Сидишь дома и смотришь старые теледиски, из которых вышел газ. Выглядишь, как вывернутый на левую сторону транссексуал с размазанным макияжем. Из кухни несет чем‑то горелым. Тендер на сером поле: андрогин. Физически, ментально, культурно, религиозно, интеллектуально, эмоционально, генитально. Ph ноль. Мультифруктовое ультрамолозиво с добавкой свободных радикалов.
Может, уже пора блевануть? Или выждать еще несколько минут? Прием уже как бы вымирает. Все, что было выпить, уже выпито, все, что было пожрать, уже давно высрано. Ансамбль отдела кадров удаляется на совместную молитву перед исполнением завтрашних трудоемких обязанностей. Дорогой наш Боженька, сделай так, чтобы котелки безотказно варили, чтобы в проводах пульсировала душевная потребность постоянной работы, чтобы программа управления усталостью и чувством замешательства функционировала безукоризненно, обеспечь нам, добрый Боженька, хорошую форму и здоровую благожелательную улыбку, позаботься об улучшении концентрации и усилении сопротивляемости. Великодушный Боженька, заведи наши биологические часы. Вставь в них без напряга две пенисо‑батарейки, которые действуют на двадцать пять процентов дольше и на тридцать процентов мощней. Боженька, проследи, чтобы коллаген, тефлон, горчичный газ, хлористоводородный флюоксетин, эмульгаторы. Agent Orange и так далее…
Благодарим всех за то, что пришли к нам, за то, что посвятили нам этот чудесный день, и одновременно выражаем надежду, что большинство из вас мы в скором времени сможем проэкзаменовать более тщательно, результаты экзаменов мы отошлем вам по почте, расходы по пересылке, разумеется, оплачивает получатель. До, надеемся, скорой встречи.
До встречи! Конечно! Обязательно! Какой приятный, сыгранный ансамбль! До встречи! Ох! Ты ли это? Отче? Действительно это Ты? Что Ты на это, Господи? Это Ты остановил на мне Свой взгляд? Твои уста произнесли мое имя?
Нет.
Хрен тебе с маком.
От всего сердца благодарим Вас за интерес, проявленный к нашему предложению работы, и за то, что Вы пожертвовали своим временем, чтобы посетить нашу фирму. Вы обладаете высокой квалификацией, необходимой, вне всяких сомнений, для Вашей профессии. Но, к сожалению, Ваша направленность не соответствует требованиям той должности, на которую мы ищем сотрудника. Желаем Вам больших успехов в будущем.
С искренним уважением.
Подпись‑пись‑пись
Аминь.
А ты на что рассчитывал? Чего ждал? Оваций и бешеных плясок? Или колбасок? Вот они как раз кончились. Нет также и ароматных стейков. Так, может, устроит простая рекламная картинка? Или полицейская дубинка? Сперва садо‑оральновопильный прелюд, а потом в четыре руки по почкам. Cool?
Mentos Cool. Фрешмейкер с запахом свежего хвойного леса тотальблиннатюрельвесна. А пани руководитель видела, пани руководитель предвидела, пани руководитель говорила: сейчас не те времена, сейчас не то, что когда‑то, чтобы что‑то кому‑то, чтобы как‑то, чтобы чем‑то, сейчас если чего‑то не сделал, то уже никак, сейчас нужно вперед, без колебаний, со шлягером на устах, напористо, динамично, сейчас надо быть энергичным.
С датчиком бедности и венерических заболеваний.
Воскресенье
Просыпаешься утром и с деланным испугом осознаешь, что от цивилизации уже не убежать, а экскурсии на край света кончаются икотой, вызванной воспоминаниями, в которых из‑под заманчивых фотообоев выглядывают кучи мусора и гниющих объедков, оставленных скучающими, богатыми, великими, честолюбивыми и красноречивыми. И что? Сейчас?
Сейчас Польша. Завтра понедельник.
