Поживиться в месте последнего налета можно было еще много чем, однако ходку из жуткого склада сделали только одну из соображений безопасности. Радовало уже то, что смогли вывезти самое ценное. Рис и соль.
— Интересно, а на что живодеры у юнговцев соль меняют? — в такт мыслям мисс Мэри проговорил Рик, ковыряя в зубах мелкой щепкой.
— На человечину, на что же еще, — уверенно сказала Кити. На ее лице застыла обычная — хмурая и до ужаса серьезная — гримаска.
— Вообще-то юнговцы людей не едят, — со знанием дела возразил Рик. — По крайней мере, я о таком не слышал. Может, гангстеры вскрыли какие-нибудь склады?
— Может, и вскрыли, — иронически ответила Кити, — однако это ничего не меняет. Голод заставит сожрать что угодно. Если бандиты в городе едят человечину, то юнговцы наверняка тоже.
— Полностью согласен с Кити, — подал голос Дэмио. — Уверен, что соль меняли на людей и только на них. Давайте признаем честно: мясникам больше нечем торговать. Мясо — единственный природный ресурс, который остался доступен людям в Мегаполисе после того как началось это безумие. Сельского хозяйства нет, промышленности нет, охотиться, рыбачить или заниматься собирательством в округе очень сложно. Зато на узком клочке земли обитает очень легкая добыча: сотни тысяч людей, в том числе женщин и детей, которых можно поймать без особых трудностей. В условиях такого перекоса пищевой пирамиды самой простой возможностью выжить становится каннибализм. Такова экономическая ситуация.
Рик и Кити недобро переглянулись.
— В рожу бы тебе дать, — сказал Рик. — Экономическая ситуация…
— Это точно, — подтвердила Кити. — Слишком много мозгов создают излишнее давление в черепе. Может тебе дырку просверлить, чтобы пар выходил?
Дэмио открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент мисс Мэри решила вмешаться, чтобы сгладить намечающийся конфликт.
— Послушайте, а кто такие эти ваши юнговцы? — спросила она.
Рик взглянул на нее с удивлением.
— Я вижу, ты совсем ничего не знаешь, — сказал он. — Неужели за два месяца не смогла сориентироваться?
— За два месяца? — в свою очередь удивилась Тешина. — Я очнулась три дня назад. На побережье Инчхона…
— Не может быть, — перебила Кити. — Все люди в Мегаполисе отключились в июле 2016 года, а проснулись ровно спустя тридцать календарных лет, включая, как ни странно, лишние сутки високосных годов. Все уже знают об этом! За два месяца-то додумались… Есть те, кто очнулся чуть позже, но с разницей в часы. Никто не проснулся позже целой страны на два месяца.
— Я не знаю, кто и когда проснулся, и понятия не имею, почему так произошло, — решительно возразила мисс Мэри. — Но я действительно пришла в себя только три дня назад.
— А не гонишь?
Мисс Мэри поджала губы. При всей крутости своих освободителей она все же имела дело почти с детьми.
— Нет, я не… вру.
Рик с Кити снова переглянулись.
— Ну, допустим. Хотя это и кажется очень чудным, — согласилась Кити. — Жалко, что ты не сразу об этом сказала. Я бы тебя тогда в нору не привела. Знаешь, не обижайся, но меня настораживают всяческие странности. А человек, с которым что-то случилось позже, чем со всеми остальными на два месяца, — это странно. Согласись?
— Возможно.
— Ну вот и ладушки.
— Идти мне, однако, все равно некуда.
— А тебя кто-то гонит?
— Ты только что сказала, что…
— Ай, не парься. Что сделано, то уже сделано. Можешь оставаться с нами, я разрешаю.
— Спасибо.
— Но если ты останешься, тебе придется выполнять определенные обязанности внутри группы. Например, готовить или выполнять различные поручения. Дэмио, кстати, это тоже касается.
Кити строго посмотрела на умника в очках.
— Я не против обязанностей, — заметила Мэри, — но что конкретно ты имеешь в виду?
— Первая обязанность будет такая: вы не должны оспаривать наше с Риком старшинство, несмотря на ваш возраст. Это ясно?
— Ясно, — подтвердила мисс Мэри.
Дэмио кивнул.
— Так все-таки, — вернулась к теме Тешина, решив, что вопрос о субординации исчерпан, — кто такие эти ваши юнговцы?
