ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
На сессии Верховного Совета республики, состоявшейся в конце ноября 1987 года, во время перерыва ко мне подходили группы депутатов. Это были рабочие, чабаны, механизаторы, партийные, советские работники, деятели науки и культуры. С каждым из них я был хорошо знаком и подолгу работал вместе на производстве, в Академии наук, в Совете Министров и Центральном Комитете Компартии Казахстана. В нашей совместной работе, может быть, не так все получалось, как мы хотели, не все шло гладко. Но мы были уверены в своей правоте и твердо стояли на Своих позициях, преданно выполняли задания партии. Трудились, словом, с полной отдачей сил и ответственности не боялись.
Товарищи, с которыми я беседовал, в конце нашего разговора спрашивали, чем я сейчас занят? Я отвечал: ну, какие, мол, могут быть заботы у пенсионеров? Много читаю, размышляю о прошлом, о сегодняшнем дне, вспоминаю друзей-соратников, многие из которых, увы, ушли из жизни. Мои собеседники, будто сговорившись, высказывали пожелания, которые сводились к одному: у вас большой опыт партийной, государственной деятельности, а потому напишите о своем жизненном пути. Ведь он связан, убеждали они, с историей экономического и культурного развития нашей республики за довольно длительный период. И подчеркивали, что это важно именно сейчас, на переломе, когда мы вглядываемся в историю нашей республики, и поэтому необходим тщательный и глубокий анализ ее развития. А ведь ни для кого не секрет, что социально-экономическое развитие Казахстана изучалось, рассматривалось и проводилось в жизнь Центральным Комитетом КПК, который я возглавлял продолжительное время.
Мы являемся участниками многих значительных дел и героических свершений, происшедших и происходящих в республике. К сожалению, в последнее время появился ряд статей, в которых о прошлом Казахстана говорится только в негативном плане. И удивляет, что авторы этих статей в недавнем прошлом писали прямо противоположное. Им, видно, все равно, восхвалять или хулить, лишь бы попасть в тон.
В связи с Тем, что в этих выступлениях и статьях много путаницы, а главное мало честности, считал бы необходимым сделать кое-какие выводы из нашего исторического опыта, взвесить, выверить стратегию и тактику перестройки. В своей работе хотелось бы отобразить важнейшие события в истории республики предельно объективно, без конъюнктурных издержек, другими словами, рассказать о том, как это было в действительности. Оговорюсь сразу: несмотря на большую работу, которую проводят партийные и советские органы республики по переводу народного хозяйства на новые рельсы, она еще не отвечает духу времени. Требуется напряженная работа по перестройке, а решение этих ответственных задач немыслимо без обмена опытом, без использования всего, что было у нас хорошего в прошлом и что есть в настоящем.
Перед началом вечернего заседания сессии ко мне подошел депутат и, считая себя вправе говорить от имени горняков, обогатителей, металлургов и всех трудящихся Балхаша, сказал: «Почти все ваши доклады, выступления, статьи печатались во многих изданиях страны, а некоторые за рубежом, но без вашей биографии. Было бы хорошо, чтобы вы обратили на это внимание и Вспомнили товарищей, которые работали с вами вместе».
На эту тему со мной не раз заговаривал известный поэт и общественный деятель Олжас Сулейменов. Он убеждал (и, как видите, убедил!), что моя биография, моя жизнь позволят глубже и масштабнее понять многообразие процессов, происходивших в нашей республике.
Следуя этим советам, я решил построить свои воспоминания, основываясь на своих биографических данных, соблюдая принцип временной последовательности.
Как известно, 16 декабря 1986 года состоялся пленум ЦК КПК. На пленуме я был освобожден от обязанностей первого секретаря ЦК КПК в связи с уходом на пенсию. Завершилась моя более чем пятидесятилетняя активная деятельность. А значит, и пришло время подвести главные итоги.
