Библейский колледж Всемирной жатвы 4 глава

Как было радостно служить истинно жаждущим ду­шам, с которыми мы встретились в Польше! Все залы и Церкви в городах и деревнях, где мы собирали людей, были переполнены. Многие люди шли к нам пешком не­сколько дней, чтобы послушать проповедь Божьего Слова. Некоторые из них никогда в жизни не видели иностранно­го служителя. Целые деревни прекращали работу и прихо­дили на наши собрания. Это производит особенно сильное впечатление в стране, в которой восемьдесят пять процен­тов населения считаются католиками.

Обычно на богослужении мы пели восемь или десять гимнов, после чего долго молились, а потом читали три или четыре проповеди. Было чудесно видеть, как эти люди прославляли Бога в свободе Духа. На собрания изливался Святой Дух, и Пятидесятница повторялась снова и снова.

Я спросил пастора, где остановились те люди, которые приходили к нам издалека, и он ответил, что около сотни людей спали на полу в зале, где мы проводили собрания, подстелив под себя немного соломы. Они прошли по снегу шестьдесят пять миль, и некоторые из них были обуты толь­ко в лапти, а ноги обматывали портянками. Но как только их души загорались огнем с небесного алтаря, их уже не бес­покоил ни холод, ни скудная еда, ни отсутствие постелей.

Из всего нашего путешествия те пять с половиной не­дель в Польше оказались, пожалуй, самыми утомитель­ными и тяжелыми, но вместе с тем были самым продол­жительным благословением. Ни сотни миль в вагоне без рессор, где мы могли сидеть только на клочке сена, ни несъедобная пища, ни массовое засилье вшей не значили ничего по сравнению с теми благословениями, которые Бог изливал на Своих детей.

После Польши мы попали в Германский рейх и очути­лись в сердце европейского континента. В Берлине мы не­вольно почувствовали и увидели воочию напряженность и темпы западной цивилизации. Две трети молодых мужчин и подростков приветствовали друг друга поднятием руки в нацистском салюте с восклицанием «Хайль Гитлер!» По­всюду в глаза бросались изображения свастики.

Мы также видели везде проявление ненависти к евре­ям. Во многих общественных местах вывешивались объяв­ления: «Евреям вход воспрещен», «Эти двери не приведут вас в Палестину», «Собакам вход запрещен» и т.д.

В Германии вообще и в Берлине в частности нам не раз­решили проповедовать во всех церквях. Каждый раз мы должны были обращаться к начальнику полиции за разре­шением проповедовать в той или иной конкретной церкви. На собраниях сидели офицеры гестапо и делали пометки. Мы видели, что, когда в церкви появлялся посторонний человек, немецкие христиане начинали нервничать и в церкви появлялся дух уныния.

Наши проповеди тоже подвергались цензуре. Работав­ший с нами переводчик предупредил, что не следует гово­рить напряженным голосом или без надобности повышать тон. Он просил также не проповедовать о Божьем исце­лении или Святом Духе, поскольку нацисты считали эти понятия фанатическими и в случае нарушения приказа могли даже закрыть церковь.

Все эти ограничения придавали христианской вере в нацистской Германии еще большую ценность. Мы радо­вались возможности общаться со святыми в этой стране. И весьма опечалились, когда узнали, что вскоре после на­шего визита Гитлер закрыл многие церкви в стремлении подчинить себе всех верующих.

В конце нашего путешествия мы отправились в Скан­динавию, прекрасную страну полуночного солнца. Нас с мистером Картером пригласили провести специальное собрание в столице Норвегии, Осло, в великолепном хра­ме Филадельфия (храм братской любви). В этой огромной церкви собрались тысячи человек и еще сотни остались на улице. Бог ниспослал обилие благодати и на эти собрания, и на собрания в Стокгольме, Копенгагене, Амстердаме, Роттердаме и других городах, где мы побывали. Везде, где мы проповедовали, Господь подтверждал Свое Слово чуде­сами и знамениями.