Видя, что Кити не собирается отвечать, Рик вздохнул и, поковырявшись на одной из полок мертвого холодильника, извлек оттуда здоровый кусок пластика толщиной миллиметров пять и шириной едва ли не метр. Он передал пластину Мэри, и девушка увидела импровизированную карту Сеула и окрестностей.
Поверх старой карты, напечатанной на пластике тридцать лет назад, грубо и схематично были нацарапаны новые метки и линии границ. Краски на карте сильно выцвели, однако опознать на ней очертания Мегаполиса и его пригородов было несложно. Перед Мэри был не просто Сеул, а современный Сеул. Мелкими пунктирными царапинами на карте были отмечены границы гангов, а также иные детали, свидетельствовавшие, что карта запечатлела события после катастрофы.
Также на карту были нанесены крупные пунктирные линии. Они делили город на четыре широких зоны. Вместе эти зоны тянулись вдоль одной сплошной жирной линии. Линия эта, как догадалась мисс Мэри, обозначала границу бывшей Корейской Республики. Сеул и прилегающие районы, обозначенные на карте, располагались последовательно, составляя все вместе нечто вроде широкой ленты или полосы, располагавшейся вдоль указанной границы.
— Юнговцы — это выжившие на территории Южной Кореи военнослужащие армии США, — пояснил Рик с важным видом. — Те люди, что установили здесь военную диктатуру. Юнговцы — это власть, контролирующая зону «Коридор». То есть обширное пространство бывшего столичного округа Сеул. Так понятно?
— Коридор? — снова переспросила мисс Тешина.
Рик ткнул пальцем в карту.
— Коридор. Ты разве еще не врубилась?
Мисс Мэри внимательней присмотрелась к карте и оттопырила нижнюю губу.
Действительно, рисунок на пластике очень напоминал по форме узкий коридор, в одном из сегментов которого располагался город. Так вот в чем дело…
Заметив реакцию Мэри, Рик заговорщицки усмехнулся и подмигнул Кити.
— Блондинка, — прокомментировала девочка. — Я же говорила, что все умные женщины исключительно брюнетки. А белобрысые дрыны — тупые, как первый айпад.
— Вот смотри, — продолжил Рик, — с запада Коридор ограничен морским побережьем Инчхона, портом и аэропортом, в которых, правда, как я слышал, не осталось живых людей. — С этими словами Рик провел по карте рукой, словно очерчивая названую зону. — На севере Коридор ограничен территорией пукханов, так называемых красных банд. А также владениями прочих местных мародеров. Цвет флага, приверженность коммунизму и даже армейским подразделениям КНДР тут, в сущности, роли не играет. Единственное, что важно — бесконечная борьба за пищу, которую ведут по ту сторону границы. По большому счету, это даже не война, а множество пересекающихся друг с другом охотничьих экспедиций, которые ведут охоту на человечину. Ведут по всем правилам, с засадами, ловушками, загонами и травлей. На востоке Коридор не ограничен ничем, кроме горного хребта Тхэбэксан и здравого смысла, не позволяющего бывшим подразделениям ВМС США и подконтрольным им частям корейской республиканской армии удаляться от базы «Кэмп Грей» на значительное расстояние.
— Базы «Кэмп Грей»? — совсем запуталась Мэри.
— Я рассказываю по порядку, не перебивай, — одернул ее Рик. — Да, базы «Кэмп Грей». Дело в том, что внутри своих границ зона «Коридор» также имеет определенное деление. Она разделена на четыре больших района, в каждом из которых за прошедшие два месяца сложился определенный политический уклад. В частности, земли ближе к границе, то есть север города контролируют американцы. Давно, после окончания последней войны с пукханами, севернее Сеула, прямо перед границей с КНДР, штатовцы построили огромную военную базу. Ее назвали «Кэмп Грей». Она стала самой большой и самой мощной военной базой Соединенных Штатов в дальневосточной Азии. После анабиоза сложилось так, что именно вокруг этой базы стали концентрироваться квартировавшие на территории Полуострова американские военнослужащие, а также, как выяснилось позже, гражданские лица. Именно вокруг «Кэмп Грея» американцы и подчинившиеся им немногочисленные части корейской национальной армии пытаются раскорчевать и засеять огромные плантации, чтобы избежать голода в следующем году.