Свыше сорока лет ЦК КПСС оказывал мне высокое доверие и большую поддержку в моей практической деятельности,
В разное время мне поручали возглавлять крупные предприятия цветной металлургии, быть у истоков создания мощной медной промышленности страны. Была оказана большая честь — меня избрали академиком АН республики и ее президентом. По рекомендации комсомольской организации, членом которой я был с 1927 года, секретаря парткома Коунрадс-кого рудника Ильина и передового рабочего Абжанова в 1939 году был принят в члены партии. С этого незабываемого в моей жизни года я постоянно избирался в вышестоящие партийные органы. Партия доверила мне поработать в ЦК КПК и Совете Министров республики в течение 42 лет. За это время с небольшим интервалом проработал в должности первого секретаря ЦК КПК 25 лет. Дважды назначался Председателем Совета Министров КазССР. С IV съезда КПК по XVI включительно входил в состав ЦК КПК. Избирался делегатом XIX и всех последующих съездов партии, включая XXVII съезд КПСС. На XX и всех последующих съездах избирался членом ЦК КПСС. На XXIII съезде был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК, на XXIV, XXV, XXVI, XXVII съездах - членом Политбюро ЦК. В общей сложности в составе Политбюро ЦК находился 21 год. Являлся депутатом Верховного Совета СССР, с 3 по 11 созыв включительно. В течение 25 лет был аденом Верховного Совета СССР, аденом Президиума Верховного Совета Казахской ССР состоял с 1960 года до июня 1987 года.
Выполняя поручения ЦК и Президиума Верховного Совета, выезжал в ряд социалистических и капиталистических стран, возглавлял партийные и парламентские делегации. Мне выпало большое счастье работать, встречаться, слушать видных деятелей нашей партии и государства, международного рабочего и коммунистического движения. Приходилось беседовать с крупными государственными и партийными деятелями капиталистических стран.
Хочу сразу сказать, что о масштабных изменениях в экономической, культурной жизни республики за указанный период невозможно рассказать в пределах данной книги.
Поэтому своей целью я поставил постараться рассказать о главных событиях, происшедших в жизни республики и страны в общей форме, не вдаваясь в описание отдельных подробностей. Еще хочу сказать, что я не писатель и не историк и моя работа не претендует на какое-то художественное повествование или историческую хронику.
Я решил систематизировать и обобщить свой более чем пятидесятилетний опыт партийной, государственной, хозяйственной и научной деятельности. Надеюсь, что мои записки напомнят моим товарищам и друзьям о нашей совместной работе, о незабываемом времени социалистического строительства в Казахстане. Память бережно хранит те переломные моменты, происшедшие в истории республики, которые определили и явились решающей базой ее дальнейшего развития.
У каждого политического деятеля наступает в жизни момент, когда он должен принять самое ответственное и, не скрою, очень трудное для себя решение: пора уходить в отставку.
Я не сомневался, что мое заявление об уходе на пенсию будет принято, и порукой тому было много разных и веских причин. О нюансах я расскажу, наверное, позже, но тогда, в декабре, мой Опыт подсказывал мне: нужно лететь в Москву и встретиться с М. С. Горбачевым.
И вот я в Москве. Остановился в гостинице «Казахстан», которая была, кстати, построена силами нашей республики рядом с Казахским представительством на Чистых прудах, напротив памятника Грибоедову и станции метро «Кировская». На следующее утро в Кунцевской больнице я проведал жену, Зухру Шариповну. Из больницы приехал на Старую площадь в ЦК и поднялся на пятый этаж, где находился кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС. Я шел по знакомому коридору в хорошо известный мне кабинет Генсека. Здесь в свое время работал Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко. Было время, когда в этом кабинете Хрущев и Брежнев с моим участием принимали немало решений о помощи Казахстану, касающихся развития его экономики, культуры и науки. Вспомнилось, как в начале 1955 года Н. С. Хрущев благословлял меня здесь на должность Председателя Совета Министров Казахской ССР.
Но на этот раз я шел к Генсеку с личным вопросом. Горбачев встал из-за стола, как всегда во время наших встреч, тепло поздоровался. Затем мы сели за длинный стол, где обычно сидят присутствующие на совещаниях. После взаимных приветствий, не растягивая разговор, я положил ему на стол свое заявление. В заявлении было сказано, что ЦК КПСС вот уже несколько десятков лет оказывал Мне большое доверие, поручая весьма ответственную и почетную работу. За оказанное высокое доверие я выражаю свою сердечную благодарность ЦК, Политбюро и Генеральному секретарю, но в настоящее время мое здоровье и возраст не позволяют мне плодотворно трудиться на этом посту, поэтому прошу рассмотреть вопрос о моем уходе на пенсию.
Горбачев, на мой взгляд, к такому разговору был достаточно уже подготовлен и сказал, что он поддерживает мое предложение и заявление мое вынесет на рассмотрение Политбюро. Далее он сказал, что большая занятость не позволит ему принять участие в работе пленума ЦК КПК, а потому в Алма-Ату прибудет Разумовский.
