– Со мной что‑то не так, – услышал я собственные слова словно со стороны.
– Брось пистолет, – сказал Нода.
– Что?
Он выбил трофей из моей руки, склонился, чтобы осмотреть его.
– Яд, – констатировал он. – Их одностороннее оружие. Или ты уже успел забыть о нем?
Он заставил меня разжать кулак. Пятна синеватой мази виднелись у меня на пальцах и на ладони. Донесся запах магнолии. Не теряя ни секунды, Нода набрал побольше влажной земли и стал втирать в мою руку, потом смахнул и добавил свежей почвы, используя ее как промокательную бумагу, чтобы впитать ядовитую жидкость, еще не успевшую проникнуть в кожу.
– Броуди!
По моему телу струился холодный пот, но при этом странным образом лицо и шею пожирал невыносимый жар. Часто моргая, я потряхивал головой, чтобы избавиться от наваждения. Вскоре меня вырвало в густо разросшийся рядом папоротник.
– Послушай, Броуди, у нас каждая секунда на счету. Сожми вот это в кулаке и постарайся ни при каких обстоятельствах не терять сознания.
Он вложил мне в руку комок сырой земли и заставил стиснуть его пальцами.
В сильнейшем возбуждении Нода подобрал прибор ночного видения, отброшенный мной в сторону, снял второй с убитого им врага, притаившегося на дереве, взвалил меня на плечо и побежал по тропе со скоростью, которая казалась мне совершенно невозможной в его положении.
Разумеется, обе наши сумки ему пришлось оставить.
Глава тридцать седьмая
Нода пронес меня по крутому спуску берега и попробовал унять мою лихорадку в реке. Заставил выпить много холодной воды, но жизнь мне спас прежде всего фильтр из влажной земли, который снял с кожи бо́льшую часть ядовитой мази, не дав смертельной дозе проникнуть в кровь. И все же действие отравы оставалось ощутимым. Я чувствовал себя опустошенным и полностью обессиленным. Но острее всего я ощущал унижение. Допустить такую ошибку! После всего, что испытал и узнал во время нападения на нас в гостинице, я позволил перехитрить себя человеку, с которым легко справился физически.
Отдохнув немного, мы надели приборы ночного видения и осторожно двинулись вниз по течению, вслушиваясь в каждый шорох, в каждый всплеск воды впереди или у нас за спинами. Прижимаясь ближе к высокому берегу, как и советовала хозяйка гостиницы, мы внимательно следили за его кромкой, чтобы вовремя засечь появление новых противников.
Сквозь инфракрасные линзы мир предстал перед нами словно подсвеченный зеленоватым сиянием, на фоне которого вспышками более яркого и теплого света моментально выделялись появлявшиеся в поле нашего зрения живые существа вроде филина, вспорхнувшего с одного из деревьев, или других ночных обитателей леса. Но в большей степени, чем на достижения современных технологий, мы все же полагались на матушку‑природу. Пока звуки, издаваемые цикадами и лягушками по обоим берегам, сопровождали наше движение, можно было чувствовать себя в относительной безопасности. А потому, внимательно вслушиваясь в этот шумовой фон, мы с Нодой шли все дальше по мелководью. Любой сбой в нем сигнализировал бы о появлении врагов из Соги, а это при моем ослабленном состоянии означало неминуемую и быструю смерть.
Мы продолжали двигаться, сопровождаемые звоном цикад и громким кваканьем лягушек. Густой навес лесной листвы, где стали попадаться березы, тоже помогал прикрывать наше отступление. Под ногами струилась по каменистому и грязному дну речная вода. Чуть впереди нас крупная птица выхватила из потока какую‑то рыбешку.
Я поежился. Нас могла подстерегать та же участь.
Берега расщелины были сложены из песчаника, перемежавшегося вкраплениями гранита. Местами они поднимались над руслом на тридцать футов. Странно, но я даже надеялся, что притаившиеся в прибрежных валунах ночные змеи – коварные и ядовитые – в какой‑то степени защищают нас с флангов.
Я пока не полностью пришел в себя, и наше продвижение вперед было мучительно медленным, хотя с каждым пройденным изгибом реки мы уходили все дальше от деревни. Я брел, спотыкаясь, по колени в воде, и никак не мог избавиться от мыслей о смерти Мори и воображаемых сцен его гибели. Дважды я падал, Нода помогал мне подняться и вел вперед, обхватив рукой вокруг пояса.
