— Его дело. Я присягу этой стране давал. Бегать, как заяц, не буду. За все на свете надо платить. Заводи, Сохатый.
Гурецкий понял — все! Решение принято, и заставить Птицу переменить его невозможно. Мишка вышвырнул окурок в окно и пустил движок.
— Тебе клапана нужно регулировать, — сказал вдруг Птица.
— Что?
— Клапана, говорю, стучат… регулировать надо. Гурецкий снова внимательно посмотрел на Леху, но ничего не сказал. Слова были ни к чему. Осенняя темень за окном пахла сыростью, выхлопным газом и расставанием. У Мишки перехватило горло. Такое было в детстве, когда он часто болел ангиной. Он медлил. Он тянул время, как будто это могло что‑то изменить.
— Поехали, Миха, на улицу Чайковского, — сказал Птица сзади.
Гурецкий неохотно выжал сцепление и тронул «москвич» с места. Клапана, говоришь, стучат… ах, Леха, Леха! Клапана…
— Вот он! — выдохнул Птица в затылок. В десяти метрах впереди вылезал из салона светлой «семерки» высокий крепкий мужик в кожаной куртке.
— Берем, — коротко бросил Мишка. Он аккуратно остановил автомобиль прямо напротив подъезда. Не спеша вышел. Финт мельком посмотрел на него и двинулся к подъезду. Когда он был уже в двери, из «москвича» вылез Птица. Тусклый свет лампы под козырьком подъезда падал ему на лицо. Гурецкий видел его сбоку, в профиль. Точно такое же лицо было у Птицы тысячу лет назад на берегу Малах‑Гош, когда пуля узкоглазого снайпера пробила каску и голову Валерки Ткача.
Птица смотрел в спину своего бывшего лагерного кореша. В желтом прямоугольнике дверного проема силуэт Генки был обрисован четко. Это напоминало кинокадр из черно‑белого кинематографа.
— Эй, Финт! — негромко сказал Птица. Черный силуэт в проеме замер и резко обернулся. Секунду бывшие кореша смотрели друг на друга. После лагеря они виделись всего несколько раз. Сегодняшняя встреча была особенной.
— Ты? — сказал Финт. Чего больше было в его голосе — удивления или страха?
— Я, — ответил Птица. Он сделал стремительный шаг вперед и выбросил правую ногу. Финт отпрянул в сторону. У него всегда была хорошая реакция и отличная подготовка. Он уже ушел от удара ноги, но тут получил мощнейший удар левой рукой в голову.
Птица ловко подхватил враз обмякшее тело и потащил к распахнутой дверце «москвича». В сорока метрах от них Штирлиц господина Короткова, Игорь Шалимов, только покачал головой. Все в этой истории ему страшно не нравилось.
* * *
Пять миллионов долларов США в сотенных купюрах весят тридцать пять килограммов. В трюме Черной Галеры найдется место для пяти полиэтиленовых мешков весом чуть больше двух пудов. Через каких‑то пять часов, обосравшись, чекистские псы положат мешки с деньгами к ногам Терминатора. Жалко, что не допер сразу выставить обязательное условие: выкуп передает лично губернатор. Ладно, сказал Семен себе, не будь таким тщеславным… хватит того, что они там все и так в дерьме. Бабки привезет какой‑нибудь полковник. Интересно, кстати, как там пани Микульска поупражнялась в стрельбе из обреза? Сука драная! Минетчица, вафлерша… Жалко, не успел лично отпилить ей ногу. Ну да ладно. С пятью зелеными лимонами я еще смогу устроить такое шоу! Кровь будет кипеть в шпигатах[14]Черной Галеры! А комендор устанет заряжать свою кулеврину. Эй, подносите картузы с порохом, черти! Пли! И чугунное ядро вдребезги разносит мраморную богиню в Летнем саду. Только нога останется стоять на постаменте. Пли! И летят кровавые ошметки случайного прохожего на набережной. Орет, надрывается черный петух с красным гребнем. Пли! Пли! Пли! Серый Санкт‑Петербург цепенеет от его хриплого крика. Рому, суки, для моей нежной птички! Несите рому!
