Спустя вечность девчонки решили вернуться к машине, и я поспешил поплыть обратно, мучаясь от того, что получил восторг вуайериста и мысленно предал Дашу. Они уже оделись, и у меня больше не было повода разрываться между извращенными восторгами и моральными принципами, вбитыми в голову родителями. Мне в какой-то степени полегчало оттого, что больше нет соблазна… Тем не менее, в глубине души крутился смутный вопрос, который не давал мне покоя много месяцев: может быть, Даша – это не моё?
Жека проснулся и, не испытывая никаких угрызений совести, которые мучили меня, принялся целоваться с Дианой. Я обратил внимание, что Катя смотрит на них странно – не то, чтобы осуждающе, но как-то неодобрительно…
В общем и целом всё предрасполагало к тому, чтобы я подошел к Кате и сделал с ней то, что делает настоящий мачо с красивой девушкой на берегу озера, летом и после изрядного количества выпитого спиртного. Однако я проявил себя настоящим тормозом и так и не сделал ни единого шага по направлению к Кате.
Пока я тормозил, Катя ждала от меня каких-нибудь действий, а Женя бессовестно сосался с Дианой, незаметно стемнело. Пришло время возвращаться. К тому времени мы более-менее пришли в себя, благо купание в озере отрезвляло, и сели в машину почти трезвые.
Женя, уже не такой энергичный, как днем, сел за руль. В лесу резко опустилась тьма, и лишь фары освещали неважную дорогу.
В какой-то момент случилось неожиданное: кто-то или что-то перебежало нам дорогу. Я не смотрел на дорогу, но краем глаза отметил, что это нечто небольшое, сутулое и похожее на обезьяну. Оно пропало в кустах на другой стороне дороги прежде, чем мы успели приглядеться. Женя ударил по тормозам, джип со скрипом притормозил у обочины лесной дороги.
– Что это за хрень? – завизжала Диана.
– Похоже на обезьяну, – высказался я.
– В наших лесах обезьяны не водятся, Кирилл, – ухмыльнулся Женя. – Щас позырю.
Девчонки хором завопили, чтобы он не выходил, а ехал дальше. Но именно из-за их воплей Женя поступил наоборот, чтобы лишний раз продемонстрировать крутость.
Он выбрался из машины. Двигатель гудел, фары освещали дорогу впереди и темные силуэты деревьев, по обе стороны от дороги клубилась тьма. Женя дошел до кустов справа от машины, туда, где пропало странное существо, раздвинул руками ветки, залез глубже.
От выпитого мои чувства притупились, но где-то на краю сознания у меня зародилась тревога…
Неожиданно Женька заорал благим матом, девчонки хором завопили, у меня сердце пропустило удар. В следующее мгновение Женя захохотал и ржал до тех пор, пока слезы не потекли. До меня не сразу дошло, что этот придурок нас разыграл.
– Ну чё, наложили в штанишки, а? – задыхаясь от смеха, спросил Женя. – Здорово я вас, а? Ну и трусишки вы все! Нет тут никого, вот смотрите!
Рисуясь, он снова залез в кусты спиной вперед. Видимо, он обо что-то споткнулся, потому что пошатнулся и рухнул назад. Настала наша очередь смеяться. Но наш смех заглушил дикий вопль, – я даже не сразу догадался, что это Женька орет своим хриплым брутальным голосом. В этом вопле было столько неподдельного ужаса, что я выпрыгнул из салона, прежде чем сообразил, что же делаю. Подбежал к кустам и увидел ноги Женьки, которые очень быстро ускользали вглубь леса. Кто-то волок Женьку, а он продолжал орать.
– П-п-помогите! – донеслось до меня. Женя заикался от страха. Больше он не издал ни одного внятного слова.
