Да ладно, опомнился Данила, мало ли чего он может не знать. Бог с ними совсем. Главное — он обнаружил мост, от которого, верно, недалеко ведь и до Олвика...
В эту секунду на мосту образовалась какая-то суета, отчётливо послышались сбивчивые голоса, и у противоположного берега отозвался сдавленный визг. Данила видел, что мост заметно повело по течению, а фургон, поворачиваясь, блеснул стёклами.
Он не стал раздумывать: бросился из-за кустов, раня камешками босые пятки, в десять секунд одолел расстояние до моста. Трос, стягивавший поплавки-понтоны, оборванный, торчал витиеватой спиралью. Тощая девчонка с распущенными чёрными волосами по грудь в воде пыталась удержать ползущий по дну металлический куб, и Данила автоматически свернул ремень автомата на шею и кинулся на помощь. Девчонка сердито вытаращилась на Данилу, точно обожгла раскосыми глазами, в то время как сотрудницы её с криками высыпали на берег.
— Ну, что уставилась? — прохрипел в напряжении Данила; он видел, что тяжкое движение поплавка, кажется, замедлилось. — Машину завести сможешь?
— Не знаю! — чуть не плача отрезала незнакомка, замотала головой от залепивших лицо волос.
Грузовик угрожающе заскрипел резиной, юзом съезжая на вдвое скрученную проволоку ограждения.
— А водитель где? — спросил он.
— А ты кто такой? — огрызнулась она и отвернулась к берегу: — Ну помогите же кто-нибудь!..
На берегу, видимо, опомнились и косяком сыпанули в воду. Данила тоже мгновенно усёк, что медлить больше нельзя. Он только теоретически помнил, как завести машину: вдавить сцепление, рычаг передач вперёд — назад — влево — вперёд... и при наличии ключа... да, ещё вырвать ручной тормоз...
Он схватился за хлипкое перильце, извлёк тело из воды, в два прыжка добрался до кабины с открытой дверцей, мокро плюхнулся на сиденье (боковым зрением заметив, как несколько фигур всё же появилось у поплавка) и начал помнить себя только после натужных выстрелов мотора, едва не заглохших, когда грузовик взял с места вперёд. Колёса визгнули по металлу, рывком вынесли фургон с моста, и Данила в ужасе успел выжать ручник, уже ломая бампером кусты ивы...
Он вывалился из кабины и нос к носу натолкнулся на тоненькую женщину лет сорока пяти с улыбкой на жёлтом измождённом лице.
— У-у, лапочка ты моя! — схватила она его за плечи. — И откуда ты только взялся? Знаешь, сколько ты маленьких ребёночков спас?
— Каких ребёночков?.. — оторопел Данила.
И тут же получил ответ от подоспевшей черноволосой незнакомки в мокром до нитки комбинезоне, глядевшей уже вовсе не сердито:
— В этой машине — почти весь эвакуированный Клонаторий одиннадцать-тридцать один. — Девчонка словно спохватилась и сделала официальное лицо: — Гинневер Раставанара, служба тыла.
— Капрал Савлук, Дэниэл (тьфу, снова чуть не вырвалось «Данила»), 64-й заградительный.
— Спасибо, вообще-то... А как насчёт документов?
— Да не за что. А как насчёт твоих?
Жёсткие азиатские бусины-глаза на смуглом лице снова как будто просверливали насквозь. Вот вредная, подумал Данила, нащупывая за пазухой ксивер, интересно, сколько ей лет?
И вдруг впился глазами в шнурок на шее Гинневер Раставанара. Он был не армейский, металлопластовый, а экранированный. Земной.