— Далее, за «Кэмп Греем», — продолжил Рик, — если следовать к югу, располагается центр зоны «Коридор», то есть собственно Мегаполис. Его кварталы, а также прилегающие окраины поделены между дикими гангами, то есть бандами местных отморозков. Дикие ганги хаотически образовались в первые дни после завершения массовых убийств, получивших название Уличных войн. Убийств, конечно, много и сейчас, но если ты действительно проснулась позже остальных, то даже не сможешь вообразить, что творилось здесь во время Уличных войн. Люди гибли десятками тысяч каждый час. Люди резали, колотили, рвали друг друга. Лидером диких гангов теоретически является банда Топоров, у которой мы тебя отбили. Топорам подчиняются все остальные ганги, однако это подчинение достаточно условно, так как у каждого ганга в городе своя четкая территория. Оставшиеся в живых жители распределены по гангам, но много и одиночек. Население может свободно перемещаться по всему Мегаполису, но делать это часто не рекомендуется, если дороги жизнь и здоровье. Ганг Топоров собирает с остальных гангов в пользу американцев так называемый «налог» в виде дани кровью — живых рабов для обработки плантаций. В этой «привилегии» заключается единственное превосходство Топоров над остальными бандитами. Главу банды Топоров зовут боссом всех боссов Сеула, им является некто Синода Шедоши, бывший мясник, возможно, ты слышала о нем. Сами Топоры подчиняются американцам с базы «Кэмп Грей», которые, в свою очередь, представляют собой просто самый сплоченный и сильный бандитский клан, вооруженный огнестрельным оружием.
— В принципе, Коридор — это полноценное государственное образование, занимающее огромную площадь, — подытожил Рик. — Коридор — своего рода королевство. Правит в нем хозяин базы «Кэмп Грей», бывший американский военнослужащий, один из старших армейских офицеров в Южной Корее. Взгляд на режим этого полковника у нас с Кити двоякий. С одной стороны, его бойцы представляют собой цивилизованную силу, способную поддерживать видимость порядка внутри Сеула и противостоять обезумевшим северянам.
— Вот-вот, — подтвердила Кити.
— С другой стороны, — продолжил Рик, — юнговцы оккупанты. Чужие люди в чужой стране, не знающие языка, обирающие население, убивающие местных жителей по прихоти и активно использующие местных женщин в сугубо потребительских целях. Кроме того, насколько я заметил, юнговцы, при всех своих положительных качествах, презирают нас, аборигенов. Причем одинаково, северян и южан. Заметь, именно при юнговцах, желающих экономить запасы продовольствия, среди местных жителей широко распространилась пищевая работорговля и массовый каннибализм. Что людям еще остается делать?
Рик недовольно покачал головой. Злые слова давно вертелись у него на языке, но, боясь сболтнуть лишнее, он сдерживал себя. У него были свои причины ненавидеть юнговцев, а у Кити — свои. Впрочем, повернутая на отстреле людоедов девочка одинаково ровно ненавидела всех, кто не разделял ее взгляд на мир.
— Далее мы движемся немного на запад. — Рик провел пальцем по карте. — Запад, мисс Мэри, это пустая и почти безжизненная земля. Мертвый Инчхон, пустой морской порт и гигантский многоярусный аэропорт. Там никто не живет, кроме одиночек-мародеров. За западом следует юг нашего необычного мира. Юг, пожалуй, самая загадочная часть зоны «Коридор». Ты наверняка знаешь, что до катастрофы здесь располагался Кёнсан — огромный научный центр, включавший в себя корейский институт ядерной физики. Сейчас Кёнсан защищен опасным золотистым свечением, природу которого никто не в силах объяснить. Свечение, если изучить его с помощью хорошей оптики, имеет слоистую структуру и разделено на несколько последовательных поясов. Обычно их называют «слоями». Каждый из таких слоев является чем-то вроде прозрачной световой вуали. Центр всего этого конгломерата из света и полей изучить без мощных приборов нереально. Его называют червоточиной — по аналогии с физическим феноменом из теории относительности. Наконец, за югом следует восток. Говоря честно, я очень мало знаю про восток Коридора. Там, где заканчиваются земли пригородных гангов, начинаются горы и обитают какие-то сельские группировки, так называемые «поедатели падали». Варвары. В их лесах и предгорьях творится полный беспредел. Никакой власти горцы не подчиняются и не признают даже формального верховенства «Кэмп Грей». Они совершенно неподконтрольны. В их общинах, а лучше сказать племенах, царят анархия и хаос. Командование «Кэмп Грей», насколько я помню, активно внушает своим вассалам мысль, что при встрече с падальщиком его следует немедленно умертвить. Без лишних разговоров. В общем, восток Коридора — это земли анархии и беспредела. Лучше не ходить туда без взвода автоматчиков.