Вскоре нас настигли москиты. Они замелькали у щек, ушей, глаз, с жадным жужжанием предвкушая неожиданный роскошный пир. Машинально я прихлопнул одного, и звук шлепка моей ладони по щеке эхом отдался в узком коридоре расщелины.
– Не делай этого больше, – строго произнес Нода. – Здесь любой звук разносится далеко.
– Но они съедят нас заживо.
– Не худший из возможных вариантов.
И он словно сглазил. Худшее материализовалось почти мгновенно. Цикады и лягушки резко оборвали свои рулады. И сразу нас с Нодой окружила мертвая тишина. Нода прижал палец к губам и указал вниз. Секундой позже он уже беззвучно скрылся под водой, и на поверхности осталась лишь часть лица. Я последовал его примеру и тоже погрузился в поток, улегшись на дно и всем телом содрогаясь от ледяного холода.
Через несколько секунд над кромкой берега показалась чья‑то голова. Сквозь приборы ночного видения мы наблюдали, как мужчина внимательно осматривает русло. Судя по плавному движению головы, он тщательно изучал каждый его дюйм.
Он действовал методично и эффективно. Удерживая себя на месте, запустив скрюченные пальцы в дно, я оставался неподвижен, пока боец из Соги изучал место, где мы залегли. Холодная вода стремительно обтекала тело, быстро забирая из него остатки тепла. Чтобы не дать своим конечностям полностью онеметь и все еще борясь с легким головокружением, я отрывал от грязного дна правую руку и с силой вонзал ноготь большого пальца себе в бедро.
Нам пришлось затаиться на три минуты, пока голова скрылась.
– Ждем, – шепотом скомандовал Нода.
Минутой позже голова показалась над берегом вновь ярдах в двадцати выше по течению, и наблюдение повторилось. Но на сей раз он все делал гораздо быстрее и поспешнее. Мы понимали, что сквозь инфракрасные очки он рассчитывал увидеть внизу очертания двух человеческих фигур, которые должны были излучать тепло. Однако речная вода так быстро понизила температуру наших тел, что прибор не среагировал на них, и в этом был наш шанс спастись.
Голова опять пропала. Я переместился ближе к Ноде и жестом указал ему путь ниже по течению. Он кивнул в ответ, и тогда я «снялся с якоря», позволив потоку плавно увлечь меня за собой ногами вперед. Используя руки как рули, я мог при необходимости изменять направление и огибать постоянно возникавшие препятствия.
Нода поступил так же, и подобным образом мы преодолели следующие полмили. Проплыв первые триста ярдов, я осмелел настолько, что выбрался на середину реки, где скорость воды была гораздо выше. Но еще ярдов через пятьсот нам все же снова пришлось уйти на мелководье, остановиться и вслушаться. Хор ночного леса звучал громко и торжественно, что не могло не радовать.
Нода поднялся и подал мне сигнал следовать за ним. И опять по колени в воде мы стали передвигаться, чувствуя, как тепло постепенно возвращается к нам. Теперь я даже не пытался отгонять москитов. Холодная добыча уже не вызывала, видимо, у них прежнего аппетита, однако они постоянно кусали меня в руки, в шею, в лицо. Один из них пристроился у меня на лбу. Я смахнул его, но на его место сразу пристроились три других.
Мы, конечно же, ни на мгновение не ослабляли бдительности, вслушиваясь в песни цикад и лягушек и осматривая края берегов.
Через два часа, полностью истощенные нервно и физически, мы с огромным трудом взобрались по круче расщелины наверх и продрались сквозь кусты к темневшему у дороги силуэту «ниссана‑блюберд», за рулем которого безмятежно спал Джордж. Нас ждало возвращение к свободе и цивилизации, которому теперь никто не смог бы воспрепятствовать.
Глава тридцать восьмая
Визит в Согу открыл для меня неведомый прежде мир новой боли, и я метался в салоне машины, как попавшая в сеть форель. Отчасти это объяснялось действием яда, который все еще бродил в моем организме. Но лишь отчасти. Мое сердце буквально колотилось о грудную клетку в ритме барабанов Соги, а мозг выжигала лишь одна мысль: «Что же, черт возьми, мы сможем теперь предпринять?»