Тётушка Паулина, водитель фургона, по Данилиным наблюдениям, поразительно похожая на много потрудившуюся женщину из России, послала одну из девчонок, рыженькую конопушку, за отрядом связистов Джо. Данила тем временем, мучаясь от невозможности обменяться с Гинневер откровенным словом (чужие вокруг; при этом она — первая девчонка, встреченная в этом мире, и — надо же! — с Земли), принуждён был развернуть деятельность по восстановлению моста. Он ещё раз слазил в воду и обмотал размочаленным канатом куб поплавка; тётушка Паулина, не уставая лукаво нахваливать Данилу, увязала канат к передку фургона, села за руль, и тогда мост был притянут против течения настолько, что оборванный трос можно было кое-как соединить. Данила и Гинневер, порядком извозившись в мазуте, довольно удачно сковали концы троса с помощью Паулининой кувалды и жестяного обломка бампера.
Работала она умело, почти по-мужски, не выказывая никакого беспокойства, и Данила гадал, узнала ли она в нём коллегу и соратника. Но когда они управились и прибрежным песочком оттирали руки от черноты, Гинневер, не глядя на него, спросила:
— Когда и откуда?
— Кемерово, Южная Сибирь, Россия, три дня назад, — быстро ответил Данила. — Напарник — Джо Льюис, Брикстаун, Юта, Соединённые Штаты. А ты?
— Фанхио, Филиппины. Три недели. Работаю одна в Столице. Национальный Клонаторий.
— Когда у тебя ближайший сеанс? У нас есть сообщение Проводнику.
— Кому?
— Ну, как тебе сказать... Учитель, Проводник или...
— А-а, ясно! Сэнсэй... Завтра, в четыре утра.
— Передашь ему кое-что на словах?
— Незачем. Сейчас заявится начальник, попрошу вас группой сопровождения до станции Хиллрайд. Годится?
— Спасибо. Поговорю с Джо.
— Как тебе здесь, новенькому? — спросила она со скупой улыбкой, впервые мельком заглянула ему в глаза.
Данила не успел ответить. Из-за поворота реки прямо по воде выполз грузовичок Джо. А через мост уже ковылял на негнущихся деревяшках маленький тучный старичок в непомерно высокой фуражке и с яркой ленточкой в петлице. Гинневер тут же вскочила ему навстречу.
— Всё в порядке, господин премьер-майор, — доложила она. — Повреждение моста устранено. Ни один контейнер не пострадал.
— Добренько, добренько... — просипел астматически старичок. — Это что за воин?..
— Капрал Саулук, сэр, — выкрикнул Данила и кивнул в сторону подъезжающих, — бригада связи 64-го...
— Капрал вывел с моста фургон, господин премьер-майор, — шагнула вперёд Гинневер, — помог исправить понтон. Разрешите взять группой сопровождения до станции?
— Добренько... молодец, парнишка... — еле выговорил старичок, длинно закашлялся и вытянул из-за пазухи склянку с таблетками. — Ну, это... составь бумажку, дочка... я подпишу...
Джо тормознул у моста, мимо него прошли багровый от удушья премьер-майор и поддерживающая его Гинневер.
Данила подбежал, запрыгнул на подножку кабины.
— Ты что тут натворил, народ? — насторожённо вопросил Джо. — Дамское царство нас чуть чепчиками не забросало.
— Едем до Хиллрайда сопровождать Клонаторий, — коротко сообщил Данила.
— Что-о? — выкатил голубые белки Джо. — Какой к чёрту Хиллрайд?! Хочешь, чтобы нам всем шурупчики поотвинтили?
— Радуйся, начальник, всё документально, — не скрывая улыбки сказал Данила и закончил шёпотом: — Видел девчонку, которая вела старика?
—?..
— Наша. Завтра ночью — сеанс с Проводником.
У Джо ошарашенно вытянулось лицо, но тут же засияло улыбкой.
Эге, припомнил себе Данила, не зря ведь нынче утром приняты целых две «люси»...
Гинневер у борта грузовика царапала что-то, слюнявя карандаш, на заранее подписанном бланке приказа.
Джо — как старший команды — получил у инвалида-коменданта пятигаллонную флягу бензина, два полных сухпая и коробку автоматных патронов россыпью.
Отправив Малыша заряжать пустые магазины, а Бродягу — технически обслуживать грузовичок, он хлопнул напарника по загорелому плечу (Данилины форменка и рубашка подсыхали на крыше кабины):
— Ну, старичочек, ты проявил себя хорошим солдатом. Республика и Центр тебя не забудут...