Признаюсь, что в душе я надеялся, что Генсек спросит меня, кого бы я хотел рекомендовать на свое место. Он не спросил. Тогда я сам задал ему вопрос. Горбачев довольно сухо сказал: «Решение этого вопроса оставь нам. В республику будет рекомендован и направлен хороший коммунист».
Перед моим уходом он сказал, что обеспечит жильем в Москве. Я поблагодарил его за заботу и ответил, что не собираюсь никуда переезжать и буду жить в своем родном городе. Тепло прощаясь со мной, Горбачев сказал: «Будете в Москве, обязательно заходите». На том и расстались. Вечером я вылетел в Алма-Ату.
В кабинете, который я занимал в ЦК, собрал подаренные мне книги от писателей, деятелей науки и культуры и отправил их домой. Из Москвы никто не тревожил, да и в Алма-Ате, по всему чувствовалось, ждали перемен, и потому напряжение последних лет резко поубавилось. На заседание Политбюро меня не вызывали, но просьбу удовлетворили. После получения решения я собрал бюро ЦК КПК и сообщил товарищам об уходе на пенсию. От имени бюро выступил С. Мукашев и поблагодарил за совместную работу. Ну, а 16 декабря состоялся пленум ЦК. О его работе, его последствиях читатели узнают в одной из заключительных глав.
НЕМНОГО О ПРОШЛОМ
... Я коренной житель Верного, ныне Алма-Аты. Очень люблю город моего детства и юности, имеющий свою, хоть и небольшую, но богатую историю. В 1854 году на месте разрушенного войсками и набегами древнего казахского поселка Алматы, разместившегося на северном склоне Заилийского Алатау, было заложено укрепление «Заилийское», переименованное позже в Верное. В 1867 году Верный приобрел статус города и стал центром Семиреченской губернии. После революции в 1921 году город получил свое первоначальное имя по предложению Ураза Джандосова, видного партийного и государственного деятеля. В 1924 году он стал центром Семиречья. Когда построили Турксиб, столицу Казахстана перевели из Кзыл-Орды в Алма-Ату. Не только алмаатинцы, но и гости — наши и зарубежные — считают казахстанскую столицу одним из красивейших городов страны. Город-сад отметил 8 декабря 1981 года рождение миллионного жителя...
Каждый человек должен знать свою родословную. Не уходя в глубокую древность, могу только сказать, что мои предки берут свое начало от Байдыбека, джигита Старшего жуза. Мое ближайшее генеалогическое древо выглядит следующим образом:
Жолым.
Нурмамбет
Азнабай
Конай
Джетибай Жумабай
Минлиахмед
Динмухамед
Мои предки были животноводами и жили на берегах реки Курты и Или в районе Куйгана. В прошлом это место называлось — Нижнеилийская волость Верненского уезда Семиреченской губернии. Ныне территория Балхашского и Куртинского районов Алма-Атинской области.
У моего прадеда Азнабая было четыре сына. Семейное предание не сохранило причину разлада Азнабая со своими сородичами. Но однажды он снял весь аул и через Или по юго-восточному берегу Балхаша добрался до Аягуза, а оттуда откочевал на земли рода тобыкты. Впоследствии он прижился на новом месте и женил своего второго сына Коная на тобыктин-ке. У Коная родились сын Жумабай и дочь Булонтай. После смерти Азнабая тобыктинцы начали притеснять Коная и его родичей. Конай принял решение со своими близкими перекочевать и вернуться на свои земли в Семиречье. Однако тобыктинцы не позволили Конаю увезти с собой жену и дочь. Разместив всех своих одноаульцев на родных землях, Конай в поисках лучшей жизни переезжает на правый берег реки Алмаатинки, отдаст своего сына Жумабая на учебу в мусульманскую школу.
Однажды Конай выехал на Курты к родственникам и в пути, как гласит предание, был вероломно убит во время молитвы. Чтобы сохранить род и наследие Коная, жену его умершего старшего брата Бокеша по имени Кырыжмлкы отдали замуж за третьего сына Азнабая Шолака. Они и занялись воспитанием моего деда Жумабая.
Жумабай хорошо учился в школе, затем поехал учительствовать в родные края. В 1904 году через Турцию уехал в Саудовскую Аравию и совершил паломничество в Мекку и Медину. В 1905 году он вернулся домой через Индию и Афганистан. Хадж Жумабая занял восемь месяцев. В 1886 году у него родился сын Минлиахмед. Его, четырнадцатилетнего мальчика, Жумабай устроил на работу к алмаатинскому купцу И. Габдулвалиеву. До Октябрьской революции он работал по найму у этого купца. Мои родители не имели никакого образования.
