— Думаю, вы — очень порядочная женщина... Вы любите этого человека?
— Нет, о любви у меня другое представление. Для меня любовь, как я уже говорила, — это эмоциональное чувство, включающее в себя боль, страх, ревность и многое другое. Нет, Чарльз мне просто нравится, очень нравится. И мы с ним хорошие друзья. — Тут она несколько натянуто засмеялась. — А теперь мне придется заставить себя быть местной. Все было хорошо еще год назад, но до его жены дошли слухи обо мне, и все завертелось. Мы никогда не говорили о разводе. Во всяком случае, ни он, ни я не хотели этого. Однажды мы не виделись три месяца, и жизнь показалась мне довольно пустой. А теперь мы не виделись почти шесть месяцев, и все представляется мне бессмысленным. Но что делать — это жизнь, ведь так?.. Вы шокированы?
— Почему вы так упорно думаете, что шокируете меня?
— Даже не знаю. Что-то в вас есть такое, в том, как вы на меня смотрите, когда я говорю. Забавно. Не знай я, что вы не религиозны, то подумала бы, что вы меня осуждаете.
—Да что вы! Помилуй Бог! — Абель засмеялся, покачав головой, потом вновь посмотрел на нее. — Вот вам доказательство, что вы мало знаете меня.
— Это правда. Но вроде бы никто не знает о вас много. Вы ведь — человек скрытный?
Абель почувствовал, как у него вспыхнуло лицо. Он промолчал.
— Простите мою неделикатность, — тихо произнесла Флори, — я вовсе не любопытствую. Для меня это не имеет значения. Мой опыт говорит, что жизнь каждого человека — это только его жизнь, он распоряжается ею как ему нравится, если это вообще возможно. Я сказала, что не любопытна, и все же мне интересно, почему вы пришли сюда сегодня вечером?
Что он мог ответить? Что пришел соблазнить ее? Думал, что она воспримет его как очередного кандидата на роль любовника.
— Не знаю... — медленно проговорил Абель.
— А я знаю. Хотите, скажу?
— Пожалуй, не надо.
— Но это делает вам честь. Вы увидели — я расстроилась. Слова Хильды причинили мне боль. Вам не нравится, когда людям делают больно... Вы были на войне?
— И да, и нет.
— И да, и нет? Забавно. Как это понимать?
— Я сознательно отказался воевать — по моральным убеждениям.
— Боже мой! — Флори улыбнулась, а потом рассмеялась.
— Что ж тут смешного? — обиделся Абель.
— Не знаю, почему я смеюсь. Это... это была такая неожиданность, и то, как вы это сказали. — Улыбка исчезла с ее лица, и она задумчиво промолвила: — Должно быть, вы очень смелый человек. Я никогда не могла понять, почему люди считают, что отказники — трусы. Я знала одного такого еще в детстве. Соседские женщины не могли выместить свое зло на нем — этот человек сидел в тюрьме, но они нападали на его жену и ребенка, разбили им окна в доме. Согласитесь, бедняки невежественны.
— Ну, на это монополии у них нет.
— Может быть, и нет. Но даже тогда, очень давно, мне казалось, что мало кто из них мыслит самостоятельно, они всегда идут на поводу. И знаете еще что? Я ненавидела жизнь бедняков в Богс-Энде, наверное, еще больше, чем Хильда. Даже теперь не люблю туда ходить. Не люблю тесные комнаты, унылые улицы, общие дворики. На Темпл-стрит все еще нет воды в домах.
— Но вам-то больше уже не надо об этом заботиться?
— Нет, мне не надо, — сухо ответила она.
Они молча смотрели друг на друга, и молчание их было враждебным. Казалось, Абель защищает тот образ жизни, который у Флори вызывает презрение. Немного погодя они уже улыбались и собрались было заговорить, как вдруг их внимание привлек звук поворачивающегося в замке ключа.
Флори была уже на ногах, когда дверь в гостиную отворилась. Абель тоже медленно поднялся и увидел неожиданного гостя, стоявшего в дверном проеме. Он был одного роста с Абелем, но стройнее. Густые светлые волосы, красивое лицо. В руках плащ и фетровая шляпа. По всему было видно — это настоящий джентльмен, что подтвердил и тембр его хорошо поставленного голоса.