Мы дважды едва не погибли в захолустной деревушке префектуры Шига. И даже теперь, оказавшись в относительной безопасности и на пути в Токио, я никак не мог переварить всего, с чем нам там пришлось столкнуться. Ладно бы только с ножами. Но яд, но петля! Да что же это такое?! Ничто из рассказанного прежде Нодой не подготовило меня к подобному повороту событий. Это было действительно какое‑то царство фантомов. А мы разбудили не только их, но и самого дьявола. Ничто не способно было поколебать меня в этом убеждении. Да, нам удалось на сей раз спастись, но что дальше? Сога проникала повсюду. Нам не избежать их следующей атаки, причем мы даже не успеем понять, кто и откуда напал на нас.
Ноду одолевали те же мысли, но он реагировал на все по‑своему. Сев за руль машины, он просто гнал ее на бешеной скорости, вперив взгляд в узкий туннель света, который прорезали во тьме над поверхностью шоссе фары автомобиля.
Первый час на обратном пути ни один из нас не вымолвил ни слова. Потом Нода сказал:
– Что ж, считай, что худшее мы уже видели.
Я смотрел в боковое окно на смутно видневшиеся по сторонам дороги рисовые поля. Джордж продолжал мирно спать на заднем сиденье.
– Лучше бы нам этого не видеть, – откликнулся я.
– Ты можешь все бросить, если уж совсем невмоготу.
– Вернуться в Штаты и вместе с дочерью где‑нибудь пересидеть опасный период?
– Да.
– Ты считаешь, я не сумею противостоять им?
– Им вообще мало кто может противостоять. А ты еще и зеленоват для этого.
В своей обычной манере Нода не стеснялся в выражениях и говорил что думал.
– На твоем месте любой посчитал бы отступление самым умным, что можно сделать в таких условиях, – добавил сыщик.
Я откинулся на подголовник и закрыл глаза. «Самым умным. .. » В далеком прошлом, когда время моего ученичества закончилось и я открыл собственное дело, я сформулировал для себя несколько важнейших принципов. Основывались они на сформировавшейся у меня прежде системе ценностей и твердом решении добиться независимости, чтобы ни перед кем и ни перед чем не склонять головы. Я должен уметь постоять за себя и каждое утро, глядя на себя в зеркало, иметь возможность сказать: «Я свободен, и совесть моя чиста». Когда мне пришлось взять на себя еще и «Броуди секьюрити», я пришел туда, лелея такие же идеалы. Ведь так прожил жизнь мой отец. Он никогда не бросал борьбы, не поступался своей независимостью. Я вспомнил, как подростком иногда принимал с ним вместе душ и он в шутку учил меня, как «отскребать с себя всю налипшую грязь», имея в виду не только мыло и мочалку. Отец рассказывал мне о делах, которые расследовал. И о своих поступках – добрых, злых, порой не совсем честных. «Что бы ни случилось, – повторял он, – умей сохранить лицо. Научись защищать простых людей и самого себя». Но только после его смерти, несмотря на нашу отчужденность в последние годы, до меня дошло, что все жизненные принципы, которые считал своими, я перенял у этого неистового и свободного человека, сумевшего вопреки трудностям устроить свою судьбу за тысячи миль от родины.
Все это было для меня крайне важно. Нода замечал мое поверхностное сходство с отцом, но не ведал, насколько глубоко оно распространяется, а я сам, разумеется, не желал даже упоминать об этом. Вот ему и приходилось испытывать меня на прочность, а значит, его совет не следовало воспринимать всерьез.
Ввязавшись в это дело, мы пошли на то, что нам представлялось допустимым риском. То есть недооценили опасность, однако сумели выжить. Вот только то, с чем мы столкнулись, грозило теперь уничтожить нас – решительно и безжалостно. Да, мы спаслись, но увязли глубоко. Попали в паутину, из которой невозможно выбраться. Мы больше не могли отмахнуться от существования Соги, как не может повернуться спиной к разъяренному льву человек, случайно попавший в клетку.
Но даже будь у меня шанс прекратить расследование, я не мог этого сделать, не нарушив слова, данного Ренне. А ведь была еще и Миеко. Сога отняла ее у меня. Украла, разрушив дальнейшую жизнь. Всеми днями в смятении, всеми ночами без сна, всем своим одиночеством я был обязан именно Соге.