После Октября до ухода на пенсию отец работал в сельскохозяйственных и торгующих организациях Алма-Атинской области. Сам научился грамотно читать и писать по-русски и по-казахски.
Мать, Зухра Баировна, родилась в бедной крестьянской семье в селе Чилик (Зайцовка) Чиликского района. Родители мой прожили совместно свыше семидесяти лет. Мать умерла в возрасте восьмидесяти шести лет в 1973 году.
Доброй памятью всегда вспоминаю своего дядю А. Б. Чимбулатова. Он был одним из организаторов комсомола и участником борьбы за установление Советской власти в Семиречье, Верном. Затем работал секретарем Алма-Атинского укома Компартий Туркестана, первым секретарем Алма-Атинского горкома партии, первым секретарем Джаркентского укома ВКП (б). Работая в Северо-Казахстанском обкоме партии, начальником политотдела «Каззолото» и Омской ж. д., был незаконно репрессирован и погиб в 1938 году. В 1954 году А. Б. Чимбулатов был посмертно полностью реабилитирован. Надо сказать, что именно он настойчиво рекомендовал мне вступить в комсомольскую организацию.
Отец умер в 1976 году, не дожив до девяноста лет трех Месяцев. Наша семья жила в Верном на Саркандской улице в доме Иванова (в Большой станице), где я родился 12 января 1912 года. Через два года отец построил небольшой домик на Старокладбищевской улице, 39. Она получила свое название потому, что в се северной части находилось старое кладбище (сейчас в этом районе расположен вокзал Алма-Ата II). После этого улицу назвали Вокзальной, затем проспектом Сталина, ныне — это Коммунистический проспект. Наш старый дом, где Прошли мои детские годы, давно снесен, на его месте построен большой дом с магазином по продаже электротоваров. Недалеко от нашего дома находилась Узбекская мечеть. В дни мусульманских праздников — ураза-айт, курбан-айт — отец брал меня с собой в мечеть. Пока шла молитва (намаз), мы, тогда 7 — 8-летние мальчишки, бегали по мечети, забирались на минарет и оттуда с большой высоты смотрели на город. После молитвы возвращались домой в приподнятом настроении.; Самым приятным было празднование курбан-айта. Отец по обычаю резал барана (курбан-шалу). Сначала из туши вырезалась грудинка и тут же поджаривалась на костре. Затем всем членам семьи раздавали по кусочку и после этого приступали к чаепитию. Кстати, к празднику готовились заранее и в нашем доме всегда жарили баурсаки, готовили и другие лакомства.
Помню все достопримечательности старого Верного. Дом губернатора, здание Военного собрания, дом Дворянского собрания, Кафедральный собор, Покровскую церковь, мечети, купеческие лабазы и магазины, бараки, глинобитные, деревянные дома в один, редко в два-три этажа, ни одной асфальтированной дороги, на пыльных улицах бессчетное количество лошадей и ишаков, день и ночь струящаяся вода в арыках, над которыми поднимались в пышной зелени тополя и карагачи — вот характерный облик города Верного. Деревянные дома в городе строились неслучайно. После разрушительного землетрясения 10 июня 1887 года из 1799 зданий уцелело только одно, стихия привела к необходимости горожан строить лишь деревянные здания. Надо отдать должное основателям города за стройную Планировку улиц, заботливое и богатое их озеленение. Первым губернатором Семиречья был генерал Г. А. Колпаковский, и то, что город стал садом, во многом связано с его именем. За каждое высаженное дерево он платил горожанам по гривеннику, а кто не высаживал деревья в указанном месте или губил их, публично наказывался плетьми. Сопровождавшие генерал-губернатора казаки приговор тут же приводили в исполнение.
Город, можно сказать, зеленел прямо на глазах.
Весь город практически разместился в таких параметрах: со стороны гор — улица Арычная (ныне проспект Абая), с севера — станция Алма-Ата II, с запада — Весновка и с востока — Пугасов мост и ниже по речке до Малой станицы. Все остальное за этими пределами — огороды, поля, а кое для кого и охотничьи угодья.
Небольшой был город, но очень своеобразный и шумный. Жизнь ключом била вокруг базаров, с постоялыми дворами, кузнечными рядами и великим множеством мелких лавочек с различной хозяйственной утварью и столовых-забегаловок (ас-хана), в которых зазывали и приглашали отведать блюда национальной кухни или просто горячую свежеиспеченную лепешку.
