И, когда мы уже подходили к Староместской площади – очередной достопримечательности Праги, Виталий снова решил удивить меня очередным неожиданным фактом:
- А ты в курсе, что чешское слово Úžasný [ужасный] в переводе на русский означает «прекрасный, восхитительный»? – Мы вышли на Староместскую площадь, которая в сгущавшихся сумерках выглядела просто потрясающе: посреди неё тоже стояла огромная ёлка, кажется, даже ещё более красивая, чем ёлка на главной площади Праги. Вся площадь была заставлена ярмарочными палатками-домиками, которые мерцали новогодними огоньками.
- Да ладно! Ну, это ты уже сочиняешь, - усмехнулась я, метнув в шагающего рядом Виталия недоверчивый взгляд из-под чёлки.
- Честное слово, - широко улыбнулся он в ответ и тоже одарил меня хитрым взглядом.
- Хорошо. Докажи, - внезапно остановилась посреди ярмарочных палаток-домиков я, засунув руки в карманы и с вызовом взглянув в его лицо.
- Легко, - быстро согласился он и, буквально выдернув мою руку из моего кармана, обхватил моё запястье и потянул меня к одной из палаток.
На витрине висели мягкие игрушки, магнитики, открытки, шапки, футболки и прочие мелочи. Виталий долго всматривался в представленный ассортимент, и, наконец, сказал, обращаясь к продавцу:
- How much is this charge? (англ. «Сколько стоит этот берет?»)
- Twenty Euro (англ. «Двадцать евро»), - отозвался щуплый паренёк, стоящий за стойкой продавца.
Виталий протянул ему деньги, взял красивый шерстяной белый берет и жестом подозвал меня ближе. Я подошла к нему почти вплотную, и он стянул с моей головы мою чёрную шапку-носок, а вместо неё, пристально глядя мне в глаза, водрузил мне на голову этот мягкий и тёплый берет, уложив его на свой вкус, и, закончив, медленно опустил руки, едва касаясь пальцами моих щёк, отчего в моей груди отчаянно заколотилось сердце, а к щекам прилила горячая кровь, и они вспыхнули, несмотря на, как минимум, пятиградусный мороз. Как хорошо, что внешне я почти никогда не краснею. Его синий взгляд был мягким и слегка рассредоточенным, быстро пробежал по моему лицу, начиная с моего лба, и заканчивая моими губами, и снова вернулся к моим глазам.
- Jsi prostě úžasný (чеш. «Ты просто восхитительна»), - всё так же пристально глядя мне в глаза, мягко сказал он и внезапно повернулся к продавцу, обратившись к нему: - Do you agree? Souhlasíte? (англ., чеш., «Вы согласны?»)
Продавец поспешно закивал, ответив ему, глядя на меня:
- Dívka prostě úžasný v tomto mít (чеш. «Девушка просто восхитительна в этом берете»), - и улыбнулся, выставив вверх большой палец в знак одобрения.
- Он согласен, что ты просто восхитительна, - Виталий победно улыбался, - ты ведь не станешь спорить с тем, что вряд ли человек, который хочет продать тебе этот берет, скажет, что ты в нём ужасна? - видимо, был чрезвычайно доволен своей победой, потому что его взгляд просто ликовал от произведенного эффекта. И да, победа его была эффектной, я растерянно кивнула в ответ. Только дурацкие щёки всё ещё горели огнём, и я зачем-то уткнулась взглядом в землю, разглядывая свои ботинки. Я чувствовала себя глупо, но отчаянно пыталась взять себя в руки, чтобы не выказать своей растерянности. Конечно же я догадывалась, что вряд ли он врёт, рассказывая мне про значение слова «ужасный» на чешском, но тот способ, которым он решил мне доказать свою правоту, застал меня врасплох. Я не узнаю саму себя, моё самообладание в эти два дня куда-то потерялось, а мой вечный цинизм превратился в постоянную неуверенность и эмоциональную нестабильность. Это, наверное, у меня моральная акклиматизация такая. К чёрту её, хочу прежнюю себя! И я впервые с момента прилёта в этот прекрасный город захотела обратно в Москву. Там всё было понятно и привычно. Там есть границы и условности, которые позволяют мне не потерять ориентиры, действовать по плану и самостоятельно контролировать свою жизнь.