Терминатор Фридман ехал в Питер. На дачу он вернется только после получения выкупа и с одной единственной целью — убить Прапора. А бабенку Ванька замочит сам. И сделает это охотно. Вон как глазенки блеснули, когда услышал: сучка твоя, делай с ней, что хочешь. Ай да Ваня!
Терминатор ехал в Питер. Он бредил наяву, он забывал переключаться на ближний свет при приближении встречных автомобилей, он очень рискованно обгонял.
Доехал Семен Ефимович благополучно.
* * *
Финта решили брать. Информация, полученная от бизнесмена, позволяла прижать гражданина Финикова плотно. В адрес выехала группа захвата. В 19:04 два бойца РОСО «Град», одетые сантехниками и с сильным запахом водки (предварительно они опрыскали друг друга спиртным из обычного пульверизатора), позвонили в дверь квартиры Генки Финта. Они были готовы к любому обороту событий. Бывший боксер навряд ли согласится надеть наручники добровольно. Но любая попытка сопротивления офицерам «Града» была изначально обречена на провал. Вяло переругиваясь, два поддатых сантехника стояли у двери Финта. Один непрерывно нажимал кнопку звонка.
— Кто? — раздался женский голос.
— Чего водой соседей заливаешь в натуре, хозяйка? — сказал лейтенант Мамыкин с блатными интонациями в голосе.
Щелкнул замок, и дверь приоткрылась.
— У нас все в порядке, — ответила женщина. — Мы никого…
Договорить фразу она не успела. Женька Мамыкин рванул дверь на себя и, ловко отодвинув женщину в сторону, вошел в квартиру. Ты можешь не думать о смерти, но она помнит о тебе всегда. Автомобиль Финта стоит у подъезда — значит, он дома.
Лейтенант отлично понимал, что в любой момент может грохнуть выстрел.
— Тихо, — шепнул оторопевшей женщине второй офицер «Града». — ФСБ. Где муж? Быстро!
Все еще не пришедший в себя после нокаута Финт в это время сидел на заднем сиденье «москвича» Мишки Гурецкого, всего в трехстах метрах отсюда.
Пока ошеломленная жена Финта соображала в чем дело, лейтенант Мамыкин снова появился в прихожей. Осмотр двухкомнатной квартиры занял меньше шести секунд. Женька отрицательно мотнул головой: никого. В прихожую уже входили офицеры следственной службы. Напряженное ожидание захвата потенциального сообщника Терминатора сменилось разочарованием.
— Где ваш муж? — спросил у женщины майор Рощин. Машина стояла у подъезда, и оставалась надежда, что Финт выскочил за сигаретами, например, и сейчас подойдет.
— Вы кто? — спросила Генкина жена. Она была в шоке.
— Федеральная служба безопасности, — ответил Рощин. — Где ваш муж?
— Я не знаю, — выдавила Нина Финикова. Она бессмысленно пялилась в удостоверение майора. — Вчера уехал на дачу к своему приятелю. Пока не вернулся…
Опять дача, подумал Рощин. Его томило нехорошее предчувствие.
— Лжете, — жестко сказал он. — Автомобиль стоит у подъезда. Быстро отвечайте: где ваш муж? На чем уехал? Кто, кроме него, пользуется машиной?
— Никто… а что, собственно? — она смотрела испуганно. — Объясните мне, что случилось?
Офицеры переглянулись. Исчезновение Фридмана и всех его подельников не могло быть случайным… Со стороны могло показаться, что Терминатор загодя предвидел все шаги следствия… От загадочной фигуры Терминатора веяло почти мистикой. Офицеры ФСБ в мистику не верили. Они верили только в факты. А факты показывали, что Фридман психически больной человек. И совершает ошибки. Но Финт, получается, тоже скрылся. Как и Птица. Как и сам Дуче.
— Где ваш муж? — снова спросил Рощин.
— Господи! Да что случилось?
— Нина Андреевна! Вашему мужу грозит опасность, — соврал Рощин. Эту ложь он не считал большим грехом. — Нам нужно знать, где он.