В голове у меня стучало, мысли путались, страх мешал соображать, я на полном автопилоте схватил валявшийся в лесной трухе сук и ринулся вслед за Женькой. Может, это и выглядело со стороны как храбрый поступок, но на самом деле я ничего не понимал. В панике сознание странным образом сужается; остается лишь одна простая мысль, которая овладевает человеком полностью. Иногда эта мысль «беги!». У меня она почему-то звучала как «догони!» Мне отчего-то представлялось очень важным догнать Женьку и его невидимого похитителя.
Проломившись сквозь кустарник, я очутился на крохотном пятачке, свободном от деревьев. Глаза уже привыкли к темноте, и я начал кое-то различать. Свет от фар сюда тоже кое-как попадал, так что тьма была не кромешная, хотя луны не было видно.
И вот тогда я увидел это.
Полосатое лицо.
Оно словно висело в темноте между деревьев – черно-белый овал. Черные полосы шли горизонтально, чуть косо. Лицо напоминало кусок шкуры зебры, натянутой на человеческую голову. Лицо располагалось довольно низко над землей, как если бы его обладатель был маленького роста или сильно сутулился.
Я смотрел на жуткое лицо, застыв на месте, держа в руках сук. Потом лицо исчезло. Я не услышал ни звука, ни шороха.
Перехватив палку поудобнее, я двинулся вслед за лицом, потому что Женька по-прежнему был где-то там. Он перестал кричать. Два шага – и я споткнулся обо что-то мягкое. Отскочил, подумав, что это лежит чудовище с полосатым лицом. Вспомнил о мобильнике и функции фонарика в нем. Засветил фонарик.
Женька лежал на спине и таращился в небо. Под подбородком у него словно открылся еще один рот – огромный и кровавый. Чудовище перерезало ему горло одним мощным движением почти до позвоночника. Больше не болтать Женьке ерунды, подумал я, не насмехаться над окружающими.
Я стоял, оглушенный, над телом, пока позади не захрустели ветки и не послышались испуганные голоса девушек. Я даже не боялся, что чудовище вернется. Отчего-то был уверен, что оно ушло и не вернется в ближайшее время.
Голоса девчонок меня пробудили. Я пересилил себя, крикнул:
– Стойте!
Они остановились, но не умолкли.
– Что там? Что случилось? Опять дурацкий розыгрыш, да? Если да, мы вас обоих убьем!
Я подошел к ним, испуганным и разозленным одновременно.
– Женю убили, – бухнул я, прежде чем подумать, как сказать поделикатнее. Мне было не до деликатности.
Сначала девчонки не поверили. Да и потом, когда я сказал, что не шучу, не поверили. До них никак не могло дойти, что кого-то вот прямо только что убили чуть ли не на их глазах. Такого не бывает в жизни, только в кино. А мы не в кино.
Но Женя молчал, не отзывался на зов. Я попытался не пропустить девчонок к телу, но Диана прорвалась. Она остановилась в трех шагах от смутно видневшегося тела, плечи у нее затряслись, но никаких звуков она не издавала. Катя не тронулась с места. Она покачнулась, ее холодные пальцы вцепились в мой локоть.
Дальше был сплошной кошмар, который продолжался всю ночь. Мне хватило ума не трогать тело и не позволить этого сделать девушкам. Я заставил их сесть в машину, сам уселся за руль и поехал в поселок. Мы сразу отправились в полицейский участок. Полицейские действовали на удивление оперативно. Уточнили, где именно тело, оставили девушек в участке, усадили меня в служебный «уазик» и поехали. Они долго осматривали место преступления, фотографировали. Подъехали еще машины. Все это время я сидел в «уазике». Глубокой ночью меня вернули в участок и приступили к допросу.
Я не удивился, обнаружив, что стал главным подозреваемым. Следователь открыто дал мне это понять. Он задавал разные вопросы, будто уже решил, что я убил приятеля после бытовой ссоры, возможно, из-за девушки. Спрашивал, куда я дел орудие убийства. Позже в комнату для допроса вошел какой-то лейтенант и, не обращая на меня внимания, сказал, что в лесу возле тела нашли отпечатки ног, которые уходили от тела и терялись в глубине леса.