- Ну, чего ты застыла? – удивлённо вскинул брови Виталий, хлопнув меня по плечу. Я, наконец, проснулась от своих мыслей, и поняла, что щёки почти перестали пылать. – Пойдём, покажу тебе здесь ещё кое-что, и направимся к последнему пункту в нашем сегодняшнем путешествии. Он, не стесняясь, взял мою ладонь в свою, и слегка потянул в сторону, приглашая меня идти за ним. По телу моему разлилось непонятное тепло, его ладонь была такой большой и тёплой, и мне казалось, что моя ладонь сейчас растает от этих прикосновений, таким упоительным было это ощущение. Я что-то говорила о том, что хочу прежнюю себя? Похоже, прежняя Лена для меня была потеряна на неопределённый срок…
Уже через пару минут мы созерцали огромные и безумно красивые астрономические часы на Староместской ратуше. Неподалёку играл на волынке уличный музыкант. В Праге вообще мне то тут, то там попадались на глаза, да и на слух, уличные музыканты. Даже зимой, в холодную погоду, они играли на волынках, гитарах, барабанах, саксофонах, скрипках, аккордеонах для прохожих разнообразные мелодии, создавая неповторимую и очаровывающую атмосферу, делающую прогулки по пражским улочкам ещё более запоминающимися. Мой гид рассказал мне, что этим астрономическим часам уже шестьсот лет, а они всё еще исправно функционируют. Эти старинные башенные часы показывают не только время, но и дни, месяцы, время захода и восхода солнца и луны, а также положение знаков зодиака.
Мы постояли под этими часами, понаблюдав за движением их элементов, ещё несколько минут, после чего Виталий сказал:
- Уже половина седьмого, нам пора двигаться дальше, уже почти темно, - Виталий потянул меня за руку в сторону неширокой улицы, ведущей, как я догадалась, к последней достопримечательности в нашей экскурсии. – Сейчас я покажу тебе самое романтичное место Праги. - Не знаю, почему, но в районе солнечного сплетения у меня сжался комок, и я в волнительном предвкушении следовала за своим экскурсоводом вглубь красивой старинной улочки. Пока мы шли, Виталий снова углубился в историю: он рассказал мне, что мы идём к Карлову мосту, который был построен в начале пятнадцатого века. Этот мост сейчас является полностью пешеходным, и никакой транспорт по нему не проходит. Он рассказал, что на мосту стоит тридцать барочных статуй, и, по легенде, прикоснувшись к статуе, можно загадать желание, и оно обязательно сбудется.
Совсем скоро мы вышли на мост. Плотно утоптанный ослепительно белый снег вдоль всего моста придавал этому сооружению какую-то сказочность, а присыпанные снегом огромные статуи, возвышавшиеся на каменных ограждениях моста, успешно довершали этот сказочный ореол. В вечерней полутьме очертания этих статуй выглядели грозно и основательно, и я была рада, что моя ладонь покоится в ладони моего сильного и уверенного гида. Мы зашагали по мосту, и, чем дальше мы заходили, тем прекраснее открывались виды на вечерний город. Стали слышны звуки саксофона. Чем ближе мы были к середине моста, тем громче были звуки, и тем медленнее становились наши шаги. Когда мы дошли до середины, Виталий остановился и отпустил мою ладонь. После её долгого пребывания в его горячей руке я почувствовала, как её обдаёт колючим холодком морозного воздуха.