— Надеюсь, я не помешал? — произнес мужчина.
— О нет-нет. — Флори грациозно подошла к нему, улыбаясь взяла у него шляпу и пальто и положила их на стул. Не поворачивая головы, сделала рукой жест назад, в сторону Абеля: — Это мистер Грей. Он — управляющий Хильды. Зашел ко мне кое-что передать от нее. — Она не представила Абелю гостя, но мужчины, обменявшись взглядами, слегка поклонились друг другу. — Заходи, садись. На улице ужасный ветер. Ты ужинал?
Гость направился к камину и протянул руки к огню. «Она сказала, что не видела его шесть месяцев, — подумал Абель, — а, кажется, прошло каких-то шесть часов, и он только что вернулся с работы».
— Мне нужно идти. — Абель направился к двери, ведущей в прихожую, а Флори, взглянув на него, улыбнулась. Это была теплая улыбка благодарности за его тактичность. — Я передам миссис Максвелл, что все в порядке. Вы зайдете?
— Да, конечно.
Абель повернулся к мужчине, сидевшему теперь на кушетке, и, попрощавшись с ним, пожелал обоим спокойной ночи.
Мужчина, погрузившийся в созерцание огня и, казалось, забывший о его присутствии, резко вскинул голову.
— О, спокойной ночи! Спокойной ночи! — поспешно ответил он.
Флори проводила Абеля до входной двери и там еще раз с теплотой взглянула на него.
— Спокойной ночи! — прошептала она.
— Спокойной ночи! — тоже шепотом ответил он ей.
По подъездной аллее Абель достиг ворот, вышел на дорогу и остановился. На душе было скверно, будто он потерял что-то важное. Но если нечего было терять, то как можно ощущать утрату? Он же не был влюблен в нее. О нет! Он любил Алису, и только Алису. Тогда отчего у него такое ощущение, словно почва ушла из-под ног и новый надежный мирок пошатнулся? Надежный мирок? Господи, да что он там бормочет? Если он не женится на Хильде — все рухнет.
Но жениться он не может. Так что же их с Диком ждет? Опять дорога? Ну, нет! Ради Бога! Только не с мальчиком. Нельзя снова подвергать его этому кошмару. Тогда что же делать?
С этими тяжкими раздумьями Абель вошел в комнату и увидел Дика, который буквально бросился к нему.
— П-п-па, я думал, ты ушел и бросил меня, — запинаясь от страха, произнес ребенок. — А миссис Максвелл в плохом настроении. Я зашел на кухню, а она выпихнула меня и сказала, что мне лучше пойти на чай к мисс Флори. Почему она так сказала, па, ведь я никогда не был дома у мисс Флори? Па, я... я испугался. Я испугался, потому что подумал: придется мне вернуться и жить с мамой.
Мальчик упомянул мать впервые с тех пор, как Абель велел ему считать ее умершей. Но то, что страх сразу напомнил ему о ней, доказывало: она живет в его памяти. Абель крепко обнял сына. В эту минуту он решил, что ему нужно много трудиться, чтобы внушить ребенку чувство надежности, уверенности. Ведь будущее принадлежало не ему, а сыну. Но как заставить мальчика забыть живую мать? Единственный путь — предоставить ему выбор: между удобной постелью, сытой жизнью и дорогой. Абель знал, какой выбор сделает сын. Ребенок был слишком мал, чтобы осознать цену своего решения. Но когда он вырастет, что тогда? Сможет ли потом Абель убедить его, что все делал ради него, для его же блага? Если возложить груз принятия решения на мальчика, в его детском сознании может укорениться чувство вины, способной самой своей сутью породить тайную лживость в его натуре.