Тон следователя моментально изменился. Ко мне он сразу потерял интерес.
– Эти следы, – помявшись, сказал лейтенант. – Странные они какие-то…
– Что значит «странные»?
– Не совсем человеческие, что ли…
Следователь приподнял брови.
– А чьи? Звериные?
– Палыч, наш эксперт, говорит, что этот тип, чьи следы, болен чем-то там, отчего ноги деформируются.
– Так эти следы босых ног, что ли?
– Так точно. Как и в прошлый раз…
Следователь почесал затылок. Затем вспомнил о моем присутствии. Меня отвели в другую комнату и заперли на замок. Там я и сидел чуть ли не до рассвета. В коридоре бегали, топали, раздавались отрывистые команды, забористый мат.
Мне было так плохо, как никогда прежде. Как я мечтал больше никогда в жизни не сталкиваться с той жуткой мерзостью, которая обрушилась на меня год назад! Сейчас я всеми фибрами чуял: оно вернулось. Потусторонние силы, нежить, монстры – всё то, что, оказывается, существует на самом деле. Оно вернулось, и оно рядом. Скрывается в темноте, смотрит оттуда алчным взором…
*
Наутро приехали родители, долго препирались с операми, но заставили выпустить меня на волю. Я подписал бумагу, что не выеду из поселка. У меня взяли номера телефонов и сказали, что скоро вызовут для дачи показаний. Если бы не следы странных ног, которые полицейские уже где-то видели, я так бы и остался главным подозреваемым и легко не отделался бы.
Девчонок тоже выпустили с подпиской о невыезде. Я встретил их в коридоре: у Кати глаза покраснели от слез, Диана держалась холодно и отстраненно. Следов слез я не приметил.
Дома родители устроили панику. Мне пришлось подробно рассказать о произошедшем, потом повторить всё сначала. Мама охала и ахала, отец сидел бледный и качал головой.
– Что ж ты постоянно попадаешь в эти переделки? – говорила мама. – В прошлом году случилась эта ужасная история, вот и теперь… Прямо карма какая-то… А ведь ребенком ты был нормальным…
– Я и сейчас нормальный! – огрызнулся я, не выдержав. Ну что за глупости она несет?
– Ой, конечно, нормальный, прости, Кирюша! – спохватилась мама. – Я не то хотела сказать. Я в том смысле, что к тебе стали притягиваться нехорошие вещи. Валя, – обратилась она к отцу, – надо его отвести к той знахарке, Ларионовой Ольге, помнишь? Она снимет порчу.
Папа вяло пожал плечами. А я разозлился. Какая еще порча? И это говорит врач высшей категории? В итоге мне удалось уйти, сославшись на то, что не спал всю ночь и валюсь с ног. Родители сразу отстали.
Несмотря на бессонную ночь, уснул я не сразу. Меня потрясло не это убийство практически на моих глазах, не то, как обычный веселый отдых на природе превратился в трагедию. Меня грызла мысль, что, возможно, это происки Кукловода. Если он нашел меня и наслал одну из своих тварей? А тварь малость ошиблась, не на того напала? Может, это мне надо было лежать там с пустыми выпученными глазами и дополнительным ртом под подбородком? И, самое главное, как скоро ошибка выявится, и Кукловод нанесет новый удар?
И, самое главное, сколько еще близких мне людей или не очень близких, может погибнуть из-за меня?
Мне захотелось увидеть Дмитрия Гора. Он бы знал, как поступить в этой ситуации. О том, что Гор мог быть мертв, как Женя, я даже и думать не хотел. Тогда впору будет вешаться, поскольку больше никто меня не спасет.
*
Уже к концу дня весь поселок стоял на ушах. Все знали об убийстве. К нам в гости начали приходить люди, которые раньше даже с нами не здоровались. Всем хотелось знать подробности, а я был непосредственным свидетелем убийства. Уверен, Катя и Диана подверглись такому же нашествию любопытных и жадных до сплетен личностей. Не представляю, правда, как они выкручивались, и выкручивались ли вообще, но я запирался в комнате и ни с кем не разговаривал. Спасибо родителям, они стояли на страже моего спокойствия как церберы.
