В декабре 1951 года меня вызвал Шаяхметов. Разговор начался с зимовки скота, о мерах, какие надлежит принять по ее организованному проведению, а потом неожиданно он перевел разговор на идеологические темы.
— Как вам известно, — сказал Шаяхметов, — за последние годы мы освободили двух секретарей ЦК за допущенные крупные политические ошибки в освещений истории Казахстана.
Я знал, что «История КазССР» выходила под общей редакцией секретарей ЦК, занимающихся вопросами идеологии. Еще 26 декабря 1950 года «Правда» опубликовала статью «За марксистско-ленинское освещение вопросов истории Казахстана», где отмечались серьезные ошибки в исторической науке, в частности, в оценке движения Кенесары Касымова.
Далее Шаяхметов сказал:
— На восьмом пленуме ЦК мы рассмотрели вопрос «О состоянии и мерах улучшения идеологической работы в партийных организациях республики». Сдвигов мало. Особенно в Академии наук. Более того, президиум Академии и ее президент Сатпаев по существу не приняли мер к исправлению ошибок, на критические выступления общественности, как говорится, ноль внимания. В Академии выявлена вопиющая бесхозяйственность, процветают феодально-байские отношения, подбор кадров идет по принципу землячества, допущено незаконное расходование в больших размерах государственных средств. При попустительстве президиума Академии серьезные нарушения были допущены помощником президента Оспановым и управляющим делами Садыковым. Они привлечены к судебной ответственности. Ко всему этому, Сатпаев в свое время являлся пропагандистом Алашордынского правительства. Учитывая все эти крупные недостатки в деятельности Сатпаева, Бюро решило освободить его от занимаемой должности.
Это сообщение было для меня как снег на голову. Сатпаева я знал как крупного геолога, относился с большим уважением. И тут вдруг: освободить.
После небольшой паузы Шаяхметов объявил, что, посоветовавшись на Бюро ЦК, меня рекомендуют президентом Академии наук республики.
— Как вы к этому относитесь? — спросил он.
Я ответил:
— Спасибо за доверие, но я отказываюсь.
На том и разошлись.
Через два месяца меня снова вызвали в ЦК к Шаяхметову. Он опять предложил мне возглавить Академию. В это время зашел второй секретарь ЦК, он полностью принял линию Шаяхметова, и после длительного разговора я согласился. Дней через двадцать я поехал в Москву. В отделе науки ЦК ВКП (б) Ю. А. Жданов долго разговаривал со мной, давал советы, критиковал Сатпаева, предостерегал от ошибок, словом, собеседование прошло успешно.
16—17анреля 1952 года состоялась сессия общего собрания АН КазССР. Первый день работы сессии был посвящен рассмотрению вопросов о лишении званий действительных членов АН КазССР М. П. Русакова и А. К. Жубанова и звания члена-корреспондента АН КазССР К. Д. Джумалиева.
М. П. Русаков, о котором я писал выше, внес огромный вклад в развитие геологической науки Казахстана. Его вывели из академиков с формулировкой: «за деятельность, направленную во вред Союзу ССР». Обвинить во вредительстве в 1952 году... Это почти приговор.
А. К. Жубанова и К. Д. Джумалиева — крупных ученых в своих областях — исключили за «потерю связи с АН КазССР».
Я считал и считаю, что это были абсолютно несправедливые и необъективные решения, которые проводились по указанию руководства ЦК и под контролем секретаря ЦК по идеологии М. Сужикова. В те дни я не был академиком и не мог плыть против течения, но я знал, что со временем мы отменим это несправедливое решение. Так оно и вышло. Не без труда, но мне удалось исправить допущенные ошибки и восстановить этих замечательных ученых в прежних правах.
Вообще надо отметить, что в послевоенный период не прекращались необоснованные репрессии против видных деятелей культуры и науки Казахстана. Были арестованы и осуждены на длительный срок — историки Е. Бекмаханов, Б. Сулейме-нов. Также арестовали ученых-филологов Е. Исмаилова и К. Мухамстханова, последнего за "националистические ошибки" в вопросах изучения литературной школы Абая.
Жестокая политика репрессий сопровождалась широкой кампанией в прессе огульного шельмования, клеветы, обвинений в национализме, идеализации феодального прошлого в вопросах изучения дореволюционной истории Казахстана, фольклора, истории казахской литературы.
