Швейцар Нелсон Пирс скончался 27 ноября 2014 года. Он и его жена Кэролайн жили в симпатичном белом домике в колониальном стиле в Арлингтоне, то есть примерно в четырех милях от Белого дома, и прежде очень любили в хорошую летнюю погоду посидеть вдвоем на подвесных качелях у крыльца. Во время нашего интервью я спросила Пирса, как давно они женаты. Он взглянул на жену и попросил ее напомнить ему. Она явно не обиделась на такой провал в памяти супруга. На самом деле было заметно, что она привыкла брать на себя лидерство в их союзе. Из-за напряженного графика работы мужа на протяжении большей части всех шестидесяти шести лет их брака Кэролайн растила их четверых детей – двоих сыновей и двух дочерей – практически в одиночку.
Впрочем, одну дату Пирс помнил точно: он приступил к работе в Белом доме 16 октября 1961 года. Все двадцать с лишним лет его работы в резиденции его рабочий день был таким долгим и непредсказуемым, что его присутствие дома казалось жене «чем-то из ряда вон выходящим». Сменный график швейцаров был настолько непостоянным, что в доме Пирсов рядом с телефоном лежал календарь, по которому Кэролайн могла сориентироваться, когда именно работает ее муж. Она сказала, что ее дети «жили Белым домом». Снова и снова Кэролайн приходилось объяснять им: «Мы не можем это сделать, потому что папа работает. Мы не можем поехать сегодня, потому что папа работает. Ваша жизнь вращается вокруг Белого дома». (Она поддразнивала Пирса тем, что друзья их детей не понимали, кем он работает. Исходя из названия должности, они считали, что он – билетер в кинотеатре[25]. «Это сбивало с него спесь», – смеется она.)
Но Пирс всегда сознавал, что работать в Белом доме – честь для него. Однажды Пирс поднимался по ступенькам Белого дома на работу и встретил Стива Булла – одного из помощников Ричарда Никсона. Булла рассмешило то, что Пирс нацепил на шею свой пропуск в Белый дом еще до того, как его нужно было показывать. Пирс вполне серьезно заметил: «Население этой страны – двести десять миллионов человек. Многие ли из них имеют честь носить это на груди?» Немного помолчав, Булл ответил: «Никогда об этом не задумывался».
Главным испытанием для брака Пирса за все время его работы в Белом доме был период, когда нужно было стараться соответствовать распорядку Линдона Б. Джонсона. Джонсон вел ночной образ жизни: обычно он ужинал после десяти вечера, спал несколько часов, а в четыре утра был снова на ногах. (Столяр Айзек Эйвери, начинавший в Белом доме еще в 1930 году, никогда не видел ничего подобного. «Кеннеди жили в спешке. Президент Джонсон живет в какой-то гонке», – говорил он.)
Дочь президента Джонсона Линда вспоминает, что ее отец «работал в две смены». Она говорит, что он «работал с раннего утра», затем в два-три дня или в другое возможное для себя время делал перерыв, шел в резиденцию и обедал (или полдничал, в зависимости от времени дня). После чего отправлялся в спальню, надевал пижаму и спал полчаса или час. А потом у него начиналась вторая смена».
Обслуживающий персонал подстроился под требования Джонсона. Люди работали посменно: швейцары, горничные, буфетчики и повара выходили к семи или восьми утра и работали до четырех-пяти пополудни, когда появлялась следующая группа, дежурившая до глубокой ночи или раннего утра.
Каждый вечер мичман военно-морского флота делал Джонсону массаж в его президентских покоях. В свое дежурство Пирс оставался в швейцарской до тех пор, пока мичман не спускался туда сообщить, что президент лег спать. После этого Пирс мог отправляться домой. Пирс вспоминал, что иногда Джонсон засыпал прямо на массажном столе, и тогда мичману приходилось делать паузу и дожидаться, пока президент проснется и можно будет закончить процедуру.