— Ты лучше скажи: до части дозвонился?
— А помнят ли про тебя в родном 64-м Зэ-Бэ — это я не гарантирую. Из штаба сказали: часть переменила дислокацию, — ну, то есть, съехала куда-то. После выполнения задания — явиться в распоряжение штаба округа.
— Получается — у нас ещё целые сутки?
— Верно мыслишь, брат. Мне вообще кажется, нам с твоим появлением фарт попёр, как сумасшедший.
— Плюнь, пожалуйста, — попросил Данила. — Или постучи по дереву.
Джо с удовольствием выполнил и то, и другое. И ещё с видом святоши перекрестился по-католически.
— Нет, серьёзно, — сказал он. — В первые же два часа миссии восстановиться в капралы — раз! на другой день иметь камешек и того, кто объяснил, что он означает — это два; а напослезавтра ещё и встретить своих людей… О-о! Это всё не просто так. Теперь тебе предстоит ехать в фургоне с нашей сестрёнкой китаянкой. Много чего можешь узнать...
— Она с Филиппин. Ты что-то разболтался, лейтенант.
— Да, — юмористически покивал Джо. — Наш дядюшка Роджер и строг был и крут... Кстати, узнай у неё про первую миссию. И вообще всё.
— А камешек показать, как ты думаешь?
— Зачем? На сеансе всё расскажем — и Учителю, и ей.
— А вдруг она что-нибудь знает про такие вещи?
— Ну, думай сам. И давай-ка одевайся, Малыш твою пушку уже вычистил и накормил...
— Диспозиция такая, — объявил Джо. — Малыш в кабине вместе с Паулиной, впереди мы с Кормаком, ты с сестрёнкой — в фургоне. Сильно разговорами не увлекайтесь, всякое может быть. — И добавил приторным тоном пастыря: — И да благословит вас Бог, дети мои...
Паулина длинно сигналила с противоположного берега, девчонки-служительницы прощально мелькали ладошками из окон приземистой двухэтажки Клонатория. Данила в ответ салютовал прикладом автомата, по цепчатой лесенке взобрался в фургон и устроился у мутного окошка на снарядном ящике напротив серьёзной Гинневер. Минуту молча подождали, пока связной грузовичок с подмигивающим Бродягой в кузове обгонял тяжеловоз Клонатория, но только лишь захлопнулась дверца, разговорам не было конца до первого привала.
Сначала Данила поведал свою земную историю и первую миссию в Легенде. И Гинневер в ответ пересказала ему сюжет одной полинезийской сказки о красавице и лесном чудище Изикукумадеву. Она была послана изменить ход событий в той самой, незапамятной, почти несуществующей реальности, каковая и положила основу преданию. Оказывается, древняя легенда островитян о пожирателе красавиц сильно повлияла на их религию и породила жестокий обычай приносить в жертву лучших девушек племени («Как это — приносить в жертву?» — «Да так вот, очень просто — закалывать деревянным мечом и сжигать на костре!..»). Впоследствии из-за этого отвратительного суеверия разгоралась многолетняя война двух племён, которую и необходимо было предотвратить. Гинневер видоизменила сюжет в легенду о маленькой девочке, ловкостью и умом приручившей страшного урода-великана, а вскоре и воспитавшей его в духе вегетарианства и любви к людям. При этом, как водится, ей была неизвестна конечная задача. Данила начал смотреть на девочку с нескрываемым восхищением: всё это было так непохоже на средневековую мрачность и нескончаемую ночь его Легенды.
Данила в свою очередь кратко поведал о задачах и догадках своего второго путешествия, о встречах с Проводником, экс-сержантом Огденом, Сэдриком О’Ши и шерским жрецом Рэком. Неизбежно он проговорился и о камне.
— Покажи, — немедленно потребовала Гинневер.
Даниле ничего не оставалось, как вытащить из-за пазухи орро шедж и объяснить в полутьме начертанный на нём узор.