Понедельник
– Иола, когда входит клиент, ты не пугайся, не сиди такая внутренне скованная. Иола, побольше естественности, внутренней свободы, не надо так бояться, клиент ведь тебя не съест.
– Но я вовсе не скованная.
– А я вижу, что скованная. Иола, Иола, я же вижу, я же сижу в двух метрах от тебя, так что не надо мне рассказывать. Иола, я тебя очень прошу, сделай ты что‑нибудь с этим, постарайся, поработай над собой, не знаю, может, дома, перед зеркалом, с этим надо что‑то делать, потому что иначе… Иола, ну ты же знаешь, что ты работаешь в лучшем отделении Гамбургер Банка, или, может, тебе не хочется тут работать? Ну, скажи, Иола. Ты не хочешь работать в лучшем отделении Гамбургер Банка?
– Хочу, Бася.
– Ну так если хочешь, то надо постараться, надо с этим что‑то делать, мы не можем обмануть надежды директора, мы все должны работать на контрольные цифры, мы должны выдать из себя все. Иола, но ведь не только я одна должна об этом думать, ты понимаешь, Иола?
– Понимаю, Бася.
– Вот и отлично, что понимаешь, я страшно этому рада, Иола, в следующий раз просто громко произнеси: «Здравствуйте, чем я могу вам помочь?» Хорошо? Это же совсем не трудно.
– Но ведь я же и сказала: здравствуйте, чем я могу вам помочь?
– Я видела, как ты сказала, и теперь ты еще споришь со мной на эту тему, знаешь что. Иола, я знаю, что некоторые не подходят для такой работы, и если не можешь это делать, то хотя бы постарайся показать, что ты хочешь.
– Но я ведь я стараюсь, я хочу.
– Но я же вижу, как ты врешь прямо в глаза, препираешься, слова не даешь себе сказать, Иола, плохой кухарке мешает мясо при жарке, а ведь я хочу только добра тебе, потому что, если бы я не хотела тебе добра, ты давно бы уже здесь не работала, ведь директор приезжает и все время спрашивает, кто как работает, и я обязана говорить ему правду, потому что он и сам все видит, глаза‑то у него есть, и что в такой ситуации мне с тобой делать? Уж ты постарайся, поработай над собой, подумай о своем поведении. Вот посмотри, Анета тоже была такая, но теперь изменилась, потому что поняла, понимаешь?
– Понимаю.
– Вот и хорошо, что понимаешь, меня это страшно радует.
Но вообще‑то, если хотите знать правду, от блистательной карьеры голова у Баси вовсе не пошла кругом. Нет, она, конечно, сменила картоху, запаренную с крапивой, на салаты с консервированной кукурузой и тунцом по три сорок за банку, то есть совсем не таким уж дешевым, однако по‑прежнему остается скромной, прочно стоящей на земле девушкой, которая по крайней мере раз в год исповедуется, а на Пасху принимает Святое Причастие. В настоящий момент важное место в ее сердце занимают длинные сигареты с угольным фильтром, роскошные автомобили, острый соус, густой соус, пикантный соус… эй!.. Бася пробуждается от летаргии грез, что это еще за бредни? Кто это сказал? Дамы и господа, не играйте с Басей, не то Бася так сыграет с вами! Но в общем так: в действительности для нее всего важней подлинные ценности – любовь, скромность, честность и взаимопонимание между супругами, да, надо еще упомянуть дружбу и друзей, потом долго‑долго ничего, и наконец Польское спутниковое ТВ, и только в самом‑самом конце топчутся жажда власти и выход долго подавлявшихся страхов и комплексов, приобретенных в процессе бесконечных латино‑историй неясного происхождения.