«Все! — решил Абель. — Надо взять себя в руки. Пожалуй, достаточно для одного дня... да и ночи. Вдобавок, сегодня вечером к Флори снова вернулся ее любовник — роскошный мужчина». При этом воспоминании у Абеля скривился рот. Господи, был бы он на его месте! Абель испытывал желание, просто сжигавшее его. Это была не любовь, а именно желание. И если бы сейчас можно было бы вырвать его из себя, пусть даже лишившись возможности вновь испытать когда-то нечто подобное, Абель сделал бы это.
Глава 6
Весь день шел снег, временами такой мелкий, что, казалось, на лицо сыплется мука. Было очень холодно. Хмурое небо тяжело нависало над городом, и прохожие без конца повторяли друг другу: «Самые темные дни — в канун Рождества, ничего тут не поделаешь».
В гараж вбежал Дик.
— Как ты думаешь, он не растает, па? — прокричал мальчик. — Сможем мы кататься с горки? Боб Тэннер говорит, что они катались в прошлом году. Он говорит — это так здорово. Что ты делаешь, па?
— Ну, а как ты думаешь? — буркнул Абель.
— Ну, па, я ведь не вижу тебя. — Дик засмеялся. — Ты же наполовину под машиной.
— И что я, по-твоему, там делаю?
— Наверное, что-то чинишь.
Абель выбрался из-под машины, уселся на полу и, стирая паклей масло с рук, улыбнулся сыну.
— Что это ты такой возбужденный?
— Не знаю, па. Просто наступает Рождество, идет снег. А где Бенни?
— Там, где всегда. В велосипедной мастерской.
— Пойду, брошу в него снежок, — решил Дик.
— Попробуй-попробуй, снега-то во дворе с гулькин нос. Все тает.
— А на стене зато много, — возразил мальчик. Он стремглав бросился из гаража, но Абель задержал его.
— Подожди, Дик. Будь осторожней, не дразни Бенни, — посоветовал он.
— Я никогда не дразню его, па.
— Если он не в духе, держись от него подальше.
— Ладно, па, — уже на ходу бросил Дик и, выскочив на улицу, подбежал к стене, представлявшей собой часть забора, который выходил на дорогу. Забравшись наверх, мальчик провел рукой по плоской неровной поверхности и едва набрал столовую ложку снега. Спустившись, он начал осторожно сжимать легкий комочек, но как ни старался, снежок не получался. Тогда, держа снег в ладонях, он вновь помчался через двор, мимо гаража, мимо механической мастерской, где Артур Бейнс работал на токарном станке, и оказался в велосипедной мастерской.
Это было помещение футов тридцать длиной и около пятнадцати футов шириной. По одну сторону выстроились стойки, заполненные велосипедами. Из-за погоды торговля ими шла не слишком бойко. На другой стороне стояла длинная узкая скамья, на которой были разложены инструменты, а сверху, на стене висели велосипедные колеса. За скамьей была коксовая печка, издававшая едкий запах. Сейчас она накалилась ярче сетки на газовом рожке, приделанном к стене. Бенни Лэтон что-то сосредоточенно чинил. Высокий, широкоплечий, с крупной головой, но тонкими руками и ногами. Когда он молча сидел, как теперь, то казался нормальным парнем, но стоило ему сделать несколько шагов или заговорить — ненормальность его сразу бросалась в глаза: походка — неуклюжая, нескоординированная, речь и сама манера говорить, как у ребенка.
— Привет, Бенни! — Дик остановился рядом с ним.
— А-а, это ты. Опять вернулся? — недружелюбно отозвался Лэтон.
— Да. Снег идет.
— Видел эту глупость.
— Угадай, что у меня в руках? — Дик поднес сжатые ладони к лицу Бенни.
— Не буду, — злобно ухмыльнулся тот.
— Ну, отгадай, — настаивал мальчик.
— Птичка, — предположил тот.
— Птичка? Нет, это снег. — Дик раскрыл мокрые ладони и бросил ошметки снега Бенни в лицо.
Дальнейшее произошло так стремительно, что Дик просто онемел. Бенни отшвырнул его в сторону, и он чуть не упал, но устоял, схватившись за велосипедную стойку. Потом начал отступать назад — Бенни двигался на него, держа в руке двенадцатидюймовый гаечный ключ и бормоча что-то бессвязное. Лишь почувствовав спиной жар печки, Дик обрел наконец дар речи и завопил:
— Не надо, Бенни! Не надо! Я не хотел тебя обидеть. Не надо, Бенни!