«Бывало, что мы уходили с работы и в три, и в четыре ночи, и даже в пять утра», – рассказывал Пирс без тени недовольства в голосе.
Джонсон был не единственным президентом, любившим засиживаться допоздна. Пирс вспоминал, что некоторые приемы у Кеннеди растягивались так глубоко за полночь, что он звонил жене и просил ее сказать старшему сыну, чтобы тот не начинал разносить утреннюю газету Washington Post без него. Он приезжал домой как раз вовремя, чтобы они смогли сделать это вместе на машине, и иногда это становилось единственной за день возможностью повидаться с сыном.
Объем работы, падавший на плечи швейцаров, изумлял даже высокопоставленных сотрудников Западного крыла. Бывший личный секретарь Обамы Кэти Джонсон была поражена оперативностью, с какой они организовали прием для сотрудников, работавших над историческими законами о здравоохранении, вечером того же дня, когда они были приняты.
«Мы не знали, пройдут ли эти законопроекты, вплоть до четырех дня, и, конечно же, список тех, кто принимал участие в работе над ними, оказался намного длиннее, чем ожидалось. И вот в половине пятого я звоню в резиденцию и говорю, что нам нужно организовать фуршет на сто человек к восьми вечера», – вспоминает она. Кэти была готова услышать, что это невозможно. «Они же отвечают: «Да не проблема, все сделаем!» В считаные часы они смогли устроить для сотрудников администрации запоминающуюся вечеринку с шампанским на Балконе Трумэна».
Тогда бывший пресс-секретарь Белого дома Рид Черлин первый и единственный раз оказался в жилых покоях резиденции. (Супруги Обама особенно щепетильны по части приватности, и на верхних этажах бывают только их самые близкие друзья, вроде Валери Джарретт[26]). Он называет это воспоминание «ярким впечатлением, поскольку мне было понятно, что больше я никогда туда не попаду».
За шампанским спичрайтер Адам Франкел попросил Реджи Лава показать ему Спальню Линкольна. К импровизированной экскурсии тут же захотели присоединиться и все остальные.
«Ладно, побродите», – сказал президент веселящейся компании.
Этого оказалось достаточно. «Все, от самых больших начальников вплоть до самой мелкой сошки, просто шатались по жилым помещениям второго этажа, радостно улыбаясь, – вспоминает Черлин. – Президент был в отличном настроении».
«То, что я вас, ребята, сюда запустил, сойдет мне с рук только потому, что Мишель в отъезде», – сказал им Обама. Стоя вместе с молодыми сотрудниками перед выставленным в Спальне Линкольна экземпляром Геттисбергской речи[27], президент говорил им, насколько его восхищает каллиграфический почерк Линкольна.
Обама, которого подчас называют чопорным, часто говорит о Белом доме с каким-то мальчишечьим восторгом. Вскоре после инаугурации Обамы Франкел привел к нему в Овальный кабинет нового спичрайтера.
– Первый раз здесь? – спросил Обама.
– Да, сэр, – ответил коллега Фрэнкела.
– Круто же, да?
* * *
Главный шеф-повар Уолтер Шайб сразу же говорит, что работа в Белом доме была для него честью и он благодарен за предоставленную возможность. В то же время он проводит параллель между ней и тюремным заключением.
«Каждый день ты работаешь для одних и тех же людей, и у тебя нет ни личной, ни семейной, ни общественной жизни. Мы называли такую работу «гибким графиком по-белодомовски» – ты волен выбирать, как именно распределить свои восемьдесят пять рабочих часов в неделю. Теряешь семью, теряешь самого себя, у тебя нет больше развлечений, а во многих отношениях ты еще и деградируешь как профессионал, поскольку изо дня в день работаешь на одну-единственную семью. Так что приходится изобретать все новые способы не закиснуть».