Учитывая положительные качества Ж. Шаяхметова, нужно отметить, что он допустил крупные ошибки по отношению к лучшим представителям национальной интеллигенции. Эти ошибки особенно усугубились и приобрели тяжкий характер в 1951-1954 гг., когда секретарем ЦК по идеологии работал М. Сужиков. Чего стоили, например, погромные постановления ЦК КП Казахстана о так называемой антинародной сущности лучших образцов эпоса, связанных с ними научных трудов многих ученых, историков, филологов и целых научных коллективов. Разгрому подвергались лучшие произведения художественной литературы. Такие, например, как роман М. Ауэзова об Абае в редакционной статье «Казахстанской правды» в июне 1953 года. Одновременно наряду с тяжелыми обвинениями в печати, на собраниях общественности последовали и аресты известных деятелей, перечисленных выше. Обстановка была настолько нетерпимой, что М. Ауэзов, А. Жубанов и другие покинули республику.
Впоследствии, когда после смерти Сталина обстановка изменилась и первым секретарем ЦК стал Пономаренко, он публично резко осудил карательные меры Шаяхметова и Сужикова против казахской интеллигенции.
Но вернусь к сессии. 17 апреля состоялись выборы действительного члена АН КазССР Д. А. Кунаева по специальности «горное дело». Избрали единогласно. После того, как К. И. Сатпаева освободил от должности президента и члена президиума тайным голосованием я единогласно был избран президентом АН КазССР. В поддержку моей кандидатуры, выдвинутой академиком А. Бектуровым, выступили академики С. Н. Покровский, Н. У. Базанова, К. П. Персидский.
Тогда в Академий было четыре отделениям минеральных ресурсов, физико-математических наук, биологических и медицинских наук, общественных наук. Отделения объединяли 19 научно-исследовательских институтов, 9 секторов, астрономическую обсерваторию и ботанический сад.
В соответствии с постановлением ЦК и Совета Министров республики задачи Академии заключались в том, чтобы значительно повысить эффективность научных исследований, углубить разработку важнейших проблем, укрепить связь с производством, расширить подготовку научных кадров, укрепить материально-техническую базу научных учреждений. Президиум провел ряд мер по улучшению и контролю научно организованной деятельности институтов, ликвидировал лишние мелкие звенья, провел аттестацию всех научных сотрудников.
Президиум начал регулярно проводить свои заседания, слушать отчеты научных учреждений и отдельных ученых. Все это преследовало одну цель: вооружить ученых конкретной программой действий. Жизнь требовала укрепление отдельных институтов кадрами по важнейшим направлениям научных исследований.
Моя работа в Академии совпала с периодом, когда все ученые от корки до корки штудировали труды Сталина, как, например, «Марксизм и вопросы языкознания», «Экономические проблемы социализма в СССР». Первая работа расценивалась как новое слово в развитии философии, теории исторического Материализма и языкознания. Сверхвыдаюшейся работой, эпохальным открытием и т. д и т. п. назывались и «Экономические проблемы...» Словом, в науке появилось еще два краеугольных камня.
Но это сейчас можно иронизировать. А тогда сколько дифирамбов было пропето на научных конференциях, собраниях, сессиях. Немедленно эти работы включили в программу учебных заведений, в программу сети партийно-политического просвещения, в учебники всех уровней и профилей. По указанию партийных органов десятки ученых АН выезжали в области, районы, выступали в аудиториях, на собраниях, на уроках. И всюду: гениально, гениально, гениально... Умер Сталин, прошел XX съезд КПСС, и все гениальные труды как ветром сдуло,
они стали библиографической редкостью.
Но мы все верили ему. Верили даже те, кто отбывал сроки в ГУЛАГе и кто шел на расстрел с его именем на устах.
Вот в такое время мы жили и работали. Раздвоенными. Силы, ум, знания, здоровье отдавали для настоящего дела — и работали полезно, с отдачей. С другой стороны, били в ладоши, пока аплодисменты не перейдут в овацию. Я был потрясен докладом Хрущева на XX съезде КПСС как коммунист, был болен им и глубоко убежден, что не только репрессиями, но и человеческой раздвоенности в нашей жизни не место.
После детального знакомства с институтами я позвонил президенту АН СССР Н. А. Несмеянову, и тот попросил меня приехать в Москву и более подробно доложить о наших делах. Я приехал, и мы договорились с Н. А. Несмеяновым, вице-президентом И. В. Бардиным о поездке в республику группы ученых, чтобы они на месте познакомились с нашей работой, советом и делом помогли казахстанским ученым.
