Глядя на подругу, Рик упрямо покачал головой. В его руке была зажата боевая дубинка из толстой арматуры. Он нравоучительно помахал ей в воздухе.
— Когда-нибудь, Кити, у тебя кончатся патроны, и нам придется не сладко. Давай я буду хоть кого-то добивать врукопашную. Экономия как-никак.
— Не будь занудой. — Кити отвернулась и зацокала каблучками по направлению к рефрижератору. — Пока есть чем стрелять, будем стрелять. А рукопашной тебе достанется выше крыши. Позже.
— Но зачем рисковать патронами?
Кити повернула миловидную головку и с укором поглядела на приятеля.
— Затем, чтобы не рисковать твоей чудной задницей, глупыш. Ты действительно считаешь, что смог бы завалить взрослого один на один?
— А ты сомневаешься?
— Ты подросток. Любой крепкий мужчина сделает из тебя пулькоги с какашками.
— Может, проверим на спор?
— Иди ты, — с раздражением отмахнулась Кити. Она разглядывала раскрытый рефрижератор и расставленные в нем тазики с мясом. — Иди лучше, глянь, что нам досталось. Гадость какая-то, если честно.
Рик подошел к подруге и тоже с интересом посмотрел на содержимое морозильника. Прокомментировал:
— Бе-е-е.
— И это вся твоя реакция? — уточнила Кити. — Я думала, тебя хотя бы стошнит… Ладно, проехали. Чтоб мне сдохнуть, кроме человечины, у этих людоедов-отморозков должен быть меновой товар!
— Чтоб мне сдохнуть? — ехидно переспросил Рик.
— Фигура речи. — Кити поболтала пальцами в воздухе. — Да не волнуйся, суеверный мой. Погнали, погнали!
Рик кивнул и, не пряча нож, потрусил к входу в ангар, время от времени поглядывая на подругу. Все же он старался держатся ближе к своей боевитой спутнице, ведь ее жуткий револьвер мог пригодиться в любую секунду.
Напряженно вглядываясь в полумрак, оба налетчика вошли внутрь.
Ребята вышли на свет, льющийся из частично или полностью отсутствующих окон помещения, и поняли: ситуация с захватом чужого имущества далека от завершения. Было трудно представить, что богатство, хранившееся в ангаре-складе, охраняли только два мясника. И действительно это оказалось не так. На звуки выстрелов из дальних помещений огромного здания выбежали еще четверо бойцов. В отличие от Бага и его старшего товарища эти ребята выглядели цивилизованней. На них не было фартуков, плечи и кисти рук не были такими мощными и широкими. Можно было догадаться: они не машут разделочными топорами по несколько часов в день и не ворочают тяжелые туши. Вероятно, эти четверо работали охранниками.
Однако Кити и ее спутника это нисколько не смутило.
Охранники были вооружены топорами. На удлиненной рукояти, остро заточенное, с зазубринами на лезвии — оружие смотрелось страшно. Но лишь для тех, кто не привык любоваться изящными обводами винтовок и пистолетов.
— Какого черта? — крикнул ближайший охранник. — А ну стоять! Да я вас, щенки…
Улыбка Кити сделалась откровенно плотоядной и злой. Не говоря ни слова, девочка подняла револьвер и хладнокровно спустила курок. Кричавшего навылет пробила пуля.
Объяснение было доходчивым. Трое оставшихся гангстеров развернулись и, опустив топоры, хотели рвануть прочь. Однако звонкий голосок, звеневший, как стальная струна, приказал им остановиться.
— Ни с места! — яростно воскликнула Кити.
Трое огромных мужчин застыли, как изваяния.
— Бросьте оружие, — велела школьница, качнув гигантским стволом. — Затем встаньте шеренгой, один за другим и идите к выходу. Цепочкой. И не разбегаться, дьявол вас раздери! Пуля догонит каждого!