Не замечая тряски фургона, Гинневер вдруг глубоко задумалась, даже отвернулась и закрыла глаза.
— Ты в порядке? — спросил Данила.
— Погоди! Или я где-то видела похожий знак, или...
— Вот! — обрадовался Данила. — В том-то и дело, что часть его мне тоже знакома. Почти так же было на гербе города Полнолуния, только месяц повёрнут в другую сторону...
— Верно, на жертвенном камне колдуна Луна тоже была растущая. Это обозначает начало лунного месяца. Мне даже кажется, что её никогда не изображали ущербной, убывающей. А на камне-то как раз такая... Надо спросить у Сэнсэя.
Данила назадавал кучу вопросов о Клонатории и вообще жизни в тылу. Многое из того, что сообщила Гинневер, показалось ему настолько жутким, что он подумал: а не логично ли то, что шерцы понемногу склоняют войну в свою пользу?
Клонатории, как оказалось, называются так потому, что человеческие существа в них выводятся в виде искусственных клонов, сообществ клеток, в которых, если одна клетка отомрёт, то погибают и все остальные. Поэтому тридцать-сорок зародышей одного клона надёжно и самостоятельно поддерживают друг друга, передавая часть пищи и энергии от сильных к слабым. Выживание и рост всех до одного зародышей клона почти гарантировано, если, конечно, будет в достатке питательной смеси и воздуха, и служители Клонатория будут вовремя пересаживать клон в следующий по стадии выращивания контейнер.
Гинневер даже попыталась живописать процедуру смены контейнера для предродового клона, но Данила остановил её:
— Гинни, да они же тогда какие-то фермеры... Они, наверно, смотрят на людей как на зверюшек. Как на куриц — сами посылают их на убой и сами же разводят в инкубаторе.
— Ты прав, но только на одну часть, Дэни-ил, — возразила Гинневер, уже привыкнув в его имени ставить ударение на последний слог. — В каком виде они дают людям жизнь — это немного некрасиво, но не так уж, в сущности, страшно. Другое дело, что никто не может прекратить эти убийства-исчезновения...
— А мы для чего здесь? — попытался улыбнуться Данила.
Гинневер удивлённо вскинула глаза.
И тогда фургон резко остановился.
Тут только, запоздало прилипнув к тусклому окошечку, они обнаружили себя среди населённого пункта. Данила отворил дверцу фургона, в которую немедленно сунул нос грязный карапуз лет четырёх (предварительно подпрыгнув и уцепившись за порог ручонками в исцарапанных цыпках).
— Кыш, — сказала с улыбкой Гинневер. — Ну вот, уже Олвик.
— Военные, да? — почтительно поинтересовался пацан. — Дайте печеньку! Потому что нас скоро будут бомбить.
— Кто сказал? — схватил его сзади за плечи подоспевший Джо.
— По новостям передавали. Отпусти! Ба-абушка!..
Поодаль согнутая в поясе старушка с радиоприёмником на шее влачила за собой деревянный сундук на колёсиках. Колёса визжали немилосердно, но отчётливый металлический голос (без ясных признаков возраста и пола) донёс до них обрывки фраз:
—...гневно осудил очередную бандитскую вылазку имперских боевиков, в очередной раз беспардонно похеривших цивилизованную тактику (длинный хрип атмосферного разряда)... массированному удару с воздуха районы Гленндана и Форт-Шилда и варварски (треск и дробная очередь морзянки)... в том числе многие мирные объекты. Генерал Прендергаст заверил собравшихся, что республиканское правительство не оставит безнаказанным...
Дальнейшее окончательно потонуло в треске и вое. Старушка поравнялась с фургоном, потрясла над ухом приёмничек, перевязанный зелёной изолентой, в сердцах щёлкнула колёсиком настройки.
— Реджинальд, не приставай к военным мальчикам!..
Джо давно забыл о пацанёнке, зачарованно осматривающем его автомат, шагнул к старушке.
— Доброго здоровья, мэм! Что у вас случилось?