Такая группа вскоре приехала и очень плодотворно поработала в наших институтах. 7 декабря 1954 года на заседании Президиума АН КазССР свои выводы доложил председатель комиссии Ш. И. Агошков (ныне он академик АН СССР).
Отметив успехи отдельных институтов, он указал на серьезные просчеты в проведении исследовательских работ, слабую материально-техническую базу, отметил, что в ряде институтов чрезвычайно мало или нет совсем докторов наук, не созданы кафедры философии и иностранных языков. По мнению председателя комиссии, Академия наук республики развивалась однобоко, приоритет отдавался только геологической науке.
На состоявшемся заседании XIV сессии Совета по координации научной деятельности АН СССР, где рассматривались итоги работы комиссии, нашу Академию критиковали много и ощутимо, но и помощь Москва оказала весьма ощутимую, особенно в подготовке научных кадров.
В конце сентября 1952 года состоялся VI съезд КП(б) Казахстана. На этом съезде я был избран членом ЦК КПК и делегатом XIX съезда ВКП (б).
XIX съезд открылся 5 октября 1952 года. О его работе в свое время сообщалось предостаточно. Как известно, съезд открыл Молотов, с докладом выступил Маленков, а итоги съезда подвел Ворошилов. Сталин присутствовал на съезде раза два-три. Конечно, мы во все глаза смотрели на вождя народов и поражались несоответствию генералиссимуса на портретах и в жизни. Мы видели усталого, судя по всему больного человека.
Оживление среди казахстанцев вызвала сцена, когда Сталин подсел в президиум к Шаяхметову и о чем-то стал разговаривать с ним. Во время перерыва мы подошли к Шаяхметову и спросили его — о чем шла речь. Оказывается, Сталин интересовался развитием животноводства в республике, рекомендовал создавать оазисы в пустынных и полупустынных зонах Казахстана, используя подземные воды, а для решения кормовой проблемы советовал сеять суданку. Лишь перед закрытием съезда мы, делегаты, услышали голос Сталина. В последний раз...
После возвращения со съезда мы, что называется, засучив рукава, с новыми силами взялись за работу. На общем собрании АН в моем докладе «Об итогах работы за 1952 год и задачах на 1953 год в свете решений XIX съезда партии» я рассказал о деятельности научных учреждений республики. Не буду останавливаться на подробностях. Доклад полностью опубликован ‘ в «Вестнике АН КазССР».
Писать о деятельности институтов и отдельных ученых, ведущих свои исследования в области технических, биологических, физико-математических наук, потребовало бы очень много времени, К сожалению, надо отметить, что к ряду ученых руководство ЦК относилось неоправданно отрицательно.
Однажды меня вызвали к секретарю ЦК Шаяхметову. Я был принят без задержки, после взаимных приветствий секретарь ЦК попросил проинформировать его, над какими проблемами работают ученые институтов истории, языкознания и литературы. Вкратце я изложил ему, чем заняты специалисты названных институтов. Секретарь ЦК сказал, что историки АН медленно исправляют допущенные ошибки, институт языка и литературы плохо выполняет постановление ЦК о его работе. Я заверил, что делается все необходимое для исправлений допущенных ошибок, и институты ведут работу в нужном направлении. Мне казалось, что я как будто бы убедил его, и пригласил секретаря ЦК на дискуссию по казахскому эпосу, которую по решению ЦК следовало провести.
Шаяхметов сказал, что не может принять участие в дискуссии и на ней будет присутствовать секретарь ЦК по идеологии.
Когда я собрался уходить, Шаяхметов остановил меня и спросил:
— Что делает сейчас Ауэзов?
Я ответил:
— Не знаю, чем он занят, наверное, пишет новый роман.
Секретарь сказал:
— Вам, конечно, известно, что профессор Бекмаханов за вульгаризацию историй Казахской ССР и политически вредное освещение движения Кенесары Касымова советским судом осужден на большой срок. Также осуждены член-корреспондент К. Д. Джумалиев и ряд других ученых. Сейчас к нам поступают сигналы: плохо ведет себя Ауэзов, повторяет старые ошибки, фактически оторвался от Казахстана и живет постоянно в Москве. Надо его вывести из состава академиков, — сказал он в заключение. — На этом настаивает отдел науки ЦК
и секретарь ЦК Сужиков. Поговорите с ним, и вы убедитесь сами.
