ВЛАДЫКИ СМЕРТИ
Часть первая
КУКЛА
В моей жизни есть одна ночь, когда всё изменилось. До нее я не верил во всю эту потустороннюю ерунду, которую показывают в дешевых ужастиках и обсуждают тетки на скамейках. Но той ночью случилось кое-что, что изменило мои убеждения, а заодно лишило спокойного сна на долгое время. В сущности, эта ночь изменила всю мою жизнь.
Меня зовут Кирилл Ратников, в то время мне было всего девятнадцать лет, я учился на журфаке и жил на съемной квартире. Собственно, я мог бы жить и у родителей в четырехкомнатном доме в пригороде, да и предки настаивали, чтобы я был поблизости, но я не захотел. Мои родители – люди очень интеллигентные: папа – профессор на кафедре химии в институте, мама – зам по лечебной работе в НИИ глазных болезней. А я у них – единственное чадо, вокруг которого они всегда разводили много шума и беготни.
Помню, когда я упал с забора в пятом классе и вывихнул лодыжку, меня хотели повезти в Германию, чтобы лечить. Наши врачи насилу уговорили остаться. А когда я задержался на вечеринке в гостях у однокашника в девятом, мама успела поднять на ноги всех родных и близких.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы меня баловали. Этикет в нашем доме всегда выполнялся на сто процентов. Бегать и орать было ни в коем случае нельзя, так что я отводил душу во дворе. Каждый вечер я должен был пересказывать прочитанное за день и по возможности вступать в интеллектуальную дискуссию с папой или мамой. Драться также не поощрялось, родители были категорически против, когда я изъявил желание записаться на курсы самбо.
Зато поощрялось изучение языков, истории античного мира и посещение бассейна. В итоге я окончил школу плечистым от плаванья полиглотом, почти свободно изъяснявшемся на английском, немецком и французском языках, очень воспитанным и слабовольным.
Иногда, довольно редко, у меня случались приступы упрямства, когда я шел против воли родителей, и даже одерживал победу. Первая победа была, когда я отказался поступать в Московский гуманитарный университет, а пошел на местный факультет журналистики. Мне больше нравилось писать статьи, чем заниматься всякой гуманитарной ерундой в шумной и наглой столице. Вторая победа, собственно, и привела меня в съемную квартиру подальше от чересчур внимательных родителей.
Мама никак не хотела понимать, зачем мне жить отдельно. Мне ведь придется готовить себе, стирать и вообще жить самостоятельно! В конце концов вмешался отец – сказал, что молодому человеку нужно пространство для маневров с женским полом. Мама чуть не прослезилась, когда осознала, что ее ребенок вырос в мужчину и хочет встречаться с девушками. Я сказал, что мне будет трудно каждый день ездить в универ из пригорода. Мама возразила, что отец может меня отвозить на учебу, потом ехать в свой институт. Но институт находился очень далеко от журфака, так что папа поддержал идею самостоятельного проживания. И я со вздохом облегчения на время избавился от любящего диктата.
После того, как я заселился в маленькую, но уютную квартирку на третьем этаже, родители стали настаивать, чтобы я звонил им каждый вечер. Я с большим трудом уговорил их сократить количество отчетов до трех в неделю. Со временем я надеялся уменьшить их до двух, а позже и до одного. Не всё же сразу!
И вот я стал жить самостоятельно. Сначала было непривычно, но я быстро освоился. Готовить я научился еще раньше, вещи стирала автоматическая машинка, а убираться пару раз в неделю в одной комнате и кухоньке не такая уж проблема. За аренду платили родители, деньги-то не были для них проблемой, я получал повышенную стипендию за успеваемость, так что на карманные расходы хватало. До журфака было три квартала, и мне даже не приходилось пользоваться общественным транспортом.