— Говорят, тревога номер один, — бодро ответствовала старушка. — Всех собирают у почты. Уезжаем, значит.
— Нас всех и-ва-ку-ируют! — похвастался чумазый Реджинальд.
— Это понятно, — сориентировался Джо. — С нами до Хиллрайда поедете?
— Очень бы даже неплохо, милые. Да у нас приказ коменданта: проверяют по списку...
Мимо ковылял инвалид с тележкой, на которой горка мешков и баулов гордо увенчивалась тремя абсолютно одинаковыми рыжими близнецами.
— Малыш, ты у нас профессионал по висению на подножке, — сказал Джо. — Кроме шуток, вылезай, посади бабушку...
— Спасибо, мой хороший... — даже расчувствовалась старушка. — А что люди скажут? Да и комендант на нас сразу заявит в патрульку... Мы уж пойдём.
— Ну ба-а-абушка! — заныл Реджинальд, через силу влекомый за руку по направлению к почте.
Джо только проводил их глазами.
— Олвикская почта — там, — многозначительно сказал он Даниле. — А наших, оказывается, здорово припекает. Интересно, бедняга Огден и на этот раз уцелел?
— Бросай свои ковбойские шуточки, — нахмурился Данила. — Огден, если хочешь знать, почти что заслужил себе памятник.
— Посмотрим, однако... — помотал головой Джо. — Ну, взгрустнули по-быстренькому и — вперёд!
Тётушка Паулина, пригорюнившись на подножке, глядела вслед мальчугану и старушке.
— Ты хочешь сказать, что абсолютно понятия не имела, зачем ты здесь? — в который раз огорошенно переспрашивал Данила. — Как же так? Ты, наверно, что-то упустила... Не мог же Проводник просто бросить тебя посреди такой мясорубки, правда же?
— Сэнсэй меня вытащил из толпы, которую расстреливала гвардия, — отвечала Гинневер. — У нас была революция, президент бежал, а я тогда гостила в Маниле, и угораздило же меня попасть прямо на штурм дворца. Последнее, что помню: сбили с ног, затоптали, и в трёх метрах — наползает трак, то есть танк... Очнулась я в больнице, но уже знала, что я на Той стороне, знала язык и куда мне надо идти. Это такие были для меня условия испытания. Как ты думаешь?
— Ну тогда ты большой молодец, — признал Данила. — Меня-то хоть Джо подобрал и с самого начала кое-что втемяшил. А как ты одна...
— Погоди, Дэнила! Ты на самом деле думаешь, что мы — должны — сделать — так, — чтобы — война кончилась, — и это наше задание?
— А почему бы... — хотел было он оправдаться, но тут фургон резко дал тормоз, и Гинневер по инерции так и влетела в Данилу с распростёртыми руками.
Он мигом схватил автомат и растворил дверцу, которую снаружи, стоя на лесенке, плечом держал Джо, чертовски серьёзный, чтобы не сказать — хмурый.
— Тихо! — шикнул он в щель. — Это блок-пост. Здоровые парни. Говорят по-нашему. Но не похожи. Даже с бородами. Мы с Кормаком потащили им документы. Будут обыскивать. Если что — прикроешь. Паулина знает. Давай, с приветом...
Слава Богу, по левому борту фургона оказалось ещё одно окошко, наполовину заставленное контейнерами. Они тотчас освободили его, стали на ящик, наблюдая низенькую коробушку караульного помещения и поодаль — жёлто-полосатый шлагбаум. Нахохленный Кормак, сутулясь, брёл к крыльцу, за ним — Джо с вынутым ксивером и бумагой в руке. У закрытого шлагбаума стояли двое в камуфляжных плащах, действительно, похожие на взрослых. Их — в первую очередь, подумал Данила. Если что.
— Гинни, если разобью окно, сразу падай на пол, — попросил он севшим голосом. — Вот сюда. Ладно? Ты уж не...