— Вчера он сказал, что едет на дачу к приятелю. А что…
— Как фамилия этого приятеля? Где дача?
— Я не знаю фамилии. А зовут Семен…
— Так… ясно. А дача‑то где находится? Женщина потихоньку приходила в себя.
— Он, кажется, упоминал Первомайское… недалеко, сказал, от Первомайского. Но объясните мне наконец — что происходит?
«Если бы я сам понимал, что происходит», — подумал Рощин. Он сильно устал, ощущал легкий гул в голове от повышенного давления. И вообще — все в этом деле шло не так, неправильно, непредсказуемо.
— Мы должны провести обыск в вашей квартире, — сказал он и вытащил из кожаной папки постановление прокуратуры.
Женщина побледнела. Видимо, она что‑то знала о деятельности своего мужа. Возможно, знала много или опасалась, что в квартире обнаружится что‑нибудь горячее.
В прихожую вошел еще один следователь. Он обратился к Рощину:
— На минуту, Сергей Владимирович.
Вдвоем они вышли на лестничную площадку, прикрыли дверь.
— Внизу, в подъезде, есть следы крови, и вот… Следователь показал ключи от «жигулей» с брелком сигнализации.
— Валялось там же. Я проверил — ключики от автомобиля господина Финикова. Капот у машины теплый — ею пользовались недавно, совсем недавно.
Майор вздохнул. События снова принимали неожиданный оборот.
* * *
— Очухался, — сказал Мишка Гурецкий. — Очухался, только прикидывается. Это ты, брат, зря. Ни хера у тебя не выйдет. Так что открывай глазенки‑то. Времени у нас нет.
Финт открыл глаза. Он и сам понимал, что шансов у него немного. Он слегка пошевелил левой рукой — револьвера в плечевой кобуре уже не было. А через секунду ствол китайской газовой хлопушки, переделанной под мелкашку, уперся ему в затылок. Да, шансов нет вовсе! Рано или поздно это должно было случиться. Но умирать все равно не хотелось. Щелкнул взведенный курок.
— Где Наталья? — спросил Птица сзади. Голос звучал глухо.
— На даче, — ответил Генка. — Недалеко от Первомайского.
— Поехали, покажешь.
— Леха, — негромко сказал Финт, — не убивай. А, брат? Я знаю, что я последняя сволочь… но… не убивай.
Сильная рука схватила его сзади за волосы. Мощный рывок. Если бы не подголовник, Генке было бы плохо.
— Надо бы тебя грохнуть. Но… приведешь к Наталье — останешься жить… Давай, Миха, погнали: времени нет.
Гурецкий вывел машину задним ходом из тупичка и, пристально глядя Финту в глаза, сказал:
— Задумаешь какую‑нибудь глупость… сам понимаешь!
Он не стал договаривать. Ухмыльнулся. В этой ухмылке Генка прочитал свой приговор. Он не был трусом, но все‑таки ему стало не по себе. Финт видел Гурецкого впервые, но сразу понял — этот мужик слов на ветер не бросает.
— Я что, себе враг? — сказал он как можно равнодушнее.
— Ну‑ну.
Мишка включил передачу, и «москвич» медленно двинулся по улице. Через двадцать секунд они проехали мимо подъезда Генкиного дома, где Генку ждала засада и люди майора Рощина приступали к производству обыска. А сам майор разговаривал с женой Генки. Всего этого ни Финт, ни Птица с Мишкой не знали.
Следом за ними ехали с приличным интервалом два автомобиля. За рулем одного сидел Игорь Шалимов, в другом — его разведчица Лариса.
* * *
Наталья задумалась. Сейчас она была далеко‑далеко от этого подвала. Она шла под теплым весенним солнцем и толкала перед собой нарядную детскую коляску. А оттуда ей улыбался маленький человечек. Сын Птицы. Значит — Птенец. Ветер будет слегка шевелить листву. А солнце блестеть на хромированных спицах. И маленький светлоголовый Птенец будет улыбаться беззубым ртом и тянуть крохотные розовые ручонки. А навстречу по аллее, пронизанной светом, идет Лешка.