— Ты... ты отнял ее. Да, отнял.
— Не надо, Бенни. Я сгорю. Сгорю! — истошно кричал мальчуган.
— Да-да, сгоришь! Сгинешь в аду! — Лицо Лэтона исказилось.
— Па! Па! — отчаянно закричал Дик. Жар пы-шущей раскаленной печки становился нестерпи-мым.
Абель в этот момент шел по двору к кухне, что-бы сообщить Хильде: ремонт закончен и теперь можно перегнать машину владельцу. И тут он услышал крик. Его услышала и Хильда. Она мыла посуду и в неярком свете висевшего у ворот фонаря увидела, как Абель бросился к мастерским. Хильда прибежала туда одновременно с Артуром Бейнсом. Оба замерли, глядя на Абеля, медленно продвигавшегося в глубь помещения.
— Что такое, Бенни? Что случилось? — ласково приговаривал он. — Ничего не делай, Бенни, подожди минутку! — И тут же остановился, когда Бенни, шагнув к Дику, занес над его головой гаечный ключ.
— Не приближайтесь ко мне, мистер, — прорычал сумасшедший. — Не приближайтесь! Вы мне не хозяин. Он отнял ее. Я сказал мамке — он отнял ее.
Хильда была уже рядом с Абелем и тоже попыталась успокоить Лэтона.
— Бенни! Бенни! Послушай меня, — мягко проговорила она. — Ты ведь не сделаешь Дику больно, ты любишь Дика.
— Нет, не люблю. Не люблю. Он хочет спать в доме. Мамка говорит, мамка знает. Она говорит, что большой парень женится на тебе. Говорит — положил на тебя глаз. Тогда маленький будет спать в твоем доме. Мамка знает, она знает, чего он хочет. Этот большой...
В мастерской наступила мертвая тишина. Но через несколько секунд Абель приказал уже жестким голосом:
— Брось гаечный ключ!
— Нет! — Бенни схватил Дика за плечо. Мальчик от испуга обмяк и потерял сознание.
В это мгновение Абель метнулся вперед, чтобы перехватить Бенни, но сумасшедший с такой силой ударил его по предплечью, что все, кроме Дика, услышали, как хрустнула кость. Видимо, от того, что он все-таки кого-то ударил, Бенни затих, гаечный ключ безвольно повис у него в руке. Стоя неподвижно, он смотрел на Абеля, согнувшегося от жуткой боли. Наконец Артур Бейнс забрал у Бенни ключ. Парень не сопротивлялся. Он только повернулся к Хильде, поднимавшей Дика с пола, и прохныкал:
— Раньше ты любила меня. Ты говорила — лучший работник. Говорила — лучший работник у нас. Хозяин Максвелл любил меня, любил. Мамка говорит, что все изменилось после прихода бродяг. Бродяги, они и есть бродяги. Я скажу мамке...
— Замолчи! — прикрикнула Хильда, и малый затих, но губы его продолжали дрожать.
— Отведите его домой, Артур, ладно? — обратилась Хильда к Бейнсу. — Расскажите его матери, что произошло, и попросите ее зайти ко мне.
— А может, сначала я помогу Абелю и перенесу мальчика в дом?
— Нет-нет, — медленно и хрипло проговорил Абель. — Я — в порядке. Займемся мальчиком. Только уведите этого... — Он закрыл глаза и тряхнул головой. — Уведите этого отсюда.
Артур схватил Бенни за руку и повел к двери. Тот сначала послушно зашагал, но у выхода остановился.
— Отдай мое пальто, — потребовал он. Получив пальто и надев его, Бенни заупрямился. А когда Артур силой потащил его к выходу, повернулся и закричал: — Бродяга! Дорожный бродяга! Ищет теплого местечка. Мамка знает.
Хильда словно и не слышала его. Похлопотав над Диком, она взяла мальчика на руки.