— Взвод автоматчиков… У тебя, оказывается, есть чувство юмора, — сказала мисс Мэри, но Рик не улыбнулся собственной шутке.
— Никакого юмора, — сказал он и состроил кислую мину. — Все, что я описал, и есть территория «Коридор». Она ограничена морем с запада, горами с востока, бывшей границей КНДР с севера и золотыми слоями Кёнсана с юга. По форме Коридор напоминает длинную ленту с Мегаполисом посередине. Северная граница — это рвы, колючая проволока, минные заграждения, брустверы и траншеи. — Рик тряхнул куском пластика с нарисованной на нем картой. — Запоминай! Это мир, в котором тебе предстоит выживать.
— Я вот чего не понимаю, — сказала мисс Мэри. — Почему нужно именно выживать? Если зона «Коридор» представляет, как ты говоришь, почти государственное образование и юнговцы поддерживают порядок, то откуда вообще взялось людоедство, беспредел, дикие ганги, падальщики?
— Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, если Рик не против, — подал голос Дэмио. — Но рассказ будет долгий. Он касается, прежде всего, экономической ситуации, о которой я уже начал говорить, но меня прервали.
Очкарик с упреком посмотрел на Рика. Тому на укоризненные взгляды было плевать.
— Опять несешь чушь, — спокойно проговорил Рик. — Какая связь между твоей экономикой и человекоубийством?
— Экономика — основа любых преступлений, — ответил Дэмио. — Каннибализм воцарился в Мегаполисе вовсе не потому, что жители Сеула поголовно были ублюдками, скрывавшими свои животные наклонности под масками жизнерадостных обывателей. Как раз наоборот. И я могу это доказать.
Пуля 5
Теория доказательств
— Как вы знаете, — начал Дэмио, — после пробуждения люди стали заниматься чем угодно. Кто-то объединялся в ганги, кто-то искал свои семьи, кто-то готовил оружие и так далее. Но все это было не важно на самом деле.
В Сеуле проживало одиннадцать миллионов ртов. Основные запасы продовольствия долгого хранения, стратегические, приготовленные правительством на случай войны с северянами — концентраты, мясо глубокой естественной заморозки, зерно, мука, соль и сахар, — хранились на складах республиканской гражданской обороны. Но по известным причинам — вспомните это! — склады в свое время оказались недоступны. Иных же источников продовольствия в Мегаполисе не было. То, что совершенно случайно сохранилось за тридцать лет в частных домах, а также на складах торговых компаний, было уничтожено всего за несколько дней.
Надеюсь, вы понимаете, что главную проблему тут составила как раз знаменитая на весь мир корейская «социализация». Например, в первые дни после пробуждения люди сами сдавали всё, что могли найти из съестного, в «общественную кассу», организованную уцелевшими чиновниками муниципалитета. Если бы люди заперлись в своих домах и дрались за еду, убивали друг друга, то, возможно, все было бы иначе. Выжило бы больше людей!
Но этого не случилось.
Массовая и организованная раздача остатков пищи привела к тому, что в первые две недели почти никто не умер, выжило слишком много едоков, которые съели за это время слишком много продуктов. Спустя эти две недели в городе не осталось в буквальном смысле ни грамма съестного. И миллионы жителей. Марррия, это похоже на чудо, но это так: почти никто из жителей не умер от голода в первые дни после пробуждения — такова была сила общественного самосознания, таков был порядок. Но именно этот порядок, порожденный гуманизмом и человеколюбием, привел нацию к катастрофе.
Когда на пятнадцатый день после того как люди очнулись, муниципальные учреждения объявили гражданам о полном отсутствии еды, произошел взрыв. Началась дикая резня всех и вся. Власть пала. Районы разделились на ганги. Но было уже слишком поздно. Ведь еды, которая могла прокормить немногих выживших, уже не осталось. Ее съели все остальные.