Многие из буфетчиков, с которыми я беседовала, разводились с женами отчасти из-за своей работы. Джеймс Рэмси утверждает, что был безумно рад своему разводу в 1995 году, хотя в результате потерял дом и машину. «Сейчас живу как заблагорассудится. Что хочу, то и делаю. И никто мне не указ. Очень мне нравится такая жизнь». Отсутствие ответственности перед другим человеком оказывается очень кстати при непредсказуемом графике работы. Когда проводились государственные обеды, Рэмси случалось уезжать из дома в пять-шесть утра и возвращаться лишь к двум часам ночи следующего дня.
Буфетчик Джеймс Холл (Нэнси Рейган прозвала его Здоровяком) начал работать в Белом доме в 1963 году и через девять лет развелся. Он работал техником в национальном архиве, а в резиденцию его вызывали помогать штатным буфетчикам в обслуживании официальных приемов и государственных обедов, когда рабочих рук явно не хватало. Иногда такой вызов приходил буквально в последний момент, к концу его обычного рабочего дня.
Холл ушел из жизни примерно в то же время, что и его друг Джеймс Рэмси. Незадолго до его кончины мы беседовали с ним в доме престарелых в Сьютленде, штат Мэриленд. Вторая комната его ухоженной чистой квартирки была своего рода музеем. Среди экспонатов были, в частности, благодарности от главного швейцара Рекса Скаутена за работу на торжественном приеме в честь военнопленных вьетнамской войны и за помощь на свадебном банкете Триши Никсон. Рядом с ними висело соболезнование от президента Клинтона в связи со смертью его отца в 1995 году.
Холл совершенно не огорчался по поводу своего развода и не сожалел о том, что работать в Белом доме приходилось за полночь. Он ностальгически вспоминал о том, как в эпоху Никсона официанты носили фрак с белым жилетом. «Нас заставили переодеться в черные жилеты – сказали, что мы выглядим шикарнее многих гостей».
Конечно, работа в Белом доме была угрозой браку далеко не всех его сотрудников. На самом деле случалось и так, что пары обретали друг друга, работая вместе в резиденции. В 1980 году, после долгого периода ухаживаний, главная экономка Кристин Кранс полюбила техника Роберта Лимерика. Они познакомились, когда Кранс снимала мерки с Лимерика для форменной одежды. Начальник Лимерика постоянно подшучивал над ним, пока, как вспоминает Кристин, «мы не решили, что наконец-то обрадуем его». Они поженились меньше чем через год.
Известие о помолвке Кристин очень обрадовало и вместе с тем успокоило Нэнси Рейган. «Она, наверное, думала, что я останусь в старых девах», – смеется Кристин. Предыдущая экономка вышла замуж за шеф-кондитера, и «с тех пор здесь шутят, что девушки приходят на эту работу искать себе женихов». На скромное свадебное торжество Лимериков были приглашены шестьдесят пять человек, сорок из которых были их коллегами по работе в резиденции, включая Гэри Уолтерса и Рекса Скаутена с супругами.
Тем не менее напряженный характер работы был для молодой семьи проблемой. Когда в Белом доме жили Клинтоны, Лимерик приходилось работать каждое Рождество, и в конце концов они с Робертом решили, что ему будет лучше уйти со своей должности в Белом доме из-за чрезмерно плотного графика работы. Помимо досаждающей необходимости согласовывать свои рабочие графики, Лимерики даже не могли обсуждать между собой то, что происходило у каждого из них на работе. «Мы всегда держали язык за зубами даже дома», – утверждает Лимерик.
* * *
Швейцар Скип Аллен, проработавший в резиденции с 1979 по 2004 год, помнит одного коллегу, пожертвовавшего ради работы собственной жизнью. Фредерик «Фредди» Мэйфилд начинал в качестве уборщика – пылесосил и двигал тяжелую мебель. Когда его повысили до дворецкого, Мэйфилд со своей седой шевелюрой, в белой манишке с бабочкой и во фраке стал своего рода непременным атрибутом резиденции (от них с Престоном Брюсом исходило одинаковое спокойное достоинство). В числе обязанностей Мэйфилда-дворецкого было ожидание президента у лифта по вечерам с последующим сопровождением до резиденции. «У него была замечательная улыбка. Для Фредди Мэйфилда каждый день был праздничным».