Опустив голову и закрыв глаза, Абель стоял рядом. Теперь он уже не чувствовал боли в руке: вся левая часть словно одеревенела. Вдобавок в нем зародилось новое, незнакомое ему ощущение. «Возможно, — подумал Абель, — именно так чувствовали себя мужчины перед боем. Чего-то боялись, что-то принимали как неизбежное, в чем-то должны были дойти до самого конца». И тут он понял, что в его жизни наступил перелом, и скоро он сделает свой выбор.
Когда Абель вернулся из госпиталя, где ему вправили руку, Дик уже спал в одной из свободных комнат наверху. Хильда была молчалива, правда, очень заботлива: приготовила вкусный ужин и уговорила Абеля поесть. Потом усадила в большое кожаное кресло, в котором любил сиживать мистер Максвелл, и подоткнула подушки под его перевязанную руку.
Когда она, устроившись напротив, вопросительно посмотрела на Абеля, он понял, что должен вговорить одно из двух слов, неизбежно меняющих всю его жизнь: одно — возвращало его на дорогу, другое — вело к стабильности, но с каким риском!
— Абель! — прервала молчание женщина.
— Да, Хильда! — с волнением откликнулся он.
— Мы достигли предела, понимаете?
— В каком смысле? — смутившись, спросил Абель, а сам подумал: «Боже мой! Ну, зачем же так прикидываться? Я ведь знаю свой ответ. Так к чему тогда колебания?».
В это время Хильда внезапно резко мотнула головой, а ее тело конвульсивно дернулось, как будто она пыталась освободиться от оков. Но тут же она взяла себя в руки и прямо взглянула ему в глаза.
— Не притворяйтесь слепым, Абель! — с некоторым укором сказала она. — Вы не хуже меня знаете, как обстоят дела. Вы... вы хотите моего унижения... чтобы я открыла свою душу, не ожидая вашего признания? Я уверена, вы никогда не заговорите, никогда ничего не скажете из-за положения, в котором мы оказались. О, Абель! — Она так быстро соскользнула со стула и встала на колени возле него, что Абель оторопел. А когда ее тело прикоснулось к его перевязанной руке, он инстинктивно съежился. Хильда испуганно вскричала: — О, Абель, простите, простите! Я сделала вам больно?
— Нет-нет, все в порядке, — заверил он.
— О, Абель! — Она с надеждой всматривалась в его лицо, губы ее дрожали, глаза увлажнились.
Здоровой рукой он погладил ее по голове и откинул ей волосы со лба назад.
— Я... я знаю, что говорят в таких случаях, но, как вы заметили, никогда не мог решиться сказать это. Даже теперь... ну, я... я не знаю.
Хильда села на корточки — лицо ее было жалким и несчастным — и прошептала:
— Я... я думала, что нравлюсь вам.
— Да-да, нравитесь, — не колеблясь и искренне, ответил Абель, поскольку ему не приходилось лгать по поводу своих чувств к ней: Хильда ему нравилась, очень нравилась, но он не испытывал к ней страсти, такой, как к... Теперь это была уже не «Алиса». Он захлопнул дверцу в своей памяти, не произнеся имени.
— Я люблю тебя, Абель, — нежно промолвила Хильда. — Мне кажется, я полюбила тебя с первой же минуты, как только увидела... Мне приходилось держать себя в руках, когда мистер Максвелл был жив. А после его смерти мне показалось, что тебе нравится наша Флори. Я чуть с ума не сошла. А может быть, и сошла. Правда, Абель. — Она взяла в руки его ладонь и прижалась лицом к его плечу.
Глядя на грудь Абеля, видневшуюся в распахнутом вороте рубашки, Хильда выговорила: — Я должна признаться, что... что никогда не была замужем по- настоящему.
— Что?! А я думал...
Она подняла голову и как-то приглушенно сказала:
— О, да-да, конечно же, мистер Максвелл и я были женаты по всем правилам церкви. Но я имею в виду... Он относился ко мне как к дочери и... А мне и в голову не приходило, что он может быть кем-то еще. Все было оговорено до венчания. Ну, что не будет ничего такого... Ты понимаешь, что я имею в виду?..