- Мы на месте. – Сказал Виталий тихо и умиротворённо. Он шумно вдохнул морозный воздух носом и так же шумно выдохнул. Его глаза были слегка влажными от морозного ветерка, который обдавал наши лица на мосту, и он сделал шаг к каменным ограждениям-перилам, и указал мне жестом, чтобы я тоже подошла, пропуская меня вперёд. Я подошла к перилам и, положив на них руки, прислонилась к ним вплотную, опираясь на них и оглядывая прекрасные виды, открывавшиеся отсюда. Большая и незамерзающая Влтава блестела в свете уличных фонарей, и её поверхность была покрыта мелкой рябью от зимнего ветерка. Саксофон играл чувственную мелодию, а ветер, пронзающий со спины, заставил меня поёжиться. Я почувствовала, что меня закрыла от ветра вставшая позади меня фигура. Через секунду по обе стороны от меня на каменные перила моста легли большие мужские ладони. Он сделал ещё один шаг ко мне и приблизился почти вплотную к моей спине. Я прикрыла глаза и шумно выдохнула.
- Красиво здесь, не правда ли? – услышала я. Его голос звучал так близко, что я даже почувствовала, как моё левое ухо обдало тёплым дыханием. По шее пробежала мелкая дрожь. От нахождения в этой крепости, в которую меня заключили его руки, опершиеся о перила, у меня закружилась голова.
- Очень, - не шевелясь, ответила я. Несмотря на холод, мои ладони в мгновение взмокли. – Я бы даже сказала, здесь «ужасно», - попыталась пошутить я, чтобы немного разрядить явно накалившуюся обстановку.
Я услышала, как Виталий усмехнулся, и, кажется, подошёл ещё чуть ближе, потому что я почти чувствовала прикосновение его губ к моим волосам, когда он заговорил:
- Хочешь загадать желание?
Я, всё ещё боясь пошевелиться, старалась унять проступающую в голосе дрожь:
- А к какой статуе мне нужно прикоснуться, чтобы сделать это?
- Есть другой способ. Загадывай. – В этот самый момент моя печень почувствовала что-то неладное, но разум, казалось, отказывался признавать очевидное. И я загадала самое эгоистичное, самое порочное желание в своей жизни.
- Загадала. – Выдохнула я и почувствовала, как его руки ложатся на мою талию, медленно разворачивая меня лицом к нему. В его взгляде сквозило нетерпение, граничащее с тревогой, но его лицо уже приближалось к моему. Он не закрывал глаза, как будто ожидая, что я передумаю и остановлю его, он давал мне последний шанс отступить. Его губы были чуть приоткрыты, легонько выдыхая тонкой струйкой морозный воздух, и я, понимая, что ждала этого целый день, подалась им навстречу.
Прикосновение его губ к моим было равносильно приступу паники – сердце заколотилось с бешеной силой, а в висках запульсировала кровь. Он сделал ещё один маленький шаг навстречу – и я уже была прижата к каменным перилам его большим и крепким телом. Он крепко сжимал меня в своих объятиях, в которых было сладостно тесно, одна его ладонь поднялась по моей спине к шее, а вторая опустилась на поясницу, отчего площадь соприкосновения наших тел существенно увеличилась, и поцелуй стал глубже и требовательнее. Я понимала, что больше не в силах держать себя на «голодном пайке», и мои руки пустились в путешествие по его груди, плечам, шее и остановились на затылке, ещё теснее прижимая его к себе и углубляя поцелуй. Он на долю секунды отстранился на пару сантиметров, сделав шумный вдох, затуманенным и расфокусированным взглядом посмотрел на меня, на мои слегка распухшие от этого требовательного поцелуя губы и легонько прикоснулся губами к моей щеке, после чего прикоснулся ещё раз, и ещё, и я почувствовала, как мелкие, порхающие по коже поцелуи спускаются к моей шее. В моём теле готовилась взорваться атомная бомба, после которой вряд ли можно будет остановить надвигающуюся катастрофу.