Как-то раз Мэйфилд призналася Аллену, что врачи велят ему сделать операцию аортокоронарного шунтирования. «Понимаю, что это нужно, доктор говорит сделать это немедленно, но я, пожалуй, подожду до следующей президентской поездки». Но к моменту следующей президентской поездки делать что-либо было уже слишком поздно. По пути на работу у Мэйфилда случился сердечный приступ, и он умер, не дожив и до пятидесяти девяти лет.
«Он не лечил свое сердце, потому что все время говорил: «Сейчас я нужен президенту, вот дождусь, когда он поедет куда-нибудь, и сразу лягу в больницу». И не успел». Аллен говорит, что Мэйфилд вовсе не считал себя незаменимым: «Это не более чем гордость за порученное дело. Это как вызов, «для президента сделаю все, что смогу», и они стараются изо всех сил».
17 мая 1984 года Мэйфилда похоронили. Огорченная утратой Нэнси Рейган сказала на похоронах: «Без него все здесь как-то не так». Буфетчик Херман Томпсон вспоминает, что был тронут, увидев ее в числе присутствовавших. «Подумал, что это искренняя дань уважения». Несколько десятилетий спустя она говорила, что помнит, насколько ее «потрясло и опечалило» известие о его смерти. Она сразу же поняла, «что без его улыбающегося лица у лифта все будет уже не так».
Работники обслуживающего персонала относятся друг к другу как к родным людям. В день памяти Фредди Мэйфилда многие собираются, чтобы поиграть вместе в гольф, а каждую пятницу в небольшом боулинге Белого дома соревнуются между собой команды прислуги, Секретной службы и полицейских. Жена Нелсона Пирса Кэролайн просияла при упоминании имени Фредди Мэйфилда. «Он обожал шею индейки. На каждый День благодарения я специально сохраняла шею индейки, чтобы отправить ее Фредди».
Этот дух товарищества сохраняется и поныне. Если кто-то из работников утратил близкого человека или испытывает трудности с оплатой медицинской помощи, коллеги скидываются, складывая деньги в специальную банку, которую ставят в подсобке буфетчиков на первом этаже.
«Если день у тебя неудачный, то кто-нибудь из буфетчиков обязательно зайдет сказать «привет» и попробует развеселить тебя. Кто-нибудь обязательно постарается поднять тебе настроение», – вспоминает швейцар Нэнси Митчелл.
Буфетчик Джеймс Джеффрис принадлежит к настоящей династии работников Белого дома. Действительно, здесь работали девять его родственников. Его дядя по материнской линии Чарлз Фиклин служил метрдотелем, а другой, Джон Фиклин, начинал буфетчиком, а затем тоже стал метрдотелем.
Джеффрис со слезами на глазах вспоминает, что на похоронах его матери, скончавшейся в 2012 году, «были практически все, за исключением президента». Мать никогда не работала в Белом доме, но выразить поддержку семье Фиклин пришли в том числе и буфетчики Бадди Картер и Джеймс Рэмси, и управляющий кладовыми Билл Хэмилтон. Коллеги Джеффриса, сами небогатые люди, пожертвовали на похороны больше четырехсот долларов. Но Фиклин изумился еще больше, когда то же самое произошло после смерти одного из его дядюшек. «Этот мой дядя не работал в Белом доме. Но он был из семьи Фиклинов и скончался в Амиссвилле в Виргинии. В церкви идет заупокойная служба, и вдруг я вижу, как открывается дверь и входят мистер Уэст, швейцары и еще приличное количество народу из Белого дома. Все они приехали на похороны. Вроде бы кто-то из них зачитал в церкви письмо от президента. – Он делает паузу и продолжает: – Я заплакал оттого, что мы небезразличны столь многим людям».