Через пару дней приехали оба родителя Жени, и в соседнем дворе поднялся плач и вой. Я с трудом нашел в себе силы посетить их; если бы не родители, я бы и вовсе к ним не пошел, хоть и чувствовал, что это неправильно. Мне пришлось рассказать им, как всё было, они плакали, вопреки моим опасениям ни в чем меня не обвиняя, и мне было от этого еще хуже. Похороны состоялись через пять дней, когда судмедэксперты удовлетворили потребность в шинковании трупа и вернули тело. Женя находился в закрытом гробу. Когда я стоял на кладбище, вокруг меня образовалось пустое пространство, будто вокруг прокаженного. То же самое происходило и вокруг Дианы и Кати.
На похоронах Диана снова неприятно поразила меня своим спокойствием и отчужденностью. Катя плакала, и я стоял рядом с ней, утешая в меру своих сил. Наверное, ее близость помогла мне выдержать это нешуточное испытание.
На другой день после похорон внезапно позвонила Даша; я уж не ожидал от нее звонка. Трудно сказать, что я испытал тогда: радость или неудовольствие. Она вернулась из Таиланда и снова погрузилась в свою экстремальную жизнь. Она увлеклась руфингом – экстремальными прогулками по крышам. Об убийстве прочитала в интернете и была недовольна, что узнала об этом не от меня. Она прямым текстом заявила мне об этом. Я не знал, что ответить. Она завалила меня вопросами, была очень возбуждена, и я с неудовольствием догадался, что у нее снова проснулся ко мне интерес из-за моей злосчастной причастности к страшным событиям. Наверное, именно в тот момент я осознал в полной мере, что мне не по пути с человеком, которого заботят лишь острые ощущения.
Постепенно, по мере того, как шло время, шум из-за убийств стих, а болезненное любопытство ко мне со стороны любопытных сплетников пошел на спад. Меня несколько раз вызывали на допросы, но никто на меня не давил. Похоже, что ни полицейские, ни жители поселка ни в чем меня не винили. Это было хорошо. Спустя какое-то время полиция арестовала какого-то агрессивного торчка, который болтался в окрестностях поселка и не мог дать внятного ответа, что он делал в ночь убийства. Весь поселок активно обсуждал его поимку, но я был уверен, что этот несчастный наркоман виноват лишь в том, что он наркоман. Женю убил не он, в этом я поклялся бы не задумываясь. Убийство совершила тварь, имеющая мало общего с человеком. Полиция, как видно, жаждала поскорей закрыть дело, меня и на опознание не пригласили.
Я сидел целыми днями в комнате в обществе Билли. Родители, видя мое состояние, ко мне не приставали и не позволяли никому меня беспокоить. У меня был куча свободного времени, доступ в интернет и сильное желание разобраться в ситуации.
Мне удалось найти заметки о предыдущих убийствах. Они не получили такого резонанса, как убийство Евгения Пономарева, потому что жертвами убийцы были бездомные бродяги и пара местных алкашей. Еще мне удалось выяснить, что за последний год в окрестностях нашего поселка без вести пропало два человека, оба из неблагополучных семей. Их поисками тоже никто особо не утруждался – было решено, что они замерзли в лесу или утонули в болоте.
Я составил список убитых бомжей и пропавших бедолаг, начертил в «Экселе» таблицу и пытался обнаружить хоть какую-то закономерность. На первый взгляд никакой закономерности здесь не наблюдалось. Но вскоре я понял, что все жертвы были убиты или пропали без вести в новолуние или около того. Меня это потрясло. Похоже, никто не обратил на этот факт внимания, а если и обратил, то не придал значения. Подумаешь, пропали люди в новолуние – какая разница? На худой конец маньяк любит действовать в темноте, без луны, что удивительного? Мне же это показалось нехорошим знаком. Здесь не обошлось без потусторонних сил, которые, как я знал, существовали не только в фантазиях сценаристов фильмов ужасов.