И, когда его поцелуи добрались до моего уха, я услышала горячий, невыносимо жадный, отчаянный шёпот: «Я не могу остановиться». Его губы оказались на моей шее, и, кажется, я на секунду отключилась. Но внезапно моё тело пробило разрядом электрического тока, я вдруг, наконец, осознала сказанное им в этом горячем бреду. Он как будто умолял меня остановить его. И я поняла, что должна это сделать немедленно. Еле сумев отговорить себя от жгучего желания поддаваться этим горячим прикосновениям влажных мягких губ к моей коже, я прошептала:
- Не надо, Виталик, не надо. Перестань, пожалуйста, - он, на мгновение крепко прижавшись губами к моей шее, повиновался моим словам. Подняв голову и взглянув на меня, он выпустил меня из своих объятий, отступив на полшага. Его глаза лихорадочно исследовали моё лицо, он на секунду зажмурился и снова открыл глаза. Сильное возбуждение, чувство стыда и преступной надежды смешались во мне, и я не могла больше произнести ни слова.
- Спасибо, – он сделал шаг назад и провёл ладонью по своему лицу. - Я не могу. Я не должен. Я не могу с ней так поступить. Она – мой друг. А ты…
- А я – портянка? – попыталась пошутить я, а в груди стало тяжело, и к горлу подступил противный комок.
И, внимательно посмотрев мне в глаза, он выдохнул:
- А ты – моя слабость.
От этих слов у меня вдоль позвоночника пробежали колючие мурашки. Это звучало настолько же романтично, насколько и жутковато. Он сказал это так, будто это чувство его измучило. Да и лицо его было напряжённым: тревога замерла в морщинках между его бровей, растерянность сквозила в его взгляде, горькая досада тронула уголки его поджатых губ.
Я не понимала, что чувствовала в этот момент. Меня разрывало на части желание убежать отсюда, с этого моста, куда глаза глядят, но, в то же время, мои ноги будто приросли к месту, где я стояла. Я понимала, что нужно что-то сказать, но не знала, что. Я не понимала, что означает всё происходящее, и как правильно будет поступить здесь и сейчас. Он подошёл к ограждению моста, где стояла я, и встал рядом, облокотившись о перила и глядя куда-то в темноту рябящей реки. Я по-прежнему стояла, прислонившись к перилам спиной. Мы смотрели в разные стороны реки и молчали. И, по-прежнему стоя в нескольких сантиметрах справа от него, глядящего куда-то вниз, на реку, я услышала:
- Скажи что-нибудь, - его голос был негромким, но свойственно ему твёрдым.
- Я не знаю, что на это сказать, – честно призналась я, засунув руки в карманы, по-прежнему не глядя на него, и боковым зрением я видела, что он точно так же не смотрит на меня.
- Я тебя напугал? – продолжил он уже громче, но по-прежнему осторожно. Как быстро он приходит в себя. Спортивный у него характер.
Да, он меня напугал. И, хотя я и не из пугливых, было во всей этой ситуации что-то жутковатое. Весь груз моей и его опрометчивости упал мне на плечи и пригвоздил меня к поверхности моста.
Что мы делаем? Что он делает? Кто из нас начал эту авантюру? Умом понимая, что, хотя формально это и не моих рук дело, в глубине души я чувствовала, что способствовала этому и поощряла это, и, конечно же, безусловно, хотела этого. Что я за человек такой?
- Я не знаю. – Выдохнула я, глядя на свои ботинки. Мой голос был тихим и даже немного скрипучим. – Немного. - Я услышала, как он грустно усмехнулся, и бросила в его сторону короткий взгляд. Он тут же поймал его, повернув ко мне лицо, но не удержал, я отвела его и снова уткнулась им в свои ботинки. – Это всё странно и неправильно. Чего ты от меня хочешь, и почему именно я? – наконец задала я ему давно мучивший меня вопрос. Все эти две недели меня терзало любопытство, и, раз уж наше с ним общение приняло такой деликатный оборот, я решила выяснить этот момент раз и навсегда.