Я был поражен таким заявлением. И твердо заявил, что это невозможно. Ауэзов выдающийся писатель, известный деятель советской культуры, профессор Московского и Казахского университетов, готовит нам отличные кадры.
— Нас не поймут, — убеждал я, — не только ученые, но и весь его многомиллионный читатель. Кроме того, в уставе Академий нет такого положения, чтобы исключить из академии. Ведь академик — это пожизненное звание.
— Надо выполнять указание ЦК товарищ Кунаев, — сказал напоследок Шаяхметов. После этого я немедленно вылетел в Москву, чтобы защитить Ауэзова. Через отдел науки ЦК КПСС мне с большим трудом удалось отстоять Ауэзова. Об этом факте говорил на съезде писателей Казахстана П. К. Пономаренко в 1954 году. Когда он назвал мою фамилию и сказал, что я уклонился от выполнения указаний ЦК и защитил Ауэзова, проявив в этом деле большую принципиальность и упорство, я был, не скрою, приятно удивлен. Вот только одно меня смущало: откуда Пономаренко узнал о моих хлопотах? Ведь я ничего ему об Ауэзове не говорил.
Потом я догадался. Пономаренко получил информацию в отделе науки ЦК КПСС.
Находясь на отдыхе с Зухрой Шариповной в Сочи в сентябре 1953 года, я прочел доклад Хрущева на пленуме ЦК, где он подверг резкой критике руководителей республики за допущенные недостатки в сельскохозяйственном производстве. Когда ft вернулся в Алма-Ату, то был приглашен на совещание руководителей научно-исследовательских учреждений, ученых, занимающихся сельскохозяйственным производством.
Ж. Шаяхметов рассказал о работе пленума и совещании, состоявшемся после пленума в ЦК КПСС. Он особо подчеркнул, что республику критиковали за самоуспокоенность и самодовольство: плохое использование резервов, беспринципность. Республика годами не вносила свои предложения о развитии сельскохозяйственного производства. Ученым, предлагалось на совещании, необходимо дать свои предложения, как увеличить производство зерна, других продуктов полеводства и животноводства.
25—26 декабря 1953 года прошла сессия общего собрания АН КазССР, где я выступил с докладом «Об очередных задачах АН КазССР в свете решений сентябрьского пленума ЦК КПСС».
По итогам сессии, как водится, разработали подробные мероприятия и внесли на рассмотрение бюро ЦК КПК свои предложения. Как выяснилось после, в ЦК республики учли далеко не все предложения партийных, советских, сельскохозяйственных органов и ученых, направленные на подъем сельскохозяйственного производства. Например, расширение посевных площадей предусматривалось в объеме 2,5 миллиона гектаров в течение 4—5 лет, начиная с 1955 года. ЦК КПСС предложения республики не принял и сделал соответствующие выводы. В начале февраля 1954 года состоялся пленум ЦК КПК. На пленуме за неудовлетворительное руководство селом от работы освободили Ж. А. Шаяхметова и второго секретаря
В. И. Афонова. Состоявшийся вскоре VII съезд КП Казахстана избрал первым секретарем ЦК П. К. Пономаренко, вторым секретарем ЦК Л. И. Брежнева, секретарями ЦК Ф. К. Кариб-жанова и И. Г. Тажиева.
Пленум ЦК поставил перед трудящимися Казахстана задачу: для увеличения производства зерна освоить в течение 1954—1955 годов 6,3 миллиона гектаров новых земель. Так начала разворачиваться целинная эпопея. Только в первые два года прибыло в республику 360 тысяч механизаторов, строителей, инженерно-технических работников, специалистов сельского хозяйства. В республику мощным потоком поступала сельскохозяйственная техника, которой щедро снабжало Советское правительство покорителей целины. Ученые Академии, конечно, не оставались в стороне. С коллективом института почвоведения, руководимым У. Успановым, мы принимали активное участие, в отборе, обследовании и выявлении целинных и залежных земель для освоения. Ученые участвовали в разработке научно обоснованной системы ведения сельского хозяйства, по природно-хозяйственным зонам и областям республик. Академия наук республики направила в землеустройство десятки комплексных экспедиций и отрядов. В ЦК не проходило ни одного совещания, где бы не заслушивалось компетентное мнение ученых. Свои предложения и соображения мы много раз докладывали П. К. Пономаренко и Л. И. Брежневу и, как правило, находили поддержку.