Хозяйка квартиры, Лидия Анатольевна, была женщиной в возрасте, мощной комплекции, с громовым хохотом и зачесанными вверх волосами, которые образовывали прическу размером с Эльбрус. В далекие девяностые она купила в этом доме несколько квартир практически за бесценок и сейчас жила на доходы от аренды. На нашей лестничной площадке ей принадлежала еще одна квартира, пока незанятая и пустующая. Лидия Анатольевна предпочитала сдавать квартиры на продолжительное время. В третьей квартире жила одинокая бабулька лет восьмидесяти по имени Галина, приземистая, кругленькая, с добрым морщинистым лицом и волосами, напоминавшими паутину.
Баба Галя была не по годам энергичная. Как-то мы разговорились с ней во дворе.
– Лучше одной жить, – сообщила мне она, и по всему было видно, что она сама верит в эти слова. – Был у меня муж, так умер одиннадцать лет назад, Царствие ему небесное. Потом Витек ко мне посватался, это дед из соседнего дома был такой. Вдовец тоже. Через три года удар его хватил, лежал он, парализованный, все дела под себя делал… Я с ним еще три года промучилась, ухаживала… Ох горе-горе! Нет, лучше одной жить.
– А дети? – робко спросил я и спохватился. Вдруг и они умерли? Мой вопрос будет нетактичным.
– Уехали кто куда, – бабка махнула рукой. – Сын во Владивостоке, дочь замуж за испанца вышла, в Мадриде живет.
Я не стал допытываться, почему бы кому-нибудь из них не взять престарелую мать к себе. Но, как говорится, в каждой избушке свои игрушки. Мало ли какие у них отношения между собой? После этого разговора я долго думал, что даже дети и супруг или супруга – не гарантия защиты от одиночества.
Разговор этот состоялся на второй день после моего переезда. А через неделю я обратил внимание, что Галина больше не сидит на скамейке и вообще не высовывает носа из квартиры. Я подумал было, что бабка отправилась вслед за мужьями, но как-то поздно вечером возвращался из универа и увидел свет в окнах ее квартиры. На фоне закрытых штор двигалась тень.
Не знаю, что меня насторожило в этой тени, но я остановился и некоторое время таращился в окна на третьем этаже. Тень двигалась как-то странно, дергано, будто куклу дергали за ниточки. Может, заболела наша баба Галя? Живет-то она одна, даже позаботиться некому.
Я подумал и, поднявшись на третий этаж, позвонил ей в дверь – спросить, всё ли в порядке, и предложить, если надо, помощь. В глубине квартиры задребезжал звонок, через глазок лился желтоватый свет из прихожей. Не успел я убрать руку с кнопки звонка, как глазок потемнел. Бабка то ли была поблизости, то ли очень быстро подскочила. Нет, подумал я, скорее всего, она не болеет.
Прошло несколько секунд, но дверь и не собиралась открываться. Глазок по-прежнему был темный. Наверное, не может разглядеть, кто это, а открыть сразу боится.
– Баба Галя, это я, Кирилл, сосед ваш! – крикнул я.
Никакой реакции не последовало. Глазок словно бы таращился на меня. Я представил, как старуха стоит за дверью и глядит на меня, и по спине пробежал холодок.
И тут случилось нечто жутковатое, отчего меня передернуло. За дверью послышалось шипение. Я не сразу понял, что это человеческий шепот – свистящий, зловещий.
– Уходи… Уходи.
Меня будто откинуло от этой страшной двери. Я юркнул в свою квартиру, запер дверь и долго стоял в прихожей, прислушиваясь к тишине.
Когда первый испуг прошел, на меня накатила досада. Я сидел в своей кухоньке и думал: надо же, здоровый мужик испугался шепота дряхлой старухи из-за двери! Ну, заболела бабка, да и не в себе от маразма, отсюда грубость. Чего так пугаться-то?