Абель взглянул на ее рот, похожий на тугой крупный бутон, и едва не рассмеялся. Он не верил своим ушам. Она делила постель с мужчиной и умудрилась остаться девственницей. Из какого же теста был сделан ее муж? Ведь не такой уж он был и старик. А из какого теста сделана она сама? Во всяком случае, теперь ему стало все понятно: Хильда хотела настоящего мужа, от нее просто исходил жар желания, который излучали ее руки, прикоснувшиеся к нему, ее тело, глаза. Ему расхотелось смеяться, возникла тревога. Абель засомневался: согласится ли теперь Хильда на брак, но без венчания и всяких формальностей? Если согласится, тогда можно больше не волноваться. Абель вновь откинул ей волосы со лба и, глядя куда-то в сторону, сказал:
— Видимо, тебе пришлось нелегко. Представляю, что ты пережила, поэтому... если тебе это не важно, мы... ну, мы можем быть вместе... можем быть счастливы без всякой суеты, формальностей, ведь в конце концов...
Она отшатнулась от него так же стремительно, как и несколько минут назад импульсивно прильнула. Уже стоя, Хильда сосредоточенно глядела на Абеля широко раскрытыми глазами. А потом обрушила на него весь свой гнев:
— Что ты предлагаешь? Я совсем не такая! Ты думаешь, раз наша Флори распущенная, значит и я тоже? Да, ты так думаешь. Считаешь — одна семейка, никакой разницы. За свои труды она получает деньги и кое-что еще. А теперь, когда я рассказала тебе о нас с мистером Максвеллом, ты воспринимаешь и меня такой же. Дескать, я вышла за него из корысти. О да, ты в этом уверен. Уверен!
Абель встал, не приближаясь к ней, и спокойно произнес:
— Послушай, Хильда. Я просто думал, может быть, так лучше. Все вокруг знают, что я пришел прямо с улицы. Случайно встретился на твоем пути. Ведь что будут говорить, когда станет известно, что я на тебе женюсь? Скажут: пользуется случаем, свою выгоду не упустит. Да-да, так и скажут. — Он резко вскинул голову, заранее отвергая ее возражения. — Я просто предложил... Я хочу сделать так, чтобы тебе было хорошо и не возникало никаких кривотолков. — Абель увидел, что его слова, словно инъекция, подействовали на Хильду успокаивающе. Она снова села и как-то вся сникла. Взглянув на ее руки, Абель заметил, что она двигает большим пальцем взад-вперед, будто трогает ткань, пытаясь определить на ощупь материал. Он и раньше замечал за ней такую привычку в моменты, когда она нервничала. Подойдя к Хильде, Абель прижал к себе ее руку. Глубокое сострадание охватило его, но в нем не было любви. То же самое он мог почувствовать к животному, попавшему в капкан, к любому, кто мучался, пусть и по собственной вине. Хильда оказалась именно в такой ситуации. Но осознать это, ей было не дано.
Окончательно остыв, Хильда произнесла, не глядя на Абеля:
— Для меня возможно только замужество. Просто так я не могу, что бы я ни чувствовала.
— Понимаю. Пусть... — Он судорожно сглотнул и с трудом выговорил: — Пусть будет по-твоему.
— О, Абель, Абель. — Хильда вскочила, обняла его и, когда он слегка застонал, воскликнула: — О, прости, прости, тебе больно. — Убрав руку с его шеи, она потянулась к нему, и Абель, наклонив голову, поцеловал Хильду, почувствовав при этом, как ее тело пронизала дрожь. Когда Хильда слегка отстранилась от него, лицо у нее было счастливым, глаза сияли. — Ты такой большой и нежный, — приглушенно сказала она. — Я и не представляла себе, что можно быть таким нежным. О, Абель!
— Ты еще не знаешь меня, — засмеялся он, тряхнув головой.
Она закружилась совсем по-девичьи и радостно воскликнула:
— У меня такие планы! Я лежала ночью и представляла, как мы развернемся. Я вижу, ты любишь наше дело. Ведь правда?