В Голландии мистер Картер слег с малярией, и нам при­шлось отменить посещение Бельгии, Франции и Швей­царии. Оттуда прямым рейсом мы вылетели в Лондон. Объездив почти весь земной шар, мистер Картер сказал следующее: «Мы начали с пустыми руками и вернулись с пустыми руками. Нам ничего не нужно, кроме привиле­гии проповедовать радостную весть о том, что „аллилуйя, каш Всемогущий Господь Бог господствует и правит!"»

Более чем за два года мы посетили тридцать стран и множество островов, в среднем преодолевая по тысяче миль в неделю. Мы проповедовали на восемнадцати язы­ках с помощью шестидесяти пяти переводчиков. И все же мое неутолимое желание донести до заблудших людей Благую весть стало только сильнее.

Помню, как я стоял на вокзале в Москве и читал рус­скую газету, отпечатанную на английском языке. В одной статье молодой коммунистический лидер написал следую­щее: «Мы, молодые коммунисты России, будем жить ради коммунизма и умрем за коммунизм!» Это безрассудное за­явление повергло меня в святое негодование. Ради Христа я не мог сделать меньше этого. Но я знал, что мое путешест­вие только начиналось.

 

Глава 5

Через три месяца после окончания нашего первого мис­сионерского путешествия мы с мистером Картером от­правились в Америку. Шел 1936 год, и прошло уже два с половиной года с тех пор, как мы начали наше первое кругосветное путешествие. Однако казалось, что времени прошло еще больше.

Сначала мы приехали в Торонто в Канаде, чтобы вы­ступить на национальной конференции. Оттуда мы по от­дельности отправились путешествовать по Соединенным Штатам. Я побывал в церквях в Нью-Йорке, Вашингтоне и Филадельфии, а затем отправился на юг, где навестил родителей. Затем я поехал на Средний Запад, в Чикаго, и там остановился в Саут-Бенде, штат Индиана, где меня пригласили выступить. Пробуждение в Саут-Бенде было особенно благословенным, хотя сначала сам город не про­извел на меня никакого впечатления. Вместе с пастором Томасом Циммерманом мы планировали провести в Ски­нии Евангелия в конце недели всего несколько собраний, но наши богослужения растянулись на несколько недель. После этого меня стали приглашать в другие церкви. Тогда я и не догадывался, что этот обычный городок в центре Со­единенных Штатов позже станет моим родным домом.

За несколько месяцев евангелизационной работы в США мое сердце оставалось неспокойным. Мне не терпе­лось вернуться к язычникам в других странах, но эта воз­можность долго не предоставлялась.

Говард Картер улетел в Бразилию на Библейскую кон­ференцию, а через несколько дней после его отъезда я от­правился вслед за ним морем. Там мы снова встретились и вместе служили в этой самой крупной из южноамери­канских стран. Мы несли Евангельскую весть в большие и маленькие города, а затем отправились вглубь страны к тропической границе с Боливией.

Пробыв несколько месяцев в Бразилии, мы вернулись в охваченную войной Европу и сначала проповедовали в Португалии, а затем в Англии, Франции, Швейцарии и Голландии.

В том путешествии особенно благословенным было слу­жение французам. В те дни, как раз накануне вторжения нацистских войск во Францию, мы видели, как мощно Бог действует на всей территории этого государства. В течение нескольких недель мы посетили новые церкви, которые были открыты англичанином по имени Дуглас Скотт.

Жители этой традиционно католической страны, каза­лось, приобрели больше веры, чем прежде. Они принима­ли исцеление всегда, когда мы молились за них.

Нас иногда приводило в смущение суеверие французов. Однажды вечером к нам на собрание пришла взволнован­ная женщина. Она приняла Иисуса своим Спасителем и попросила Библию.