В общем, я убедил себя, что всё в порядке. И даже выкинул происшедшее из головы на время. А через пару дней снова вспомнил. В тот вечер я гулял с подружкой, Дашей Комиссаровой – она училась в моей группе, и у нас вроде бы начинались отношения. Я ее проводил до остановки и потопал домой. Сумерки уже сгустились, шел противный осенний дождик, фонари горели через один, и их тусклый свет разбивался каплями дождя на миллионы точек. Пахло сыростью и автомобильными выхлопами.
Я уже подходил к своему подъезду, когда возле кустов кто-то зашлепал по луже. В сумерках видно было плохо, со стороны двора фонарей не было, темноту рассеивали лишь светящиеся окна. Еле различил приземистую фигуру, которая, прихрамывая, шагала ко мне. Свет из окна квартиры на первом этаже осветил знакомый клетчатый платок, и я узнал бабу Галю.
Выглядела она необычно. Платок заматывал всё ее голову с лицом, оставалась только щелочка для глаз. Старуха напялила на себя кучу одежды, так что и не разберешь, где перед, а где зад. И тащила она довольно объемную сумку, но уставшей не выглядела. Шла быстро, но какими-то дергаными движениями, и шагала прямо по лужам, словно не замечая их.
– Теть Галя, вам помочь?
Чудная бабка, напрочь меня проигнорировав, вошла в подъезд и захлопнула дверь. Я пожал плечами и последовал за ней. Добрался до площадки третьего этажа и на минутку приблизился к бабкиной двери, навострив уши. Что же всё-таки с ней такое? Болеет? Обострение маразма?
В глубине бабкиной квартиры затопало, потом бухнуло – будто кинули на пол что-то тяжелое. Наверняка теть Галя бросила свою сумку. И что она там притащила на ночь глядя? Затем послышался непонятный звук, вроде кошачьего мяуканья. Он тут же оборвался.
Внезапно глазок потемнел. Я не слышал, как она подошла к двери!
Пришлось отскакивать от чужой двери и скрываться за собственной.
Весь вечер я изнывал от любопытства, пытался подслушать, что творится у соседки, с помощью стакана, но в итоге мне стало так стыдно за свое недостойное поведение, за праздное любопытство, что я убрал стакан и сказал себе, что больше никогда не буду подслушивать.
Но в моем любопытстве была и легкая примесь страха. Видимо, уже тогда какое-то шестое чувство подсказывало, с каким кошмаром мне предстоит столкнуться…
Время шло, бабку Галю я больше не встречал. Учеба, общение с одногруппниками и в особенности с Дашей, лекции, приезжавшие в гости родители – всё это меня закрутило, завертело, и я совсем забыл о странной соседке.
Больше всего, конечно, в те времена мои мысли занимала Даша. Да и как о ней было не думать? Она очень красивая и стройная девушка, с твердым характером и почти болезненной любовью к экстриму. Когда-то она каталась на лыжах, потом на коньках, еще потом – на скейте. Она обожает риск, а адреналин ей важнее воздуха. Я и понятия не имел, что она нашла во мне – скучном интеллигенте, который даже и материться-то не умеет.
Из-за занятий опасными видами спорта у нее на белой шейке видны шрамы, но только тогда, когда она откидывает густые каштановые волосы за спину. Частенько я гадал, сколько и где еще у нее шрамов на теле, и когда мне удастся их все изучить…
Пока же до создания атласа ее шрамов было далеко. Вот уже месяц мы топтались даже не на уровне «конфетно-буфетного» периода, потому что Даша не любит ни конфеты, ни цветы, – или говорит, что не любит, – а еще хуже – невнятно-приятельского. Я всерьез боялся, что попаду в трясину френдзоны, откуда выхода уже не будет.
Все мои попытки как-то прояснить ситуацию разбивались о ее насмешливую – и прекрасную! – улыбку и уклончивые ответы. Когда я, отчаянно краснея, лез целовать ее в губы, она поворачивала голову, подставляя щеку. Стоило мне надуться на это, она быстро, одними губами, касалась моих губ и отодвигалась, заговаривая о чем-нибудь совершенно неромантичном.