Для меня не существовало умных поступков или глупых. Я мог поступить единственно правильным образом. И когда мы миновали Шизуоку, я сказал:
– От этого дела я не отступлюсь.
Губы Ноды сложились в чуть заметную улыбку.
– А я и не предполагал, что отступишься. Так, поинтересовался на всякий случай.
– Ну, поинтересовался. И что ты об этом думаешь?
– В подобных делах важны информация, интуиция и развитые инстинкты. Ты показал, что твои инстинкты служат тебе верой и правдой. Ты был хорош. Действительно хорош.
Его слова польстили мне, хотя я, разумеется, скрыл свои чувства.
– Почему ты не убил четвертого из них? – спросил я.
– Он уже не представлял опасности. Мы не должны уподобляться им.
– И что теперь?
– Теперь? Мы знаем больше, только и всего.
– А чем больше мы знаем, тем нам проще?
– Именно.
– При условии, что останемся в живых.
– При любых условиях.
– Твоим планам всегда не хватает вариативности.
Нода пожал плечами:
– А какие здесь могут быть варианты? Только два: сделай или умри.
В личности Ноды по‑прежнему оставались для меня какие‑то темные углы, куда мне никак не удавалось заглянуть.
– Когда в Согу отправились твои друзья, они знали, с кем придется иметь дело?
– Нет.
– Они видели кандзи?
– Нет.
В его лаконичных ответах я отчетливо чувствовал недомолвку. Что же он от меня скрывал?
– Нода, мне ты можешь сказать все.
Его пальцы крепче вцепились в руль.
– Тогда я потерял лучшего друга… А еще… Своего брата.
Так вот в чем дело. Как и каждый из нас, Нода носил свои шрамы на душе. А в сознании восточного человека месть не имела сроков давности или ограничений во времени. Уйдя в подполье, сорок семь ронинов ждали своего часа два года. Нода смирял жажду отмщения уже целых пять лет.
– Мне очень жаль, – произнес я.
Он что‑то пробурчал себе под нос.
Миеко, Хара, госпожа Мори, сын хозяйки гостиницы, а теперь еще и брат Ноды…
– Расскажи мне о брате, – попросил я. – Он был хорош в своем деле?
– Это он научил меня всему.
– Но не сумел выбраться оттуда?
– Нет.
У меня это не укладывалось в голове. Человек был так же готов ко всему, как Нода, но тем не менее погиб.
Сумеем ли мы выбраться из этой глубокой ямы?
Глава тридцать девятая
Штаб‑квартира Соги. Местонахождение неизвестно
Построенный в глубине густо заросшего лесом земельного участка, этот спортивный зал был оборудован так, как ни один другой в мире. У его северной стены трое мужчин и женщина тренировались в метании ножей по манекенам в человеческий рост с расстояния двадцати футов. В центре Кейси обучал четырех человек новым приемам единоборств, в них сочетались элементы карате, дзюдо, индонезийского силата, кунг‑фу из Шаолиня и трюки, изобретенные непосредственно мастерами из Соги.
На этой неделе двенадцать мужчин и женщин собрались для тренировок, причем некоторые из них прилетели сюда из таких далеких мест, как Лондон, Лос‑Анджелес и Сан‑Паулу. Дважды в год группами по шестнадцать человек (за минусом тех, кто находился на задании) они должны были проходить переподготовку, совершенствовать свои навыки и пополнять знания.
В распоряжении Соги всегда имелись по меньшей мере тридцать два оперативных агента, готовых действовать немедленно. Группа из восьми человек осуществляла непосредственно убийство, четверо готовили для него все необходимое, а еще четверо работали чистильщиками – отслеживали обстановку после завершения операции и устраняли любые возникавшие проблемы – свидетелей, случайно оставленные улики и слишком ретивых полицейских.
Впрочем, каждая миссия выполнялась с безукоризненным профессионализмом, ошибки практически полностью исключались, а для того чтобы справиться с любыми осложнениями, существовало множество утонченных методов. Детектива, который проявлял излишнюю активность, можно было, например, надолго уложить в больницу с острым пищевым отравлением, и следствие начинало топтаться на месте. Свидетель, получивший угрозу, что может пострадать кто‑то из его близких или возникнут осложнения на работе, мгновенно становился на редкость забывчивым. А с теми, кто проявлял строптивость – вроде швейцарского банкира, – расправлялись быстро и безжалостно.