Смотрите: вот Бася, сидит здесь перед вами выпрямившаяся в своей простоте, сидит перед вами примерная и заботливая, а ведь не так давно она хотела перенестись вместе со своим телевизором в джунгли и начать охранять исчезающие виды горилл с помощью эргономического пультика. Ну была у нее такая потребность. Каприз такой. Хотелось ей ощутить внутри себя коленчатый вал от джипа «гранд‑чероки». И запах пропотевшей футболки с надписью крупными буквами «I love Trophy amp; хороший кофе». Господи боже мой, как же нам повезло. Что стало бы с нами, если бы она все‑таки решила пойти вслед за своей мечтой? Мы бы погибли в этой трясине операций, дебрях символов, тягучей гуще нечестных клиентов и череде мистических значений, связанных с правильным поведением во время исполнения своих служебных обязанностей. Благодарим тебя, es si Johnson. И Тебя, Господи, который сущий, ежели Ты существуешь.
Неделя мартирологии, часть вторая рекрутерства? Flashback старых, давно забытых снов. И опять неодолимо явственно, убедительно вспоминается прием у незабвенного сэра Артура Андерсена. Боже, упокой душу этого неисправимого оптимиста, скользившего по мрачным волнам бухгалтерского права.
Пятница, 13.30, Варшава
Лучезарна будь весь день. Ты должна быть как солнце. И какой там умственный бардак. Плюс целый четвертый рейх толстых юберменшей с пустыми безумными глазами спятивших киборгов, тянущих автопогрузчик отвращения и антигедонизма, и потому говорю вам воистину: классно в нашей фирме, дают скидки на прохладительные напитки, и атмосфера просто очень приятная, с большим процентным содержанием кислорода. Ездим на переподготовку в Испанию, Лондон и другие страны, вначале я слегка побаивался, не слишком ли много окажется работы, будет ли шанс развернуть так называемую личную жизнь, но оказалось, что атмосфера просто очень приятная и все идет так естественно и спонтанно, вот, пожалуйста, удостоверяющий сертификат, нет, разумеется, ты обязан выдать все из себя, но это вовсе не значит, что ты должен позволить себя выжать.
Ну уж самое большее, вжать.
Вот именно. Вжать и закрепить спичкой, чтобы пуговица не выскочила.
Вскормленные чем‑то клоны с интеллектом, явно превышающим средний уровень, – фирме как‑никак требуются самые лучшие: умные, способные, готовые встретить самые неожиданные вызовы, динамичные, отзывчивые, рассудительные и романтичные – с IQ, достаточным для успешного прохождения невероятно усложненного числового теста в условиях английского языка за время, не выходящее из границ хорошего вкуса, – держат кончиками пальцев миниатюрные чашечки с кофе из термоса. Они являют собой символ серии А. Идеальный материал для политиков. Для социологических сексбомб. Господи боже мой, смех смехом, хиханьки хаханьками, подъебки подъебками, но эти парни от Андерсена действительно что‑то невероятное. Поистине образцы здоровья и способности организма к саморегуляции.
После экзамена, разумеется, рекрутерское угощение. Пожалуйста, просим вас, не стесняйтесь. Фирма ставит. Она в состоянии. Ведь это хорошая фирма. Признанная фирма. На общемировом уровне. Соки апельсиновый и яблочный, срок годности неделя назад, что напоминает о преходящности и невыносимой недолговечности жизни продукта в маркетинговом центре. Палочки с сезамом откройся. Крекеры луковые. Соленые печеньица в форме рыбок. Прянички в шоколаде, но немножко, к сожалению, твердоватые. Ну и все остальное. Все, что современная предусмотрительная хозяйка ныкает в запаснике на случай неожиданных пятничных drink party grill.
Это празднество у Артура, у Арта, наверно, я могу так называть тебя? Перейдем на ты. Лады? Без балды. Это празднество было, говорю, увы, не без сарказма, настоящим оазисом. То было исполнение. То был кебаб‑сарай. Жирные, налитые бромом парни в сине‑стальных коротковатых костюмчиках, два года гарантии от психоза. Бабушкино печенье, равномерно разложенное на тарелочках. Ах да, еще чай и кофе в термосе, кофе был двух размеров – черный и со сливками. Жаль, сливки из порошка. Похоже, блин, стирального.