В то же время она всегда соглашалась встречаться за пределами универа. Парни из нашей группы откровенно мне завидовали, отпускали соленые шуточки, из которых становилось понятно, что все уверены: мы давно спим вместе. Я делал многозначительную мину, не опровергая это заблуждение, а в глубине душе меня прямо-таки корежило от стыда.
Иногда я злился и на нее, и на себя. На нее – потому что она откровенно издевается надо мной. На себя – потому что не могу ни добиться своего, ни порвать с ней. Еще я злился на родителей, за то, что сделали из меня проклятого рафинированного интеллигента, который не может поставить девчонку на место.
Где-то через недельку после встречи с бабой Галей на улице я решил поставить вопрос наших с Дашей отношений ребром. Приготовил целую речь, репетировал весь вечер накануне. И после окончания последней лекции, под грохот скамеек и шарканье студентов в аудитории, устремился к Даше, словно камикадзе на Перл-Харбор.
Даша собирала ручки и тетради в сумку, рядом вертелись две ее подружки, Оля и Таня. Увидев меня, заулыбались этак ехидненько. У меня упало сердце: наверняка Даша им что-то обо мне рассказала, и наверняка ничего хорошего…
– О, Кирюша, привет! – сказала Даша. Я терпеть не мог, когда меня называли Кирюшей, но Даша продолжала это делать, хоть я ее и просил. Она повернулась к подружкам. – Пока, девочки! Меня не ждите!
У Оли и Тани, приготовившихся слушать наш диалог, вытянулись мордашки. У меня сразу улучшилось настроение.
– Даша, нам надо поговорить… – начал я проговаривать заранее заготовленный текст. Но Даша меня перебила:
– О, классно! Давай поговорим чуточку позже? Я хочу пригласить тебя на свидание! Можно?
Я залепетал что-то маловразумительное. Во-первых, разговор пошел не по сценарию. Во-вторых… Свидание???
– Ну что ты на меня вытаращился, Ратников? – фыркнула Даша, забрасывая тетради в сумку. – У нас в стране половое равенство. Могу я сама пригласить на свидание? Или ты против?
Естественно, я закивал так усердно, что чуть голова не оторвалась. И весь заготовленный текст из этой головы благополучно вылетел.
Как выяснилось, Даша не шутила и не издевалась. Она и правда пригласила меня на свидание в городской парк, где проходили сегодня соревнования скейтеров. Сама она не участвовала, хотя болела очень шумно и эмоционально, то и дело вскакивая и выкрикивая слова ободрения. Я сидел рядом, наблюдая за скейтерами, что выделывали разные трюки на специальных горках, и тихо млел от счастья. В этот день даже погода выдалась солнечная и теплая.
После соревнований мы пошли по парку прогуляться. Было еще не поздно, солнце еще не закатилось за высотки на западе. Мы остановились у рекламной тумбы на пересечении парковых аллей. На тумбе висел большой лист с фото ребенка – девочки лет четырех, и надписью «Разыскивается».
– Уже второе исчезновение, и опять ребенок, – тихо, изменившимся голосом сказала Даша. – Люди говорят, у нас объявился маньяк. Видишь, мусоров сколько шастает?
Я поморщился на слово «мусоров» и поглядел вдоль аллеи, где сгрудилось трое полицейских. В последние дни действительно их стало больше в округе.
– Надеюсь, скоро его поймают, – сказал я.
– Теперь тебе придется провожать меня до дома, – сказала Даша с серьезным видом. – Вдруг меня похитит маньяк!
Лицо у меня вспыхнуло от удовольствия.
– Ты не ребенок, – проворчал я. – Да и постоять за себя умеешь.
– То есть провожать меня до дома ты не будешь?
Я кинул на нее торопливый взгляд. Но нет, она вовсе не обиделась, глаза у нее были насмешливые, а уголки губ слегка дрожали – вот-вот улыбнется. Прямо Мона Лиза из двадцать первого века.