— Не разбегаться? — очнулся один из сдавшихся бандитов, глядя на психопатку через плечо. — Да ты что, больная? Ты хоть знаешь, кто мы? Мы — Топоры!
— Да хоть стамески, — зло сказала Кити. — Заткнись и шагай!
— Детишки, вы реально попали, — угрюмо прокомментировал второй охранник. — Ганг Топоров самый сильный из гангов города. Вам конец.
— И когда у тебя кончатся твои чертовы патроны, — добавил третий, — мы найдем тебя и порвем по швам.
Кити расхохоталась. Выглядело это жутковато, поскольку ее прекрасные юные глаза оставались холодными.
— Легче на поворотах, красавчик, — посоветовала она, — а то патроны у меня кончатся быстрее, чем ты думаешь. Живо! Потопал в подвал.
Подойдя ближе и наставив на ганга ствол, Кити пнула его в широкий зад.
Матерясь и чертыхаясь, сдавшиеся охранники выстроились гуськом, как требовала упрямая малолетка, и побрели в глубину здания.
Рик дернулся было пойти за ними, но Кити остановила его взмахом руки. Подождала пока ближайший к ней Топор отойдет на пару метров, затем легко, словно в танце, сделала два шажка в сторону, заходя гангстеру точно за спину. Небрежно подняла револьвер. И выстрелила. Без раздумий, как в тире. Только худенькая, но сильная рука дернулась от сильной отдачи «Питона».
Пуля прошла по прямой. Линия, соединявшая затылки бандитов с мушкой на стволе школьницы, на долю мгновения окрасилась красным.
Три трупа повалились на пол.
— Какого черта ты делаешь, Кити! — воскликнул Рик. — Они же могли нам сдаться! Сама же говорила, что даже такие ублюдки достойны права на милосердие…
— Я пошутила, — резко перебила школьница. — И ты прав, нам нужно экономить боезапас.
Рик остановился и вздохнул.
— Знаешь, ты действительно больная на всю голову, — заключил он.
— Какая есть, отвали, — отмахнулась Кити.
Перешагнув через трупы, она невозмутимо двинулась дальше.
Пройдя через коридор, малолетние налетчики оказались в новом просторном помещении. Как прежде, когда сюда входили Бугай и мисс Мэри, здесь царил полумрак. Солнечные лучи не добирались до клеток с невольниками. В отблеске факелов лишь дорожка из капель крови указывала налетчикам путь.
Внутри тошнотворно пахло. Самодельные кожаные сандалии Рика и деревянные каблучки Кити липли к грязному полу и отставали от него с омерзительным звуком, словно от влажной глины. Рик с отвращением морщил нос и оглядывался на идущую следом спутницу. Та не вела даже бровью. Казалось, запах и мерзкий пол не только ее не волнуют, но возбуждают расчетливый боевой азарт. Девочка выглядела сосредоточенной. Рука с револьвером спокойно висела возле бедра.
В подрагивающем свете факелов отразились пустые клетки, обрисовались столы, темный пол, тазики и баки в углах помещения, ведра с тряпками.
Малолетки заметили в клетях две согбенные человеческие фигуры. Из почти десятка живых пленников, сидевших за решетками еще накануне, большая часть уже была мертва. В живых осталось двое.
Полностью обнаженные, они сидели в клетках на полу, почти обезумевшие от бесконечного кровавого шоу, которое наблюдали всю ночь. Рик уже хотел шагнуть к ним, но услышал негромкий стон.
Оказывается, он ошибся. Выживших было трое. Третий находился не в клетке, а на большом разделочном столе в середине зала. Только царящая вокруг полутьма не позволила сразу его рассмотреть…
Чтобы не продлевать мучения, Рик без колебаний вытащил из-за пояса нож и вонзил его несчастному между ребер. Навалился двумя руками, вдавливая лезвие глубже, затем уверенно провернул стальную полоску внутри. Несчастный дернулся от острой мгновенной боли и затих.
— Во избавление, — прошептал подросток, закрывая бедолаге глаза.