А потом я херачу по серо‑седой Варшаве, и во рту неизбывный привкус разрыхлителя для теста, так что впору накачаться и захлебнуться.
В соответствии с проведенными в нашей фирме тестами, сообщаю, что в связи с незначительным количеством свободных должностей Вы оказались не допущенным ко второму этапу процесса отбора кандидатов. Желаю успехов в дальнейших поисках работы.
С уважением
Какой‑то вице‑хер по кадрам.
Просто охеренно варшавский день! Так что прощай, котик! Трудно признать тебя за пять попаданий в тото‑лото, так что ариведерчи, счастливая шестерка, ауфвидерзеен, счастливая пятерка, до свидания, святая троица!
Кто не работает, тот не куусает, а мне хотится куусать, хотится быть толстеньким.
Четверг
Всем хотится.
А пока я переминаюсь с ноги на ногу в очереди на регистрацию. Управление по трудоустройству приветствует, приглашает, предлагает. Все тут выложено белой кафельной плиткой, имитирующей современность и гигиену, но на самом деле здорово смахивает на большой сортир на Центральном вокзале. Вот только на стенах отсутствуют примитивные изображения мужских и женских половых органов, исполненные фекалиями. А кругом персонажи прямо тебе с картин Брейгеля. Опухшие. Хмурые. Мятые. В синяках. Невыспавшиеся. Недовольные. Недо‑чего‑там‑еще. А уж нервные и раздраженные так просто до невозможности. Чуть что – так сразу проблема. Чуть слово скажешь – сразу возмущение. Чуть коснешься чего – сразу вонища. Это своего рода оправдание существования. Камуфляж.
– Вы идете сейчас? Как это вы? Я же видела, что вы пришли за этой женщиной.
– Прошу прощения, за этой женщиной стоял я.
– Правильно, а та женщина стояла за этой женщиной.
– Я свидетель, что та женщина стояла за этой женщиной.
– А за кем вы стоите?
– Я? Вот за той женщиной.
– Но ведь та женщина пришла после этого мужчины.
– Хорошо, сейчас заходит эта женщина, потом этот мужчина, а потом…
– Сейчас я захожу.
– Как это вы заходите, если вы стоите после меня?
– Я за той женщиной.
– Но ведь мужчина пришел после меня.
– Я ничего не знаю, знаю только, что я стою за этой женщиной.
– А раз вы пришли после меня, значит, я захожу перед той женщиной.
– А женщина за кем идет?
– А кто перед женщиной стоит?
– Вон тот мужчина.
– Тогда, значит, вы пойдете после того мужчины.
– Я после того мужчины не пойду, потому что тот мужчина пришел уже после меня.
– Нет, вы гляньте, какой нахал, сказал, что только вопрос задать, а просидел полчаса, я вот тоже так возьму и войду.
– Извините, мне нужна была только выписка.
– Всем нужна только выписка.
– Каждый лишь изображает из себя и ничего больше, вы что, скажете, нет?
Ну да… ничего больше, я как раз это и говорил. Чересчур много сериалов, чересчур много того, чересчур много этого, какое‑то болезненное пресыщение, всеобъемлющая чесотка, всеобщая парша, и оттого, наверное, и возникает эта сраная асертивность. Не хватает только, чтобы мы начали друг другу рассказывать, кто чем болеет, сколько кто тратит на лекарства, и вообще, что все не по‑людски, не так!
– Вот вы говорите, а у меня полпособия уходит на лекарство, так вот ответьте мне: за что мне такая жизнь?
– А вы что думаете, у меня по‑другому? То же самое.
– Вот нет ничего, и хотел бы человек иметь, но нет ничего, и ничего не будет.
– А ничего не поделаешь, не родишь же.
– Вы слышали? Снова там наверху какая‑то афера.