Операция в «Маленькой Японии» явилась образцом безупречно исполненного задания. Заказчик пожелал, чтобы преступление стало жестокой расправой, наделав много шума, и Оги удовлетворил его прихоть, организовав впечатляюще кровавое шоу. Убийцей стал сам Кейси с тремя другими членами своей группы, обеспечившими прикрытие и отход, а потом настал черед Дермотта и его людей. Те проследили за обстановкой на месте и были готовы действовать в случае любых неожиданностей.
Операции Соги крайне редко заканчивались неудачей, а чтобы хоть один член организации попал в руки властей живым – такого не случалось вообще. За все время верховенства Оги погибли только два агента. Один был убит в Африке по чистой случайности, а второй… Вот о втором Оги вспоминать не любил.
Лидер Соги отозвал Кейси в сторону:
– Поработай с ними еще над «приемом Сухова». Пусть доведут его до автоматизма.
– Слушаюсь, сэр.
Этот прием родился в недрах КГБ в начале 1970‑х годов. «Приемом Сухова» называлась серия из трех молниеносных движений, которые позволяли обезоружить противника в рукопашной схватке. Находившаяся в постоянном поиске все новых и все более совершенных методов ведения боя, Сога узнала о нем и включила в свой арсенал.
У южной стены был возведен макет крыши дома, возвышавшейся на шестьдесят футов от пола. Там тренировалась женщина. Она забрасывала наверх крюк с прикрепленной к нему сверхтонкой веревкой, с первого раза ухитрялась зацепиться, а потом стремительно взбиралась на крышу, завершая дело нажатием кнопки в рукоятке приспособления, которое само сматывало веревку всего за полторы секунды. После того как она проделала этот трюк в очередной раз, ее наставник крикнул снизу:
– Тридцать четыре и семь десятых, не считая веревки!
Пронаблюдав за ее работой, Оги заметил:
– Нужно довести результат ровно до тридцати пяти секунд, включая свертывание троса, Бонни.
– Будет сделано, сэр.
Прикрепленный к поясу Оги сотовый телефон завибрировал. Он включил его и поднес к уху.
– Говорите.
Выслушав собеседника, он резко спросил:
– Что значит «удалось сбежать»?
Оги развернулся на месте и быстрым шагом вышел из зала через заднюю дверь, прежде чем позволил гневу исказить злобой его лицо. Расхаживая под густыми кронами деревьев, он изрыгал едва сдерживаемые проклятия. Этот антиквар и его приятель сумели убить троих людей Соги, а еще одного навсегда приковали к инвалидной коляске. Они уничтожили практически всю группу Ирохи. Конечно, это были стажеры‑первогодки, не прошедшие и трети обязательной подготовки, но ведь и задачу перед ними поставили на первый взгляд пустяковую.
– Ты уверен, что их было только двое?
– Уверен, мой господин.
– Рассказывай все до мельчайших подробностей.
Оги плотнее прижал трубку к уху. Они располагали предварительной информацией, думал он, слушая отчет подчиненного. Но даже при таком условии не должны были выбраться из Соги живыми. А Броуди с компаньоном прогулялись по деревне, словно это был уютный храмовый садик, черт побери!
– Они что‑то знали заранее, – произнес он. – Пусть наши аналитики составят полные психологические портреты и детальные биографии обоих. В прошлом нам, вероятно, уже пришлось сталкиваться с одном из них или с обоими. Я хочу знать, когда и при каких обстоятельствах.
Иного объяснения быть не может, решил Оги.
– Позвольте напомнить, что их нанял Хара.
– Но у Хары нет ничего, кроме смутных подозрений. Найдите нечто, мне пока неизвестное. Там есть за что зацепиться.
– Слушаюсь, господин. Будут еще распоряжения?
Обдумывая ответ, Оги вернулся под крышу спортзала и пронаблюдал, как Кейси демонстрирует свое мастерство, показывая остальным «прием Сухова». Он почувствовал гордость за этого парня. Настанет день, и из него вырастет превосходный новый вождь организации. А в трубку Оги сказал:
– Закончите работу в Токио. По обычной схеме.
– Простите, господин, но не могли бы вы повторить приказ? В Токио? Я не ослышался?
– Да, в Токио.
Рядом раздался голос:
– Тридцать шесть и одна, включая уборку троса, Бонни.