Первую реальную отдачу республика получила в 1954 году, успешно выполнив план подъема целины и резко увеличив производство и заготовку зерна по сравнению с «доцелинным» периодом. Республика круто шагнула вперед. Заготовлено было четверть миллиарда пудов хлеба, что в два с половиной раза превышало рекорд 1951 года.
С первых же дней знакомства у меня сложились деловые и добрые отношения с Пономаренко и Брежневым. Они имели большой опыт партийной и государственной работы, надежные технические знания и практические навыки. В один из дней я обратился к первому секретарю ЦК КПК П. К. Пономаренко с просьбой оказать помощь Академии. Привожу полный текст этого документа: «Секретарю ЦК КП Казахстана — 10 июня 1954 г. — товарищу Пономаренко П. К.
Несмотря на то, что Академия наук Казахской ССР организована 8 лет тому назад, До сих пор вопросы создания материально-технической базы не разрешены. Научные учреждения Академии наук размещены в случайных, неприспособленных помещениях и находятся в исключительной тесноте. В большинстве институтов на одного научного работника приходится, с учетом размещения лабораторного оборудования, 2—3 метра рабочей площади. Особенно острый недостаток ощущают научные учреждения в оснащении современным научным оборудованием.
Основной причиной создавшегося положения явились крайне ограниченные средства, выделяемые АН КазССР на капитальное строительство и на приобретение научного оборудования. По этой причине преобладающая часть научных работников не обеспечена жилой площадью. Из-за незначительных ассигнований, которые ежегодно выделяются на капитальное строительство, а также неудовлетворительного ведения работ строительства Управлением Министерства гражданского и жилищного строительства КазССР, объем работ по главному зданию АН выполнен за 1949—1953 годы всего лишь на 35 процентов от общей сметной стоимости. Также весьма незначительные средства выделяются и на приобретение научного оборудования, которые из года в год уменьшаются.
Вследствие этого каждому институту в среднем приходится в год на приобретение оборудования 20—30 тысяч рублей, в то время как один экземпляр многих современных научных приборов стоит десятки и сотни тысяч рублей.
Эти обстоятельства отрицательно влияют на надлежащее развертывание научно-исследовательских работ, вследствие чего затягивается разработка важных для народного хозяйства проблем.
Наряду с усилением материально-технической базы научно-исследовательских учреждений АН КазССР некоторые из них также нуждаются в увеличении штатов. Кроме того, дальнейшее развитие народного хозяйства республики требует организации новых институтов, как то: нефти, микробиологии и математики. Создание этих институтов поддерживается АН СССР, Институтом нефти, а также Министерством нефтяной промышленности СССР.
Представляя при этом проект письма в Совет Министров Союза ССР об укреплении материально-технической базы и организации трех институтов в АН КазССР, Президиум АН КазССР просит Вас войти с ходатайством в Правительство СССР об оказании нам необходимой помощи».
Надо отметить, П. К. Пономаренко внимательно отнесся к моей просьбе, и Академия получила значительную помощь в финансовом и материально-техническом отношении.
В начале сентября 1954 года мы обстоятельно поговорили о работе Академии с П. Пономаренко и Л. Брежневым. Я ушел от них, получив полную поддержку своих предложений. Секретари ЦК не возражали провести довыборы академиков, чле-нов-корреспондентов. Выборы мы наметили провести после моего возвращения из КНР. В Китай мне предстояло вылететь в составе делегации деятелей китайско-советской дружбы.
Прошло много лет с тех пор, когда я с группой деятелей советской культуры и науки провел месяц в народном Китае. Нам предоставили возможность близко познакомиться с деятельностью научно-исследовательских учреждений и вузов, с литературой и искусством Китая. Мы посетили промышленные предприятия, сельскохозяйственные кооперативы и госхозы. Делегация встречалась с государственными деятелями, учеными и писателями, артистами и инженерами, рабочими и крестьянами — с представителями всех слоев китайского общества.
По сравнению с тем временем многое изменилось на сегодняшний день в жизни китайского народа, его экономике, культуре и науке. Проведен в жизнь ряд реформ. Еще в 1978 году было принято историческое решение об экономической реформе. В последние годы она получила дальнейшее развитие, а перемены в экономике были углублены. Произошла децентрализация в экономике. Предприятия сами распоряжаются производством. Широко внедрены в деревне коллективный и семейный подряды.