– Ай, да оставьте вы, если не одни, так другие, если не эти, так те, вот раньше были из «Солидарности», и что? Ничего. Что они сделали? Ничего. Теперь правят эти, и что? Ничего, афера за аферой, а ты стой, как глупый козел, в очередях, и за то, что ты всю жизнь честно работал, теперь живешь хуже собаки.
– Хлеб и маргарин, это истинная правда, а уж лекарства…
– Ох, лекарства…
– Хотите знать, сколько мы тратим на лекарства жене? Если б вы знали, вы бы поразились.
– Ой, моя жена от врача к врачу, из санатория в санаторий, и конца‑края этому не видно, а знаете, какую рыбу эти врачи больше всего любят? Жирную, а купюры крупные и побольше, ну да что я вам буду рассказывать.
– Да, да…
Именно о том я и говорил, какая‑то, к сожалению, внутренняя гниль! Чересчур много самых точных реалсообщений и фактов из первых рук. Чересчур много недоброкачественной жратвы. Чересчур много загрязнений. Чересчур много пестицидов, нитратов, низорала и гнилоточивых мультяшек. Чересчур много дерьма. Ну и безработица, не будем сбрасывать со счетов, чудовищная.
Наступает моя очередь. Вхожу и смотрю, не набросится ли кто на меня с руганью, как на беспородного пса, которого всегда можно пнуть. Но нет. Удалось. Я уже в комнате. Все хорошо. Сажусь. Служащая уже копается в моих бумагах.
– Была у тебя в течение последнего месяца оплачиваемая работа, какие‑нибудь занятия, приносящие жирные витамины? Финансовый поток в кошелек не пролился? Говорить правду, чистую правду, а не то как счас врежу! Ну так как – было? Ничего не было? Тогда подпишись здесь.
– Простите… у меня нет ручки…
– Как это нет ручки? Он что? Думает, у нас тут фабрика ручек? Нет ручки! Вы только гляньте на этого мелкого жулика, он мне еще сейчас будет доказывать, что у нас нигде не написано, чтобы приносить свою ручку, ну, наглый тип, недоделок несчастный, работать ему не хочется, здоровенный мужик, а мне заявляет: ручки у него нет, это уже переходит все границы, он небось себе воображает, что мы тут будем обо всем помнить? О ручке, о том о сем, об этом, небось он думает, что мы тут не работаем, а так себе сидим для собственного удовольствия! Ручки у него нет, наглость какая!
Злит меня это? Ну злит. Хотел бы я поговорить с начальником этой стервы? Хотел бы. Но если по правде, то нет. Скорей бы домой, плюхнуться в кресло перед порнофильмом. Лишь бы только вырваться из этих Хуевиц. Все? Подпись поставлена. До встречи в следующем месяце.
Понедельник
Просыпаешься утром и вяло думаешь, что надо бы выйти за понедельничной желтой толстушкой с приложением «Работа». Это становится уже частью постуикендовых ритуальных омовений. Приложение «Работа». А потом смотришь. Просматриваешь. Анализируешь. Вникаешь. Думаешь. Для куража сжимаешь в кулаке яйца. Чешешь волосню. Пьешь сладкий чай. По ходу прочитываешь также информацию и новости. Опять какая‑то афера. Опять какая‑то война. Опять мертвый новорожденный младенец в мусорном баке. Кто‑то кого‑то. Кто‑то кому‑то. Кто‑то чье‑то. Кто‑то чем‑то. Что‑то где‑то. Благая весть в мирных условиях. Втюхать!
Способ ААААа: Универсальная система игры в тото‑лото. Берешь? Беру!
Требуется: профессиональный, способный, амбициозный, креативный.
Способ Беее: В будущем году издай альбом о своей семейной жизни. Ты, моющий окна на Пасху. Ты, сдирающий с себя кожу при просмотре чувствительного порно. Сядь и представь, что ты подписал контракт на миллион долларов. Что пребываешь в состоянии волнующей эрекции. То есть: скатерть‑самобранка, накройся. Входишь? Конечно вхожу!