Он опять не успел окончить. Следующие две-три минуты были очень содержательны. Затемнённое окно караулки вывалилось брызгами и щепками, перемешанными с Джо и его плащом. Данила с размаху врезал стволом по овальному стёклышку окна. Караулку сотряс глухой спёртый звук взрыва. Двое у шлагбаума кинулись в сторону плаща Джо, брошенного среди дороги. Данила, полузажмурясь, длинно высадил полмагазина и с облегчением увидел: залегли (а может, и попал). Фургон коротко взвыл и с места рванул вперёд, отчего Даниле пришлось схватиться рукой за щербатое стекло. От рывка задняя дверца приоткрылась, и тут только он догадался: сейчас фургон обгоняет связной грузовичок, а там — ракетомёт!
Сбоку закувыркался раскрошенный шлагбаум. Он, не слыша себя, проорал невидимой за ящиками Гинни: «Закрой за мной!..», оторвался от окошка и, поддавшись инерции разгона, с маху вылетел в дверцу и грохнулся в грязь прямо у колеса грузовичка, причём чуть не продырявил себе горло обоймой автомата.
В полной горячке он взлетел в кузов, где голый по пояс Бродяга уже возился со станинами своего орудия, лёг на пол, передёрнул затвор.
— Где Джо? — крикнул он, и почти одновременно ему в ответ лязгнула дверь кабины. А сзади уже замаячил горбатый корпус танкетки и по бокам его — несколько фигур. Данила успел выдать только короткую очередь, и автомат потянуло вверх и вбок, — оттого, что грузовичок судорожными рывками, едва не заглохнув, заскользил в горку. За спиной послышалось знакомое: «Уши держи...» и — ахнуло, разодрав голову и ткнув в затылок.
Там, где раньше двигались люди по бокам броневика, осталось бесформенное облако грома и пламени. Потом ахнуло ещё раз. Данила стукнулся головой о металл и со вздохом отключился.
Разлепив веки, Данила увидел — очень похожие друг на друга — спокойное лицо Гинневер и предвечернее небо в трещинах бегущих деревьев. Оказывается, они тряслись в кузове связного грузовичка. Еле приподняв чугунную голову на скрипнувшей шее, он убедился в том, что всё спокойно: рядом на брезенте вольготно растянулся Бродяга, а Джо как ни в чём ни бывало крутит баранку.
— Едем, — обнаружил он. — Давно?..
— Ты что-то сказал? — ближе склонилась Гинневер.
— Я говорю: фургон цел? — крикнул он и закашлялся.
— Там... впереди, — взмахнула узкой ладошкой Гинневер. — До станции миль пятнадцать... Всё хорошо, никто не ранен. Ты ничего себе не отбил? Ты поспи, если можешь. Хочешь водички?
— Спасибо, — выдавил он, сел, прислонился к борту. — Не обращай внимания, сейчас встану.
Джо передал из кабины фляжку и показал ОК в виде большого пальца, кое-как обмотанного марлей из индпакета.
Данила напился в три приёма. Правую сторону головы жгло огнём, в спине и шее что-то постреливало, ладонь и запястье щедро бинтованы. Ну и физиономия, должно быть, у него. Надо же так, подивился себе Данила, операцию геройски провернули Джо и Кормак, а побился только он. Или они чёртовы кудесники, или это просто какое-то невероятное везение, но — вывернулись грамотно...
Он дёрнулся было привстать, но Гинневер молча положила ладонь ему на грудь.
Данила сразу как-то успокоился, и остаток пути провёл в шаткой полудрёме. Даже увидел голодный сон-натюрморт: горка оранжевых помидоров, розовая горбуша, нарезанная продольным балычком, шершавый и тёплый с виду хлебный кирпич и нежно-зелёный букет дикого лука.
Соли вот только не хватает, подумал он во сне. Надо взять коробок от спичек, пойти в рыбцех, где штабелем навалены мешки с колючей крупной солью...
СЕГМЕНТ ЖЁЛТО-ЗЕЛЁНЫЙ
(VII, главы 58-65)
К станции подползли в глубоких сумерках, на последних литрах горючего. Грузовичок уже миль десять тащился за фургоном на буксире.