Джеффрис до сих пор работает буфетчиком в Белом доме – выходит на пару дней в неделю. Он говорит, что окончательно уйдет на покой, «когда ноги перестанут держать». Приезжая в Белый дом, он первым делом отправляется в подсобку, чтобы посмотреть на вывешенное там распределение работ на день. Ему могут поручить работу в подсобке, за баром или сбор посуды (сбор и переноску в подсобку пустых стаканов и графинов). Он говорит, что предпочитает стоять за баром или заниматься мытьем посуды в подсобке, поскольку таскать подносы со стеклом – трудная работа для человека в возрасте за семьдесят, к тому же еще и с артритом. Он рассказывает, что недавно его начальник поинтересовался, все ли с ним в порядке: он запыхался, перенося по два подноса из Восточного зала в подсобку. Но Джеффрис отмахивается от подобных опасений, а коллеги не позволяют ему заниматься особенно тяжелым физическим трудом. Когда Джеффрис начинал здесь в 1959 году, он поступал по отношению к пожилым буфетчикам точно так же.
«Помню, в определенный момент буфетчики настолько постарели, что ты мог слышать дребезжание посуды на их подносах – им не хватало силы в руках. Я шел и забирал у мужика поднос, чтобы он мог пойти отдохнуть в подсобку», – рассказывает Джеффрис.
Зачастую буфетчики производят неизгладимое впечатление на президентскую семью и ее ближайшее окружение. Дезире Роджерс вспоминает чувство утраты, охватившее ее после внезапной смерти буфетчика-ветерана Смайла «Смайли» Сент-Обена. Она называет его кончину «одним из самых горьких моментов за время моей работы и работы всей нашей команды». Она рассказывает об этом так, будто умер кто-то из ее родных, и говорит, что Обама заказал поминальную службу в Белом доме, на которой присутствовала его семья.
«Это был невероятно милый человек, делавший свое дело исключительно хорошо. Именно поэтому его прозвали «Смайли»[28] – всегда приветлив, всегда рад услужить, всегда готов помочь нам или кому-то из коллег».
Жертвенность обслуживающего персонала не остается незамеченной. Сын буфетчика, а впоследствии метрдотеля Юджина Аллена Чарлз вспоминает рассказанную отцом историю, наглядно свидетельствующую о существовании взаимной преданности между президентской семьей и персоналом. Леди Берд Джонсон была очень озабочена онкологическим заболеванием жены одного из буфетчиков и постоянно допытывалась у него, как ее лечат. Поскольку его ответы ее не удовлетворяли, она вызвала к себе двух ведущих онкологов страны. В тот же день оба прилетели из Нью-Йорка, чтобы обследовать жену буфетчика.
О похожем проявлении симпатии и уважения вспоминает электрик Билл Клайбер. Когда у него родился сын, к нему в мастерскую зашли два сотрудника Секретной службы.
– Где лежит ваша жена? – спросили они.
– В Вашингтонском адвентистском госпитале в Такома-парк. А что? – ответил он.
Они сказали, что Леди Берд собирается послать ей цветы. Он делает паузу, и, как много лет назад, глаза его наполняются слезами. «Так ведь нет. Первая леди взяла цветы, поехала в госпиталь и лично вручила их моей жене». Когда он рассказывал об этом, его жена Беа сидела рядом, но в ответ на мое предложение поделиться подробностями лишь покачала головой.
Когда на следующий день Клайбер поблагодарил Леди Берд, она сказала, что из всех обязанностей первой леди эта – самая простая.