Мощный поток счастья наполнил Наталью, теплой волной накрыл того маленького человечка, что уже жил в ней.
Ах, как недолго ему осталось жить!
Наталья улыбалась. По инерции она продолжала улыбаться и тогда, когда откинулась крышка люка над головой и в проеме показалась круглая морда Прапора. Ванька сидел на корточках, курил сигаретку и смотрел на нее странным немигающим взглядом. Наталья ощутила беспричинную тревогу. Она не знала, что сигнал опасности исходит от крохотного, еще неоформившегося человеческого существа внутри нее. Крошечный комочек плоти уже инстинктивно почувствовал опасность и узнал в Ваньке своего убийцу. Он беззвучно кричал матери:
«УБИЙЦА! Там — УБИЙЦА!»
Наталья этого не понимала. Она ощущала тревогу, но не понимала ее истинной причины.
Ванька выплюнул сигарету и начал медленно спускаться вниз, в подвал, в преисподнюю. Он не спешил. Хотя еле дождался отъезда Дуче. Семен сказал: сучка твоя, делай с ней, что хочешь. После этих слов у Ваньки мгновенно пересохло во рту. Он еле дождался отъезда своего благодетеля. А сейчас он медленно спускался вниз, и ступеньки деревянной лестницы поскрипывали под ногами. Торопиться не надо, сказал он себе. Там, на кордоне, замочил бабенку сразу… И что? Трахал потом мертвое тело. Впрочем, ему тогда понравилось. Ощущение было новым и очень острым. А тело еще теплым и мягким. Но сейчас торопиться не будем. Делай с ней что хочешь.
Ванька ступил на пол. Он стоял, засунув руки в карманы брюк и покачивался на каблуках. На морде играла улыбочка.
«УБИЙЦА! — кричал крошечный человечек в чреве. — УБИЙЦА, МАМА!»
«Сучка твоя, делай с ней что хочешь!» — сказал Дуче.
Прапор присел на корточки напротив Натальи и захохотал.
— Не посмеешь! — сказала она и тихо и твердо. Глаза встретились. Глаза жертвы и убийцы. Хрупкая женщина смотрела в лицо садиста, насильника и убийцы с отчаянной решимостью. Он улыбался. «УБИЙЦА, МАМА!» — звучало у нее в голове.
— Не посмеешь, — вновь повторила она. Ванька ударил ее кулаком в живот. Маленькая женщина охнула и согнулась. Ванька схватил ее за волосы. Рванул, выворачивая лицо вверх и в сторону.
— Сейчас ты у меня сосать будешь и причмокивать, интеллигентка!
Ванька швырнул ее на пол. И снова ударил в живот. Он наслаждался своей властью над беззащитным человеком. Ему было очень хорошо.
— Куда мы? — спросил Птица.
— Заскочим в одно место, прихватим ружьишко, — ответил Мишка. — А то арсенал наш откровенно слабоват.
Птица ничего не ответил. Он с ненавистью смотрел в затылок Финта. Рука сжимала рубчатую рукоять китайской поделки, приспособленной нашими умельцами для стрельбы патрончиками калибра 5,6. Слабоват, конечно, арсенал. Но при выстреле в упор в этот рыжеватый затылок свинцовая пулька запросто ввинтится в мозг ублюдка… Нельзя! Нельзя, ты уже пообещал! Только бы эти козлы ничего не сделали Наташке. Только бы… Господи! Я никогда ничего у тебя не просил. Господи! Помоги мне. Я очень тебя прошу, Господи!
Плыл за окнами автомобиля вечерний хмурый город. В сеточке дождя, в тревожном мигании светофоров. В предчувствии беды. В этом городе, в котором он родился и вырос, уже не было для него места. Его уже искали. Его — террориста и убийцу нескольких ни в чем неповинных людей.
Но я не хотел их смерти, Господи! Э‑э, брат, это слова. А судят всегда по делам! Дела твои пахнут кровью, брат.
Господи, не суди.