Тётушка Паулина и Гинневер прямиком направились к начальству за распоряжениями, Малыш Хлай, который только что правил буксируемым грузовичком, разыскивал кипяток — «размочить сухпай», остальная команда отвалилась отдыхать на травке у железнодорожной насыпи.
— Как это у вас получилось? — наконец поинтересовался Данила.
— Мы все — универсальные солдаты, ты знаешь об этом?.. — картинно подбоченился Джо, исцарапанный вдоль и поперёк. — Невыносимо круты и изобретательны. Я, честно говоря, сам не понимаю, как и что. Спасибо Бродяге, сунул мне гранату — «ильзарское яблочко»... Слышишь, суперснайпер, объявляю тебе сто десятую офигенную благодарность!
— Не за что, начальник. Cлужу — этой, как её... — с закрытыми глазами полупонятно отозвался Кормак и, сладко кряхтя, перевернулся на живот.
— На этот раз я уж точно кого-то убил, — сказал Данила.
— Ну, допустим, не убил, а транспортировал в райские кущи имени сержанта Огдена, — уточнил Джо.
— Разве что так... А с чего ты взял, что это действительно была шерская десантура?
— Абсолютно точно, — ответил Джо. — Сто пудов. После Рэка шерский язык ужасно ласкает слух.
— Мы становимся какими-то дикими... Или я дурак и не понимаю ни черта?
— Ну, что тебе сказать... — вздохнул Джо. — Правильно говоришь. Война и здоровых мужиков делает полными уродами. Вот мой дядюшка Роджер — старший сержант Льюис — был во Вьетнаме. Имеет Серебряную Звезду и Пурпурное Сердце. С тех пор, говорят, уже лет тридцать — каждый день с утра пьяный, псих и матерщинник, каких мало. Про него даже знаменитый Вуди Банджо сочинил песню, помнишь, я как-то тебе напел:
Наш дядюшка Роджер и строг был и крут.
Бывало, хватал можжевеловый прут
И всё норовил ухлестнуть побольней,
Чтоб не объезжали соседских свиней
Шальные парнишки — и Уильям, и Том,
Весёлые Томми и Билли.
Вот такая песенка. Это про моих двоюродных братьев. Если увидимся после войны — раздобуду банджо, выдам тебе все двадцать куплетов. А то и познакомлю с самими братками...
Данила попытался представить себе двух шальных сельских негритят, похожих на Джо. Улыбнуться и порасспросить он, правда, не мог. Хотя и стоило.
— В России тоже таких войн хватало, — вместо этого сказал он, ощупывая пластырь на лбу.
— Ну, если не считать мировой... Дядька мне рассказывал, ваши тоже, кажется постреляли за вьетнамцев.
— Да нет же! Ещё, кроме этого, было штук несколько азиатских войн. Одна даже десять лет продолжалась. А одна только вот-вот кончилась. У нас военных инвалидов, наверно, даже побольше будет...
— Не думай ты об этом, Дэн. Мы хоть и на войне, и всё на этом свете взрывается и с ума сходит, но тут есть что-то такое... понарошечное. Как будто в хорошей компьютерной игрушке. Ну, хотя бы вот это: на весь фронт военных действий — кучка взрослых и ни одного мертвеца... Как ты считаешь?
— В компьютерной игрушке головой ни обо что не треснешься, — возразил Данила и понял, что пошутил.
— И руку до кости не разрежешь, — подхватил, просияв, Джо. — И когда захочешь кушать — пойди на кухню и сделай яичницу из шести яиц. Хлай, как там насчёт кухни?
