Незаменимый на протяжении десятилетий председатель Московской конфедерации рогов и копыт, депутат Государственной думы первого, второго и прочая созывов Хелена Сигизмундовна Пановская проснулась в своей загородной резиденции от звонка мобильного телефона.
— Пановская на проводе, — произнесла она на автомате, оставшемся от чиновничьей службы советских времен.
— Хелена Сигизмундовна, извините, что разбудил, — услышала она голос Воротилкина. Сердце Пановской забилось учащенно, рука невольно потянулась к лежащему на тумбочке валидолу.
— Что случилось? — быстро спросила она, не успев подавить тревогу в голосе.
— Случилось то, чего опасались, — конспиративно ответил Платон Андреевич.
— Когда?
— Прошлой ночью.
— Масштаб?
— До конца неизвестен. «Купола» подтопило.
— Фундамент?
— Не в курсе. Дом стоит, пока не накренился. Вокруг ползают эксперты. Я не подходил, чтобы не светиться. И так кто-то вчера надпись на подпорной стенке вывел: «Воротилкин, кому грозит „Чертов палец“? Он грозит тебе».
— И что ты?
— Залил бетоном свое имя. Обобщил значение. Теперь вокруг надписи папарацци прыгают, пытаются заснять слова угрозы со стройкой на заднем плане.
— Мерзавцы!
— Я думаю, вас скоро официально вызовут. Но пара часов на подготовку по моей оценке есть.
— Спасибо, что предупредил.
— Да что уж там! Общая головная боль теперь…
Хелена Сигизмундовна быстро набрала номер генерального директора «Домостроя» Павла Дрюкина.
— Павел? — спросила она вместо «доброго утра».
— Да, — ответил сонный похмельный голос, оживающий от удивления. — Это вы, Хелена Сигизмундовна?
— Я. У нас проблемы.
— Где?
— На объекте.
— Речка?
— Она самая.
— Я так и думал. Дождь лил и лил, лил и лил…
— Чем «так и думал», лучше бы меры соответствующие принял.
— Я принимал.
— На грудь ты вчера принимал, Павел. День космонавтики второй день праздновал.
— Хелена Сигизмундовна, вы же знаете, я Бауманку заканчивал и «Бураны» строил. Это же святое. Собрались однокашники. Это же моя социальная сеть, что я без нее? Ноль. С нашего курса и банкиры, и чиновники, и депутаты вышли.
— Вот пусть они теперь тебе и помогут, твои однокашники.
— Да вы не волнуйтесь так, Хелена Сигизмундовна. Здание ведь пока не рухнуло?
— Если оно рухнет, Паша, нас с тобой обоих погребет под руинами. Ни один твой однокашник не откопает. Пара часов есть в запасе. Собирай всю разрешительную документацию, все подписанные согласия, чтобы, если что, можно было продемонстрировать на месте комиссии и прессе.
— Проект брать?
— А вот это, Паша, упаси тебя господь. У нас какое целевое назначение объекта? Выставочно-торговое. Для демонстрации и продажи рогов и копыт, то есть. А то, что в доме триста квартир запроектировано, знают только те, кому это положено знать. И выносить эту информацию на широкую общественность не стоит.
— На месте когда быть?
— Жди, когда тебе позвонят и вызовут. Сам инициативно под огонь не подставляйся. Да и вызовут — не спеши, вроде как далеко за городом находишься. Телевизор включи, за интернетом следи — как появятся первый репортажи — значит, часть журналистского пула уже с места событий отбыла. Тогда и появимся. Да, и немедленно позвони на объект: всех рабочих запереть в вагончики и запретить им маячить в окнах до особого распоряжения. А то наговорят журналистам с три короба, потом не разгребем.
Пани Пановская поднялась с кровати, надела халат, очки и включила телевизор. По первому каналу шел репортаж из Храма Христа Спасителя. Доступ верующих к фаланге мизинца Николая Чудотворца закрыли в связи с подготовкой к Пасхе. Однако очередь, выстоявшая несколько часов в надежде увидеть чудо, не расходилась. Люди надеялись взамен созерцания фаланги мизинца Николая Чудотворца попасть на лицезрение полноростовой фигуры Президента-Премьера в пасхальную ночь. Церковные власти наняли пару кабриолетов в прокатной компании «Кабрио Лето», и священники ездили по набережной вдоль очереди, разъясняя через мегафоны пастве, что на пасхальную службу в храм будут проходить только те верующие и неверующие, у которых есть специальные пропуска, и просили людей мирно разойтись. «Хорошо бы, если бы в очереди случились какие-нибудь беспорядки, — подумала Хелена Сигизмундовна. — Тогда есть шанс, что потоп у „Чертова пальца“ вообще уйдет на третий план, в разряд городских новостей скороговоркой». К ее досаде, толпа начала расходиться.