Не я сужу тебя. Ты сам себя судишь.
Птица закрыл глаза. Он не хотел видеть этот ненавистный рыжеватый затылок. Мишка засек это в зеркало.
— Эй, Леха, — окликнул он, — Ты в порядке?
— В полном порядке, — ответил Птица, открывая глаза.
Мишка подмигнул в зеркало. Птица вздрогнул. Точно также ему подмигнул Валерка Ткач за секунду до выстрела снайпера с левого берега Ма‑лах‑Гош.
— Держись, морпех, — сказал Мишка.
— Я в полном порядке, — повторил Птица без всякого выражения.
Бред, подумалось, полный бред. Какой теперь может быть порядок?
— Эй, братан, — обратился Гурецкий к Финту. — Сколько там бойцов на этой дачке?
— Двое, — быстро ответил Финт. Он сейчас зарабатывал себе жизнь. — Двое. Какие к черту они бойцы? Один барыга, хомут складской и сам Дуче.
— Кто? — удивленно спросил Леха.
— Дуче и этот… чмо со взрывчаткой, Иван.
— Они живы? И Семен, и Ванька живы?
— А хер ли с ними сделается? — удивился в свою очередь Финт.
— Да, дела, — сказал Гурецкий. — А в какое время ты их видел?
— Около полудня я оттуда уехал.
Тела, покрытые простынями, Мишка видел значительно раньше. Выходило, что на квартире Семена погибли другие люди. Неужели сотрудники ФСБ? Это серьезно, этого Дуче не простят никогда.
— А вот ты‑то как жив остался, Леха? — спросил Финт. — Мне Семен сказал, что он тебя прямо на чемодан с тротилом положил. И ты уже с ангелами беседуешь.
— Заткнись! — сказал Птица, и Финт покорно замолчал.
— А скажи мне, брат Геня, — продолжал расспросы Мишка, — как у этих славных ребят с оружием?
— У Дуче есть пушка. Заморская машинка. «Зиг‑Зауэр» фамилия, не сталкивался с такой?
— Сталкивался, — кивнул Гурецкий. — Хорошая машинка. А у этого, у прапорка вашего?
— Не знаю… Но вообще там есть помповое ружьецо.
— Ясно. Ну, а собачки, сигнализация… с этим как дела?
— Вот этого ничего нет. Только в планах.
— Точно?
— Зачем мне темнить? Себе дороже встанет.
— Это верно. Если начнешь крутить, пулю я в тебя всегда смогу вогнать. А не я — так Леха. Это я тебе гарантирую, братан.
Мишка обернулся к Финту и ласково улыбнулся ему.
— А теперь, — продолжил он, — расскажи‑ка нам, Геня, про окружающий ландшафт и архитектуру этой замечательной дачи. Подходы, подъезды, заборы, запоры, расположение помещений…
Генка описал все подробно и точно. Он понимал, что Прапор и Семен никак не смогут противостоять двум опытным диверсантам. И даже если в каждое окно дачи поставить по пулемету, Сема с подручным обречены. Птица с Мишкой возьмут их голыми руками. Только бы эти придурки ничего не сделали с Наташкой, подумал он. А ведь могут, запросто могут. Вот тогда — все! У Финта аж мурашки по спине побежали. Тогда — все! Амбец… Затылком он постоянно ощущал ненавидящий взгляд Птицы.
— Ладно, — сказал Мишка, остановив машину в переулке, — Вы подождите здесь… а я сгоняю. Ты, Пернатый, присмотри за братаном.
Он вышел и через две секунды уже исчез в подъезде неказистого дома. Подъезд был сквозным. По мрачному захламленному проходу Гурецкий вышел во двор, углубился в лабиринт сараев и гаражей. Он нашел ржавые металлические ворота с неровной надписью «Разборка ВАЗ», нажал кнопку звонка сбоку. Подождал, потом нажал кнопку снова: длинный, короткий, длинный. Звонок звучал негромко. Мишка знал, что от ворот до будочки, где сидит сторож, метров сорок. Он терпеливо ждал. Наконец, послышались шаги. Тяжелые, стариковские… Похоже, именно тот, кто ему нужен. Мишка не был здесь около года. Все за это время могло измениться. Человек подошел и остановился за воротами. Мишка поднес зажигалку к сигарете. Прикуривал он долго, знал — в щель между створок его внимательно разглядывают. Узнает или нет?