На следующий вечер она опять появилась в церкви и с волнением заявила:

— Получилось!

— Что получилось? — спросил я.

— С книгой, которую вы дали мне.

— Вы хотите сказать, что читали ее всю ночь?

— Нет, — ответила она. — Я положила ее в почтовый ящик на ночь, и она охраняла мой дом от нечистой силы.

Я объяснил ей, что книга обладает силой только тогда, когда люди читают ее и принимают ее содержание.

Для работы в Европе мы устроили нашу штаб-квартиру в Библейской школе в Лондоне. Я проводил крусейды, а между собраниями преподавал в Библейской школе. Го­вард Картер, как ректор колледжа, попросил меня читать лекции по евангелизации.

В Англии я открыл три новые церкви. Я арендовал залы и проводил крусейды с помощью одного талантливого мо­лодого человека, который отвечал за музыку. Мы рекла­мировали наши собрания, помещая в местной газете объ­явления. Эти собрания были благословлены чудесными обращениями и исцелениями.

Уравновешенные англичане не всегда принимали мою американскую манеру проповедовать. Однажды после се­рии собраний в арендованном зале в лондонском пригоро­де ко мне подошла милая старая леди. «Знаете ли, мистер Самралл, — заявила она, — Бог вовсе не глухой. Вы слиш­ком громко кричите!»

Я наклонился к ней, положил ей руку на плечо и мягко ответил: «Да, сестра, но, знаете ли, Он и не раздражается».

В 1939 году в Европе было небезопасно жить и служить, поскольку весь континент был охвачен взрывоопасными очагами войны.

За те два года, что я прожил в Лондоне и его пригороде, ко мне частенько наведывалась британская контрразвед­ка. Меня спрашивали: «Как дела?» Затем просили предъ­явить американскую валюту, чтобы убедиться, что у меня есть деньги. По мере усиления напряженности британские власти уведомили меня, что американцам с временными визами придется покинуть страну. Когда я сам пошел в полицию, то понял, что мне действительно придется вер­нуться в Америку. Говард Картер, будучи британским под- Данным, остался в Библейской школе. Я сел на грузовое судно в Голландии и через Атлантический океан вернулся в Штаты. В то удивительное путешествие я был единствен­ным пассажиром на этом судне.

Около полугода я проповедовал в Америке. Но, как и раньше, стремление евангелизировать в других странах не покидало меня.

Однажды я посетил особое миссионерское служение в Саут-Бенде и услышал выступление миссионера из Аляс­ки. То, что он рассказал, взволновало меня до глубины души. Он говорил, как сложно работать на Аляске и как там исключительно трудно обращать людей. Когда он ска­зал, что практически невозможно убедить евангелистов ехать на Аляску, меня охватило волнение. После собрания он бросил мне в лицо, что евангелисты боятся ехать далеко на север, где господствуют пьянство и анархия. Я не мог не ответить на этот вызов.

«Я приеду», — сказал я миссионеру. И поехал. Я провел на Аляске всю зиму — с осени и до конца весны. Я с радос­тью проповедовал почти в каждом городке. Я выступал в школах, в университете Аляски и даже проповедовал в Вайзмане, в семидесяти милях к северу от полярного кру­га, и в Номе, далеко на западе в Беринговом море.

За ту долгую арктическую зиму я привык к тому, что Господь начинал новые церкви в Кетчикане, Фэрбэнксе и Анкоридже. Эти церкви по сей день здравствуют и про­цветают. Как и в Англии, мне никто не оказывал финансо­вой поддержки, но, несмотря на это, через добровольные пожертвования людей Бог обеспечивал меня всем необхо­димым.

Вернувшись в Штаты, я услышал трагическую весть о нападении японцев на Перл-Харбор. Вот так неожиданно и резко началась для нас Вторая мировая война. Желая послужить родной стране, я хотел вступить в Военно-мор­ской флот в качестве капеллана.