— Иначе я вряд ли бы понравился тебе, — задумчиво ответил Абель.
— Мы можем расширить дело, если уговорим Эстер Берроуз продать поле. Все равно ей придется это сделать — у нее кончаются деньги. И еще мы можем продавать бензин. Перед домом полно места для колонок.
Абель снова сел и стал смотреть, как она, не прекращая говорить о делах, стелит скатерть на стол, подготавливая его к завтрашнему дню. Вскоре Хильда, как бы сбросив обличье деловой женщины, заговорила о другом и совсем иным тоном:
— Как ты думаешь, Абель, могу я венчаться в белом? Мне бы очень хотелось на этот раз пойти к алтарю в белом. Тогда на мне был просто обычный костюм... Что такое? — Она нерешительно подошла к нему.
Абель поднялся с кресла, лицо у него стало непреклонно жестким. Тоном, не терпящим возражений (Хильда не ожидала ничего подобного, по крайней мере, в этот вечер), он буквально отчеканил:
— Я не буду венчаться в церкви, Хильда.
Она была так потрясена, что невольно протянула к нему руки, словно не веря услышанному.
— Не в церкви? А где?
— В Бюро регистрации
— О нет! Нет! — вскрикнула она и исступленно затрясла головой. — Никогда! Жениться в Бюро регистраций? Но в этом нет святости и вообще ничего хорошего.
— Но это то же самое, что и церковный обряд.
— Нет. Нет. Абель, ты удивляешь меня. А что скажет викарий? Я всегда обращалась к нему за советом. Он не позволит. Мы набожные люди, вся наша жизнь связана с церковью уже много лет. Мистер Максвелл был церковным старостой. Мы познакомились в церкви. Викарий знал о нашем... Хочу сказать, он все знал о нашем браке. Нет, он никогда не одобрит.
— Прости, Хильда, но я не стану венчаться в церкви. Вообще, ни о какой церкви не может быть и речи.
Его категоричный тон и решимость, звучавшая в голосе, так подействовали на Хильду, что она поняла: единственный способ заполучить мужа — согласиться на Бюро регистраций.
— Пойду к себе. Подумай, спешки нет. — С этими словами Абель направился к двери.
— А как твоя рука? Помощь не нужна? — спросила Хильда.
— Нет, спасибо, я справлюсь. — Он ласково улыбнулся. — Спокойной ночи, Хильда. Не волнуйся — все, в конце концов, образуется. Если... если ты не сможешь пойти мне навстречу... что ж, тогда оставим все, как прежде. Поговорим утром. Спокойной ночи.
Выражение ее лица остановило Абеля. Хильда порывисто бросилась к нему, без слов давая понять, что нет необходимости ждать ответа до утра.
* * *
Абель сидел на стуле, Дик стоял перед ним: лицо бледное, расстроенное, в глазах — страх, губы дрожат.
— Я плохо поступил, па?
— Нет-нет, — успокоил сына Абель.
— Я только бросил в него немного снега. Совсем немного, ему не было больно и...
— Знаю, знаю. — Абель притянул мальчика к себе, и тот осторожно дотронулся до бинта.
— Тебе очень больно, па? — с сочувствием спросил Дик.
— Нет, сейчас уже нет, только слегка онемело. Но, послушай, я хочу поговорить с тобой, и серьезно. — Абель внимательно посмотрел на ребенка. Собираясь заговорить, он облизнул губы и стиснул зубы, как бы сопротивляясь словам, которым должен был произнести. Наконец, слегка склонив голову набок, он мягко спросил: — Помнишь, я говорил тебе о том, что твоя мама как будто бы умерла? — Не дождавшись ответа, Абель переспросил: — Ну что, не помнишь?
— О да, да, да, — закивал Дик. Потом, сосредоточившись, громко повторил: — Да-да, па.
— Ну, вот и хорошо. Но ведь мы оба знаем, что она была жива и здорова, когда мы ушли из Гастингса?
— Да, па.