Он повернул лицо ко мне, а я не могла заставить себя повернуться, и по-прежнему глядела прямо перед собой в ожидании ответа.
- Я не знаю, так уж вышло, - отозвался он, легонько, едва уловимо улыбнувшись. Он снова перевёл взгляд на реку. – Дурацкий вопрос. Ты сама когда-нибудь понимала, почему тебя тянет к какому-либо определённому человеку?
Тянет. Его ко мне тянет. Это прозвучало так интимно, так сладко. Но я не позволила себе насладиться этим вкусным словом и лишь покачала головой из стороны в сторону, как бы отвечая «нет».
- Вот и я не понимаю, чем конкретно ты меня очаровала, потому что это может быть что угодно. Мне нравится в тебе всё. Я не могу объяснить. Я вообще не должен тебе этого говорить, - он тяжело вздохнул и, досадливо хлопнув ладонями по перилам моста, развернулся и встал так же, как и я, лицом к другой стороне реки, опершись поясницей о каменное ограждение прямо рядом со мной. От этого признания в моей груди сжался болезненный комок и подступил к горлу. У меня перехватило дыхание, и я сама не понимала, рада я этому признанию или нет.
- И давно ты это понял? – еле слышно спросила я, уже проклиная себя за этот вопрос. Как будто допрос веду. Как будто не верю, что кто-то может быть во мне так заинтересован. Откуда во мне эта неуверенность и слабость? Сейчас я ощущала себя такой маленькой, такой растерянной. Я ведь совсем не такой человек, я решительная, я смелая, я…полная дура, судя по всему.
- Слишком давно. – Отозвался он негромко, в тон моему вопросу. – И я не знаю, что с этим делать. Особенно теперь. – Он взглянул куда-то наверх и шумно выдохнул, и его теплое дыхание превратилось в морозном воздухе в большое паровое облако.
- Со мной говорила твоя жена, - не знаю, зачем, сказала я, поёжившись от холода. У воды было гораздо холоднее, чем на городских улицах. Виталий слегка вздрогнул, то ли от холода, то ли от сказанного мной, и достаточно спокойно поинтересовался, всё так же глядя перед собой:
- Когда?
- Когда мы виделись с тобой в последний раз перед этой поездкой, в школе, - ответила я уже более твёрдым голосом. То, что мы с ним говорим начистоту, действовало на меня отрезвляюще и даже немного успокаивающе, несмотря на то, что тема разговора была достаточно щекотливой.
- Что она тебе сказала? – повернул ко мне лицо он в ожидании ответа.
- Ничего конкретного, - пожала плечами я, после чего повернула голову и направила в его сторону вопросительный взгляд, встретившись с ним глазами, - но она знала, как меня зовут, сообщила мне о том, что она – твоя жена, и сделала смелое предположение о том, что мы с тобой очень много времени проводим вместе, - я отвернулась и снова смотрела перед собой. – И сейчас, мне кажется, у неё уже есть основания так полагать, - усмехнулась я.
Виталий был серьёзен и просто молчал в ответ. На душе у меня заскребли кошки. Я по-прежнему была огорошена его смелым признанием и не понимала, как отношусь к этому, хотя всего несколько минут назад мне хотелось, чтобы он продолжал эту мучительную пытку своими горячими губами и затягивал меня в эти зыбучие пески сжигающей дотла страсти. Мне надоело стоять на морозе, и мои ноги уже могли шевелиться, и я прервала эту гнетущую тишину:
- Проводи меня, пожалуйста, до гостиницы. Мне пора собирать вещи, через несколько часов у меня самолёт.
- Да, конечно, - он будто очнулся от глубоких раздумий и отлепился от перил. – Пойдём, - жестом пригласил он меня последовать его примеру, и я последовала. И мы в абсолютной тишине медленно зашагали по мосту, а затем и по Карловой улице в направлении моей гостиницы.