Сержант за столом заглянул в мои документы, затем посмотрел на меня и сказал: «Я бы на вашем месте и с ва­шим опытом просто продолжал бы делать то, что делал. У нас своих капелланов хватает».

Я бы мог подумать, что он похвалил мой миссионерский труд, однако он тут же развеял мои иллюзии. «В любом случае, — добавил он, — нам не нужны капелланы с про­тестантским вероисповеданием. Иначе вы создадите себе кучу проблем».

Я поблагодарил сержанта, пришел домой, распаковал чемоданы и отправился к южной границе. Так началась моя двухлетняя евангелизационная поездка по Латинской Америке.

В мире бушевала война, но я, казалось, ушел из этого мира. Я жил в городах и джунглях Центральной и Южной Америки, путешествуя от Мексики до Аргентины, не про­пуская ни одной страны. Я ездил верхом на муле, в каноэ, на грузовиках и на любом другом виде транспорта, какой только можно представить. В одной полудикой местности я не спал в постели в течение нескольких месяцев. Я спал в гамаках в джунглях, на полу и везде, где мог найти место, более или менее подходящее для сна. Я с благодарностью наблюдал, как тысячи человек получают исцеление души и тела. Некоторые из моих переживаний и мыслей пред­ставлены в книге, где я рассказываю о своих путешестви­ях через кровь и огонь Латинской Америки (Through Blood and Fire in Latin America). Эту книгу я посвятил сорока христианским деноминациям, в которых мне довелось служить в то путешествие.

Наши южные соседи прошли передо мной в удивитель­ном разнообразии цвета и культур. Когда я ходил по их улицам и площадям, мной овладевали самые разные чувс­тва. Вдруг какая-то площадь напоминала мне о Китае, или в следующий момент мне казалось, что я опять очутился во Франции или на Яве. В калейдоскопе Латинской Америки можно было увидеть частичку всего остального мира.

Мир может понять и проанализировать религию Ин­дии, Китая и Африки, но понять религию Латинской Аме­рики намного сложнее. Мне говорили, что в этом регионе господствующее место занимает католическая церковь, однако это не так.

На огромных просторах Гран-Чако в Аргентине и Па­рагвае, в сердце Южной Америки, я служил многим мест­ным племенам этого континента. Их действительно можно назвать «забытыми людьми». Их забыли и правительства, и благотворительные организации, и большая часть рели­гиозных общин. Их участь разделили братские племена из когда-то могущественного племени ацтеков в Мексике, а также из племени она и теулчеки в Патагонии. Никогда раньше я не видел такой нищеты и полной безнадежности, как в этих глухих первобытных деревнях, где проживало коренное население Латинской Америки. Они насчиты­вают по официальным сведениям до трехсот пятидесяти шести племен, и во многих из них до сих пор царят канни­бализм и первобытная жестокость.

Инки во времена нашествия испанцев жили в домах из гранита, но во время моего визита они проживали в глино­битных домах. Когда-то эта гордая раса украшала себя зо­лотыми изделиями, но теперь на них можно было увидеть только украшения из бронзы, меди и дешевых сплавов. Белый человек принес этой расе краснокожих трагичес­кий упадок в экономике, причем многое делалось во имя христианства.

Я был поражен, когда услышал, что люди верят в от­сутствие души у индейцев. Это было придумано для того, чтобы объяснить бессмысленность евангелизации среди этого населения. Многие думают так же, как испанский богослов Сепульведа, который заявил, что «поскольку индейцы не упомянуты в Писании, они не принадлежат к человеческой расе, и по этой причине христиане на законном основании могут использовать их для личных целей».

Аугусто Шиямбари, индейский вождь из Гранд-Пажьо- наль, рассказывал о том, что священники до сих пор заби­рают детей индейцев (против воли родителей) и отдают их _в город на «постоянное» служение.