Желательны: умение работать в коллективе, аналитическое мышление, управляемость.
Способ В (от вонища): Начни наконец гнать самогон из картошки и продавай его в студенческом общежитии. А будут брать? Еще бы. Тоже мне вопрос. Пойдет, как свежие булочки. Взорви эту гадскую спиртовую монополию. Отдери мафию‑государство в жопу. Вперед!
Предлагаем: Работа в молодом, динамичном коллективе, возможность карьерного роста, завидный социальный пакет, повышение квалификации, безопасность, стабильное развитие.
Способ Г (от говно): засунь свои амбиции и надежды в sex doll. Уйди в себя, сойди с катушек и приземлись в hjuston в дурдоме. Дай себя запеленать в смирительную рубашку и закрыть в отеле без дверных ручек с дармовой кормежкой, стиркой, лекарствами, способствующими злоупотреблениям ими, а также с удобной электрической кроваткой. Дурацкая мысль? Тогда выбей себе пенсию. Походишь и выходишь. Поклянчишь и выклянчишь. А как, ты думаешь, живет половина людей в деревнях? Пенсия такая, пенсия сякая, дают, надо брать, жить‑то нужно, а ты что? Ничего.
У тебя масса времени на свободных оборотах. Ты свободен, как альфонс. Так что сядь и при полном спокойствии ума поработай над своим внутренним содержанием.
Вторник
Работу над своим внутренним содержанием начнем с умывания и бритья. Свежий и отдохнувший, ты способен усваивать новые интересные факты и сообщения, могущие оказаться небесполезными для развития твоей эвентуальной профессиональной карьеры. Усваивать общее, растворимое знание об окружающем мире, достаточное, чтобы точно перемещаться в обгоняющей действительность трехмерной картонной конструкции.
Кшись, ревностный член общества потребления, уже стоит здесь. Уже обнаружился среди упаковок. Стоит. Сидит. На резиновом табурете в модных картонных кроссовках.
– Привет, Кшись.
– Ну привет.
– Все в норме?
– Ну.
Кшись при его толщине унисексуален, анаболические сиськи свисают у него, как бататы, а пенис утончился до размеров трубочки для пепси. Когда я смотрю на Кшися, на его одутловатое, гладко выбритое лицо, снабженное жирными губами, во мне поднимается отвращение к продуктам питания. Кшись, дорогой ты мой человек, аппетитные и возвышенные фотографии в рекламах старательно сфабрикованы с заранее обдуманными намерениями. Ты что, не знал? Ничего из того, что должно олицетворять в средствах массовой информации красоту, молодость и здоровье, не является подлинным. Все выглядит куда сочней, все, смазанное черт те знает каким салом, немилосердно блестит, как, не преувеличиваю, яйца у кобеля. Ты что, не видишь четкой надписи на обертке: «Потребление увеличивает риск заболевания раком кишечника и гангреной всего тела»? Кшись, дорогой ты мой человек, эти куры, которые выглядят так аппетитно, могут быть напичканы антибиотиками, гормонами и диоксинами, а вареная колбаса не менее соблазнительного вида по шесть шестьдесят за килограмм – конгломерат отходов, соплей и детергентов.
Но Кшисю это по барабану. Не колышет его это. Клал он на это с высокого дерева. Воспринимая жирок, завязывающийся по другой, менее розовой стороне экрана, с благоговейным почтением, он неколебимо убежден, что утверждения наподобие «более половины мировых сборов сои и одной трети зерновых содержат гены, происходящие из иных форм жизни» обычный треп. А то, что под видом жареного молотого месива мы потребляем стероидные анаболики, ускоряющие набор веса крупным рогатым скотом от пяти до двадцати процентов, гормоны, которые подозревают в том, что они вызывают рак, и огромные количества антибиотиков, – так это фундаменталистский, антиамериканский миф, подрывающий устои нового миропорядка, традиционного польского гостеприимства и общепринятые принципы хорошей кухни.