Я забормотал какую-то чушь, что нет, конечно, буду провожать, я не то хотел сказать и так далее. Даша рассмеялась и по своему обыкновению перевела тему.
Возвращаясь после этого – язык не поворачивается сказать – свидания, я обнаружил, что пустующая квартира по соседству обрела хозяина. Двери были распахнуты настежь, в проеме стояла, занимая его целиком, Лидия Анатольевна. Ее зычный голос эхом отзывался по всей лестнице, в руках звенела мощная связка ключей.
Новый жилец притулился в прихожей. Это был высокий худощавый молодой человек, примерно мой ровесник, с черными взлохмаченными волосами, худым бледным лицом и черными глазами. Он был одет в фиолетовую куртку с капюшоном, старые джинсы и кроссовки, больше похожие на башмаки крестьянина эпохи раннего Средневековья. На одном плече новый сосед придерживал рюкзак, в свободной руке держал за ручку металлический чемодан.
Когда я нарисовался на горизонте, новичок впился в меня своими черными глазами, потом снова потупился. Я подумал, что доверия он не вызывает. Похож то ли на наркомана, то ли на другого какого фрика.
– Здравствуйте, Лидия Анатольевна! – сказал я.
– А, Кирилл! Это еще один мой жилец, – объяснила она новому жильцу. – Очень, между прочим, порядочный. Не пьет, не курит. И девочек не водит… Пока…
Лидия Анатольевна по-девичьи хихикнула и подмигнула мне. Новый сосед стоял в той же позе, не улыбаясь и не поднимая глаз.
– Знакомься, Кирилл, это Дмитрий… э-э-э…
– Гор, – подсказал новый сосед тихим, очень спокойным голосом. – Дмитрий Гор.
Я протянул ему руку, и она неожиданно очутилась в стальном зажиме. Хватка у Дмитрия Гора была неслабая, я едва сдержался, чтоб не вскрикнуть.
– Я – программист, – пояснил Гор неизвестно для чего. Зато я сразу расслабился: программисты тоже фрики. То есть гики. Главное, чтоб не был торчком.
– А я студент, – парировал я. – Учусь на журфаке.
Гор кивнул, по-прежнему избегая смотреть в глаза. Потом кивнул в сторону третьей двери на лестничной площадке.
– А кто живет в этой квартире? – спросил он.
– Тут Галя живет, – ответила Лидия Анатольевна. – То есть для вас тетя Галя… Или даже баба Галя… Отчество не помню… Кстати, чего-то давно ее не видать. Ты ее видел, Кирилл?
Я кивнул, помедлив. Хотелось поделиться хоть с кем-то своими наблюдениями насчет бабы Гали, но что сказать-то? Что меня пугает странно изменившаяся бабка и ее маразм? На смех поднимут.
– А где остальные вещи? Это всё, что ли? – спросила Лидия Анатольевна у Дмитрия-программиста, указывая на его рюкзак и металлический чемодан.
– Остальное привезу позже, – бесцветным голосом сообщил тот. И отвернулся.
– Как угодно! – воскликнула Лидия Анатольевна. – Для человека, который оплатил три месяца вперед, всякий почет и респект!
Она оглушительно захохотала и пошла вниз по лестнице. Гор зыркнул на меня и захлопнул дверь.
Той ночью я долго не мог уснуть. А когда уснул, мне снились тяжелые, вязкие сны, в которых какие-то чудища гнались за мной по лабиринту заброшенных коридоров с сырыми и заплесневелыми стенами. Среди ночи я проснулся и никак не мог уснуть. Иногда такое со мной случалось.
Я схватил смартфон, лежавший на полу возле кровати. На ярко вспыхнувшем посреди темноты экране вспыхнули цифры: 2.15. Когда-то я читал в одном романе, что это ночное время называется «часом быка» по восточному гороскопу, и в это время человек чаще всего попадает в плен кошмаров.