Рик усилием вытащил нож и перекрестился — как большинство верующих жителей Полуострова, он был протестантом.
Парень перевел взгляд на столик с инструментами.
Образцов здесь было достаточно. Рик выбрал топор на длинной рукояти. Личным оружием — великолепно сохранившимся охотничьим ножом с кровотоками и пилой, он гордился невероятно. Собственно, как и самодельной дубиной с прикрученным к ней ржавым дюбелем. Однако топор их превосходил по любым параметрам. Блестящее лезвие из нержавеющей стали сидело на длинной пластиковой ручке и не имело обуха, поскольку было двусторонним.
Подросток усмехнулся: теперь он точно знал, что будет носить на плече вместо дубины.
Боевой топор!
На самом деле перед Риком была настоящая сокровищница — множество великолепных стальных предметов: разделочных ножей, тесаков, топориков, пил, стилетов и всего прочего. Металлические изделия, сохранившиеся в приемлемом для эксплуатации виде, ценились после пробуждения высоко.
Сняв из-за спины объемный пустой рюкзак, подросток принялся набивать его смертоносными трофеями.
— Рик, опять побрякушки собираешь? — раздался за спиной строгий голос Кити. — Ищи лучше припасы.
Девочка сняла со стены факел и подошла к клеткам, освещая их дрожащим огнем.
— Эй, остался здесь кто живой?
Оба выживших придвинулись к ржавым прутьям. Это был еще один подросток и взрослая девушка. Обнаженные, грязные, с дикими и блестящими в свете факелов глазами.
— Я живой.
— Я живая.
Они прошептали это почти одновременно.
— Рик, ну чего ты копаешься? — не отвечая пленникам, бросила через плечо Кити, рассматривая голую девицу. У той была чудесная грудь, гораздо больше, чем у «компактной» сеульской школьницы. — Открой клетки, здесь есть выжившие.
— Так мне продукты искать или клетки открывать? — уточнил напарник.
— Лучше клетки. Раз здесь детки.
Рик снова фыркнул, закинул на спину отяжелевший от добычи рюкзак, возложил на плечо новоприобретенный трофей и подошел к решеткам. Посветив на засовы и определив слабое место, он с размаху ударил топором по дужке замка. Лезвием, ничуть не жалея заточку. Проржавевшие железные прутья поддались, и замок с лязгом отвалился.
— Рик, ты совсем дурак? — спросила Кити, невольно отступая на шаг. — Хоть предупреждай, прежде чем рубить сплеча. К тому же здесь наверняка есть ключи.
— Возможно. — Рик пожал плечами.
Он посветил на стены, на массивные колонны, поддерживавшие потолок, однако ключи нашел не сразу. Связка оказалась на крюке, вбитом сбоку в разделочный стол. Вернувшись с гремящей связкой, Рик отворил вторую клетку цивилизованным методом.
Оба голых невольника выползли из клетей.
— Спасибо…
— You are welcome! — с жутким акцентом возвестил Рик.
Взрослая девица приняла его руку, выпрямилась во весь рост. Она оказалась выше не только Кити, но даже Рика — почти на голову. В последние годы в Республике бурным цветом распускалась акселерация, и сеульцы ничем не уступали европейцам в физическом смысле — ни ростом, ни статью. Однако мисс Мэри была высокой даже для родной северной страны.
— Вот это дрына! — простодушно восхитилась Кити. — Не удивительно, что у нее такая грудь.
Рик молча сглотнул и облизнулся.
— Я Мэри, — сказала Мэри. — Спасибо, что спасли нас.
— Обращайтесь! — радостно объявил Рик. — А ты кто?
— Туристка.
— А откуда?
— Из России.
— О, так ты из Москвы?
— Ну, не совсем. Хотя в данной ситуации можно сказать, что из Москвы. Вообще я из Томска. Это Сибирь.
— О, Сайбория! А правда, что у вас в Сайбории делают сайборгов? — заинтересованно спросила Кити. — То есть киборгов, ну, искусственных людей.