Странно было идти с ним в такой тишине после такого насыщенного дня, полного нашего общения и новых впечатлений. Он выглядел погружённым в свои мысли, я же старалась вообще ни о чём не думать. Я не привыкла видеть его таким серьёзным, таким виноватым, таким загруженным. Мне очень хотелось сделать или сказать что-то, что разрядит эту напряжённую обстановку, но все слова, все доводы казались настолько неуместными или, ещё хуже, высокопарными, что я молчала и просто шла, глядя прямо перед собой.
Мы достаточно скоро пришли к гостинице и, подойдя к парадной, остановились у входа.
- Спасибо тебе огромное за эту поездку. – Искренне, от всей души поблагодарила его я, мягко улыбнувшись и покачнувшись с пятки на носок, держа руки в карманах. Серьёзность его лица смягчилась, и он посмотрел на меня и улыбнулся в ответ своей обаятельной улыбкой, отчего в уголках его глаз собрались тонкие лучистые морщинки. – Спасибо за экскурсию, она была незабываемой, - я наклонила голову вбок и опустила глаза, не в силах заставить себя выдержать его взгляд. – По многим причинам, - добавила я, всё-таки послав быстрый взгляд в его глаза, тут же отругав себя за это уточнение. Я что, кокетничаю? Нет, конечно, нет.
Его взгляд тут же стал испытующим, а улыбка стала более сдержанной.
- Рад был стать частичкой твоего триумфа, - достал руку из кармана он и протянул мне свою ладонь для рукопожатия. – Ты действительно его заслужила.
Я тоже сдержанно улыбнулась, достав из кармана свою руку и протянула её для прощания, и легонько пожала его ладонь. В подушечках пальцев как будто заработали маленькие иголочки, заставляя меня почувствовать лёгкую дрожь. Уже даже это невинное прикосновение показалось мне излишне близким. Я посмотрела на наши соединенные руки и перевела взгляд на его лицо, встретившись с его глубоким тёмно-синим взглядом. Он легонько потянул мою ладонь на себя, и я, как завороженная, послушно сделала несколько шагов в заданном мне направлении, и, не в силах оторвать взгляд, оказалась всего в паре десятков сантиметров от его лица. Он приблизился ко мне, слегка наклонился и осторожно чмокнул меня в щёку.
- Увидимся в Москве, Лена, – негромко, но уверенно проговорил он, после чего мгновенно отпустил мою ладонь, и, развернувшись, зашагал прочь, через несколько секунд скрывшись в темноте переулка. Я, придя в себя и почувствовав, как предательски прилила кровь к моему лицу, развернулась и зашла в гостиницу, чтобы привести мысли в порядок и успеть собраться до отбытия из этого волшебного города.
Глава 15.
Инсомния
Вернувшись в гостиничный номер, я почувствовала, как мелкая дрожь постепенно захватывает моё тело. Находясь в тёплом номере после мороза, я никак не могла согреться. Мысли были в полном беспорядке, дико хотелось курить. С облегчением вспомнив, что здесь это делать можно, я полезла в карманы куртки в поисках сигарет и зажигалки. По пути наткнулась на свой мобильник: там было три совсем недавних пропущенных от Антона и одна смс-ка, в которой он сообщал, что он уже в отеле и интересовался, где я и когда вернусь. Ответив в смс, что я уже на месте и собираю чемодан, я снова накинула куртку и поплелась на балкон.
От обжигающего легкие дыма стало теплее. Спешно вдыхая такой необходимый мне в течение всего этого дня никотин, я нервно выдыхала его в морозный воздух. Издалека, с площади, донёсся бой часов. Они отстукивали девять. Через шесть часов у меня самолёт, а значит, через три часа нам нужно выезжать. Как много я успела за эти два сумасшедших дня: дать свой первый зарубежный концерт, познакомиться с кумирами своей не такой далёкой юности, увидеть Прагу и поцеловать чужого мужа…и быть поцелованной им. Узнать, что я – разрушительница его спокойствия и препятствие его семейному счастью. Неужели я совсем-совсем выросла? Неужели я должна уже сейчас, в своём возрасте, принимать такие взрослые решения? Почему-то со свободными парнями-одногодками, ну, или ненамного меня старше, я чувствовала свою «взрослость», не сомневалась в ней. Мне казалось, что я уже способна самостоятельно решать, с кем мне дружить, а с кем спать, с кем развлекаться, а с кем пытаться построить что-то более или менее серьёзное. И я решала. А сейчас я чувствую себя неготовой ко всему этому, да и, честно говоря, я вообще сомневаюсь, что мне это нужно.