Вы знаете: Сеул не тот город, в котором можно ловить рыбу или диких животных — даже после тридцати лет запустения. Слишком много асфальта, слишком много бетона, слишком много стекла и стали. Слишком мало открытой земли. Но главное — слишком много ртов на слишком маленькой территории. Охота, рыбалка и собирательство не могли спасти Мегаполис. Не помогла и миграция.
По известным мне данным муниципальной администрации, первые случаи каннибализма в Мегаполисе были зафиксированы уже на двадцатый день после пробуждения. Каннибалов тогда выловили и казнили. Это не помогло. Волна насилия и людоедства стала нарастать. Однако, признаем честно, цивилизованных граждан, отказавшихся есть себе подобных, оказалось не так уж мало. И это стало второй трагедией Мегаполиса. Именно отвращение к каннибализму в условиях отсутствия в городе другой еды, привело к тому, что девяносто процентов населения скончалось в следующие дней двадцать. Скончалось элементарно — от истощения. Ведь в городе, где нет пищи, люди, отказавшиеся есть себе подобных, могли только умирать.
По моим подсчетам, на сороковой день после пробуждения человечину в Мегаполисе попробовал практически каждый. Каждый выживший, разумеется.
И тут, собственно, мы можем вернуться к началу описанного мной экономического феномена.
Как вы можете видеть, людоедство и рабовладение возникли в Мегаполисе не на пустом месте. В городе оказалось слишком мало продуктов. Муниципалитет переоценил имевшиеся ресурсы. Не смог накормить людей.
Однако! Количество пищи в городе — особенно огромном и приграничном городе, а Сеул всегда был «фронтовым» поселением, ведь от границы с КНДР нас отделяет лишь сотня миль, — должно было быть очень значительным.
Министерство гражданской обороны Кореи было огромной организацией. Повсюду в Республике создавались большие бомбоубежища на случай авиационной или ядерной атаки со стороны северян. Должны были быть и огромные склады, способные много лет существовать автономно — без электричества и рефрижераторов, недоступные гниению и грызунам, — чтобы обеспечить нужды армии и укрывшихся в подземельях беженцев после ядерного удара.
Где все это? Куда же делись стратегические запасы, которые не должны были пострадать даже в течение тридцати лет?
Моя мысль очень проста: голод мог стать угрозой для таких диких стран, как Индонезия, Малайзия, Таиланд или Филиппины, не ведавших войны. Но Корея с ее постоянным страхом нападения с севера не могла погибнуть от голода. Не могла!
С этим возгласом Дэмио замолчал.
— Действительно, очень странно, — прервала повисшую тишину мисс Мэри. — Но где же тогда запасы, о которых ты рассказал?
— А ты не догадываешься? — выдавил из себя Дэмио. — Разумеется, у юнговцев, у вояк. Крупнейшей вооруженной силой в окрестностях Сеула на протяжении многих лет после гражданской войны пятидесятых годов прошлого века была база «Кэмп Грей» с солдатами США. Очнувшись после неведомого физического явления в чужой стране, не имея связи с родиной, не зная местного языка, но имея под боком — вернее, под полом, потому что большая часть складов находилась под землей — огромное количество оружия, американские военные сделали то, что на их месте, вероятно, сделал бы кто угодно другой, хоть русские, хоть китайцы. Они в первый же день атаковали склады Министерства гражданской обороны и взяли под контроль все запасы стратегического продовольствия, припасенного правительством на случай войны с северянами. Гигантские автономные хранилища, которые могли бы кормить половину Мегаполиса в течение нескольких месяцев, оказались отобраны у жителей… Впрочем, я говорю не совсем верно.
Дэмио помотал головой.
— К юнговцам, — продолжил он, — единственным обладателям бесценного сокровища — оружия и еды — в ближайшие недели присоединились и сохранившиеся части корейской республиканской армии. Так что в «Кэмп Грее» сидят не только американцы. Но и «наши», солдаты Республики, граждане Полуострова…
К слову, американцам следует отдать должное. В Корее было расквартировано почти сорок тысяч американских солдат. Многие из них размещались не на базе «Кэмп Грей», а в других войсковых частях, разбросанных по всем корейским провинциям.