Из-за всех этих несправедливостей индейцы восприни­мают призыв обратиться в христианство как оскорбление. В каждом белом человеке они видят представителя хрис­тианской веры. Если индеец становится христианином, значит, он отвечает на призыв возненавидеть собственный народ. Поэтому я решил, что их нужно знакомить со Спа­сителем мира, Иисусом Христом, и просить их стать веру­ющими.

Многие из цивилизованных племен называют себя ка­толиками, но я обнаружил, что фактически они исповеду­ют двойную религию. Эта своеобразная ветвь римского ка­толичества включает в себя множество древних индейских вероисповеданий. В Чичикастанунге некоторые из мест­ных говорили мне: «Мы молимся Пресвятой Деве, а если она не отвечает, мы идем к колдуну, который общается с богами наших предков, и он отвечает на наши молитвы».

Среди индейцев сильно распространено пьянство. Час­то во время церковных праздников я замечал, как они валяются в дверях церквей настолько пьяные, что не мо­гут встать. В Хьянкайо, Перу, на индейских похоронах я видел, что все присутствующие мужчины и женщины находились в состоянии сильного опьянения. Одни лежа­ли на земле совершенно невменяемые, а другие пытались засыпать землей гроб. Никакого религиозного обряда не совершалось, потому что ни один священник не хотел свя­зываться с ними. Мое сердце сжималось от боли, когда я смотрел, как они бросают покойника в яму без прощаль­ных слов или песен.

В это самое время, когда я служил в Центральной и Южной Америке, многие влиятельные церковные деятели ^в Соединенных Штатах выступали за отзыв протестант­ских миссионеров из Латинской Америки, чтобы таким образом подтвердить позицию невмешательства в рамках добрососедской политики. Я видел, как интеллигентские круги в Латинской Америке были в ужасе из-за такого не­допонимания реального положения с религией в Латинс­кой Америке.

В одном маленьком городке в Центральной Америке начальник полиции с готовностью выдал нам разрешение на серию евангелизационных собраний. Оказалось, что он был сердит на местного священника, организовавшего вещевую лотерею, в которой разыгрывались добродетели Девы Марии. По иронии судьбы счастливый билет выпал местной проститутке. И хотя она теперь стала гордой об­ладательницей добродетелей Девы Марии, но продолжала заниматься своим бесславным ремеслом.

Во многих городах Центральной и Южной Америки я видел изображения Младенца Иисуса, которые встреча­ются в католических храмах. Говорили, что эти изображе­ния появились сверхъестественным образом. Типичным представителем этих образов было «святое Дитя из Аточо» в Санта-Ане, в Сальвадоре. У него были голубые глаза, и одет он был в платье, подобное тому, что носят современ­ные священники. Он был толстым, как монах, и предпола­галось, что он был похож на еврея. Священники говорили, что этот образ упал прямо с небес. Такие изображения мне часто дарили вместе с другими подарками преданные, но обманутые верующие.

Мне было очень трудно принять тот факт, что людей в Латинской Америке часто называли в честь святых. Я встречал многих мужчин, а также женщин, которых звали Иисус. Однажды я познакомился с сеньором Эспи- риту Санто (мистер Святой Дух). Я считаю, что его имя представляет собой осквернение процесса обращения к Богу. Но по-настоящему я пришел в ужас от полнейшего богохульства тогда, когда увидел, что один салон назван «Сангре де Джезус» (Кровь Иисуса).

В Латинской Америке часто можно слышать колоколь­ный звон. Священники учат людей тому, что медленный и печальный перезвон колоколов по умершему человеку имеет большое духовное значение и значительно помогает усопшему. Однако я заметил, что во время одних похорон колокола звучат недолго, в то время как в других случаях они звонят в течение нескольких часов. Мне объяснили, что за каждый удар колокола взимается плата в десять центов. Если у человека нет денег, то колокольного звона не будет вообще.