Учился я в школе первой ступени № 19 им. Чернышевского, которая находилась на Алма-Атинской улице (теперь Емелева); позже она была ликвидирована и снесена. После окончания четвертого класса учился в 14-й школе (второй ступени), школа находилась на территории ныне действующей кондитерской фабрики.
Г оды учебы в школе запоминаются надолго. Хорошо помню свою первую учительницу Анну Павловну, которая учила меня русскому языку и грамоте по букварю. Встретились мы через много лет, в 1955 году, когда я работал председателем Совета Министров КазССР, она позвонила мне и попросила принять ее. Я послал за Анной Павловной машину, и мы долго беседовали с доброй старой учительницей, вспоминая далекую пору моего детства и годы учебы в школе. Потом она обратилась с просьбой — помочь ей улучшить жилищные условия, и я удовлетворил ее просьбу.
Моя память хранит чутких и мудрых учителей нашей школы № 14: русского языка — Л. А. Федулову, математики — С. И. Соколова, физики — А. А. Астраханцева, И. П. Масленникова, географии — Тугарина, естествознания — Б. Н. Дублицкого, обществоведения — Е. Войцеховского. До сих пор благодарен учителям-наставникам за душевную щедрость, мудрые наставления, за знания. С особой симпатией вспоминаю учительницу Любовь Александровну, которая много сил положила на то, чтобы я успешно освоил русский язык.
Чем еще запомнилась школа тех лет? Беззаветность, самоотверженность учителей словно током пронизывала нас, и мы, молодые люди, со своей стороны с огромным желанием тянулись к знаниям. Отличником я, увы, не был, но трудные науки постигал с превеликим удовольствием. Учились мы вместе с девушками, нравы в школе были, конечно, построже нынешних, жили дружно, во всем помогали друг другу. В ту пору в нашей школе практиковали бригадный метод обучения. Это когда ученики с хорошими знаниями брали «на буксир» отстающих и, как правило, такая помощь приносила хорошие результаты. Как ни странно, но именно в школьные годы я решил стать... горным инженером. По тем временам профессия для казахов редчайшая.
Меня вдохновлял образ первого крупного инженера-каза-ха Мухамеджана Тынышпаева, окончившего в 1906 году Петербургский институт инженеров путей сообщения, который был одним из активных участников строительства Турксиба. Я дружил с его сыном Ёскендером, который впоследствии стал известным оператором-художником республиканской киностудии. Наша дружба продолжается и по сей день.
После школы я работал статистиком в секторе районирования Госплана республики, а вечерами учился на курсах по подготовке в институт.
ГОДЫУЧЕБЫ
В 1931 году приехал в Москву с путевкой крайкома комсомола Казахстана для поступления в Московский институт цветных-металлов и золота. Дорога в столицу занимала тогда шесть-семь суток. Поразили меня, помню, необъятные просторы Казахстана. И тоскливая безжизненность его степей: от станции до станции глазу не за что зацепиться.
Остановился я у старшей сестры Амины Ахмедовны. Ее муж А. Туркебаев был в то время слушателем Коммунистического университета им. Свердлова, членом партии с 1920 года. Начиная свою деятельность в годы гражданской войны в 1918 году, был командиром партизанского отряда, боровшегося с белоказаками, участвовал в разгроме банд анненковцев. В 1924 — 1930 годах он работал ответственным секретарем Талды-Курганского, Алма-Атинского уездных комитетов партии, а затем инструктором Казахского крайкома ВКП (б). Потом он трудился начальником управления кадров и уполномоченным по делам высших школ наркомата земледелия КазССР. На этой работе он погиб от рук бандитов на станции Сарыозек.
Мои родственники жили на улице Воздвиженка, 5, где сейчас размещен архитектурный музей имени Щусева. После принятия в институт я переехал в общежитие, которое находится на Сретенке, в Панкратьевском переулке в магазинном помещении с огромными витражными окнами, выходящими на Садовое кольцо. Хорошо была видна из нашей комнаты еще не снесенная Сухарева башня. Через месяца два нас переселили в 4-й студенческий городок «Дом коммуны» недалеко от Донского монастыря. Последние годы учебы я жил на четвертом этаже в 418 кабинете северного крыла.