Этот мужчина, с его суровой уверенностью, с его глубокими синими глазищами, с его интеллигентностью, бесподобным образом сочетавшейся с нахальством, с его большими, тёплыми руками, с его морщинками на лбу, когда он удивляется, и вокруг глаз – когда улыбается, с его мягкими, красиво очерченными губами и безумным сексуальным магнетизмом, с его низким, твёрдым и, в то же время, бархатным голосом прочно поселился в моих мыслях, и я понимала, что это наваждение только начинается. Но, как было сказано в одном пошлом фильме, «всё, что происходит в Вегасе, остаётся в Вегасе». Может быть, в этой фразе стоит просто поменять название города, и ситуация станет проще? Это было занимательным приключением, только и всего. Не знаю, хотелось ли мне верить в это, но одно я знала точно: Москва расставит всё на свои места.
Предновогодняя российская столица встретила нас ещё бОльшим холодом, чем Европа. Пока мы получили свой багаж, было уже почти восемь утра, и мой город уже проснулся, а вот я – совсем нет. За последние двадцать часов я поспала всего час в самолёте, поэтому соображала я туго и мечтала либо о чашке крепкого кофе, либо о десяти часах крепкого здорового сна. Пока мы с Антоном погружали наши вещи в такси, мои пальцы окоченели, потому что перчатки я сдуру упаковала в багаж. Увидев сегодня ночью меня в берете, Антон крайне удивился, а надеть мне больше было нечего, потому что шапка моя, похоже, так и осталась у моего «гида».
Оказавшись дома к девяти часам утра, я вдруг почувствовала себя дико счастливой: здесь всё было таким родным, таким привычным, и, хотя меня не было всего пару дней, я почувствовала, что очень соскучилась по этим стенам. Мама встретила меня вкусным завтраком и заботливыми объятиями.
- Леночка, дорогая, слава Богу, - заключила она, закончив меня обнимать. – Я так переживала, у нас прошлым вечером был такой снегопад! Слава Богу, он закончился к твоему рейсу. – И, стоило мне снять куртку и стянуть ботинки, она жестом позвала меня за собой на кухню. Я, усталая, но умиротворённая, поплелась за ней. – Завтрак уже готов, ты, наверное, очень устала?
- Да, есть немного, - моя сонная улыбка говорила сама за себя, - но это того стоило! – и, сев на кожаный кухонный диванчик, я, уплетая бутерброды и вкуснейшие мамины сырники, рассказала маме о своём выступлении, о знакомстве с Билли Джо, о бесподобной прогулке по Праге, подкорректировав, конечно, некоторые детали, касающиеся моего «маленького» приключения с моим боссом. Точнее, о самом факте присутствия этого самого босса и какой-либо его причастности к этой поездке я благоразумно предпочла умолчать.
Позавтракав в маминой компании, я приняла душ и, едва добравшись до кровати, провалилась в такой долгожданный целительный сон.
Мне всегда казалось, что я – крайне рациональный человек с сильно развитым критическим мышлением. Я никогда ни по кому и ни по чему не фанатела, никогда не влюблялась без памяти, никогда не принимала на веру то, что мне пытаются подсунуть в качестве истины в последней инстанции. Я всегда принимала все решения сама – чем заниматься вне школы, куда поступать после её окончания, как строить свою карьеру, от чего отказываться, а за что – держаться, а мои родители, видя мою самостоятельность, понимали, что манипулировать мной без вариантов, поэтому не пытались навязать мне своё видение моего будущего. Хотя они всегда бережно, но настоятельно направляли меня и поддерживали одновременно. Ни мама, ни папа никогда не говорили мне, что я гублю свою жизнь и «иду по наклонной», но в любом моём судьбоносном решении они всегда помогали мне взвесить все «за» и «против», чтобы я могла осознанно двигаться по своему жизненному пути, за что я бесконечно им благодарна.