Зазвякало железо, и одна створка приоткрылась. Узнал, значит.
— Чего пришел? — спросил равнодушный голос.
— Запчасть бы одну купить надо, дядя Коля, — негромко сказал Мишка.
— Да брось ты дымить‑то… не курилка здесь. Какую?
— А как год назад брал. Помнишь?
— Разве вас всех упомнишь, — проворчал пожилой мужик, которого Гурецкий назвал дядя Коля. Но дядя Коля сказал неправду. Он помнил и Мишку, и ту запчасть, которую продал почти год назад бывшему морпеху. Память у него была отменная.
— Нет таких, — добавил он. — Приходи дня через три. Может быть, найду чего. А еще лучше через неделю.
— Мне сейчас надо, — коротко сказал Мишка. Он аккуратно затоптал хабарик, посмотрел в темный провал ворот, где угадывалась мощная фигура человека. Оттуда звучал грубоватый голос и доносился слабый запах спиртного. Примерно год назад Гурецкий уже покупал у дяди Коли запчасть. Тогда он купил ТОЗ‑21, самозарядный карабин с магазином на десять патронов. Из этой запчасти Гурецкий сделал только один выстрел. После чего оружие было утоплено в Обводном. Но это другая история.
— Зайди, — сказал сторож. — Не хер на виду торчать.
Мишка прошел внутрь, и дядя Коля закрыл ворота. Когда‑то фамилию сторожа знали миллионы любителей бокса в СССР и за его пределами. С тех пор много воды утекло и произошло очень много событий.
— Сейчас ему надо, — проворчал дядя Коля. — Так дела не делают. У меня не магазин. Тут время требуется…
— Мне надо сейчас, — сказал Мишка. — Что у тебя есть в закромах?
— Нарезного нет, — ответил бывший боксер.
— Давай, что есть, некогда мне.
— Ишь ты… давай, что есть! Двести баксов. МЦ‑21, автомат, 5 зарядов. Двенадцатый калибр. Плюс десяток патронов. Хочешь больше — по баксу штука.
— Гожо, беру. Веди в закрома, дядя Коля. Через пять минут Гурецкий осматривал неновое, но в хорошем состоянии самозарядное ружье МЦ‑21‑12. Голая, без абажура, лампа отбрасывала желтоватые блики на буковый, с выступом под щеку приклад. В полиэтиленовом пакете лежали десять толстеньких патронов двенадцатого калибра в ярких картонных гильзах. Пять с картечью, пять пулевых. Спустя еще три минуты две стодолларовые купюры перекочевали в карман дяди Коли, а ружье было разобрано и завернуто в кусок рваной, но чистой тряпки.
Мужчины пожали друг другу руки. Ни один из них не сказал больше ни слова. Только когда Гурецкий ушел, дядя Коля покачал головой с перебитым носом и открыл об край верстака бутылку пива.
— Удачи, — пробормотал он себе под нос. — Уцелеешь — приходи. Во дворе завыла собака.
* * *
Ванька лениво наблюдал за окровавленной сучкой. Он уже насытился и теперь ему было скучно. Хотелось выпить. Выпивки было полно, да Семен запретил. Семена Ванька побаивался. Если б хоть знать, когда он вернется.
Сучка снова попыталась уползти в угол. Иван лениво поднялся, подошел… Она смотрела снизу вверх затравленными, тоскливыми глазами. Нет, уже равнодушными. ПУСТЫМИ. Существо внутри нее больше не кричало.
— Ну, проблядь, поняла теперь за жизнь? Интеллигентка вонючая. Вижу — поняла… А то строила из себя! Тьфу!
Ванька плюнул на голую окровавленную женщину. Она вздрогнула. Она больше не молила о пощаде. Когда Ванька узнал о беременности, он стал бить сапогом в живот уже целенаправленно. Она делала все, что он приказывал. Она старалась спасти маленького Птенца.