— Нет, это просто игра совершенно разных слов. Вообще правильно говорить не Сайбория, а Сайбирия.
— А ты откуда так хорошо корейский язык знаешь? — спросил восхищенный Рик.
— Я филолог по образованию. Училась на факультете восточных языков. Последний курс. Вот приехала к вам вроде как на летнюю практику… скажем так, за свой счет.
Мисс Мэри отвела взгляд, опуская детали. Рассказывать школьникам о танцах с шестом почему-то не хотелось.
— А, вот оно что, — уяснила Кити и зачем-то добавила: — Но ты все равно молодец. Я вот, кроме родного корейского, знаю только плохой корейский.
— Серьезно? — удивилась мисс Мэри. — А как же инглиш? Неужели он не входит в национальную программу образования?
— Входит, — улыбнувшись кивнула Кити.
— И выходит, — усмехнулся ей в тон Рик. — Мы с Кити не любим англичан и американцев. Янки — это бе-е-е. Оккупанты.
Мисс Мэри пожала плечами, вспомнив, как к русским солдатам относились, например, в странах бывшего социалистического блока. Тут было что-то подобное. Союзники союзниками, главы правительств целуют друг друга в задницу, однако у населения о любви до гроба к Большому брату и речи не может быть. Вот тебе и эффект холодной войны. В миниатюре.
— Английскому нас учили, — пояснила Кити. — Однако учить язык и говорить на нем — вещи разные, согласись.
— А говорить на чужом языке и думать на этом языке — еще более разные вещи, — поддакнул Рик. — Вообще, английский… на кой черт он теперь сдался? Нет больше надобности в международном языке, мисс Мэри.
— Дурень ты, — возразила приятелю школьница. — А на каком бы языке она говорила сейчас с нами, если бы не училась на своем восточном факультете?
— А, ну это…
— А! Ну это! — передразнила малолетка. — Ладно, может, мы все же свалим отсюда, а потом будем трепаться? — Кити покачала головой. — Ха! Вы до сих пор держитесь за руки. Пусти ее, Рик!
Мисс Мэри отдернула руку.
— Простите, я…
— Да не парься, он не мой парень. Он мой помощник и подчиненный.
— Какого черта я твой подчиненный? — возмутился Рик.
— Завянь! — Кити показала маленький кулак. — Ладно, кто тут у нас еще?
С этими словами школьница демонстративно отвернулась от Мэри и посмотрела на молодого человека, выползшего из соседней клетки.
Руки несчастному юноше никто не подавал, грудью никто не восторгался, так что он просто вылез и стоял молча рядом, с подавленным, но при этом жутко серьезным видом. Как и мисс Мэри, парень был старше малолеток лет на восемь-десять. Спасенный был очень худ, что, безусловно, придавало ему моложавый вид. Худоба эта была не только следствием долгого голодания, но общей комплекции. Тонкие ноги были похожи на спички, на руках можно было различить рельеф жидковатой мускулатуры, однако они тоже были худыми для взрослого мужчины.
Как и мисс Мэри, после ночи, проведенной в этом аду, молодой человек совсем не испытывал стыда. Во всяком случае, нагота беспокоила его меньше возможного будущего.
— Меня зовут Дэмио, — хрипловатым голосом проговорил спасенный и проглотил слюну. — Вы ищете припасы, да?
Кити прищурилась. Ответила:
— Что-то вроде того. А тебе чего? Тоже жрать хочешь?
— Ну да.
— Еды мало, — сказала Кити. — Мы спасли вас от живодеров, но неодолимого желания кормить спасенных у меня нет. Я доступно излагаю?
Дэмио опустил голову.
— Так мы можем идти… с этой девушкой?
— Вот еще, — рассмеялся Рик, вновь украдкой посмотрев на грудь стоящей рядом мисс Мэри. — Да погодите вы! Мой босс Кити так шутит. Кити, ну ты что? Давайте посмотрим здесь на складе, все равно много унести не сможем. Может, и заморите червяка. Погнали!