Пани Пановская пошла в ванную комнату. Приняла душ, накрутила бигуди и намазала лицо и зону декольте питательным кремом. Перед камерами нужно будет выглядеть свежей, бодрой и невиновной. Но червячок вины все-таки грыз ее где-то в глубине души. Ведь никогда, никогда не влезала она в большие игры в особо крупных размерах, никогда никто не мог собрать против нее сколь-нибудь существенного компромата. А тут повелась на старости лет. Ей-то самой и в голову бы не пришло, что на этом крохотном клочке земли, выданном во владение конфедерации в две тысячи лохматом году можно построить что-то большее, чем круглосуточный магазин шаговой доступности. И тут ей на грех коллега по думскому цеху подвел к ней Пашу Дрюкина, отрекомендовав как любителя московской старины. И этот Паша открыл ей глаза на такие денежные горизонты, что аж сердце замирало. Построить один дом — и можно спокойно отправляться на покой на Французскую Ривьеру. Сердце все-таки пошаливает, не железное. Ей не надо было ни во что влезать, только пролоббировать в особо узких местах, каким являлась «Мостехэкспертиза».
Она, конечно, разволновалась, когда узнала, что подготовленный проект не соответствует целевому назначению, но Паша ее быстро успокоил. Не волнуйтесь, мол, уважаемая Хелена Сигизмундовна, это происходит сплошь и рядом, и никого еще не привлекли. И вот теперь она рискует оказаться первой привлеченной. Разрешение ведь выдавали ей как главе конфедерации, а не Паше. Если бы не эта вонючая речка! И надо же было ей протекать прямо под пятном застройки и выходить из своих оков прямо под носом у пятна! И ведь если что, Паша на нее все свалит, мол, строил по указанию заказчика.
Время подходило к девяти. Пановская положила под язык вторую таблетку валидола, вышла в спальню и включила новостной канал. Она сразу попала. Шла нарезка: «Купола», дальний план; строительный кран на «Чертовом пальце»; «Купола», ближний план; заповедник, ослы с интересом наблюдают свое отражение во внезапно появившемся источнике, вода бурно стекает вниз, к проезду. Палатки МЧС, люди в форме, люди в одеялах; набухший труп с дальнего плана, обморок вдовы, ближний план; странная группа людей в белых простынях, среди которых она узнала Семена Аполлонского, он что-то доказывает и размахивает руками, потом летит и падает. Встает, разворачивается назад, бьет кого-то. Аплодисменты с балконов, ближний план с переходом в дальний. Аполлонский в одних трусах, ягодицы крупным планом, камера отъезжает — Семена заталкивают в милицейскую машину. Козлы скачут по гаражным крышам, за ними бегают спасатели. Спасателям грозят кулаками, видимо, владельцы гаражей. Внизу шел текст: «No comment», то есть «Без комментариев». А жаль. Комментарии хотелось бы услышать.
Пани Пановской от просмотренного стало страшно. Холодный пот выступил в зоне декольте сквозь питательную маску. В полусознательном состоянии она смыла жирный слой с лица и прилегающих окрестностей, посушила волосы, раскрутила бигуди и вызвала машину. Надела белую блузку и черный костюм, нанесла неяркую косметику, всунула ноги в теплые сапоги на невысоком каблуке, приладила на голову среди волнующихся от бигуди волос черный берет, потом заменила его на бежевый, выбрала пальто из кашемира, взяла сумку формата А-4, в которую можно было уместить папку с бумагами, перчатки и вышла из дому. Официальный звонок застал ее в машине. «Уже еду», — коротко сказала она. Потом перезвонила Паше: «Давай выдвигайся». Водителя попросила настроить приемник на «Ухо Москвы».