Спасать было больше некого. УБИЙЦА, МАМА! — Этот твой хахаль меня в багажнике вез, поняла, сука? Он из себя крутого корчил… а? Крутого! А кто круче оказался? То‑то… На ошметки козла разнесло. Ладно, сука, лижи сапоги… все кровищей своей блядской перемазала. Эх, выпить охота!
* * *
В процессе обыска у Финта нашли пачку патронов калибра 5,6. Это автоматически давало повод для задержания. В былые времена оружия на руках у населения было несравнимо меньше, а статья 218 старого УК РСФСР срабатывала железно. Преступлением являлся сам факт хранения оружия, боеприпасов или ВВ. Бери и сажай. Теперь стволы ходят почти что свободно, а 222 статья нового кодекса уже не гарантирует стопроцентного попадания оружейников‑любителей на нары. Да и любителей все меньше, все больше профессионалов. Еще лет десять назад криминальный арсенал составляли в основном самопалы кустарного изготовления, ржавые обрезы охотничьих ружей или выкопанных на местах боев винтовок Мосина. Хищение в какой‑нибудь воинской части боевого оружия было всесоюзным ЧП. Ориентировки расходились по всей стране! В Ленинград немедленно сообщалось об утрате одного (!) ПМ без магазина (!) во Владивостоке. Это реальный факт. Теперь… теперь никто на такие пустяки уже просто не обратит внимания. Так, мелочевка…
Рощин продемонстрировал понятым коробочку с патронами. А через несколько минут была обнаружена любительская фотография форматом десять на тринадцать, которую понятым показывать не стали. На глянцевой бумаге дружно улыбались в объектив (Внимание! Скажем чиз!) четверо мужчин: Дуче, Финт и два покойника — Козуля с Очкариком. Козуля обнимал Очкарика за плечи. В тот момент он уже знал, что Очкарик приговорен. Но фотография этого, разумеется, передать не могла. Славная четверка была запечатлена на фоне распахнутых металлических ворот. На заднем плане виднелся фасад дома из красного кирпича. Ни даты, ни каких‑либо других надписей на фото не было.
— Взгляните, пожалуйста, Нина Андреевна, — попросил Рощин. — Вам знакома эта фотография?
Жена Генки с покрасневшими, заплаканными глазами посмотрела на снимок и кивнула головой. Говорить с этими людьми ей не хотелось. Они пришли за Генкой… А мужа Нина любила. Любила по‑настоящему, до беспамятства. Любила еще со школы, ждала со службы в армии, ждала, пока он сидел. Она знала, что Генку когда‑нибудь снова посадят. Много раз пыталась с ним поговорить… он только отмахивался. Она прощала ему его отсутствие по несколько дней подряд. Ревновала! Но тут же говорила сама себе, что пусть уж он лучше будет у шлюх, чем со своими страшными дружками. Она видела, как он менялся. Как становился все более далеким, жестоким, злым… как вздрагивал иногда от звонка в дверь.
— Это та самая дача? — спросил майор.
— Какое это имеет значение, — пожала плечами Нина.
— Огромное, Нина Андреевна, — сказал Рощин. — Ваш муж уже наделал очень много ошибок. Чем быстрее мы его сможем найти…
— Тем быстрее он окажется за решеткой, — перебила женщина.
— Если он придет сам, — продолжил майор, — у него есть шанс отделаться минимальным наказанием. (Нина с сомнением покачала головой.) Да, да, Нина Андреевна, чем раньше он будет у нас, тем легче будет его участь. Если вы что‑то знаете, помогите всем: себе, мужу и нам.