Кити скривила губки.
— Во-первых, я тебе не босс, а командир, — сказала она, упирая руки в боки. — Во-вторых, я вовсе не шутила. Допустим, поискать вместе еду мы можем. Но если еды будет мало, мы с тобой заберем припасы, а этим двоим достанутся жизнь и свобода. Охренительный приз, если хорошенько подумать. — Она обернулась к мисс Мэри. — Вы вообще знаете, где мясники хранили нормальные продукты?
Мисс Мэри вздохнула.
— Кажется, в следующем помещении, сразу за стенкой. Ночью они говорили об этом. Но вход, вероятно, не отсюда, а с улицы. Ключи должны быть у тощего. Был тут такой…
— Ага, был, — согласилась Кити.
— Вот это дело! — обрадовался Рик, резко разворачиваясь на пятке и шлепая к выходу. — Пошли наружу, живей!
— Ладно, идемте. Найдем вам одежду и обыщем мясников, — нехотя согласилась Кити, направляясь вслед за ним. Мэри и Дэмио зашагали следом. — Слушай, Рик, а почему ты сразу не проверил в карманах тех двоих?
— А на фиг мне их обыскивать? — чтобы не казаться полным олухом, огрызнулся Рик. — Мы и так вон сколько взяли. — Он подпрыгнул, вызвав мелодичное бряцание в рюкзаке. — Столько годного к использованию металлолома. Это знатная добыча, черт подери!
— Варить будешь эту добычу? Или жарить? Балбес.
Мисс Мэри, которая все еще не пришла в себя после ночи ужасов, робко подняла голову.
— Добыча? — спросила она.
— Конечно, — ответила Кити, оборачиваясь. — Мы что, по-твоему, валим каннибалов из чистого альтруизма? Делать больше нечего. И так патронов почти не осталось. Если не найду у живодеров еды, очень-очень расстроюсь. Но у этих жлобов должны быть заначки, уверена. Покупатели к ним частенько наведываются. Не деньгами же платят!
— Интересно, — мисс Мэри невольно поежилась как от холода. — Скажи, почему тебя зовут Кити? Ведь Кэйт — это не корейское имя.
— А я вовсе не Кэйт. «Кити» — это героиня из одного ниппонского мультфильма. Меня, разумеется, совсем не так назвали родители. Но кому какое дело, как человека назвали при рождении? Особенно сейчас. Я Кити. И у меня — револьвер!
«Ага, вот и пунктик», — усмехнулась про себя мисс Мэри.
— А про что был тот ниппонский мультик? — спросила она вслух.
— Про школьниц, которые сражаются с якудза. С бандитами, — охотно ответила малолетка. — Дерутся на мечах, бьют ногами, крутят вертушки, стреляют с обеих рук по-македонски. В общем, как я.
— Знаешь, — мисс Мэри пожала плечами, — ты ведь сама только что призналась, что с бандитами не сражаешься. Что просто пришила их, чтобы забрать у них пищу. Разве нет?
Кити насупилась.
— Если бы знала, что станешь гнать, подруга, оставила бы тебя в клетке. Поняла? Умничает она. Эти твари сейчас как раз бы тебя резали дольками на пулькоги.
— Не обижайся. — Мэри прикрыла глаза и устало вздохнула. — Я к слову сказала, прости.
— Обижаться на тебя? — Кити фыркнула. — Ты беспомощная, бесполезная европейская кукла, чью белобрысую головку я только что вытащила из самой глубокой и беспросветной задницы. Знаешь что? Вали! И в следующий раз сама себя выручай.
С этими словами Кити резко развернулась на каблучках и уверенно зашагала в сторону выхода. Мэри по-прежнему стояла неподвижно. Ей было «стрёмно», причем во всех смыслах этого удивительно многогранного слова. Не то чтобы она боялась одиночества или страшилась собственной беззащитности — в конце концов, с некоторых пор она не боялась даже смерти. Просто… ей было плохо. И всё.