Повалявшись еще некоторое время без сна, я понял, что так просто не усну. Надо было что-то сделать, например, подышать свежим воздухом на балконе. Тихонько, будто боясь кого-то разбудить, я встал и, не зажигая свет, вышел на лоджию. Когда раскрыл окно, в лицо ударил легкий морозец и сырость, а в уши вонзился гул города.
В нашем дворе, на который выходили окна моей лоджии, царили тишина, темнота и покой. Почти все окна слепо пялились в ночной мрак, свет нигде не горел. Но абсолютной тьмы не было: где-то за кронами полысевших деревьев светил фонарь и отбрасывал на темный асфальт пеструю тень.
Я стоял возле открытого окна, вдыхая холодный ночной воздух, пока не начал замерзать. Решив, что хватит, уже собрался было закрывать окно, но тут во дворе затопали.
Кому это не спится? Я выглянул в окно и со смешанным чувством удивления и страха увидел знакомую скособоченную фигуру, замотанную в тряпки. Баба Галя! Чего это она разгуливает посреди ночи?
Стараясь не дышать, я пронаблюдал, как странная бабка, прихрамывая, дошла до нашего подъезда. С собой тащила огромный баул, как в тот раз. Возле самого подъезда рукав старухи зацепился за ветку клена. Рукав задрался, и в свете далекого фонаря вместо кисти блеснул узкий стержень…
Я отпрянул от окна и усиленно заморгал, стоя в темноте лоджии. Нет, мне не померещилось – вместо руки у старухи был какой-то протез в виде узкой трубки! Внизу давно хлопнула входная дверь, затем шаги послышались на лестнице, лифт у нас не работал лет сто, потом мягко защелкнулась дверь моей зловещей соседки, а я всё никак не мог прийти в себя.
Я не ошибся, а зрение меня не подвело. Вместо руки у нее был протез! Насколько помню, у бабы Гали все конечности были на месте!
Я не сразу сообразил, что слева от меня засияло окно – новому соседку тоже не спалось. Никаких звуков с его стороны не доносилось, но свет мигал, и что-то искрило, как при сварке.
Что он там делает? Что случилось с бабой Галей? Что вообще творится вокруг? Или я схожу с ума?
Между тем похищения детей продолжались, и в городе потихоньку нарастала паника. О похищениях говорили везде: по телику, радио, в интернете, газетах и просто на улицах. Все пропавшие дети были от пяти до восьми лет, пропадали среди бела дня, и дураку было понятно, что в городе завелся маньяк. Если верить журналистам, были организованы мощные поисковые работы с привлечением добровольцев, но толку было ровно ноль. Никого из детей до сих пор не нашли.
У родителей развилась форменная паранойя. Как-то я зашел в магазин за продуктами, и ко мне подошла маленькая девочка. Не знаю, почему, но дети ко мне вечно липнут, хотя я и не проявляю к ним особого интереса. Девочка с непосредственностью шестилетки протянула мне шоколадный батончик – мол, разверни его для меня. Не успел я шелохнуться, как на малютку налетела растрепанная мать, оттащила прочь и, подозрительно поглядывая на меня, принялась ругать дочь за то, что «подходит к незнакомым дядям».
– Да не ругайте ее, – добродушно сказал я. – Мы же в общественном месте. Да и я не маньяк.
– А я откуда знаю?! – рявкнула мамаша, ошпарив меня бешеным взглядом.
Я ничего не ответил и, купив молоко и хлеб, убрался подобру-поздорову. Тем более что все посетители и продавцы уставились на меня, словно уже было доказано, что я – самый настоящий маньяк-педофил. Настроение у меня было испорчено на весь остаток дня. Удивительно просто, до чего может довести человека страх. Паника превращает их в зверей, которые руководствуются лишь инстинктом выживания. Всё-таки страх – более древнее и могучее чувство, чем, скажем, чувство такта.
Понять испуганных родителей можно. Но, как говорится, осадок остался.