Рощин лгал. Он отлично понимал, что если Финт причастен к организации теракта, то шансов на минимальное наказание у него нет. Изменить что‑либо в данной ситуации могла только добровольная явка с повинной и полная сдача подельников. На такой шаг Финт вряд ли решится… а может быть, он уже просто физически не способен этого сделать. Следы крови в подъезде и оброненные ключи заставляли предположить самое скверное: возможно, думал Рощин, эта женщина уже вдова. Майор лгал, но не чувствовал никаких угрызений совести. Перед глазами стояло мертвое лицо Славки Ряскова и обрез, зажатый в тиски. Еще он видел вмиг осунувшееся лицо генерала Егорьева. Именно ему, начальнику управления, предстояло сообщить Елене Рясковой, что у нее больше нет мужа, а у шестилетнего Кости — отца.
Сергей Владимирович Рощин лгал, но не испытывал угрызений совести. Он нес ответственность за жизнь десятков, возможно, сотен людей, которых банда террористов сделала заложниками в борьбе за пять миллионов долларов. Руководил бандой шизофреник. И это обстоятельство делало ситуацию еще более опасной и непредсказуемой. Первая кровь уже пролилась. В мирное (казалось бы, мирное) время погибли люди. Их убили жестоко, подло и цинично… Уже погибли:
Инспектор ГИБДД старший лейтенант Алексей Васильев.
Старший сержант ОМОН Андрей Коршунов.
Водитель КамАЗа Петр Степанович Ковун.
Четверо пассажиров «москвича» под поселком Агалатово, — их имен Рощин сейчас не вспомнил.
Уже погибли:
Пенсионер Степан Савельевич Воронов, которого убивал, но не смог убить немецкий пулеметчик, которого убивал, но не смог убить в рукопашной огромный пьяный эсэсовец, а убил дезертир Ванька Колесник. И жена лесника Виктора Афанасьева Надежда. И сторож кооперативной автостоянки Олег Егорович Матвеев.
И трое безвестных бомжей в нежилом доме на улице Котляковской.
Уже погибли:
Кандидат наук Маргарита Казимировна Микульска.
Капитан ФСБ Вячеслав Дмитриевич Рясков.
Кстати, погиб и разведчик Штирлица‑Шалимова с псевдонимом Петрович, но об этом следствие еще не знает, так как работы по разборке взорванного дома все впереди.
А двадцать шесть минут назад погиб неродившийся Птенец — сын Натальи Забродиной и Алексея Воробьева. Об этом майор Сергей Рощин тоже ничего еще не знает.
Этот страшный мартиролог прозвучал в голове Рощина беспощадно и страшно. Он понимал, что список может иметь продолжение. Чтобы этого избежать, майор готов был пойти на любую ложь, дать любые обещания.
Голова раскалывалась, шумело в висках, и Рощин с тревогой думал, на сколько его еще хватит? Сколько он продержится на ногах? Таблетки уже не помогали. Но бросить дело в той ситуации, что сложилась на настоящий момент, он не мог.
Уже ничего не скрывая, он начал массировать затылок ладонью. Знал, что самообман, что гипертонию массажиком не забодаешь… но ему казалось, что стало немножко легче. Пересиливая себя, Сергей Владимирович улыбнулся Финиковой и сказал:
— Помогите всем, Нина Андреевна. От вас сейчас зависит очень много. Вы можете помочь себе, мужу и нам.
Нина разрывалась между недоверием к Рощину и страстным желанием поверить ему. Она боялась навредить любимому человеку и одновременно ей было страшно упустить возможность помочь. Этот странный, очень усталый комитетчик почему‑то внушал доверие. Она решилась и тихо, неуверенно сказала:
— Не знаю, поможет ли… но на эту дачу он собирался ехать с Васькой. Гена ему звонил, договаривался.
— А как фамилия Васьки? — спросил Рощин. — Адрес, телефон.
— Не знаю… — она пожала плечами. — Гена называл его Ливер.
* * *
«Москвич» Гурецкого ходко шел на Выборг. Новая трасса была в весьма приличном состоянии. Озаряемые дальним светом фар, котофоты на столбиках ограждения и разделительном барьере мерцали пунктирами. После событий семнадцатого августа движение по трассе заметно поубавилось. Раньше в обе стороны днем и ночь катили тяжелые фуры, туристские автобусы, стада легковух… Скачок курса доллара разрядил транспортные потоки втрое. Кризис, господа, кризис.