Я нашел фотографии пропавших без вести. Один из них, Егор Максимов, был молодым человеком, не бомжом, но он злоупотреблял алкоголем, если верить журналистам и сельским форумчанам. Он выбивался из ряда тех доходяг, что пропали в этих же лесах в течение последнего года. На руке у него красовался стильный браслет из хирургической стали. С удивлением я выяснил, что он учился в той же школе, что и Диана Сафина, подружка Жени.
С момента поимки злосчастного наркомана прошло несколько дней, в поселке заметно успокоились. К нам больше не ломились соседи, никто не звонил и не подстерегал родителей возле ворот, чтобы забросать вопросами. Интерес у местных жителей к моей персоне угас, а потом и вовсе пропал.
В один из дней я вышел на прогулку с Билли. Я сразу двинул в сторону леса. Надо было взглянуть на одно место на опушке, где нашли порезанного алкоголика, про которого упоминал Женя на озере. Про его слова о полосатом лице в интернете ничего не говорилось, но я был склонен верить покойному Жеке.
Мы пересекли последнюю улицу. Впереди расстилался заросший лебедой пустырь, за которым, метрах в ста, шелестели на ветру кроны лип. Дальше начинался лес.
Я, конечно, подозревал, что ничего особенного там не найду, как-никак с тех пор миновало полгода. Но меня туда тянуло нестерпимо.
Билли скакал и резвился в высокой траве, а я шел по узкой, едва заметной тропинке, которую вытоптали грибники. На опушке я остановился. Из леса тянуло влажной свежестью, под ногами похрустывал дерн.
Да, здесь не было ничего примечательного. Я уже позвал было ротвейлера, чтобы возвращаться, как вдруг в густом подлеске зашумело.
Я чуть не подпрыгнул. Не подозревал даже, что так напряжен. В голове пронеслись образы марионеток, ходячих трупов и Кукловода. Но ко мне вышла всего лишь согнутая бабулька с клюкой.
Я сразу сообразил, что бабка самая настоящая, не марионетка. Лицо, конечно, больше напоминало мумию, но это было настоящее, живое лицо. Из-под белого платка выбивались такие же белые волосы. Голубые глазки слезились и помаргивали. На бабке была старая юбка и вязаная кофта советского образца.
– Здравствуйте, – сказал я.
Бабка поглядела на меня слезящимися глазами. Помолчала, жуя губы, потом внезапно гаркнула:
– Чего?!
Глухая, понял я и выкрикнул приветствие снова.
– А, здравствуй-здравствуй, – бабка подошла ближе. – Ты один тут?
– Нет, – ответил я, слегка удивившись. – С Билли… С собакой моей.
Билли уже засек бабку и обнюхал ее со всех сторон. Бабка совсем не испугалась огромного пса. А может быть, не разглядела вовсе.
– И чего ходишь один? – продолжала допрос бабка громко и требовательно.
– Гуляю! – проорал я.
– Гуляет он, – заворчала бабка, оглянувшись. – Опасно нынче по лесу-то гулять! Этот-то еще туточки, ходит еще!
Я потерял нить разговора. О чем это она?
– А вы сами не боитесь гулять одна, бабуля? – прокричал я. – И о ком вы говорите? Кто ходит?
– А я с молоду живу в лесу. Меня в лесу никто и не тронет. Почитай, сама как леший!
Бабка мелко захихикала.
Я вроде бы догадался, кто передо мной.
– Вы – баба Клавдия?
– Ну да, я это.
Она поковыляла к поселку, шустро перебирая клюкой. Я крикнул ей вслед:
– А кого надо бояться?
– Он еще здесь! – пробормотала она, на секунду обернувшись. – Он ходит в лесу и ищет, кого бы прирезать. Это и не человек вовсе, это дьявол!