Кшись, философия быстрого питания, стирая границы между пищей и вкусовыми добавками, не исполнила своих демократических обещаний. Дешевая еда, потребление которой становится дурной привычкой, углубляет социальные различия, которые, по замыслу, должна была уничтожить.
Впрочем, какая разница? И так все закончим свой путь в общей могиле с маленькой дыркой в затылке. А потому надо как следует набивать брюхо. Пока оно еще функционирует.
О божественный гастроном! Смилуйся над грешниками, кающимися всей плотью своею и салом своим.
– Привет, Кшись.
– Ну привет.
– Что, вкусно?
– Для меня вкусно, а для тебя пусто.
– Хреново.
– Да уж.
– И что?
– А ничего.
– Ничего, так ничего.
– Вы знаете, – говорит маменька Кшися, когда окажешься вместе с ней в лифте, – я вас от всей души прошу представить себе, что вчера Кшисеку пришлось проснуться в два часа ночи и съесть яичницу из семи яиц – такой у него был аппетит, уж так ему захотелось яичницы, просто не приведи Господь, и еще, раз мы тут оказались, я хочу сказать, что Кшисек очень, ну просто страшно любит омлет и умеет, вы только представьте себе, сам готовить, я ему даже не помогаю делать омлеты, а он и не хочет, мама, говорит, не помогай мне делать омлеты, я и сам справлюсь, и потом, мне самому это нужно уметь. Да готовь, говорю ему, готовь, вот будет жене радость, ты и это умеешь, и то умеешь, просто чистый клад для семейной жизни, нет, правда же, хороший он мальчик, ведь верно?
Ну. И правда страшно хороший. Когда Кшисю больше неохота метать дротики в мишень в клубе «Релакс», он вытаскивает ствол, потому что ему уже неохота метать дротики. Когда Кшись лезет в карман куртки и не находит там сигарет; он вытаскивает ствол, потому что не находит в Карманах курева, потому что ему уже неохота, потому что ему уже ничего неохота, потому что у пацана, с которым Кшись сидит в «гольфе‑четверке», есть, но он не хочет угостить, потому что ему не хочется, вот тогда Кшись вытаскивает ствол, потому что ему уже ничего не хочется, и говорит пацану:
– Хочешь?
Кшись, опомнись! Половина блатных сгорает из‑за фраерских штучек с пушкой, но хороший мальчик Кшись не желает опомниться, потому что ему не по нраву, потому что милейший Кшись отшень любить размахивать пушкой. Это ж зер отшень как в фильмах! И еще в минуты напряжения из‑за отсутствия курева любит он, как этакий суперкоп, приставить пушку пациенту к виску. Пусть пациент знает, на чьей стороне истина, вера, надежда, любовь. А когда милейший Кшись был маленький, он с удовольствием возглавлял небольшую бандочку в коротких штанишках, которая измывалась над учениками младших классов. Вот были времена! Милейшие родители гордились таким многообещающим сыном. А когда Кшись был еще меньше, то объявил родителям, что хочет, когда вырастет, стать валютчиком. Эти слова младенца рассмешили собравшееся на именины общество. А потом мама Кшися внесла яйца под майонезом, встреченные горячим одобрением. Одним словом, семейная телега катила по правильной дороге. Ежели толщина и жирность являются стигматами консюмеризма, то Кшись – это пророк из пророков. Он – первый жирный сын божий. Серотонин, содержание которого возрастает после обильной трапезы и который дает чувство радости, просто гуляет у него по организму. Не для тебя, Кшись, биоксетин, не для тебя серонил, нет, не для тебя!
Кшись, милейший потребитель, введенный в состояние гипнотического сна наяву, состояние зачарованности и атрофии способности критической оценки, стоит со мной в лифте, а я испытываю рвотное отвращение к продуктам питания. Всякий раз, когда я вкладываю в ротовую полость пищу, у меня возникает пронизывающее ощущение, что мое тело превращается в липкую взвесь порченых, прогнивших, бездеятельных, бесполезных клеток, нацеленных только на одно – стать раковыми.