И представляете юнговцы не бросили своих! Не жалея топлива, на немногочисленных уцелевших автомобилях и на вертолете, сохранившемся в одном из законсервированных ангаров, юнговцы обыскали весь юг и вытащили всех своих выживших граждан. По крайней мере, военных. И вывезли их в «Кэмп Грей».
— Отдать должное? — Кити фыркнула. — Эти ублюдки обрекли на смерть почти десять миллионов сеульцев. А могли бы их накормить, раз стены «Кэмп Грея» ломятся от зерна!
Дэмио лишь махнул худой рукой.
— В общем, ушлый офицер захватил власть над главной азиатской базой вооруженных сил США, спас множество военных из других подразделений, став таким образом главным и для них. После этого он захватил запасы продовольствия, ограбив склады гражданской обороны, присвоил себе оружие с приграничных складов и при помощи безотказных инструментов — стволов и еды — с легкостью подчинил себе дикие ганги, едва сформировавшиеся к этому моменту на просторах Мегаполиса.
Сейчас полковник официально признан боссами гангов диктатором зоны «Коридор» с неограниченными полномочиями. Очевидно, на пожизненный срок. Как старший офицер «Кэмп Грей», он неожиданно превратился в хозяина сначала всей американской армии в Корее, затем в хозяина всех стратегических запасов, затем — уже автоматически — в хозяина огромной корейской столицы. Способствовало этому также то, что ни единого американского генерала 28 июля 2016 года в Южной Корее не было. Хотя, может, кто-то и был, да не проснулся. А может, кто-то проснулся, да не дожил.
— Ты думаешь, колонель убил всех, кто был старше его по званию?
— Думаю, что колонель, прежде всего, продемонстрировал в экстремальных условиях отличные волевые качества и впечатляющую харизму, проявил себя трезвомыслящим и расчетливым офицером, великолепным тактиком и стратегом. Возможно, он никого не убивал, зато сумел вовремя сориентироваться. Возможно, его выбрали в качестве лидера главы подразделений, пристрелив замшелых офицеров, что были старше его по званию, но не способны к активным действиям. Возможно всё!
Но важно другое. Колонель вовремя осознал, что подчиненных ему бойцов из бывшей армии США не хватит для контроля всех территорий страны. Корейцы могли в любой момент предъявить права на продовольственные запасы по праву хозяев своей земли. Для колонеля это означало бы только одно: сдачу базы «Кэмп Грей» и голодную смерть для всех его подопечных. Американских солдат. Янки умирать не хотелось и, чтобы этого не допустить, офицер-оккупант решил не ждать явления манны с неба. Он нанес превентивный удар.
Под угрозой возможной эпидемии в городе, где улицы уже покрывал слой из трупов, полковник организовал из местного населения специальные отряды, слившиеся впоследствии с дикими гангами. Первоначально это были группы добровольцев, собранные для зачистки города от мертвых. Они вполне годились американцам с «Кэмп Грея» в качестве вспомогательных войск. Колонель просто кормил бойцов этих групп. И они служили ему очень преданно. После этого американцам не могло противостоять уже ничто. Получив не только качественный перевес в виде огнестрельного оружия, но и перевес численный — в виде массы людей, организованных в отряды чистильщиков, пусть не вооруженных винтовками, но многочисленных, — колонель установил свою власть над остальными бандитами дипломатическим путем: без перестрелок, убийств и никому не нужной траты патронов. После принесения вассальной клятвы остальными бандитскими группировками во власти полковника оказался весь город. С тех пор, балансируя на грани фола, используя шпионаж, агентуру и разведку во всех формах, умело стравливая группировки, полковник стал властвовать в Коридоре и Мегаполисе, не допуская никаких союзов между боссами отдельных городских гангов.
Зато он вычленил среди боссов всех гангов явного лидера, которому и поручил сбор «налогов». Так в Мегаполисе появился босс всех боссов. Благодаря своему процветавшему после пробуждения ремеслу, первым среди равных стал владелец мясного рынка — старик Синода Шедоши. Шедоши заключил с полковником сделку: поставки рабов в обмен на зерно, одежду и прочие уникальные предметы, хранившиеся в «Кэмп Грее».
Теперь вы понимаете, почему я говорю об экономике?