Ночь на станции ощутимо усилила внешнюю сутолоку и беготню — до степени вялотекущей деловитой паники — да зазияла жёлтыми прожекторами вполнакала, каковое освещение, пожалуй, ничего толком и не освещало, лишь умножая тени и делая людей чем-то средним между гномами и зомби. Даниле всё это напоминало второстепенный кусочек военно-исторического фильма, вдруг развернувшийся в чужеродную, до предела замедленную и затемнённую реальность. Откуда-то неподалёку железно грохали сцепляемые вагоны (это не могло замаскировать ещё более низких и отдалённых разрывов из-за горизонта), и насморочный голос, эхом вывернутый наизнанку, вопил по громкой связи: «Транзитные с Камингса! На горке ваш состав, на горке!.. й-й-ёлки... сколько можно говорить... на горке, восемнадцатый док...» И повсюду шныряли четырёх-шестилетние детишки, призраками выныривали из-под колёс, кошачьими глазами заглядывали в лица встречных — словно запоминая, — транзитные, эвакуированные, отставшие от своих...
Вернулись из комендатуры Гинневер и тётушка Паулина, кроме кучи документов принесли пластиковый мешочек сухарей и настоящую вяленую рыбу — похожую на курильскую зубатку, только без чешуи, — хотя и твёрдую до каменной консистенции, но явственно распространявшую милый сердцу маслянистый земной запах.
— Наш состав уже начали формировать, — сообщила Гинневер. — Дали половину холодильного вагона и три места сопровождения...
— Три? — деловито переспросил Джо. — Можно узнать имена двух остальных счастливчиков?
— Узнаем утром, — просто ответила Гинневер. — У нас ещё есть четыре часа или больше. Ой, какой молодчина, Стиви! Неужели супчик приготовил?..
Хлай громко шмурыгнул носом и, мучительно сживая с лица косую улыбку, поставил на траву вкусно дымящийся плоский котелок и две банки подогретой вермишели.
— Так ты, оказывается, Стиви?!. — вдруг остолбенел Джо. — Дамн’т... Как это я раньше не знал? Запомнил же, что Кормак у нас — Хуг, а вот про тебя как-то не подумал...
Данила же совсем по-новому взглянул на Гинневер; целое открытие — назвать человека его собственным, никому не известным именем и увидеть, как он на глазах изменяется: из безнадёжно затюканного болезненного салаги — в полноправного и — хотя младшенького, но вполне почтенного и необходимого братца.
— А что вы думаете? он и впрямь молодец парнишка, — сказала тётушка Паулина, ещё добавляя пунцового смущения физиономии Стиви Хлая. — Как началась перестрелка — всё рвался за дверь. «Вы, говорит, не езжайте, я, говорит, из-за колеса прикрою лейтенанта». Я говорю: «Куда? А кто нас защитит в случае чего?» — «А слыхали, говорит, как начальник меня назвал: профессионал по висению на подножке. Вот я и повисю самую малость, и обязательно всех защищу...» И — трррах-таах — очередью по кустам! Так и провисел до первой остановки...
Малыш совсем смешался, поперхнулся до слёз галетой и не мог есть, только отворачивался и прятал судорожно насупленное лицо.
— А у вас есть дети, мэм? — поинтересовался Бродяга, по-деревенски придерживая сухарём полную ложку (и тут же был незаметно одёрнут за воротник рукою Джо, отчего ляпнул на штаны густого супа).
— Да нет, не сподобил Город Небесный, — без особой грусти покачала головой Паулина. — Меня девчонкой ещё ранило, при первых бомбёжках... Вот что я вам скажу, миленькие: не надо жалеть никого, кто уходит в Небеса. Они, конечно, не умирают. Им хорошо, они не видят всей этой дури и страха не ведают. Они там ждут, когда всё кончится, и можно будет воротиться назад. Только малых и невиновных Небесный Город вернёт домой. Вы-то это точно увидите, да и я, может, доживу...
— Во, брат, как, — шепнул Джо и тихонько подтолкнул Данилу плечом. — У них на этот счёт уже целая религия. Что это за Город, как думаешь?
— Наверно, эта самая Окраина имени Огдена, — предположил Данила. — Или нет, знаешь... может, быть, это Центр?.. Но они ведь верят, что все исчезнувшие обратно возвратятся!
— Это мы ещё увидим, — уверенно пообещал Джо. — Когда достанем второй камешек...