Внезапно, на самом выходе, Кити остановилась. Обернулась и уперла до комичного строгий взгляд в мисс Мэри.
— Жрать хочешь? — спросила она. — Если да, то потопали. Второй раз, клянусь эльфами, предлагать не буду!
Мэри устало поплелась за малолетней спасительницей. В конце концов, даже если тебе на все плевать — голоду этого не заявишь.
«Какая-то сумасшедшая малолетка, — сама того не зная, повторила про себя мысль мертвого Бага мисс Мэри. — Клянется эльфами, нет, ну надо же! Точно больная на голову».
Вслух она ничего не сказала. Револьвер в руке девочки Кити и топор на плече ее напарника вызывали в душе Мэри осторожный страх. И все же школьники-убийцы, только что уничтожившие кровожадных людоедов, при всей своей нелепости отчего-то казались мисс Мэри более реальными, чем все то, что она встретила в Сеуле после пробуждения. Садист Бугай, маньяки из мясобойни — все это было похоже на дикости, придуманные дьяволом, объевшимся ЛСД. Но Кити и Рик — школьница и школьник, убивающие убийц… Они казались настоящими. Реальными, хотя и жутковатыми.
«Вот ведь в чем соль, — задумалась Мэри, — налетчики-малолетки, это какое-то безумие! И все же они мне роднее и ближе выживших взрослых, способных убить и съесть. Безумный, безумный мир».
Обнаженная, Мэри шла за школьниками и ежилась от утренней прохлады. За ней шлепал по бетону босыми пятками абсолютно голый юноша. При этом мисс Мэри не испытывала ни капли стыда. Дискомфорт был. Но это был дискомфорт от пережитого ужаса и страх перед будущим, в котором малолетние налетчики вполне могли их с Дэмио прикончить.
«Их с Дэмио, — повторила собственную мысль Мэри. — Ну вот, у меня новый спутник… А также новые собственники. Или… все же не собственники?»
Мисс Мэри улыбнулась.
Уверенно и дерзко перед ней вышагивала девочка с револьвером. И в уверенном стуке каблучков слышалось: «Всё. Бу-дет. Хо-ро-шо».
Пуля 4
Дом босса и нора робингудов
Бугай стоял в самом центре разрушенного Мегаполиса — у бывшего дворца президента корейской Республики, так называемого Чхонваде, знаменитого «Дома под голубой крышей» или попросту «Голубого дома». Неширокие улочки этого старинного горного квартала, где когда-то располагались городские укрепления, до катастрофы перегораживали ряды глянцевых полицейских в отглаженной белой униформе, а также уникальные предметы, которые можно было наблюдать только в Южной Корее или каком-то ином «конфетном» восточном государстве с расслабленными жителями и процветающей экономикой. А именно — противотанковые кресты, декорированные живыми цветами.
Эти удивительные дорожные препятствия могли задержать боевую машину пехоты, несущуюся по улице на полной скорости. Не говоря уже об автомобиле. При этом они были очень красивы. Возле Большого президентского дворца, в историческом центре Сеула, традиционно гуляли миллионы туристов из разных стран. Именно для их придирчивых глаз милитаристские изделия превратились в чудесные живые клумбы. На школьных каникулах за ними могли фотографироваться влюбленные пары, а в случае войны или кризиса — отстреливаться пулеметный взвод.
После пробуждения все это исчезло. Синода Шедоши — бывший мясник, а ныне глава ганга Топоров, новых властителей опустошенных голодом центральных кварталов, — давно приказал убрать кресты вокруг своей резиденции. У его многочисленных конкурентов из окраинных районов Мегаполиса автомобилей на ходу и топлива давно не осталось. Юнговцы же, контролировавшие северный Коридор, требовали убрать от главной крепости банды любые препятствия для своих транспортных средств.