И пошла дальше. Я остался на мгновение, затем оглянулся через плечо к лесу и поспешил за ней.
Как оказалось, баба Клавдия, что жила на отшибе, возле самых болот, была на редкость энергичной старушкой и два раза в неделю сама ходила три или четыре километра по лесу в поселок за продуктами. Была она немножко не в себе ввиду почтенного возраста, но, в сущности, на сумасшедшую не тянула, если не считать ее бзика насчет житья на болоте. Я спросил ее, о каком дьяволе она говорит, но внятного ответа не добился. Возле продуктового магазина мы расстались, и я с Билли зашагал к дому.
Когда уже мы шли по нашей улице, нас обогнал навороченный «Мерс» цвета «мокрый асфальт», из которого доносилась музыка и женский смех. Я оглянулся и увидел незнакомого парня за рулем и Диану рядом с ним. Она была в темных очках и хохотала низким голосом.
Мне подумалось, что уж очень быстро она отошла после гибели дружка. Ее реакция на происшедшее вообще меня коробила, если не сказать, возмущала. То ли она была на редкость черствой, то ли глупой, то ли и то, и другое. Был еще и третий вариант. Диана могла быть замешанной в этих убийствах.
Когда мне пришла эта параноидальная мысль, я заходил в дом. На пороге замер, обмозговывая идею. А что? В том, что она не марионетка и не нежить, я был уверен. Но убийства мог совершить живой человек, и этот человек мог быть связан с Дианой. Мне было легко представить Диану в роли этакой бездушной «фам фаталь», психопатки, что подговаривает какого-нибудь влюбленного в нее бандита совершить пару-тройку убийств…
Я тряхнул головой. Кажется, у меня едет крыша. А паранойя усиливается…
Весь день я боролся со своими подозрениями. А на следующий отправился в гости к Кате. Я решил поговорить с ней о Диане, – разумеется, очень деликатно, чтобы не вызвать никаких подозрений. Узнать, что она за человек, мстительна ли, какие у нее были отношения с Егором и так далее.
Катя жила в небольшом доме за зеленым забором. Я позвонил в звонок под козырьком из крашеной жести, во дворе запиликал сигнал. Залаяла собака.
Кто-то подошел к калитке, и я увидел Катю. Ее прямые брови взвились вверх. Мое явление ее удивило, но она не скрывала радости. Поскольку у них дома было много домочадцев, мы расположились на скамейке у забора в тени яблони, перевешивающейся через забор на улицу.
– Я думала, ты придешь раньше, – произнесла она своим неподражаемым грудным голосом. От нее исходил женский аромат, круживший мне голову. – Нам всем несладко пришлось, согласись? Кошмар какой-то.
Я промямлил, что не мог пройтись просто так по поселку из-за любопытных. Поэтому и не приходил. Она покивала. Мы поговорили минут пять о том, что нам пришлось пережить.
– А как Диана? – как бы между прочим спросил я.
Катя покривилась.
– Нашла себе другого дружка.
Судя по всему, она не желала говорить о Диане. Я не посмел настаивать.
– Когда он злился или пугался, то немного заикался, – сказала Катя и вынула из кармашка в коротких шортиках, которые раньше были джинсами, смартфон. – Это у него с детства. Потом ему временно удалось избавиться от заикания… А перед тем, как… как его убили, он снова начал заикаться… А я его дразнила, мол, он ни бэ, ни мэ…
Я поначалу не понял, о ком она говорит, затем до меня дошло. Теперь мне стало понятно, почему безобидная подколка Кати так напрягла Женю. Помнится, он сразу перестал задирать нас и сказал лишь: «Знаю я, как ты любишь книги».
На ресницах Катя набухли слезы. У меня дернулась рука – приобнять ее. В этой ситуации с моей стороны было бы вполне естественно ее утешить. Но рука налилась свинцовой тяжестью и не поднялась.