В то время, когда я учился в Москве, у нас проводились так называемые университеты культуры. Каждый Выходной день перед студентами выступали Выдающиеся личности страны: писатели, артисты, ученые. Для нас, будущих горных инженеров, такие встречи были настоящим праздником. Я помню, как, затаив дыхание, мы слушали Таирова и Качалова, Русланову и Церетели, поэтессу В. Инбер и др. Наверное, благодаря университетам культуры мы с моим товарищем Бакаевым стали заядлыми театралами. Хотя на всех спектаклях нам приходилось сидеть, на галерке, Мы стремились побывать в разных театрах Москвы. Особенно мы любили МХАТ: «На дне» с Качаловым, «Анна Каренина» с Тарасовой, «Царь Федор Иоаннович» с Хмелевым. Мы посмотрели почти весь репертуар МХАТа того времени, где играли и другие блистательные актеры: Москвин, Тарханов, Яншин, Андровская, Степанова и другие.
Нельзя сказать, что жили мы, студенты впроголодь. Получали не ахти какую стипендию (по-моему, 45 рублей) и первым делом покупали талоны на трехразовое питание. Ни о каких застольях да еще с горячительными напитками и речи быть не могло. А ведь мы еще умудрялись и на театр сэкономить, и на кое-какую одежду. Да ведь еще на займы подписывались. Как мы выкручивались — ума не приложу! Из дома помощи не получали. Да и на какую помощь можно было рассчитывать, если у нас, на нашей родине, свирепствовал страшный голод.
Моя учеба в Москве совпала с тяжелейшим периодом в жизни республики и страны — периодом принудительной коллективизации. Сведения о крайне тяжком положении народа доходили до нас, московских студентов. Я получал письма от родителей, в которых рассказывалось об огромных бедствиях жителей аулов и сел, страдающих и погибающих от голода. О масштабах развернувшейся беды я мог судить сам, когда приехал к родителям на каникулы в село Тургень Энбекши-Казахского района Алма-Атинской области. Здесь в 1932 —1933 годах множество людей погибло от голода в селах Балтабай, Маловодное и в аулах района.
Студентов из Казахстана очень тревожили вести из родных мест. По инициативе казахского землячества (была такая организация) состоялось собрание в помещении кинотеатра «Колизей» (ныне театр «Современник») на Чистых прудах. Студенты требовали правдивой информации о положении дел в республике. В Москву приехал секретарь Казахского крайкома Кохиани, чтобы успокоить студентов. Но не тут-то было: студенты располагали более достоверной информацией и разговор получился очень резкий. Слушатели из коммунистического университета имени Свердлова, что называется, по полочкам разложили доводы Кохиани и посчитали информацию секретаря крайкома необъективной и нечестной. Очень ярко выступил студент О. Джандосов (брат У. Джандосова). Он сказал, что, находясь на практике в республике, посетил ряд геологоразведочных партий и перед его глазами открылась страшная картина всенародного бедствия-— голода. Кохиани чувствовал себя весьма неуютно под градом критики. Мы тогда еще не знали, что о великих страданиях казахского народа Сталину было отправлено «письмо пятерых»: Г. Мусрепова, М. Даулеткалиева, Е. Алтынбекова, М. Гатаулина, К. Куанышева. Письмо, как и следовало ожидать, оказалось без последствий. Равно как и обращение к «вождю народов» видного государственного деятеля Турара Рыскулова.
Сложившаяся обстановка в республике очень сильно влияла на учебу и настроение студентов. Многие из них возвращались домой. После собрания не было принято никакого решения. Да и какое решение могли мы принять? Прекратить голод? Помочь Казахстану продуктами? Миллионы голодающих и бедствующих были и в других регионах страны. В этом мы убедились, находясь на практике в 1933 году на Дегтярском руднике, на Урале. Сюда согнали огромное количество раскулаченных и жили они в крайне тяжелых условиях, нищенски. А ведь еще и работали! Возвращаясь с практики в Москву, мы не смогли купить железнодорожных билетов и три дня провели в Свердловске (Екатеринбурге). Мы, трое студентов, жили у родственников одного шахтера, с которым познакомились в Дегтярке, на улице Московской, дом 24. А там положение было катастрофическим...
Свердловск запомнился мне и одной страшной экскурсией. Я имею в виду ипатьевский дом, где были расстреляны царь и его семья. Сейчас трудно в это поверить, но эта экскурсия пользовалась в городе популярностью. Люди приходили в дом, рассматривали стены со следами пуль и кровавых пятен. Трагедия, которая здесь разыгралась, теперь подробно описывается во многих журналах и газетах.