Требование это, однако, распространялось только на искусственные рвы, траншеи, колючую проволоку — которых отродясь не было возле Большого президентского, — а также на противотанковые кресты. Гигантских навалов ломанного бетона, джомолунгм из мусора, щебня, песка это правило не касалось.
Именно через эти нагромождения пробирался Бугай, прежде чем оказаться перед логовом знаменитой банды. До анабиоза на этот путь от метро он потратил бы несколько минут. Сейчас же сбил себе все ноги, пока карабкался по завалам. К резиденции босса всех боссов падшего Мегаполиса Бугая привел вовсе не грошовый меч-подделка. Охотник из Инчхона нес с собой еще один товар, который можно было продать. До катастрофы Бугай знал Шедоши, хотя понял это только вчера, после беседы с мясниками. Бугай когда-то работал на будущего хозяина ганга, правда, в несколько ином качестве. Возможно, что-то перепадет с барского стола и сейчас?
В том, что задумал Бугай, безусловно, имелась немалая доля риска: он мог оказаться не узнан и словить пузом нож, вместо того, чтобы получить порядочную работу. Однако соблазн был велик. «Пришло время напомнить о себе старому знакомому», — размышлял инчхонец. Уже не было нужды играть простака, не имеющего понятия о Шедоши. Нынешнего босса всех боссов Бугай знал очень хорошо. Убийцей и охотником на людей Бугай раньше не был, но грязных поручений для Шедоши-из-прошлого хватило бы в сумме лет на десять тюрьмы общего режима: список вился, как веревочка, бесконечно.
Президентский дворец возвышался перед запыхавшимся после подъема Бугаем, он сверкал рождественской елкой среди ночной темноты — скромный кусок порядка среди царства хаоса и разрухи. Дворец именно сверкал. В его окнах горели электрические светильники.
— Бессмысленная трата топлива, — хмыкнул Бугай. — Транжиры.
Он пригляделся внимательнее. Увидел, что на самом деле электрическим светом освещаются всего несколько комнат на втором этаже и небольшой кусок фасада над украшенным колоннадой парадным входом. Остальное скрывалось во тьме, как и всё в Мегаполисе.
Бугай вздохнул. Раньше, насколько он знал, Сеул был виден из космоса, во всяком случае, на ночных фотографиях, сделанных с орбиты, город сиял, как скопление звезд. Сейчас вместо миллионов ночных огней, уличных плазм и мерцающего неона работали лишь несколько лампочек на фасаде Большого дворца. На них любоваться теперь с орбиты? Но кому? Космос отодвинулся от человеческой расы на долгие годы. Если не навсегда. Все, что кружило на орбите, наверняка пришло в негодность и рухнуло на голову кому-нибудь из спящих в анабиозе…
Бугай усмехнулся. Вероятно, странная смерть ждала астронавтов на космических станциях. Отчего они умерли? От нехватки воздуха? От леденящего холода? Сгорели во время падения в атмосферу? И сколько они прожили? Минуту? Может быть две? Час, сутки?
Бугай мотнул головой. Все это его уже не касалось.
Четверо бандитов на входе заметили его и, скинув свое необычное оружие с плеч, повернулись к нежданному гостю. Пожав плечами, Бугай миролюбиво воздел руки вверх и поплелся к «Голубому дому».
…После пробуждения Сеул охватили апатия и страх. Прокатилась волна самоубийств. Затем произошло активное объединение вокруг выживших чиновников муниципалитета. Потом — взрыв насилия. И наконец разделение кварталов на ганги. В этом было что-то очень корейское. Бугай не сомневался, что в остальных странах мира, если таковые еще существовали, после пробуждения все происходило иначе. И массовый суицид, и полное подчинение выживших представителям «старых» госорганов, и тем более дальнейший тотальный этический перегиб, когда апатия, послушание и порядочность вдруг резко сменились полным беззаконием и даже каннибализмом — все это было возможно только здесь, в процветающей стране, где люди верили в правительство, словно в Бога, и не знали социальных проблем страшнее подросткового мужеложства.