Тем временем мой новый сосед выкинул номер, который заставил меня отнестись к нему с еще большим вниманием. Дней через пять после его заселения я встретил его возле подъезда. Он сидел на скамейке и сосредоточенно копался в потрепанном сотовом телефоне давно устаревшей марки. Одновременно со мной к скамейке подвалила выпившая компания молодых людей в спортивных костюмах и с физиономиями типичных гопников.
Я замедлил шаги, лихорадочно соображая, как бы разминуться с этой неприятной компанией. Но они не обращали на меня внимания, потому что нашли жертву в лице Дмитрия Гора, моего нового соседа. Переминаясь с ноги на ногу за раскидистой липой, я шевелил ушами и слушал, как самый низкорослый и самый наглый из четверки «гопников» попросил у Гора дать телефон, чтобы «по-быстрому позвонить в одно место».
– Тебе не нужно никуда звонить, – тихо и ровно произнес Гор, не соизволив даже посмотреть на гопников. – Ты просто хочешь отобрать у меня мобильник. Эта идея плохая, потому что мобильник у меня старый и дешевый. Ты не сможешь его даже продать.
Гопники переглянулись и перестали лыбиться. От такого необычного ответа они не то, чтобы обалдели, – Гор поставил их маленькие и тупые мозги в тупик. Но изумление долго не продлилось.
– Слышь, ты че, умный слишком или дерзкий? Дай быстро позвоню, че ты ноешь-то? – сказал низкорослый спикер.
На сей раз Гор его полностью проигнорировал. За весь разговор он ни разу не поднял глаз от своего потертого мобильника, и я был уверен, что он даже не представляет, сколько человек нависает сейчас над ним.
Спикер схватил Гор за плечо. И тогда я стал свидетелем необыкновенного зрелища. Гор, по-прежнему не поднимая головы, взялся пальцами левой руки за запястье спикера и сжал его. Мне почудилось, что я слышу хруст костей. Спикер скорчился и замычал от боли, его свободная рука тщетно пыталась оторвать пальцы Гор от своей кисти.
– Не дергайся, – тем же непробиваемо спокойным тоном сказал Гор. Он по-прежнему в свободной руке держал свой древний гаджет. – Будет еще больнее.
Я стоял за липой и не верил глазам: гопник во главе ему подобных корчится перед худощавым парнем, сидящим на скамейке, и не может выдернуть руку из стального захвата, а его дружки хлопают ушами и не пытаются ничего сделать!
Наконец Гор соизволил поднять голову и разжать пальцы. Спикер тут же отскочил, потирая руку; лицо у него было как у ребенка, которого только что отлупили по заднице.
– Уходите, от вас слишком много шума, – тем же раздражающе спокойным и тихим голосом произнес Гор.
Гопники переглянулись.
– Да ну на…, пошли отсюда, это псих какой-то! В дурке таких держать надо, под замком!
И компания, к моему величайшему изумлению, поспешила ретироваться. Честно говоря, я бы на их месте поступил бы так же: Гор производил впечатление настоящего психа, с которым лучше не иметь дела.
Я бы с радостью не попадался на пути этого психа, но мне надо было пройти к себе на квартиру. Гор заметил меня и, слабо улыбнувшись, проговорил:
– Здравствуй, сосед.
И протянул мне руку. Я замялся. Еще раздавит! Помнил его хватку, да и минуту назад стал свидетелем его способности сжимать пальцы.
– О! – понял Гор и слегка улыбнулся. Улыбка получилась вялая и сонная, как у обкуренных. – Ты видел эту некрасивую сцену. Я тренировал пальцы по методике цигун. Настоящая сила в современном бою – это сила пальцев и сила суставов, а вовсе не мышц. Помогает избавиться от субъектов вроде этих.
Он мотнул головой в сторону удаляющихся гопников.