— Теперь слушай внимательно. Когда у мужчины есть жена и она жива, он не может жениться на другой женщине. Понимаешь?
Дик моргнул, посмотрел в сторону, потом вновь на отца и твердо ответил:
— Да, понимаю.
— Ну, а если, допустим, этот мужчина женится на другой женщине, а его жена жива, это своего рода... Ну, своего рода грех, и его могут за это посадить в тюрьму, потому что нельзя иметь сразу двух жен. Понимаешь?
— Да... да, па, — ответил мальчик после недолгой паузы.
Тут Абель схватил сына за плечо и, наклонившись так, что их лица оказались совсем близко, сообщил:
— Миссис Максвелл хочет, чтобы я женился на ней. Если я откажусь, тогда все осложнится. Короче говоря, это значит, что нам придется уйти отсюда и мне надо будет опять где-то искать работу. — Он помолчал. — Ты помнишь, что было, когда я пытался искать работу, помнишь?
Страх в широко раскрытых глазах мальчика сменился растерянностью. Он не сказал, как обычно: «Да, па». Своим детским умом Дик старался вникнуть в ужасную ситуацию, описанную отцом. Ребенок испуганно думал об опасности греха, способного привести в тюрьму. Нечто подобное он уже пережил в субботу на дневном представлении, где показали столкновение ковбоев и индейцев: в конце концов, одних злодеев застрелили, а других шериф забрал в тюрьму. Но в тюрьму забирали только плохих людей, а отец говорит: если у него будет две жены, его тоже могут забрать в тюрьму. Потом неожиданно и ярко в его сознании возник образ ребенка. Дик не мог объяснить причину, может быть, потому, что у сестры Джорджи Армстронга, три месяца назад вышедшей замуж, только что родился ребенок, и Джорджи подрался из-за этого с одним мальчиком старше него. Джорджи было одиннадцать, и он знал все о маленьких детях. Он говорил: «Можешь иметь одного, а можешь пятерых, они прямо как кролики, только их дольше ждут, каждого по три месяца. Пришел доктор и вытащил ребенка из живота сестры через пупок...».
— Ты слышишь? — Абель с силой тряхнул его за плечо. — Все зависит от тебя. Понимаешь?
— Что, па? — возвращаясь к реальности, промолвил Дик.
— Сынок, разве я разговариваю сам с собой? О чем я только что говорил?
— Не выдавать секрет насчет ма.
— Значит, ты должен уяснить вот что: надо забыть о том, что твоя мама жива, ведь если я женюсь на Хиль... на миссис Максвелл и кто-нибудь узнает о моей другой жене, меня посадят в тюрьму. Теперь понимаешь? Ты никому и никогда не должен говорить о своей матери.
— Да, па, — отрешенно произнес мальчик.
Оба долго молчали, пристально глядя друг на друга.
— У тебя есть друзья в школе, — снова заговорил Абель, — например, этот твой приятель Джорджи Армстронг. Он тебе многое рассказывает и ждет, что ты тоже будешь с ним откровенен. Но если ты не хочешь мне навредить, то не должен поверять ему свои тайны... Ну, например, что произошло, когда мы жили в Гастингсе.
— Не буду, па, ни за что. — Они вновь уставились друг на друга. Затем мальчик робко спросил: — А что будет, па, если... если мама приедет и найдет нас?
Абель невольно вздохнул. Он встал, обнял сына и крепко прижал его к себе.
— Не беспокойся. Думаю, маловероятно, чтобы она нашла нас. Я постарался сбить ее со следа — она не подозревает, что мы пошли на север. Но даже если бы вдруг стала искать в этом направлении, то отправилась бы прямо в ту сторону реки, мы же в глубине страны. Здешние жители не любят удаляться от своих мест. Некоторые из них никогда в жизни не были на другом берегу реки. Так что не тревожься, сынок, насчет этого. Единственное, что меня беспокоит, так это то, чтобы ты нечаянно не проговорился.
Глядя на Абеля, мальчик очень серьезно произнес:
— Я никогда не проговорюсь, па, никогда, потому что мне здесь нравится.