Глава 7
Чернокожие и резиденция
«Это чувствует любой американец, который понимает сложную историю этой страны. Особенно когда смотрит на рисунки, запечатлевшие строительство этого дома, на которых видно, сколько рабов возводили здание, доступа в которое не имели. Среди этих людей могли быть и мои далекие предки, и факт того, что спустя долгие годы мы стали первыми афроамериканцами – жителями этой резиденции, исполнен глубочайшего значения и смысла».
Первая леди Мишель Обама
Историческая победа Барака Обамы на президентских выборах 2008 года ознаменовала собой важный рубеж американской истории и воспринималась многими как одно из главных достижений движения за гражданские права. Всего лишь за сорок лет до избрания Обамы чернокожие американцы на законных основаниях подвергались дискриминации в южных штатах страны, а еще за сто с лишним лет до этого из окон Белого дома можно было видеть загончики для рабов на Лафайетт-сквер. А теперь первую в истории страны афроамериканскую президентскую семью обслуживал персонал, в массе своей тоже состоящий из афроамериканцев.
В первые дни после своего вселения в Белый дом супруги Обама относились к обслуживающему персоналу с настороженностью. Некоторые наблюдатели полагали, что в окружении стремящихся угодить буфетчиков и дворецких они чувствовали себя не вполне удобно. Разумеется, президентская чета прекрасно отдавала себе отчет в уникальности своего положения. Обама не только первый афроамериканец, избранный президентом страны. Во время сезона праймериз 2008 года он выступил с получившей широкую известность программной речью по расовой проблематике, в которой сказал, в частности, что «женат на чернокожей американке, в жилах которой течет кровь и рабов, и рабовладельцев». Прапрадед Мишель Обамы был рабом; в подростковом возрасте ее прадед Фрэзер Робинсон не умел читать и писать, хотя позже выучился чтению. И конечно, некоторые родственники миссис Обамы занимались примерно тем же, чем работники резиденции, – так, ее дед по материнской линии Парнелл Шилдз был домашним мастером в Чикаго, а одна из ее теток – горничной.
Для Дезире Роджерс (ныне СЕО издательского дома, выпускающего журналы Jet и Ebony) имело особое значение, что она – первая афроамериканка на должности личного секретаря именно этой президентской семьи. «В День инаугурации мне было особенно интересно наблюдать за тем, как все эти джентльмены готовятся к прибытию в Белый дом первого президента-афроамериканца. Я просто не могла оторвать взгляд от этого зрелища. Если честно, они напоминали мне моего деда, который, бесспорно, был опорой нашей семьи». Она говорит, что очень хотела тогда, чтобы и он мог это видеть.
Роджерс часто слышала, как буфетчики говорили, что не верили, что доживут до времен, когда будут обслуживать первого президента-афроамериканца. Судя по всему, они даже старались немного больше, чем обычно. «Могу лишь сказать, что подготовить резиденцию к вселению именно этой президентской семьи было для них делом чести. Меня очень тронуло очевидное усердие, которое прилагали все эти джентльмены к тому, чтобы обеспечить безупречное состояние резиденции к моменту появления семьи после инаугурационного парада».
Создатель и директор Смитсоновского национального музея афроамериканской истории и культуры, член комитета охраны исторического наследия Белого дома Лонни Банч говорит, что не стал бы удивляться отказу Мишель Обамы обсуждать с работниками обслуживающего персонала резиденции общность их происхождения. Он сразу же указывает на то, что расовая принадлежность четы Обама сама по себе не должна означать более тесных или личных отношений с работниками Белого дома из числа афроамериканцев. «Но очевидное понимание и уважение к происхождению этих мужчин и женщин налицо. Думаю, присутствует ощущение того, что, как сказала Мишель, на этом месте мог бы быть я или кто-то из моих родственников».
Вышедший на пенсию в 2003 году супервайзер операционного отдела Тони Савой утверждает, что с приходом в Белый дом Обамы его отношение к работе не изменилось. «Я стараюсь делать все как можно лучше, все, на что я способен. Я в принципе не мог бы дать ему больше, чем, скажем, президенту-женщине или очередному президенту из белых. Так или иначе, я выдаю результат на 110 процентов».
