Видок у негра был тот ещё: даже по сравнению пехотинцами он выглядел свирепо, как старый покрытый шрамами волк рядом с двухмесячными щенками.
Наконец вышли Сезарро с Кьезоном. Альтаир сначала не смогла поверить своим глазам. На поводке, как собаку, они вели грязную, растрёпанную, но всё ещё красивую женщину. Её сальные волосы сбились в колтуны, худые рёбра выступили над животом, а кожа покрылась царапинами, синяками и слоем грязи. Одета она была в лохмотья, бывшие ранее, видимо, чем-то вроде египетской туники, какие носят египтяне и копты в Амадисе. Несмотря на это, она действительно по-прежнему оставалась красивой, но что более всего поразило Альтаир — её глаза сверкали надменностью и вселенским презрением, словно бы она и не провела чёрт знает сколько в вонючем зиндане, ежедневно подвергаясь насилию от пьяной солдатни.
— Классная девка, но арго не знает, а египтян у нас нет, — резюмировал военный в шлеме. — То ли не умеет, то ли не хочет, чёрт её знает. В публичном доме у трибуна будет востребована.
— Как зовут? — спросил Сезарро.
— Без понятия, не говорит ведь. Зовём её Лили.
— Изуродовали вы её, конечно. Ладно, забираем. Поехали, парни.
В машине женщина оказалась рядом с Альтаир. От неё неприятно пахло, но, тем не менее, Альтаир взяла её за локоть и посмотрела прямо в глаза.
— Ты меня понимаешь?
Во взгляде у несчастной промелькнуло нечто, похожее на симпатию. Она поняла, что Альтаир — такая же пленница, как и она.
— Я Альтаир, — она указала на себя пальцем, — а ты?
Женщина быстро пролопотала что-то на неизвестном языке. Наверное, легче научить её общедоступному арго, чем самой учиться этой тарабарщине. Тем более дорога им, судя по всему, предстояла долгая.
Мужчины наполнили баки горючим и захватили с собой несколько канистр с бензином, теперь к кислой вони немытых тел добавился тяжёлый запах топлива. Рядом трясся в кресле задремавший Зэмба, за ним безучастно смотрел в окно Луций. Сидящий на водительском сиденье Сезарро болтал с Кьезоном. Подумав, Альтаир вздохнула и начала понемногу учить незнакомку, которая внимательно смотрела на неё.
***
Арго Медианна существовал многие тысячи лет, и всё это время народы, населяющие Великую спираль, упрощали и без того нехитрый язык, добавляя в него что-то своё. Любой, даже несмышлёный пришлец, овладевал беглой речью спустя считанные недели. Лили была умной девушкой. Она жадно ловила каждое слово. Через пару дней она уже знала названия всех предметов в машине, а когда они выходили наружу, указывала пальцем на всё вокруг и благодарно улыбалась в ответ на каждое новое слово.
Иногда они заезжали в мелкие деревушки и на блокпосты, где все знали Сезарро. Там мужчины заправляли машину, покупали еду и ходили париться в римские термы. Как-то раз Кьезон снизошёл до того, чтобы «придать сучкам товарный вид». Альтаир загнали в приземистое каменное строение. Они разделись в предбаннике и зашли в парилку; Альтаир намылила мочалку и провела ею по худой спине женщины. Лили вздрогнула, но скоро сама начала намыливать тело, стирая застарелую грязь и пот.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Не за что, Лили. Я такая же, как ты.
— Ты не такая.
— О чём ты?
Лили села на ступеньку и посмотрела на неё своими блестящими тёмными глазами.
— Ты не оттуда. Всё это сон, да?
— Откуда? С Земли? Ах, да, ты ведь пришлец.
— Что есть «пришлец»?
— Это люди, умершие на Земле и попавшие сюда. Моя мама пришлец.
— Я не понимать. Я умереть, да?
— Ты должна помнить, как умерла.
— Да… Я выпить яд. Умереть быстро. А потом проснуться здесь. Что есть Медианн? Почему города парят над нами?
— Я здесь родилась, но сама до сих пор всего этого не понимаю. Люди умирают там, а появляются здесь, вот и всё. Это Великая Спираль, тут много загадок.
— Кто ты? Почему ты такой красивый женщина?
— Нет, Лили, красивая — ты. Моя внешность иного свойства…
— Одна из загадок, да?
— Наверное, да.
Они умылись и вышли обратно в предбанник. Когда Альтаир одевалась, Лили внезапно прильнула к ней всем телом и быстро, но с искренней нежностью поцеловала в губы. Альтаир оцепенела: ещё ни один мужчина не целовал её с такой любовью. Лили немного смущённо смотрела ей в глаза и улыбалась.
— Благодарность тебе.
— Да... Хорошая благодарность.
Истинный Медианн
Срединный мир встретил грязью дорог, скрипом колёс на осях телег, многоголосьем столпившихся на перекрёстках нищих. Пастухи гнали мулов через пустые пастбища; стояли полуразрушенные храмы с распахнутыми дверьми, а в воздухе хищно вились вороны, изредка пикируя, чтобы схватить объедок из руки зазевавшегося человека. Однажды ворон и прочих птиц стало слишком много, а кабину заполнил тошнотворный сладкий запах, от которого сморщились даже привыкшие ко всякому мужчины-попутчики. Вскоре из-за поворота появился и источник смрада.
Вдоль дороги на деревянных крестах были распяты десятки людей. Их окровавленные тела обмякли под тяжестью собственного веса; вороны выклевали их глаза, а мухи вились на сладком пиршестве, успевая откладывать личинки в загноившихся ранах казнённых. Самым страшным оказалось то, что многие из людей были ещё живы — они вяло шевелились, пребывая то ли в беспамятстве, то ли уже на пороге безумия.
— Господи, что это?! — взвизгнула Альтаир.
— Местные порядки, — буркнул ей в ответ Кьезон, — Казнокрады, насильники, убийцы: всех трибун вешает на крест!
— Римляне... — подытожил Зэмба. — Не в обиду тебе, Кьез, но ваши порядки иногда чересчур жестоки.
— Цезарь, — сказала вдруг Лили, и все оглянулись на неё с удивлением.
— Что «Цезарь»?
— Он вешал, тоже. Но нечасто. Давал жить. Многим.
— Что она несёт, Альтаир? — спросил Зэмба.
— Не знаю... Может, она жила во времена Цезаря?