Я покивал и поспешил удалиться. Мне рассказывали, что у шизофреников очень большая мускульная сила – из-за гормональных сбоев и отсутствия какого-то тормоза в мозгах. Пока Гор относится ко мне благодушно, не надо его провоцировать.
И всё-таки после этого случая я стал приглядываться к новому соседу. Мне пришла в голову мысль, достойная параноидального состояния горожан в то время – а вдруг Гор и есть тот самый маньяк? Чем не версия? Живет он один, выглядит, как торчок или псих, по ночам у него горит свет…
Было бы круто – и страшно, – если окажется, что по соседству со мной живет настоящий маньяк. Вот если бы мне удалось заглянуть к нему в квартиру, я мог бы найти орудия преступления или трофеи, которые коллекционируют маньяки…
В течение последующих нескольких дней я занимался весьма недостойным делом, от которого мне самому было очень стыдно. Я начал следить за моими соседями. При малейшем шорохе на лестничной площадке я бросался к дверному глазку. Чтобы снаружи не было видно, как темнеет глазок, я прикрывал его крышечкой от банки с энергетическим напитком, и когда было надо, убирал ее перед тем, как прильнуть к глазку.
Результаты слежки были небогатыми. Всё же большую часть дня я проводил на учебе, и мои подозрительные соседи были предоставлены самим себе. Тем не менее, я кое-что выяснил. Во-первых, что бабка выходит примерно раз в три дня поздно вечером, приходит ночью с баулом. Во-вторых, Гор тоже уходит каждый вечер примерно в 8 часов и приходит за полночь. В-третьих, у Гора есть автомобиль, который он ставил на платной стоянке за нашим домом. Автомобиль старый, марки «BMW», потрепанный, как мобила Гора и вся его одежда. В-четвертых, я никогда не замечал, чтобы к нему приходили гости. В-пятых, кажется, он больше не привез никаких личных вещей, помимо рюкзака и металлического чемодана.
Кроме того, я заметил, что от двери бабы Гали стало попахивать чем-то мерзким. У меня появилась мысль, что у соседки съехала крыша, и она начала таскать в дом всякий мусор, те есть заниматься собирательством. Я видел про это психическое заболевание по телику. В одной передаче показывали квартиру одного такого больного: она была забита мусором от пола до потолка, так что хозяину было трудно добраться из комнаты, скажем, в туалет.
Веселенькое дело! С соседями мне не повезло, это факт. Хотя особо жаловаться было не на что. Никто из них жить мне не мешал. Просто интуиция подсказывала, что дальше будет хуже. Я решил, что если станет совсем горячо, у меня есть возможность съехать с этой квартиры и переселиться в другую. Вот только этот переезд даст моим мнительным родителям нешуточный повод настоять на моем возвращении в родные пенаты.
Поэтому пока я приготовился ждать и следить за обстановкой. Может оказаться, что самый мнительный из нас всех как раз таки я. Возможно, Гор – обыкновенный гик-программист, любящий заниматься цигун, а моя соседка баба Галя бегает по ночам к какому-нибудь деду. Да и протез мне примерещился. Я ведь в тот раз только проснулся, освещение было плохим, а воображение богатым. Даже если Галина действительно заболела этим собирательством, не исключено, что ее начнут лечить или вообще госпитализируют.
Я убеждал себя, что всё в порядке, но идея заглянуть хоть одним глазком в квартиру Гора застряла в моей голове крепко. Если баба Галя представлялась мне старой маразматичкой, страдающей собирательством, то Гор очень уж смахивал на маньяка. По крайней мере, у него были все возможности для похищения детей: машина, квартира, в которой больше никого не бывает, и непонятный образ жизни.
Конечно, проще всего было напроситься в гости к Гору на правах соседа, заставить справлять новоселье, как это делают многие. Но, с одной стороны, квартиру потенциального маньяка лучше осматривать в отсутствие хозяина, с другой – у меня нет напора и наглости врываться незваным в гости и кричать, чтобы справляли новоселье.