И, если честно, хотя я и не привыкла просить ни у кого совета, сейчас я была настолько растеряна, мне очень хотелось поговорить с мамой о ситуации, в которой я оказалась. Но чувство стыда не позволяло мне этого сделать, ведь моя мама – тоже жена. Как она может отреагировать на новости о том, что её дочерью увлечён женатый человек, и, что самое в этой истории страшное, её дочь тоже этим женатым человеком увлечена? Нет, определённо, маму волновать такими глупостями нельзя, я и сама могу разобраться во всей этой ерунде.
Такие мысли закружились в моей голове, стоило мне только разлепить глаза после сна. Я взглянула на часы – после почти что суток без сна я проспала целых четырнадцать часов – был уже час ночи. Из-за переутомлений, перелётов и стресса мой режим явно сбился и я, уже абсолютно выспавшаяся, решила устроить себе «ночной дожор» и тихонечко, чтобы никого не разбудить, отправилась на кухню, к холодильнику.
Подсвечивая себе путь смартфоном, я добралась до электрического чайника, включила его, после чего достала из холодильника пару кружков колбасы, а из хлебницы – хлеба. Усевшись на стул и сообразив себе бутерброд, в ожидании того, когда вода в чайнике нагреется, я перевернула смартфон экраном к себе и увидела висящий значок WhatsApp в уведомлениях, указывающий на то, что мне пришло новое сообщение. Я открыла мессенджер и похвалила себя, что ещё не успела откусить от бутерброда, потому что от такой неожиданности недолго и поперхнуться – сообщение было от Виталия. Сердце гулко и громко ударилось несколько раз, как бы сообщая мне, что это событие вызывало у меня волнение, но я и без его дурацких сигналов это знала. Я в нетерпении нажала на кнопку открытия диалога.
«Не замёрзла без шапки?» - писал он аккурат под последними сообщениями с фотками, которые он прислал мне возле собора Святого Вита. Сообщение пришло почти четыре часа назад, но программа показывала, что отправитель был онлайн не так давно, всего пятнадцать минут как. Бессонница мучает?
«Нет, в этом «ужасном» берете очень тепло», - мои пальцы быстро набрали ответ и нажали кнопку отправления.
«Но шапку верни, она мне всё-таки нравится», - следующим сообщением дописала я. Дурацкая улыбка промелькнула на моём лице. Как школьница, которой написал смс-ку симпатичный мальчик, ей-богу!
Отправитель вернулся в онлайн. И уже через минуту я получила ответ на своё сообщение:
«А я?»
Сердце снова трепыхнулось и заколотилось с удвоенной скоростью. Этот вопрос был как удар под дых. Притворившись, что не поняла вопроса, я решила потянуть время:
«Что «ты»?»
Ответ не заставил себя долго ждать:
«Я тебе нравлюсь?»
Я вчитывалась в буквы на экране и не знала, стоит ли вообще на этот вопрос отвечать. Конечно, он мне нравится. Иногда мне даже кажется, что его присутствие в моей жизни – как наркотик. И, оценивая своё волнение и возбуждённость своего сознания в данный момент всего от пары его смс, я понимала, что так оно и есть. Я понимаю, конечно, что по переписке задавать такие вопросы гораздо проще, но мне не нравилось, что он предпочел выяснить это вот так.
«Слишком смелый вопрос для женатого человека», - подумав пару минут, ответила я. Небольшое негодование от этой его трусости отрезвило меня и позволило мыслить более-менее рационально.