– Ты же не знала, что его убьют, – выдавил я. – И вообще, ничего такого особенного ты не сказала. Не надо себя винить.
– Ты, наверное, думаешь, что он был самовлюбленным дурачком… Да и вёл он себя не всегда достойно… Но он был хорошим. Душой компании…
Калитка приоткрылась, на улицу вышла девочка лет пяти – судя по внешности, сестренка Катя. Они были похожи.
– Вот, смотри, – сказала мне Катя, протягивая смартфон. – Я записала, как мы сидели в тот день на озере. Все такие веселые…
Я взял телефон, на секунду прикоснувшись к прохладным пальцам. В этот момент сестренка Кати шлепнулась и заревела.
Катя бросилась к ней на помощь.
Я просмотрел видео. Даже не помню, когда Катя успела нас снять. Мы орали что-то, чокаясь пластиковыми бокалами с пивом, развалившись на разостланной брезентовой палатке. Позади нас зеленело озеро, деревья на другом берегу отражались в нем, как в зеркале. Я выглядел пьяным до ужаса. Мне стало стыдно, и я подавил в себе сильное желание удалить это видео. Успокаивало лишь то, что остальные тоже трезвыми не выглядели, а Катя в этом ничего постыдного наверняка не находила.
Я закрыл запись. В галерее было еще много других записей. Одна бросилась в глаза. В кадре улыбался тот же Женька и половина лица Кати, а также ее голое плечо. Что это они там делают? Я зыркнул в сторону Кати – она всё еще утешала сестренку, стоя ко мне спиной. Сестренка валилась на землю, не хотела вставать; короче, вела себя отвратительно, как все баловные дети. Я убавил звук, включил видео.
Видео было коротким, но предельно ясным. Снимал, судя по всему, Женя, Катя со смехом требовала выключить. Женя не слушался. Несмотря на требования прекратить съемку, Катя запись так и не удалила.
Они забавлялись в постели. Судя по мокрым телам и лихорадочно блестящим глазам, они только что закончили заниматься сексом. Катя прикрывалась от камеры простыней, но было видно, что в постели она лежит в чем мать родила. Женя так и вовсе ничем не прикрывался.
«Хватить страдать херней! – игриво кричала Катя на видео. – Пошли лучше в душ!»
«Учти, я даю в твои руки компромат! – говорил в ответ Женя. – Если дашь это видео Диане, она из меня бифштекс сделает!»
На этом видео заканчивалось. Я успел закрыть все папки и выключить экран, прежде чем Катя, успокоив сестренку, вернулась на скамью.
«Знаю я, как ты любишь книги». Да, всё ясно.
Она что-то говорила дальше, вспоминала, какой Жека был классный, просто не все это понимали, а я думал только о том, как бы уйти поскорее. Мне было противно сидеть здесь дальше. Противно, обидно и больно.
– Мне надо идти, – наконец сказал я не очень деликатно. И встал.
Катя тоже встала, глядя на меня удивленными прекрасными глазами. Теми самыми глазами, которые заволакивало поволокой, и которые закрывались от наслаждения – пусть даже деланного, – когда они с Женей…
Чтобы Катя ничего не заподозрила, я улыбнулся и сердечно попрощался. При этом меня корежило от собственного лицемерия.
Когда вернулся домой, немного пришел в себя. А чего я, в сущности, ожидал? У Кати своя личная жизнь, у меня – своя. Во дворе передо мной запрыгал Билли. Вот кто никогда не предаст. Жаль, что он не человек.
Уже глубокой ночью, проснувшись ни с того, ни с сего, я внезапно подумал, что если мои подозрения верны, и умирают те, кто связан с Дианой, то и жизнь Кати под угрозой.
*
Следующую неделю я опять провел почти в полном одиночестве, если не считать общества родителей по вечерам, когда они возвращались с работы. Выходил я лишь на прогулки с Билли, ни с кем не общался. Несколько раз мы с Дашей созванивались, она приглашала в город, на рок-фестиваль, я отказался – сказал, что плохо себя чувствую. Даша ничуть не обиделась, она вроде бы поняла мое состояние, разговаривала со мной непринужденно, без укора.