Многое, очень многое изменилось в КНР с того времени, как мне, будучи президентом Академии наук Казахской ССР, довелось побывать там в составе советской делегации, в которую входили видные деятели науки и культуры нашей страны. Возглавлял ее председатель правления Всесоюзного общества культурных связей с заграницей профессор А. Денисов. Среди членов делегации: академики К. Островитянинов, А. Панкратова, ректор МГУ академик И. Петровский, президент Академии художеств, народный художник СССР А. Герасимов, литовский писатель А. Венцлова, вице-президент Академии педагогических наук РСФСР М. Мельников, председатель правления Украинского ОКСа Л. Кизя, председатель Всесоюзной торговой палаты М. Нестеров.
Мы присутствовали на торжественном заседании Всекитайского Собрания народных представителей, посвященном пятилетию со дня провозглашения Китайской Народной Республики. Эта дата по всей стране отмечалась как великое национальное торжество. В президиуме находились — Председатель КНР Мар Цзедун, заместитель председателя КНР Чжу Дэ, председатель Постоянного Комитета Всекитайского Собрания народных представителей Лю Шаоци, премьер Государственного Совета Чжоу Эньлай. В президиуме также были и члены советской правительственной делегации во главе с Н. С. Хрущевым. На следующий день мы смотрели парад войск Народно-освободительной армии и демонстрацию трудящихся на площади Тяньаньмынь. Парад войск принимал министр обороны КНР Пын Дэхуэй.
За время путешествия делегация посетила Северо-Восточный, Юго-Восточный, Южный и часть Центрального Китая. По территории Китая мы только на самолете пролетели 5000 километров. Нам удалось посмотреть города, расположенные на берегу Желтого, Восточно-Китайского, Южно-Китайского морей, часть городов на великой китайской реке Янцзы. Делегация побывала в Пекине, Шэньяне, Аньшане, Фушуне, Нанкине, Шанхае, Ханчжоу, Кантоне, Ухане и Ханькоу. В здании Академии наук Китая мне пришлось выступить с лекцией о достижениях советской горной науки. Лекция успешно прошла перед большим скоплением научных работников. Также по этой теме я выступил в научных учреждениях Кантона и Шеньяна. Впоследствии эта лекция была опубликована в Пекине на китайском языке отдельной брошюрой.
Во время посещения Института национальных меньшинств, где учились представители всех наций, населяющих Китай, я выступил перед студентами и рассказал о достижениях Казахстана за 30 лет со дня образования республики.
В последний день пребывания нашу делегацию приняли Лю Шаоци и Чжоу Эньлай. О своей поездке в Китай я подробно рассказал в книге «30 дней в народном Китае», вышедшей в 1955 году.
После возвращения в Китай я подробно доложил Пономаренко и Брежневу о своих впечатлениях, обо всем, что я видел и слышал в Китае. А 30 ноября мы провели сессию общего собрания АН КазССР. Общее собрание избрало 13 действительных и 17 членов-коррсспондентов. Таким образом, состав АН удвоился и пополнился крупными учеными. В ее состав вошли: Ахмедсафин, Бок, Попов, Смирнов, Чокин, Боев, Домбровский, Полосухин, Сызганов, Муканов, Тажибаев, Пальгов.
Членами-корреспондентами стали: Кушев, Сергиев, Цефт, Стендер, Козловский, Захаров, Пентковский, Бальмонт, Бия-шев, Жуматов, Буланов, Клейнбок, Дарканбаев, Добрунов, Аманжолов.
Академиком-секретарем АН КазССР был избран А. П. Полосухин.
К. И. Сатпаев был утвержден в должности директора Института геологических наук АН КазССР.
Проведение выборов позволило укрепить важнейшие направления науки видными учеными, президиум АН — пополнить молодыми учеными.
Благодаря огромной помощи ЦК и СМ республики, в Академии наук значительно повысилась эффективность входящих в ее состав научных учреждений. Был организован ряд институтов и лабораторий, играющих важную роль в развитии экономики и культуры республики. Академия наук стала одним из крупных научных центров, влияющих на развитие производительных сил Казахстана. Комплексные экспедиционные отряды Академии наук вместе с другими научными учреждениями выявили пахотнопригодных земель на площади около 23 миллионов гектаров.