«Ухо Москвы» вело репортаж с Васильевского спуска, где шла подготовка к сатурналии — веселому языческому празднику, организатором которого выступила недавно появившаяся на политической арене страны Партия любителей козлов. Бодрый девичий голосок без устали вещал в эфир: «Устроители праздника уже завершили работу над сооружением двадцатиметровой статуи козлоногого Сатира, изящно вписавшейся в задний фон Собора Василия Блаженного. Заканчивается установка большого шатра, в котором публику будут развлекать импровизированным стриптизом спутницы сатиров — нимфы. В этот момент на месте будущего праздника паркуется цистерна с вином, задекорированная под греческую амфору, предоставленная спонсором праздника, лидирующим поставщиком винного сусла на российский рынок, компанией „Прокол“. Виночерпии готовят ковши и бадьи для первоначального розлива вина. Чтобы участники не устроили давку около амфоры, заранее заготовлены и наполнены вином пластиковые бутылки, которые будут кидать в толпу на дальних подступах метатели из рогаток в козлиных одеяниях. Чтобы такая бутылка не нанесла травм, устроители решили ограничиться объемом в четверть литра. Разворачивают работу торговые палатки, оформленные в стиле деревенских изб. Ведь организуемый праздник должен напоминать его участникам о древних языческих традициях их российских предков. Поэтому в палатках вы можете купить ингредиенты для изготовления любых зелий: приворотных, отворотных и переворотных — высушенных мышей, живых пиявок, свежие поганки из подмосковных теплиц, плоды дурмана, доставленные самолетом из Мексики, считающейся родиной этого ядовитого растения. Продавцы просят покупателей строго соблюдать инструкции по применению, однако предупреждают, что в любом случае они, продавцы, не несут ответственности за конечный результат. Московские власти обеспечили безопасное проведение праздника: уже подтянуто необходимо-достаточное число полицейских, которые рассказали мне, что желающих попасть в наряд было так много, что сотрудники тянули жребий и те, кому посчастливилось вытащить из банки для окурков самые длинные бычки, были откомандированы сюда для охраны порядка. Во всеоружии встречает праздник и городское управление здравоохранения: я насчитала дюжину машин „Скорой помощи“, припаркованных вдоль кремлевской стены за палатками. Отделение неотложных состояний Научно-исследовательского института имени Склифосовского еще вчера выписало всех ходячих больных, чтобы освободить койко-места для возможных жертв праздника на Васильевском спуске. Усиленные бригады врачей, состоящие из реаниматологов, кардиологов, травматологов, гинекологов, комбустиологов, токсикологов и психиатров, находятся в полной боевой готовности не только в „Склифе“, но и в городской клинической больнице имени Боткина, и в целом ряде других медицинских учреждений Центрального административного округа. По оценкам организаторов, праздник посетит не менее пятидесяти тысяч человек, поэтому такие далеко идущие меры предосторожности отнюдь не излишни. Репортаж с Васильевского спуска вела Маша Кашина, я прощаюсь с вами, уважаемые радиослушатели, до вечерней встречи на волне „Уха Москвы“ в двадцать часов тридцать минут». После репортажа началась передача «Детская площадка для недозрелых взрослых». Пани Пановская слегка выдохнула. Если «Ухо» еще не перекроило сетку вещания для обмусоливания темы потопа, значит, не так все драматично.
Они подъезжали. Хелена Сигизмундовна положила под язык третью таблетку валидола — сердце щемило. Дом она увидела издалека — да и как не увидеть двадцать восемь уже возведенных этажей. Он стоял и не шатался, и даже, если судить на глаз, не накренился. Дом словно замер и смотрел зияющими дырами еще не вставленных окон на окружающую среду. И только стрела подъемного крана на вершине подрагивала под порывами ветра, усердно разгонявшего вчерашние тучи. Пановская попросила водителя остановить машину на максимально близком к въезду на стройплощадку расстоянии. Однако вплотную подобраться все равно не удалось — проезд между стройплощадкой и зоопарком был полностью размыт прорвавшимся потоком. Она вышла из машины, отважно ступив в глинистую грязь сапогами от Prada. Дрюкин был уже на месте. Он протянул ей строительную каску. Хелена Сигизмундовна протянула руку, чтобы взять ее, но тут заметила бегущих к ней со всех ног репортеров с камерами и руку отдернула. «Нет, — решила она, — на камеры лучше в берете».
— Госпожа Пановская, какой ущерб нанесла стихия «Чертову пальцу»?
— Хелена Сигизмундовна, как вам удалось согласовать с «Мостехэкспертизой» строительство небоскреба на этом пятачке?