– Ну ты чего, Кшись? Ты чего? Давай сядем на скамейке, поговорим, а? Потрекаем. Потрем. Постоим у выбивалки для ковров, полюбуемся на попки в стрингах. Пойдем выкурим косячок за помойкой, будет клево. Клево‑кайфово. Ну чего ты, Кшись, чего? Поговорим, поржем, порассказывем друг другу старые добрые анекдоты, повспоминаем другие, такие же добрые и старые, потолкуем о порно, обменяемся мнениями о качестве силиконовых сисек, обсудим художественные достоинства фильмов категории «Vivid video», посоревнуемся, кто дальше плюнет, кто громче пернет, кто дольше рыгнет, а? Оприходуем бутылек, захорошим, будет классно, только без кайфа. Ну чего? Слышь, пошли, подождем лучших времен, каких‑нибудь, блин, лучших времен, хирургического вмешательства, гинекологических щипцов, божественного акушера, а ну – гну! – что‑то случится, а ну шарахнет метеорит, а? О, глянь, Толстый сюда идет, во, уже увидел нас, сейчас вообще будет клево, здорово будет, побазарим, хряпнем плодово‑выгодного, по косячку выкурим, аж мир закружится, нам помогут острые локти и гибкая шея, главное – это не давать слабину. Давай, Кшись, начнем хорошеть с водярой, а потом кто‑нибудь еще пригребет с каким‑нибудь веселящим бутыльком. Здорово, Толстый!
– Здорово.
– Чего слыхать. Толстый? Чего, говоришь, слыхать? Старые бабы не хотят подыхать, а молодые не дают? – говорю я, но Толстый какой‑то не такой, какой‑то не толстый. – Чего слыхать. Толстый? А мы тут с Кшисем сидим и перетираем ни о чем, так чего, Толстый, слыхать?
– Да пошел ты, – говорит он и вздыхает так тяжело, что до нас долетает его никотиновое дыхание.
Тяжело, да, тяжело. А кто говорил, что будет легко? Никто. У Толстого только что фургон большегрузный угнали. Огромный, как сарай. На улице сразу увидишь. Нельзя такой не заметить. Рекламы на нем блестят, как яйца у кобеля. И действительно, заметили! Только сделать ничего не смогли. Не остановили.
Толстый в полицию звонит:
– У меня фургон угнали! Когда? Только что! В таком‑то месте, и сейчас он может перемещаться в южном направлении.
Все верно.
У них, то есть у так называемой полиции, есть точная наводка: угнанный большегрузный автомобиль перемещается в южном направлении.
У Толстого камень с сердца сваливается.
– Ну так что? – спрашивает он. – Он у вас почти в руках, в чем проблема?
– Да одна патрульная машина где‑то катается, а вторая стоит, бензина нету, так что сделать ничего не удастся.
У Толстого аж челюсть отвисла. Это все равно как дубиной по калгану. Ну, блин! Несколько миллиардов псу под хвост! У них бензина нету! Нет, польские мусора – это такие гады, такие гады! А что, не так? Вечно эти суки сраные там, где в них надобности нет. Вечно эти псы вонючие готовы схватить, но не ту кость, которую нужно. Задержать, составить протокол, ободрать – это они с дорогой душой! Искать не надо, под столом тебя возьмут. И пойдут шить! И дорожное происшествие, и побег с места происшествия. А кто им что сделает? Завтра вот проведут показательную акцию по охаживанию дубинками медсестер и скваттеров. Граждане будут довольны и исполнятся спокойствием. А как же! Они стоят на страже! Осененные величием закона! В поте лица своего! Только заплати налоги, и они будут обрабатывать твою задницу своими резиновыми продолжениями члена. Вжарят тебе парализатором по яйцам. Такие вот нежности, подкрепленные законом.