– Вас понял, – прозвучало в трубке, и Оги дал отбой.
Он оглядел собравшихся здесь людей. Элитное подразделение. В мире нет никого лучше их. Они уже провели операции без всяких для себя последствий в пятидесяти семи странах. Меняя методы, выбирая подходящие места. Не появляясь в одном и том же городе слишком часто, никогда не применяя там одинаковых сценариев. Они калечили, похищали или убивали людей. Ключом ко всему была полная скрытность и строжайшая секретность. А Броуди и его команда теперь поставили секретность организации под угрозу. Впрочем, с периодичностью в четыре‑пять лет кто‑нибудь непременно предпринимал попытку разоблачить их, но подобные поползновения обычно удавалось пресечь. Однако Броуди мог опереться на поддержку полиции и собственного детективного агентства, а это требовало особого к нему подхода.
Оги сейчас был очень зол. Откуда у него взялось тревожное чувство, что их главный источник информации в Токио не до конца с ними откровенен? Но чтобы разобраться с этим, необходимо как можно больше информации.
– Сколько раз ты тренировалась с тросом сегодня? – обратился он к Бонни.
– Пять, мой господин.
– Хорошо. Но тебе придется отрабатывать этот маневр, пока не добьешься тридцати пяти секунд. Поняла?
– Так точно.
Сын Джейка Броуди оказался неожиданно трудным и умным врагом. И у него, как говорили японцы, было «широкое лицо». В буквальном смысле это означало, что он знал нужных людей. И связи его становились все обширнее. Если он умрет при подозрительных обстоятельствах, эти люди начнут копать. Даже если станет жертвой несчастного случая, будет проведено самое тщательное расследование. И тем не менее антиквар подлежал уничтожению.
А с последствиями Сога как‑нибудь сумеет справиться.
День пятый
Незримый властитель
Глава сороковая
В Токио мы прибыли к десяти утра следующего дня. Оказавшись вновь в помещении «Броуди секьюрити», я сразу же проверил, нет ли сообщений от Хары, но ничего не обнаружил и снова набрал номер приемной магната. Трубку снял тот же секретарь.
– Это снова Броуди. Мне необходимо переговорить с господином Харой.
– Должен вас огорчить. Господину Харе пришлось срочно вылететь на Тайвань.
– Вы передали ему мое сообщение?
– Передал, сэр. Он выразил удовлетворение вашей активностью.
– Его посещение Тайваня как‑то связано с компанией «Тек Кью‑Экс»?
– Об этом лучше спросить его самого.
– Он больше ничего не просил мне передать?
– Сказал, чтобы вы продолжали начатую работу в том же духе, а он скоро сам свяжется с вами.
«Продолжать начатую работу в том же духе»? Но откуда ему было знать, в каком направлении движется работа? Или же он был обо всем информирован?
– Что‑нибудь еще?
– Нет, сэр.
– Восхитительно, – произнес я и положил трубку.
Вскоре Нода меня отвел в сторону для приватного разговора. Понятно, что перед нами стояла задача остаться в живых, чтобы добиться поставленной цели, но при этом, как он настаивал, необходимо было полностью оградить от опасности остальных сотрудников «Броуди секьюрити». В противном случае Сога устроит себе кровавый пир, как гризли, забравшийся в протоку с лососями.
– Мы сможем обеспечить их безопасность, оставив в полном неведении относительно своих действий? – спросил я.
– Вероятно.
– Тогда таким и будет наш план.
– Значит, держим в курсе только Джорджа и Наразаки здесь, а в Штатах – Ренну и его подчиненных. Чем меньше людей нам придется взять под защиту, тем легче сможем продолжать.
Решив эту проблему, я почувствовал себя спокойнее.
Мы пригласили ко мне в кабинет Наразаки. Нода поделился с ним подробностями, и шеф согласился, что о деталях нашей поездки в Сога‑джуджо лучше не распространяться. Затем вызвали Джорджа, которому пришлось дать нам твердое обещание держать все в тайне. Наразаки не удержался и поздравил меня с первым успешно выполненным заданием, а когда я попытался возразить, что все от начала и до конца было заслугой Ноды, бывший партнер моего отца лишь улыбнулся.