— Куда подевались все рабочие со стройки? Есть ли человеческие жертвы?
— В каком состоянии фундамент?
— Что вы намерены предпринять в качестве первоочередных действий?
Хелена Сигизмундовна улыбнулась в камеры неширокой усталой улыбкой.
— Благодарю вас, господа работники средств массовой информации, за живой интерес, проявленный к нашему скромному объекту. Как вы понимаете, я даже не успела осмотреть последствия разбушевавшейся стихии и не могу ничего пока прокомментировать.
Она еще раз улыбнулась, развернулась и твердой походкой направилась к строящемуся дому, стараясь не поскользнуться в жидкой грязи. Дрюкин в болотных сапогах прикрывал ее сзади.
Каждый шаг давался Пановской с большим трудом. Сапоги вязли и чмокали в пузырчатой жиже, с трудом отлипали и, скользя, прилипали вновь. Чем ближе она подходила, тем сильнее и нерегулярнее билось ее сердце. Когда же она приблизилась настолько, что стали видны зияющие промоины вокруг уже засыпанного фундамента, Хелена Сигизмундовна вдруг почувствовала, что теряет равновесие, а вместе с ним и сознание. Она упала на руки подсуетившегося Дрюкина, в последний момент отметив, что в окне вагончика появилось, а потом скрылось чье-то оторопевшее лицо.
— Доктора! — закричал Дрюкин в сторону журналистов, которые предпочли не месить грязь и ждать возвращения пани Пановской у входа на стройку.
Он подхватил хрупкое тело Елены Сигизмундовны в одну руку, в другую — ее объемистую сумку и осторожно стал пробираться назад к твердой почве. Включились телекамеры, защелкали фотоаппараты.
— Доктора! — еще раз воззвал Дрюкин.
— Не надо волноваться, я уже здесь, — успокоил словно выросший из-под земли доктор Лор. — Несите даму вниз, на бархатную поляну, я ее осмотрю.
Дрюкин зашагал под горку. Лор предложил помочь ему в транспортировке сумки Пановской. Дрюкин поколебался, но решил принять помощь — нести Пановскую одной рукой было неудобно. Не хватало еще уронить ее на глазах телекамер. В лицо ему тыкали микрофонами пятящиеся задом журналисты. Им срочно надо было узнать, что же увидела на стройплощадке пани Пановская, что так стремительно упала в обморок. Дрюкин сопел, стиснув зубы, не говоря ни слова. Донес, положил и отошел в сторону.
Доктор Лор привел Хелену Сигизмундовну в чувство незамедлительно — она быстро открыла глаза и осмотрелась, с ужасом отметив фотографа, который снимал ее, распластавшись в ногах. Клеймо Prada на подошве обрамленных глиной сапог и в перспективе — бледное размытое лицо с локонами, разметавшимися по бордовой бархатной занавеске… Интересно, кто даст больше за такое фото? «Власть», «Космополитен» или «Русский репортер»? Пановская приподнялась и села, деликатно уведя ноги вбок, слабым голосом попросила свою сумку. Она открыла ее и углубилась внутрь в поисках влажных одноразовых салфеток. Первое, что поймал ее взгляд, была незнакомая ей черная открытка из плотного картона. Дрожащей рукой Пановская извлекла ее на свет. На картонке красовалась белая крыса с устрашающе красными глазами, а внизу было выбито название какого-то сайта. Хелена с детства боялась мышей, а однажды увиденная крыса довела ее до истерики. Пановская заверещала дурным голосом и вновь упала в обморок. Вторично придя в себя, она твердо решила, что лучшим местом для нее на ближайшие две-три недели будет одноместная палата-люкс в кардиологическом центре имени Бакулева, куда и велела водителю себя отвезти.
На выезде ее мигалку пропустила, посторонившись, очень неприметная машина с очень приметными для нее номерами. Внутри сидели четыре человека с неприметными лицами в серых плащах. «Так, а ФСБ что здесь надо?» — запаниковала Пановская. Она прикинула вдоль и поперек, но по-любому получалось, что появление ФСБ не может касаться ее «Чертова пальца». Но все же следовало дозвониться кому следует и перепроверить. Впрочем, в ближайшие две недели в свободные от процедур часы у нее будет достаточно времени для проверок и перепроверок. Сейчас главное договориться о госпитализации. Чем Елена Сигизмундовна и занялась.
Апреля, 11 час. 05 мин