НА БАЛХАШЕ — КОУНРАДЕ
В июле 1936 года, окончив горный факультет Московского института цветных металлов и золота, я получил направление на Коунрад-Балхашскую стройку. Здесь началась моя настоящая трудовая деятельность. Новичком в этих краях я не был. С Коунрадом и его людьми был знаком еще с середины прошлого года, когда проходил здесь практику в течение пяти месяцев. Работал я тогда десятником только что созданного восточного отвала. Работал и копил материал для дипломной работы на тему: «Определение мощностей Коунрадского карьера для производства 90 тысяч тонн черной меди в год». Диплом защитил с оценкой «отлично». Сложилось так, что мои первые шаги накрепко были связаны с развитием цветной металлургии Казахстана. И я по сей день горжусь, что я — один из участников зарождения в стране мощной медной промышленности в Центральном Казахстане, а затем и свинцово-цинковой промышленности в Рудном Алтае.
Мы, люди старшего поколения, хорошо помним, в каких невероятно трудных условиях зарождались и создавалась промышленные центры Казахстана. Многие стройки начинались с нуля в совершенно необжитых пустынных и полупустынных районах республики. К тому времени я возвращаюсь не только потому, связано с сегодняшними днями, но и потому, что пройденный путь стал для нас бесценной школой жизни, самым главным университетом.
Еще будучи студентом я знал, что Наркомат тяжелой промышленности принял решение построить Балхашский медеплавильный комбинат. Он поднимался на северном берегу озера Балхаш, и планировалось, что он станет крупнейшим в стране комбинатом по выпуску меди. Совет Труда и Обороны СССР подчеркивал, что строительство комбината по своему значению приравнивается к Магнитогорску. И потому, как тогда говорили, сооружение комбината стало делом всей партии и народа.
Стройка была взята под особый контроль Наркомата. Академия наук СССР обратилась к научно-техническим работникам страны, чтобы те личным участием помогли строительству. В газете «За индустриализацию» часто появлялись статьи с призывом: «В бой за Балхаш!»
Крупных объектов в нашей республике возводилось немало, и студенты-казахстанцы хорошо знали, что делается в Риддере, Зыряновске, Чимкенте, Текели, Джезказгане, на золотодобывающих предприятиях республики, как развертываются геологоразведочные работы на поиск полезных ископаемых.
Мы прекрасно знали, насколько велики богатства необъятного Казахстана. Его земля простирается от Каспия до Алтая, от гор Алатау и Каратау до Западно-Сибирской низменности. Она полна несметными сокровищами, ее разрезают бурные реки, над ней вздымаются высокие горы. Нас, студентов-казахстанцев, занимали мысли о том, как наилучшим образом поставить эти богатства на службу народу, населяющему эту республику. И когда мне предложили ехать на работу в Прибалхашье, путевку я принял с радостью и отправился на стройку с большим желанием. Главной сырьевой базой будущего медеплавильного гиганта было Коунрадское месторождение меднопорфировых руд.
Еще в глубокой древности люди добывали медь в Центральном Казахстане. Но, конечно же, выбирали они то, что лежало на поверхности. Первую официальную заявку на Коунрадское месторождение сделал купец А. Деров в 1901 году. Чуть позже заявки посыпались от десятков промышленников и предпринимателей. Они скупили за бесценок у местных баев землю, тем самым сделав заявку на разработку.
После революции на Прибалхашье обратил свой дальновидный взор английский предприниматель Лесли Уркварт.
В 1928 году он писал в Москву: «Не дадите ли мне возможность поковыряться в Киргизской степи, около Балхаша и дальше? Раньше чем через 50, а может, и 100 лет вы этими местами все равно не займетесь. А я поищу. Может быть, что-нибудь найду».
Но англичанин сильно ошибался в своих прогнозах. 2 августа 1929 года Совет Труда и Обороны СССР принял постановление «О перспективах развития цветной металлопромышленности». Сразу же, в 1929 году, в Прибалхашье начались буровые разведочные работы. В Коунраде, например, в первые три года на разведку было затрачено около двух с половиной миллионов рублей. Идя на такие по тем временам громадные затраты, руководители отрасли надеялись на то, что они с лихвой окупятся. Так и случилось.
Первое геолого-экономическое обоснование Коунрада дал инженер-геолог М. П. Русаков, проводивший разведку в этом районе еще в 1928 году и доказавший, что Коунрад по своим запасам превосходит все известные тогда медные месторождения. М. П. Русаков был крупнейшим геологом, он первым в Советском Союзе начал изучать медно-порфировые руды. Он открыл Коунрадское, Семизбугинское, Карагайлинское, Кайрактинское и другие месторождения цветных и редких металлов и железных руд.