Частью стратегической схемы, разработанной Нодой, была работа, которой занимались Тору и Мари. Наразаки распорядился продолжать компьютерную операцию, но так, чтобы наши эксперты ни в коем случае не попали в поле зрения противника. Они, по сути, поселились теперь вдвоем в юго‑восточном углу нашего общего зала, где я и застал Тору спящим на простой армейской раскладушке. Сменяя друг друга, они продолжали попытки отследить хакера, используя самое современное программное обеспечение. Мари объяснила, что их программа действовала в компьютерной сети подобно миниатюрной камере на оптико‑волоконном кабеле, которую запускают человеку в желудок через полость рта. Она как бы изнутри высвечивала цифровые каналы. Стоило хакеру войти в сеть через любой портал мира, как Мари и Тору уже знали об этом, а потом могли отслеживать «черные следы», которые он оставлял, пытаясь проникнуть к нам в систему через целый лабиринт сайтов и компьютерных узлов, чтобы скрыть свое местонахождение. Прошлой ночью, к примеру, они перехватили его в зоне действия бразильского провайдера и вели через Турцию и Марокко, прежде чем потеряли след из‑за возникших помех.
Пока мы совещались в моем кабинете, остальные сотрудники отправились на крупномасштабную операцию, и помещение «Броуди секьюрити» опустело. Я связался с Ренной, надеясь, что он тут же соединит меня с Дженни, но лейтенант настоятельно посоветовал пока оставить дочь в покое. По его словам, все обстояло наилучшим образом, а Дженни прекрасно ладила с детективом Купер – приставленной к ней женщиной из числа проверенных сотрудников Ренны. Я попросил его выделить для охраны Дженни дополнительные силы, однако он заявил, что руководство не согласится.
– Согласятся, – возразил я, – когда узнают то, что я тебе сейчас расскажу.
И я выдал ему все детали о кандзи, хакере и наших приключениях в Сога‑джуджо, едва не стоивших нам жизни. Ренна пережил нечто вроде шока и сказал, что добавит двоих дежурных к дому, где прятали Дженни.
– Но вопли моего начальства ты услышишь даже в Токио, – со вздохом добавил он.
Затем Ренна спросил, есть ли у меня хоть какие‑то улики. Нет, признался я. А свидетели? Тоже нет. Но хотя бы что‑то он сможет предъявить руководству для подтверждения прогресса в расследовании дела и обоснования необходимости держать троих сотрудников в качестве телохранителей Дженни?
– Скоро ты все получишь, – пообещал я.
Мы еще с минуту обсуждали данную тему, а потом закончили разговор, причем Ренна не скрывал разочарования из‑за отсутствия конкретики и новых доказательств в расследовании дела.
Я вернулся в отель, принял душ, побрился, наскоро поел и лег спать. Отдых пошел на пользу моему мозгу, и утром он мгновенно включился в нелегкий процесс осмысления загадки убийства в «Маленькой Японии». Даже сильнее, чем угроза, исходившая из Соги, меня волновала Дженни. Поговорить с ней мне до сих пор не удалось, и я знал, что ее беспокойство нарастает. Ведь хрупкая нервная система дочери уже была перенапряжена, когда мы перевозили ее на явочную квартиру. Отрадной представлялась только мысль, что с завтрашнего дня охранять ее будут три офицера полиции.
Мне не терпелось обсудить с Нодой возникшие предположения, и я позвонил ему на сотовый телефон. Он предложил поговорить за порцией лапши у Мураты около пяти часов, чтобы избежать наплыва посетителей, которые чуть позже придут туда ужинать. Я согласился, в назначенное время пришел в соба‑ресторан, занял свое место на деревянной скамье напротив Ноды и спросил, успел ли он побывать в нашей конторе.
– Да, – ответил он.
– Тору и Мари добились какого‑то прогресса?
– Они немного смыли с себя грязь. Я купил им мыло и билеты в соседние общественные бани.
– Я имел в виду иной прогресс.
– Кажется, они проследили электронного взломщика, но попали пока только в Лондон, Мадрид и Новую Зеландию. Он хитер.
– Тору сказал, когда у них появятся реальные результаты?
– Нет.
Появился Мурата с двумя подносами зару‑собы – коричневой домашней лапши. Ее охлаждают после приготовления в ледяной воде, укладывают на лакированные подносы поверх решеток из бамбука, под которые с лапши стекают остатки воды. Когда шеф‑повар ставил еду перед нами, до меня донесся легкий аромат свежесмолотой гречки.