* * *
Две победы Обамы на президентских выборах выглядят особенно примечательными на фоне исторически сложных отношений между Белым домом и рабовладением. В XIX веке в Вашингтоне процветала работорговля, хотя здесь было немало и свободных цветных: к моменту начала Гражданской войны, по данным переписи населения, в городе проживали 9029 свободных чернокожих и 1774 раба. В 1792 году, когда началось строительство резиденции, новая столица государства представляла собой глухую дыру на заболоченной местности, вычлененной из состава рабовладельческих штатов Мэриленд и Виргиния. На момент въезда в Белый дом Джона Адамса в 1800 году треть населения Вашингтона составляли чернокожие, в большинстве своем рабы. Большая часть столицы страны была построена при участии афроамериканцев – как рабов, так и свободных, – которые обрабатывали камень для колонн и стен Белого дома и Капитолия. Этих рабочих брали напрокат у их хозяев для работы на государственных каменоломнях в Аквии, штат Виргиния. Они трудились за стол (свинина и хлеб) и выпивку (по пинте виски в день на каждого). О них неизвестно практически ничего: в государственных архивах можно найти лишь имена неких Джерри, Чарлзов или Биллов.
Сегодня трудно представить себе, как выглядела строительная площадка Белого дома. На северо-восточной стороне стояли десятки просторных сараев, в которых каменотесы обрабатывали глыбы. Готовые каменные блоки устанавливались в стены строящегося здания с помощью двух высоких треножных подъемников. Эти подъемники служили основанием для массивных кран-балок, нависавших над огромной стройплощадкой на пятнадцатиметровой высоте. Несмотря на величественность своей архитектуры (вплоть до окончания Гражданской войны Белый дом был, вероятно, самым большим зданием в США), в качестве жилища он оставался довольно непритязательным местом даже спустя несколько десятилетий после начала его строительства.
Вплоть до 1860 года вселявшиеся в Белый дом президенты-южане, в том числе Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и Эндрю Джексон, приводили в него своих рабов. В 1830 году, в период администрации Джексона, бюро переписи населения зарегистрировало на территории резиденции четырнадцать рабов, пятерым из которых не исполнилось и десяти лет. «По сути, афроамериканский отпечаток лежит на Белом доме с самого начала», – замечает Лонни Банч. Поскольку первые президенты платили обслуживающему персоналу резиденции из собственного кармана, прислуги у них было значительно меньше. У Джефферсона было всего двенадцать слуг: трое белых, а все остальные – чернокожие рабы из его виргинского поместья Монтичелло.
Многие из первых президентов-южан старались сократить свои затраты, заменяя оплачиваемый белый и цветной персонал собственными рабами. Президент Джеймс Мэдисон вывез рабов из своего поместья Монпелье. Его камердинер, раб по имени Пол Дженнингс, в конце концов купил себе свободу и впоследствии написал самые первые мемуары о жизни в президентской резиденции.
Президент Эндрю Джексон, рабовладелец из штата Теннесси, решил сэкономить и после переезда в Белый дом заменил часть белых слуг рабами из своего поместья. На публике рабы носили изысканные голубые камзолы с медными пуговицами и желтые или белые бриджи. Большинство из них ютились в тесных, плохо освещенных жилых каморках на чердаке или в подвале. В первой половине XIX века и штатным слугам, и рабам приходилось спать на обшарпанных койках с продавленными матрасами.
К моменту вступления в должность президента Закари Тэйлора в марте 1849 года северяне уже неоднократно высказывали свое возмущение в связи с рабовладением. Желая сэкономить, он дополнил четырех своих штатных слуг примерно пятнадцатью рабами (в числе которых были и дети) из своего луизианского поместья. Тем не менее, опасаясь реакции общества, он держал их подальше от посторонних глаз. Рабовладение было окончательно упразднено в столице страны лишь в 1862 году.