Наступил 1955 год. В марте в Москве проходила сессия Верховного Совета СССР. Мне предложили выступить на сессии. Чтобы подготовить свое выступление, я пораньше приехал в Казахское представительство. Оно занимало замечательный особняк в Трубниковском переулке, 10, в районе Арбата. Собрал необходимые данные, начал писать выступление, и тут срочный вывоз к Пономаренко. Они с Брежневым находились в кабинете постпреда. Поздоровались. Пономаренко спросил, чем я занят? Ответил: готовлю выступление. Они засмеялись, и Пономаренко сказал: «Не мучайтесь, выступать не будете, а подготовленные материалы вам пригодятся на следующей сессии. Мы хотим сделать вам предложение. На бюро ЦК мы утвердили вас председателем Совмина республики, освободив от обязанностей президента АН КазССР. На сессию Верховного Совета республики внесем предложение о назначении вас на новую должность. Что скажете на это?» Сказал: «Буду выполнять директиву ЦК». «Мы так и думали»,— заметил Брежнев. «Сейчас поедем в ЦК,— сказал Пономаренко,— представим вас Хрущеву. Будьте готовы, через десять минут выезд».
Хрущев принял нас очень вежливо. Поздравил меня, пожелал успехов в моей деятельности. Пономаренко с Брежневым рассказали ему о положении дел в республике и решили ряд кадровых вопросов. Беседа продолжалась не более тридцати минут. Это была моя первая личная встреча с Хрущевым.
После приема у Хрущева мы вернулись в Казпредство. В связи с моим переходом на другую работу, надо было позаботиться о моем преемнике в Академии. Кандидатуры обсуждали долго. Брежнев рекомендовал молодого ученого-физика. Я не соглашался и настаивал на кандидатуре К. И. Сатпаева. Мою сторону принял Пономаренко, и мы убеждали Брежнева снять свое предложение и рекомендовать президентом Сатпаева. Л. Брежнев согласился не сразу. Он ссылался на документ о крупных финансовых и бюджетных нарушениях в Академии в период работы К. Сатпаева, где было допущено незаконное расходование государственных средств свыше миллиона рублей. Об этом говорится в специальном постановлении Совета Министров КазССР.
— Поймут ли нас ученые и общественность республики? — спрашивал он нас.
Ссылаясь на относительную давность принятых решений, мы вновь и вновь уговаривали Брежнева снять свои возражения. Он сказал, что пусть, мол на этот счет выскажется бюро ЦК Казахстана. Как оно решит, так и будет. На бюро наше предложение было поддержано, и Сатпаев снова стал президентом АН КазССР.
Вспоминая эти события, хотелось бы сказать следующее: в некоторых газетных статьях и журнальных публикациях, появившихся в последнее время, читателям навязывается мнение о моем якобы негативном отношении к К. Сатпаеву, что абсолютно не соответствует истине. К Сатпаеву я всегда относился с уважением и никогда не занимался его преследованием. Ни в одном моем выступлении я ничего отрицательного о нем не говорил. После того как встал вопрос о выборе нового президента Академии наук после освобождения Сатпаева, именно он первым рекомендовал меня на эту должность. После моего назначения председателем Совета Министров КазССР, я, как рассказано выше, настаивал на том, чтобы он был вторично избран президентом Академии. И когда это случилось, он все время пользовался моей поддержкой. Не лишне вспомнить, что в бытность мою президентом Сатпаев возглавил Институт геологических наук. Словом, у нас всегда были нормальные деловые отношения.
После смерти К. Сатпаева было принято специальное постановление Совета Министров об увековечении его памяти. Отмечая заслуги, присвоили его имя институту геологических наук АН КазССР, Джезказганскому горно-металлургическому комбинату, одной из центральных улиц Алма-Аты, школе, совхозу. Предусматривался и ряд других мероприятий. Замечу попутно, что таких почестей не отдавали даже самым выдающимся ученым страны. Поэтому неуместно и несправедливо говорить сейчас о забвении или умолчании имени К. И. Сатпаева.
совершенно незаконно на длительный срок в период культа личности. В данное время он был оправдан и жил в Караганде. Мы разыскали Якубовича и помогли в трудоустройстве.
На XXIII съезде, когда меня избрали кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, Микоян первым сердечно поздравил меня.