В некоторых районах Латинской Америки местные священники пытались не пускать людей на наши собра­ния, рассказывая им, что протестанты покупают за день­ги человеческие души и что люди, пришедшие к нам на собрания, уже продали свои души. Но Бог и это обратил в Свою славу. К нам стали приходить бедные и спрашивать, сколько денег мы сможем заплатить за их души, после чего этим людям, пребывающим в великом мраке, предо­ставилась возможность услышать простое Евангелие Иису­са Христа.

Другой религией, державшей в своих оковах большое количество людей, был оккультизм. Однажды в Букара - манге, Колумбия, я возвращался с молодежного собрания в пресвитерианской миссии. Когда я выходил из такси, водитель гордо заявил: «Я тоже исповедую североамери­канскую религию!» Он вынул из кармана книжку, отпеча­танную в Соединенных Штатах, и показал ее мне и миссио­неру, ехавшему со мной. На обложке было напечатано «От розенкрейцеров из Сан-Хосе». Мы не пожалели времени, чтобы объяснить водителю, что это никак не североаме­риканское христианство. Мы подарили ему Новый Завет, который он с благодарностью принял.

Эта встреча была одним из многочисленных столкнове­ний с оккультизмом, глубоко коснувшихся моей души. Не может не тревожить рост популярности в Центральной иЮжной Америке эзотерической системы, спиритизма, те­ософии, розенкрейцерианства, метафизики и прочего. На главной улице одного городка в Бразилии с населением в сто тысяч человек я увидел десять или пятнадцать цент­ров спиритистов. Кто-то сказал мне, что всего их в городе шестьдесят три. Многие из спиритистов также являются членами католической общины, что еще больше сбивает с толку неверующих людей. Там также имеются свободные католики, в церквях которых разрешено проведение ок­культных сеансов.

Во время проповеди Евангелия в этой сложной и запу­танной религиозной обстановке я понял, что ответом на создавшуюся ситуацию будет не просто насаждение про­тестантизма как еще одного религиозного учения. Прин­ципиальное значение я придавал тому, чтобы в сердцах людей воцарилась личность Иисуса Христа. Очень часто во время проповеди перед большой аудиторией я заявлял, что приехал не обратить людей в протестантизм, но обратить к Иисусу Христу. Я окончательно убедился, что миру не нуж­на еще одна религия, но только Спаситель и Искупитель.

 

 

Глава 6

В Аргентине, в одной большой южноамериканской метро­полии я попал на бракосочетание. Мы сидели в типичном латиноамериканском дворике, патио, а сквозь листву рос­кошных деревьев струились желтые косые лучи солнца и, разбиваясь о зеленую крону деревьев, пятнами украшали прохладную, расцвеченную яркими цветами мозаику пола патио.

Женщины накрывали праздничный стол для гостей, и одна из них привлекла мое внимание. Я попросил друга-миссионера познакомить нас. Это была Луиза Лейман, очаровательная молодая миссионерка из Канады. С первого взгляда я был очарован ее улыбкой и грациозны­ми манерами.

«Так это и есть Луиза Лейман», — размышлял я. Я слышал о ней и раньше. Еще осенью 1940 года по пути на Аляску я провел неделю на собраниях в Принс-Руперте, в Британской Колумбии. Пастор рассказал, что в тот день, когда я отплывал на север, в Аляску, к ним с юга приез­жала молодая миссионерка из Южной Америки, мисс Лейман, чтобы поведать об Аргентине. Мы разминулись с ней всего лишь на несколько часов. На обратном пути из Аляски я проповедовал в нескольких церквях Канады, и в каждом городе христиане говорили мне об этой миссионер­ке из Аргентины и о том, каким она была благословением для всех них. Мне очень хотелось познакомиться с этой мо­лодой и неустрашимой женщиной, которая служила там куда отваживались ехать только самые смелые и ревност­ные. Я восхищался ею.