Должности и функциональные обязанности работников резиденции постепенно менялись. В 1835 году в Федеральном реестре должностей государственной службы значился только главный садовник. В 1866 году Конгресс официально утвердил должность эконома. Это понадобилось в связи с тем, что президент Эндрю Джонсон назначил афроамериканца Уильяма Слэйда, служившего личным курьером Авраама Линкольна, первым официальным управляющим резиденцией. Его должностные обязанности во многом походили на функционал современных главных швейцаров: управление работой всего обслуживающего персонала и контроль над проведением всех публичных и частных мероприятий. Поскольку Слэйд отвечал за сохранность всего государственного имущества в здании, объем его материальной ответственности составлял тридцать тысяч долларов – астрономическая сумма по тем временам. Небольшой кабинет Слэйда помещался между двумя подвальными кухнями. В нем стояли посудные шкафы, битком набитые серебром и хрусталем, и большие кожаные сундуки с фарфоровыми сервизами и столовыми приборами времен Джеймса Монро и Эндрю Джексона, которые использовались на официальных приемах и после Гражданской войны. Слэйд держал ключи от сундуков при себе и лично контролировал возврат каждого предмета после очередного мероприятия. До появления на должности главного швейцара адмирала Стивена Рошона ни один другой афроамериканец не занимал подобную должность.
Спустя более чем столетие после того, как президент Джефферсон сократил свои расходы путем замены белой прислуги на чернокожих рабов, Франклин Д. Рузвельт привел в Белый дом свою домашнюю экономку, белую даму по имени Генриетта Несбитт, чтобы она помогла поставить под контроль беспорядочные траты президентской семьи. Вскоре после инаугурации при ее участии первая леди реорганизовала работу домашнего персонала. Элеонора Рузвельт решила уволить всю белую прислугу (кроме самой Несбитт) и оставить только чернокожих. С учетом ее безупречной репутации борца за равноправие, мотивы, которыми руководствовалась первая леди, могут показаться удивительными: как писала в своих воспоминаниях Несбитт, «мы с миссис Рузвельт были согласны в том, что расовое единообразие способствует лучшему взаимопониманию работников и более успешному ведению хозяйства».
До увольнения белых работников в Белом доме было две рабочих столовых – для белых и для черных. Когда афроамериканский персонал сопровождал президента в его личный дом в Гайд-парке, штат Нью-Йорк, им не разрешалось питаться в столовой для прислуги, вспоминал буфетчик Алонсо Филдз. Как пишет Филдз в своих воспоминаниях, «вследствие этого у меня есть определенные сомнения относительно того, что Белый дом служит примером для всей страны».
* * *
По ходу десятилетий афроамериканские работники обслуживающего персонала могли извлекать выгоду из своего привилегированного положения. Хотя они были и слугами, но слугами в самом главном доме страны. Линвуд Уэстрей появился в Белом доме в качестве внештатного буфетчика в 1962 году и работал там последующие тридцать два года. Уроженец Вашингтона Уэстрей помнит, как в 1939 году работал продавцом в продуктовой лавочке всего за шесть долларов в неделю. Сейчас ему девяносто три, и своими воспоминаниями о Белом доме он делится со мной в своем четырехкомнатном коттедже в северо-западной части Вашингтона. Он купил его за 13 900 долларов в 1955 году, спустя пару лет после вступления в брак со своей женой Кэй. За окнами не умолкает шум четырехполосной автострады («Люди совсем чокнулись, друг друга с дороги сталкивают!»). В передней его дома друг напротив друга висят обрамленные фото Авраама Линкольна и Барака Обамы. На приставном столике разместилась кукольная Мишель Обама. Стены гостиной украшают рождественские открытки от Джонсонов и Картеров в рамочках.