Бугай помнил удивительную вещь: когда во время последнего экономического кризиса правительство обратилось к населению с просьбой сдать накопления в банк — любой национальный банк! — чтобы помочь своей стране, почти все корейцы молча встали, пошли и перевели личные сбережения на расчетные счета корейских банков. Государственных или частных — не важно, главное — корейских. Финансовый кризис был остановлен. Стране не пришлось занимать деньги. Какая еще нация в какой стране мира была на такое способна? Американцы? Русские? Китайцы? Французы? Да нет, черт возьми! Весь мир был обиталищем циников, и только жители Полуострова оставались наивны как дети. И при этом, что удивительно, правительство их никогда не обманывало!
После катастрофы, однако, правило не сработало.
Еды оказалось мало, ртов много, и бывшие чиновники при всем желании не смогли накормить всех. Но люди привыкли, что о них кто-то заботится. Люди ждали помощи слишком долго, ничего не предпринимая сами. Отсутствие грабежей, насилия и мародеров в первые дни после пробуждения автоматически вылилось в волну убийств и каннибализма сразу, как стало ясно: муниципальные власти бессильны перед лицом настоящего голода. Послушание и порядок обратились в свою противоположность. А поскольку послушание и порядок были у корейцев в крови, то и «обратный эффект», оказался невероятно сильным. «Возможно, — считал Бугай, — такого падения нравов, какой увидел Сеул, не было нигде. Разве что еще в Японии или Сингапуре, где уровень экономики, степень доверия к правительству и природное послушание были похожи на местные».
Людей убивали даже не за еду — просто так. Женщин и юношей насиловали не из похоти — просто так. И людей стали есть. «Возможно, — размышлял Бугай, — это случилось в первые дни после начала беспорядков тоже не из-за голода и отсутствия продуктов — еда еще оставалась, — а именно просто так. Из-за того, что спустили с короткого поводка ту нацию, которой это было противопоказано».
Относительный порядок восстановился чуть позже. Мегаполис разделили между собой около двух десятков банд-гангов, сформировавшихся абсолютно хаотично вокруг группировок самого разнообразного толка: от уцелевших полицейских участков до фанатов спортивных команд. Самым крупным формированием стал ганг старика Шедоши. Тот не был копом и уж тем более фанатом бейсбола. Он был содержателем скотобоен.
Остался им и сейчас…
Бойцы Шедоши обступили Бугая полукольцом, поигрывая оружием. Гангов в Мегаполисе было много. Злые ножи, Синие дубинки, Молоты, Кровавые биты…
Шедоши звал своих Топорами.
В руках обступившие Бугая люди держали большие американские фермерские топоры для рубки деревьев, маленькие плотницкие топоры для работы дома или в мастерских, раскладные топорики для туристов, кухонные тесаки. Название ганга расшифровывалось в этих инструментах вполне доступно.
— Ты кто, убогий? — лениво произнес ближайший из бойцов — судя по обращению, начальник караула.
Внешний вид бойцов Шедоши Бугая не настораживал. Одеты все участники ганга были так же, как и он сам: в грязное, рваное, кустарно подшитое тряпье неопределенного цвета. Относительно единообразным было только оружие, остальное — от посеревших от времени модных бейсболок до крутых когда-то джинсов, похожих на использованную половую тряпку, отражало индивидуальный «стиль» каждого.
— Куда собрался? — обронил второй Топор.
— А тебе не все равно, куда он собрался? — сказал третий. — Смотри… пухлый какой.
— Точно, мясистый. Я б его окорок слопал. Целиком.
— А как он поскачет дальше?
— На одной ноге.
— С чего бы? Вторую тоже надо резать. Ему все равно, а нам — жрать.
Бандиты заржали.
— Ладно, заткнулись! — повысил голос начальник караула. — Пухлый, ты кто?
«Опять пухлый, — огорчился Бугай, — точно, блин, сожрут меня когда-нибудь».