Профессор, академик АН КазССР, заслуженный деятель науки и техники республики М. П. Русаков был замечательный человек, обладал глубокими знаниями в своей области. Я часто с ним встречался, работая в АН КазССР и когда был председателем Геологического совета Казахстана. Он один из признанных пионеров геологической науки и всей геологической службы Казахстана. Его именем назван минерал ванадия — русаковит.
... После защиты дипломного проекта 2 июля 1936 года на ученом совете института я уехал в Алма-Ату. Погостил у родителей и собирался к месту работы. Самолеты в то время между Балхашом и Алма-Атой летали редко, пришлось ехать поездом: Алма-Ата — Семипалатинск — Новосибирск — Петропавловск — Караганда. Чуть не пол страны объехал, чтобы прибыть в Балхаш, до которого от Алма-Аты чуть больше пятисот километров!
В старой Караганде задержался на сутки, ждал самолет, жил на базе, где мне купили билет, и 7-го августа прилетел в Балхаш. (И тут пятьсот километров). Из аэропорта я дозвонился до приемной директора рудника. Мне ответили, что надо ждать машину, которая после разгрузки руды на фабрике вернется через аэропорт и довезет куда надо.
Машину пришлось ждать очень долго. В аэропорту познакомился с инструктором горкома партии А. Г. Нейманом. Впоследствии нам пришлось работать вместе: он был избран секретарем парткома рудника и какое-то время был его управляющим. Это был очень энергичный человек, хороший специалист, требовательный администратор. В период войны я не раз встречался с Нейманом. Будучи уполномоченным ЦК в Ленгере (а он в то время работал первым секретарем вновь образованного Ленгерского райкома партии Южного Казахстана), я вновь и вновь убеждался, что коммунистам его склада практически любые задачи по плечу...
В указанный в путевке срок — 7 августа я прибыл в Коун-рад. Остановился я у своего товарища Заутбека Булатова, который прибыл чуть раньше и поселился в небольшой комнате в землянке. По тем временам жилье вполне приличное. Угостил меня Заутбек чаем и за разговорами вспомнили мы прошлогоднюю практику.
Сооружение медного гиганта и его сырьевой базы проходило с большими трудностями. Мы ехали тогда на поезде до 32 разъезда Турксиба, от разъезда до юго-восточного берега озера была проведена 12 км ж/д ветка до Бурлютюбе.
Для доставки основной части грузов на стройку в Бурлю-тюбе были сооружены необходимые объекты, в разобранном виде было доставлено несколько пароходов, и Бурлютюбе превратилось в одну из основных баз Прибалхашья. Одновременно на севере Коунрада были организованы пункты на ж/д станциях Караганды и Спасска, с этих пунктов оборудование, стройматериалы продовольствие доставлялись верблюдами. В перевозках грузов гужевым транспортом большую помощь оказывали колхозы близлежащих районов. 32 разъезд и Бурлютюбе были главными пунктами для отправки людей, желающих поработать в Прибалхашстрое.
Из Бурлютюбе мы плыли через Балхашское озеро на пароходе, чтобы попасть в Коунрад. Неожиданно на Балхаше разыгрался сильный шторм. Пароход — от беды подальше — посадили на якорь, потому что котельное хозяйство затопило, везде погас свет. А тут еще дождь хлещет, как из ведра. Пассажиры не без оснований запаниковали... К нашей радости утром шторм и дождь прекратились. На помощь пришел катер, взял наш пароход на буксир и вернул в Бурлютюбе. Два дня приключений, и мы с группой рабочих, направляющихся на стройку, благополучно добрались до бухты Бертыс. Причалил пароход на старой площадке возле опытной обогатительной фабрики. На фабрике мы разыскали инженера Кадыржанова, которого знали по институту. Он окончил институт еще в 1933 году и работал на стройке с первых ее дней. Впоследствии К. Кадыржанов работал министром местной промышленности республики, с этой должности ушел на фронт. После войны работал управляющим трестом «Ленгеруголь», заместителем председателя Карагандинского и Талды-Курганского облисполкомов. Последние годы До ухода на пенсию трудился членом коллегии Министерства цветной металлургии КазССР.
Прошел год. И снова: «Здравствуй, Коунрад!» Но о добром: здравии коунрада приходилось только мечтать. Строительство проходило в тяжелейших условиях. В то время в Балхаше и Коунраде люди ютились в юртах, зе<