В своей миссионерской поездке по Латинской Америке я еще раз вспомнил о Луизе Лейман. В красивом городке Мендоса в Аргентине, в доме одного миссионера, я слы­шал, что в течение полугода эта миссионерка из Буэнос- Айреса трудилась вместе с этими людьми. Они заявили, что она принесла им в дом солнечный свет и благословение в их миссию.

И вот, наконец, мы встретились на брачном пире.

Я навсегда запомнил, как Луиза играла свадебный марш на электрическом органе. В этот момент вошла невеста и встала рядом со своей подругой у алтаря. Я посмотрел на Луизу, она посмотрела на меня, и мы оба улыбнулись.

И все. Но внутри меня что-то перевернулось. Позже мы поддразнивали друг друга, пытаясь выяснить, кто улыб­нулся первым, но мы оба знали, что улыбнулись одновре­менно.

В следующий раз я увидел Луизу в Хендерсоне, в семи часах езды от Буэнос-Айреса. Было восемь часов празд­ничного рождественского дня, когда мой переводчик, мис­тер Соренсен, привез меня в местную миссию. Я удивился, увидев под елкой в доме пастора красивый пакет с моим именем на нем. Мое удивление переросло в смущение, ког­да я открыл пакет и обнаружил в нем маленького деревян­ного ослика с колесами под копытами. Так Луиза сделала мне свой первый подарок. Я назвал ослика ее именем и че­рез несколько дней подарил ослика ребенку миссионера, в доме которого остановился.

Из Аргентины я поднялся по рекам Ла-Плата и Па­рагвай в район Асунсьона. Несколько дней езды верхом на муле — и я попал в церковь английской миссии среди индейцев. Во время долгого путешествия я написал пись­мо мисс Лейман, в котором поблагодарил ее за ослика и рассказал, что подарил эту игрушку ребенку миссионера.

Вернувшись в Асунсьон, я получил шутливо возмущенное письмо от Луизы, в котором она пеняла мне за то, как я распорядился ее подарком.

В ответном письме я попросил прощения, она ответила, что я прощен. Затем я еще раз написал ей: «Спасибо», а она ответила: «Пожалуйста ». Так мы переписывались еще примерно с год. Наконец, все так же, в письме, я сделал ей предложение, и она, тоже в письме, приняла мое предло­жение.

День 15 февраля 1944 года стал вторым знаменатель­ным днем в моей жизни. Первым я считаю тот памятный день, когда в возрасте семнадцати лет я решил следовать за Иисусом. Второй по важности день наступил в мой трид­цать первый день рождения, когда я попросил мисс Лей­ман стать моей женой.

Я уже вернулся в Соединенные Штаты из двухлетней поездки по Центральной и Южной Америке и провел се­рию проповедей в Миннесоте, когда наконец решил пос­лать ей письмо с предложением. Днем и ночью в течение многих недель я искал Бога, чтобы быть в этом вопросе уверенным в Его воле. Я также просил совета у некоторых христиан, к которым относился с особым уважением.

Когда я сделал Луизе предложение, моя голова шла кругом, а сердце бешено колотилось. Первое письмо мне не понравилось, поэтому я переписал его. Второе письмо мне показалось слишком официальным, поэтому я и его переписал. Наконец я наклеил марку авиапочты на пос­ледний вариант письма, запечатал его молитвой и поцелу­ем и отправил на крыльях ветра в далекую Аргентину.