Так как у меня была куча свободного времени, я много думал о Кате и Даше. Даша – моя «официальная» девушка, но я чувствовал, что наши отношения близятся к финишу. И я не предпринимаю никаких действий. Катя – мне не подруга, но ее отношения с Женей воспринимались как предательство. Подумать только, я ревновал ее к мертвецу! Здравым смыслом здесь и не пахло.
Глянув как-то в органайзер в мобильнике, я обнаружил, что скоро новолуние. Если мои догадки верны, будет убийство. Интересно, в полиции учитывают этот факт?
Во мне боролись страх и любопытство. Не знаю, что победило, но я поймал себя на том, что в эти дни гуляю с Билли допоздна возле леса.
И вот за пару-тройку дней до новолуния это произошло.
В тот вечер было пасмурно, ветер порывами бил по лицу, приносил запах дождя и озона, за лесом беззвучно посверкивало. Мы с Билли уже возвращались домой, шли по окраинной улочке, зажатой между высоченных заборов. Никто на пути нам не попадался.
Когда мы проходили мимо пустыря между двух домов, Билли неожиданно поджал хвост и заскулил. Я подергал за поводок, но пес уперся в землю лапами и вдруг пронзительно и тоскливо завыл. У меня похолодело под ложечкой.
Я огляделся и увидел его – над кустами на пустыре белело овальное пятно. Оно было полосатым. Я понял, что чудовище с полосатым лицом следит за мной из-за кустов. Оно вернулось и скоро совершит убийство.
Я стоял и не мог пошевелить и пальцем от ужаса; Билли заткнулся, но прижимался к моей ноге и трясся. Вот тогда все мои надежды и рухнули: никакой маньяк не в силах настолько напугать ротвейлера. Это монстр. Нежить.
Лицо в кустах пропало так же внезапно, как и появилось. И тут гипноз пропал. Я побежал к дому во весь дух, Билли не отставал ни на шаг.
За ближайшим поворотом я на полном ходу врезался во что-то живое и заорал от ужаса.
– Тихо, – произнес негромкий спокойный голос. – Не стоит привлекать лишнего внимания.
– Это ты? – задохнулся я.
– К сожалению, я, – сказал Гор. – К сожалению, потому что где я – там плохие новости.
При свете уличного фонаря, который располагался метрах в тридцати, я разглядел худую фигуру, лохматые волосы, бледное лицо, черные глаза… Гор был в жилетке с накладными карманами, под жилетом виднелась футболка. Рваные джинсы и стоптанные кроссовки дополняли наряд.
– Ты видел?.. В кустах… это нежить?
– Определенно, – безмятежно сказал Гор.
– Марионетка?
– Нет, это нечто другое. Я еще с таким не сталкивался. Оно может исчезать прямо на пустом месте…
Гор огляделся.
– Оно не пыталось нас атаковать, значит, у него другая цель. Пока нам ничего не грозит. А может быть, это потому, что новолуние наступит лишь через три дня.
– Так ты тоже понял про новолуние? – поразился я.
– Да… Ты ведь не думал, что я окажусь глупее тебя? – Гор улыбнулся, смягчая сказанное.
– Но никто больше этого не заметил. Полицейские тоже. Иначе отирались бы на всех перекрестках.
– Возможно, и заметили. Просто они ищут человека. Маньяка. А мы ищем истинного преступника. Монстра.
Он поднял голову и вгляделся в непроницаемо черное небо.
– Однако скоро дождь, и нам пора идти.
Мы двинулись вдоль улицы. Я смотрел на сосредоточенного, невозмутимого Гора, на то, как он шел, засунув руки в карманы джинсов, и душа у меня ликовала. Вот кого мне не хватало! Как же вовремя он появился! Даже представить страшно, что было бы, если бы он не возник сейчас!