Еще о двух событиях, происшедших в 1955 году, о которых умолчать попросту нельзя. Впервые за всю историю Советского Казахстана наша республика принимала гостей на высшем международном уровне. В первую очередь я имею в виду посещение Алма-Аты одним из известных в мире государственных деятелей, премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру, который прилетел к нам вместе с дочерью Индирой. Принимали мы его вместе с Брежневым. Встреча Неру в аэропорту, а затем и проводы происходили при большом скоплении народа, и я отчетливо помню, какой восторженный прием оказывал и алмаатинцы высокому гостю. Кстати, Неру, ознакомившись с городом, сказал мне, что Алма-Ата очень похожа на Кашмир.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что в те дни казахстанцы впервые ощутили, что наша республика, укрепляясь экономически, прочно завоевывает авторитет как внутри страны, так и на международной орбите.
Через некоторое время Алма-Ату посетил и руководитель Бирмы У Ну. Мы также встречали его с Брежневым. Кстати, отмечу, что руководство названных стран в первую очередь интересовали вопросы, связанные с освоением целинных земель. И Дж. Неру, и У Ну подчеркивали, что такая широкомасштабная экономическая и демографическая акция, проводимая в нашей стране, представляет и международный интерес...
24—27 января состоялся VII съезд КПК. Съезд заслушал отчетный доклад ЦК и директивы XX съезда КПСС по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства страны на 1956—1960 гг. Съезд проанализировал развитие народного хозяйства республики. Поставил задачу обеспечить дальнейший рост всех отраслей народного хозяйства, в частности в области сельского хозяйства произвести в 1956 г. не менее 1 млрд. 500 млн. пудов зерна и продажу государству не менее 600 млн. пудов. Я был избран членом ЦК и бюро, делегатом на XX съезд. Первым секретарем ЦК съезд избрал Брежнева и вторым — Яковлева.
XX съезд КПСС, состоявшийся в феврале 1956 года, занял особое место в истории нашей партии и народа. И, конечно, мы, делегаты, до глубины души были потрясены докладом Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях», с которым он выступил на закрытом заседании съезда. Для кого раньше, для кого позже стали известны факты острейшей борьбы, которая развернулась между членами Президиума ЦК по поводу включения в повестку дня съезда выводов комиссии по расследованию деятельности Сталина. Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков резко выступили против этого предложения, считая, что в партийных рядах, в народе разоблачение культа личности Сталина не найдет поддержки и создаст много трудностей для КПСС в братских марксистско-ленинских партиях. Но Хрущев сумел настоять на своем и при поддержке других членов Президиума (Булганина, Сабурова, Первухина, Кириченко, Суслова) поручил секретарю ЦК КПСС, академику П. Поспелову, возглавить работу комиссии. Кстати, предполагалось, что с этим докладом выступит сам Поспелов, но в самый последний момент сценарий изменили и с докладом выступил первый секретарь ЦК КПСС. Это был мужественный шаг Хрущева.
По отчетному докладу ЦК выступил Брежнев. По докладу Булганина выступил я. Одобряя директивы съезда по шестой пятилетке, в своем выступлении я поднял вопросы дальнейшего развития целинных земель и об использовании Каратауских ванадиевых руд.
После съезда Тевосян написал мне письмо, где сообщил, что Минчермет в ближайшее время изучит вопросы, связанные с развитием Каратауских ванадиевых руд.
На съезде я был избран членом КПСС. Брежнева избрали кандидатом в члены Президиума и секретарем ЦК КПСС.
Перед отъездом в Алма-Ату в гостинице «Москва», в 419 номере мы тепло попрощались с Брежневым, пожелали друг другу здоровья и успехов в работе. Начатая еще в 1954 году наша дружба продолжалась до последних дней его жизни.
После возвращения со съезда в Алма-Ату состоялось расширенное заседание Совета Министров республики. Главный упор был сделан на дальнейший подъем целинных земель, строительство новых и обустройство созданных совхозов. Были заслушаны доклады министра совхозов Рогинца, сельского хозяйства Мельника и первого зам. министра сельского хозяйства Познанского. Разработанные меры и постановление Совета Министров были доложены на бюро ЦК и получили полное одобрение.
На состоявшемся в апреле пленуме ЦК КП Казахстана первым секретарем избрали И. Д. Яковлева, вторым —- Журина, работавшего ранее первым секретарем Актюбинского обкома.
Здесь я должен коснуться одной щекотливой темы. А именно: отношения Москвы к национальным кадрам и главное — к первым руководителям республики. Мы не раз в узком кругу, в том числе с русскими и украинскими руководителями-казахстанцами, обсуждали тему: почему центр упорно назн<