Современная коммерция — это торговля людьми. Ганги реализуют юнговцам живых людей в обмен на зерно, соль, сахар, обувь, сохранившуюся на складах одежду. Основа экономики внутри самих гангов — это охота и собирательство. Люди гангов собирают в развалинах любые уцелевшие после анабиоза промышленные изделия. Керамические, стеклянные, металлические, пластиковые. Всё, что можно использовать в новом мире. И, конечно, люди гангов охотятся на людей. Это замена промышленному производству прошлого. Мы ничего не создаем и не добываем. Мы копаемся в руинах и ловим себе подобных для продажи или еды.
В сложившейся социальной модели просто нет иного способа выжить — выжить обществу, я имею в виду, а не одному человеку. Ведь единственный продукт, который могут добывать люди в Мегаполисе для потребления или обмена — это сами люди. Понимаете?
Мэри помолчала. Рик тоже ничего не сказал.
— А как же Сопротивление? — с надеждой подала голос Кити. — Я слышала, что на юге, далеко от Сеула, из сил внутреннего реагирования, уцелевших армейских частей корейской армии и резервистов созданы боевые отряды для похода на «Кэмп Грей» и отвоевания Мегаполиса. По слухам, у них есть огнестрельное оружие. Не меньше, чем у юнговцев! Чтобы собрать в кулак разрозненные регулярные части и перегруппироваться, им пришлось отступить на юг Полуострова, отдав в распоряжение полковника весь Коридор. Сейчас они уничтожают пукханов, прорывающихся через границу восточнее Коридора. Но я уверена, придет время и корейская армия вернется сюда. В свою, черт возьми, столицу!
— Мне кажется, это слухи, которые рождаются от голода, — покачал головой Дэмио. — Последняя надежда выживших, не более того. Людям не во что верить, они и придумывают небылицы. Даже если я ошибаюсь, это хваленое Сопротивление отсюда далеко… Да дело вовсе не в Сопротивлении, не в полковнике и даже не в противостоянии гангам. Я считаю, не так важно, что именно произошло после пробуждения. Важно, почему случился сам анабиоз. Причины каннибализма и гибели десяти миллионов человек заключаются не в борьбе между группировками, а в уникальном событии, которое им предшествовало. Понимаете, о чем я? Расскажу еще одну вещь… Мой отец по специальности физик-ядерщик. В прошлом он много преподавал, но в последнее время работал в одной из лабораторий на юге Сеула…
С этими словами Дэмио почему-то повернулся к мисс Мэри.
— Так вот, 28 июля 2016 года, — продолжил он, — в тот день, когда всё случилось, ядерщики по всему миру ждали важное событие. У вас в России запускали новый адронный коллайдер. Данные должны были пройти во все международные научные учреждения, занимающиеся проблемой элементарных частиц и нулевого времени. В том числе — в институт моего отца в Кёнсане. Именно там располагалась лаборатория…
— Опять Кёнсан? — нахмурилась Мэри, услышав знакомое слово. — Место, которое закрыли эти стены света?
— Точно. — Дэмио кивнул. — И в этом вся соль. Первый Большой адронный коллайдер, как вам известно, был запущен в 2008 году на границе Швейцарии и Франции, возле Женевы. Коллайдер нового поколения, как я уже говорил, запускался в 2016-м, недалеко от Москвы.
Однако за событиями в России следили во всем мире. Запуск коллайдера такого масштаба — слишком важное событие, чтобы стать достоянием одной нации. Этот запуск должен был стать достоянием ученых всего мира, ибо теоретическая физика с ее глобальными, просто космическими по масштабу проблемами — не ноу-хау бесшумной стиральной машины и не технология производства крекеров.
Наш Кёнсан, университет в Мумбаи, отделение Массачусетского университета в Штатах и огромное количество прочих научных учреждений по всему миру ждали этого мига. Ждали все вместе, в разных частях света, на разных континентах, но одновременно. 28 июля 2016 года. Мне известно, что в Кёнсане к результатам запуска русского коллайдера готовились очень долго. Мой отец говорил, что эксперимент будет очень важен для основ теоретической физики. Возможно, говорил он, сама теория относительности будет пересмотрена. В подробности он меня не посвящал. Впрочем, думаю, даже если бы он расписал все в научных терминах, я ничего бы не понял. Как возможна, например, физическая связь между разгонным коллайдером, расположенным под Москвой, и лабораторией моего отца в Кёнсане, пригороде Сеула? Не понимаю. Но эта связь существует!