Через тридцать один день, 18 марта 1944 года, почта­льон доставил письмо от Луизы с ее ответом. В тот день я сделал в дневнике такую запись:

«Сегодня я обручился с Луизой! Через один месяц и один день после моего предложения я получил ответ. Сейчас я сижу в большом аэропорту в городе Мехико и жду самолет в Такспан, откуда я отправлюсь к ин­дейцам отоми. Я перечитываю письмо от Луизы, пере­правленное мне сегодня утром из дома в Чикаго. Она согласилась покинуть Аргентину и вернуться домой в Канаду, где чуть позже в этом же году мы поженимся. Пусть Бог соединит наши судьбы в великом труде для Него во всех частях мира. Она сказала, что молилась об этом в течение недели и советовалась со старшими миссионерами, и это хороший дух. Мое сердце увере­но, что она будет мне чудесным спутником жизни и что она — Божий выбор и мой выбор. Расстояние меж­ду нами так велико, а ограничения и строгости воен­ного времени так усложняют все дело, что на перепис­ку уходит много времени. Надеюсь, что наши письма читает один и тот же цензор и, зная как развивались события, он не станет задерживать письма». Луизе понадобилось три месяца, чтобы приготовиться к отъезду из Аргентины. Когда наступил долгожданный день, я ждал ее в большом международном аэропорту в Нью-Орлеане. Но ее самолет в тот день не прилетел. На следующий вечер в семь часов ее имя появилось в списке прилетающих пассажиров. Но даже тогда иммиграцион­ные власти не выпускали ее до тех пор, пока американс­кий гражданин не возьмет на себя ответственность за то, что она только пересечет Америку и тут же уедет в Канаду. Я был рад забрать Луизу из рук иммиграционных властей. Мы обнялись, и я увез ее в своем зеленом «хадсоне».

После того как Луиза приехала в свой родной Лондон в районе озера Онтарио, я стал частенько приезжать туда на своем автомобиле. С мая по сентябрь я объездил самые разные города как в Мичигане, так и в районе Онтарио. Я использовал каждую возможность съездить в Лондон и повидаться с Луизой.

То были романтические дни, время мечтаний и планов на будущее. Это было время, когда два человека привыка­ли друг к другу, образовывая одно единое и гармоничное целое. Мы постоянно удивлялись тому, насколько сходны наши идеалы и желания. Никогда раньше я не видел, что­бы два таких похожих друг на друга человека были ведо­мы отдельными путями для того, чтобы наконец объеди­ниться в едином труде для Господа.

Между нашими днями рождения была разница всего в одиннадцать дней. Мы оба приняли Христа в подростко­вом возрасте и очень быстро посвятили свою жизнь хрис­тианскому служению. Оба почувствовали призыв к мисси­онерскому служению, и оба начали это служение в один и тот же месяц одного и того же года. 30 сентября 1944 года в возрасте тридцати одного года мы оба стали единым це­лым.

Стоял чудесный день бабьего лета, великолепный день для свадьбы. Ровно в 2.30 дня я встал лицом к алтарю, слу­шая, как орган играет свадебный марш. Сердце забилось еще сильнее, когда поразительно красивая Луиза ступила на ковер в проходе под руку со своим отчимом, преподоб­ным Дж.Д. Саундерсом. Мой брат, преподобный Эрнст Самралл, пастор церкви в Чикаго, был моим дружкой. Нас венчал доктор Уортман, врач-миссионер и дядя невесты.

В заключение брачной церемонии миссис Уортман спе­ла «Вместе с Ним». Последние слова гимна были особенно пророческими для той жизни, которую нам предстояло прожить вместе:

Жизни совместной для них будет путь, Ближе, о Боже, всегда к ним пребудь. В радости, скорби, труде во все дни Пусть мысли и чувства их будут одни. О Боже, дай, чтобы в жизни сердца Были друг другу верны до конца.

Вот провозгласили наш союз. Затем брачный ужин за­кончился и гости разошлись. Мой «хадсон» умчал нас в су­мерки озера Онтарио, к Ниагарским водопадам, расцвечен­ным осенними красками. Через четыре часа мы приехали в заранее забронированный коттедж для новобрачных, который окнами выходил на знаменитый водопад. Но наш медовый месяц не закончился на Ниагарских водопадах. Он растянулся на пятьдесят тысяч миль в миссионерском путешествии, во время которого мы объехали обе Америки буквально вдоль и поперек.