15.09.19 0:17.
Барковский сидел в своей комнате, глядя на настольные часы. Какое-то особое удовольствие доставляло глазеть на стрелки, наблюдая за тем, как медленно и бесповоротно они добираются до определенной цифры, как с их касанием время неумолимо движется вперед. И даже если перевести часы — ничего не изменится. Время не замедлит свой ход, а секунды превратятся в песчинки, которые потом обратятся в дюны, оставляя пыль от всего, что с течением времени превратилось в ничто.
От этих мыслей в комнате как будто повисла тяжелая, осязаемая меланхолия. Все-таки время — штука страшная и неотвратимая. Многое оно уже изменило, сделало и самого Барковского другим. Хотя он не очень-то изменился с детства, но больше он не боялся. Маленький, беззащитный нытик остался далеко позади, теперь больше никто не смеет его ударить. Теперь причиняет боль он. Всего один щелчок пальцев — и все, кто он пожелает, умрут. За это надо отдать времени должное, однако это, скорее, расплата. Расплата с чертовым прошлым, с обстоятельствами и с семьей. Теперь настал их черед гнить в безнадежном одиночестве, припоминая те сладкие моменты, когда еще властвовали над ним.
Барковский поправил пиджак, висящий на вешалке позади него, и снова сел на стул. Ожидание чего-то не давало ему покоя. Он попытался вспомнить что-нибудь мелкое, казалось бы, незначительное, что он мог упустить. Однако в голове почему-то были совсем другие мысли. Его больше занимало то, как Артур и его дружки сумели справиться с D220. Барковский еще с самого начала подозревал, что с Артуром у него могут возникнуть проблемы. В отличие от его безмозглого приятеля Чубарова и истерика Курсенко он мог мыслить рационально даже в опасных ситуациях. Это впечатляло, особенно если учесть то, что в жизни он редко сталкивался с чем-то подобным. Сыграло на руку и то, что большая часть его размышлений была известна Барковскому — из интернет-дневника Артура. И даже понятна. Зато Потап Ворожцов…
Этот подопытный представлял, пожалуй, угрозу даже большую, чем Артур. Обладающий немалой физической силой и аналитическим складом ума, он мог нанести опасный урон его проекту.
С этим нужно было что-то делать. Барковский отыскал записку на тумбе, состоящую всего из двух слов, и решил поиграть. Он был уверен, что кандидаты это непременно однажды найдут. А после их побега Барковский буквально жаждал того момента, когда участники отыщут D220. Барковский ни капли не сомневался в том, что они все поголовно сдохнут. Игра была любопытной и очень соблазнительной, однако ее итог должен был уничтожить опасных кандидатов. Мужчина не думал, что эти сосунки хоть на йоту приблизятся к разгадке тайны Временного окна. Пожалуй, стоило вести более усиленное наблюдение… В этом его оплошность. Но теперь он знал, что сделает.
Эта четверка мешалась еще с самого начала, а теперь, когда в их компанию влилось еще пять человек, они представляют потенциальную угрозу. С которой надо немедленно покончить. Испытание Военными собаками было лишь шагом на пути к настоящему аду — Барковский не позволит им продержаться дольше. До сих пор Артур со своими приятелями был жив только потому, что Барковский так хотел. Был крошечный шанс того, что Четверка выживет — и это подстрекало, злило и, вместе с тем, приносило дикий восторг. Однако теперь настала его очередь делать свой ход.
За окном послышался рокочущий гул. Барковскому он был отлично знаком — это шум вертолета. Неожиданно. Никаких сообщений из Штаба и Центра он не получал. Мужчина встал со стула и подошел к окну. Вертолет, как огромная железная стрекоза, маша лопастями опустился и сел на посадочную площадку. Издалека не было видно, кто вышел из вертолета, однако Барковскому почему-то казалось, что он и так прекрасно это знает.
«Что ж, придется надеть пиджак и галстук. Думаю, меня ждет долгий разговор»
Ожидание длилось непозволительно долго. Барковский не привык ждать, и у него, в конце концов, просто заканчивалось терпение! Но стоило его мозгу тронуть мысли о том, чтобы готовиться к засаде, когда дверь в его комнату бесцеремонно распахнулась. И на пороге появилась женщина. Высокая, в строгом рабочем костюме и плаще. Изящные стройные ноги, и без того длинные, подчеркивали утонченные туфли на шпильке. Ох уж эти ее соблазнительные ноги… Прическа как всегда опрятна и хорошо уложена: иссиня-черное каре с челкой чуть ниже бровей; лицо, точно высеченное из белого камня, отражало в себе злость. Очаровательно. И самую малость проблемно.
Женщина, цокая шпильками, прошествовала в его комнату и без приглашения села на стул, закинув ногу на ногу. Взглядом она заставила Барковского подойти ближе.
Мужчина сделал пару шагов ей навстречу, проведя большим пальцем по зажатому в одной руке пистолету, а потом опустил оружие и протянул:
— Добрый вечер, госпожа Романова. Я надеюсь, тебя здесь с почетом встретили?
— Прекращай паясничать, Барковский, — холодно отрезала женщина. — Ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу эту дыру.
— Однако ты здесь, — мягко заметил Барковский, прошествовав до шкафа, открыл дверцу «мини-бара» и достал оттуда два хрустальных бокала и бутылку красного вина Сапайо Вольполо 2010-го года. — Приятно видеть тебя. Да еще и в таких соблазнительных одеяниях, — он окинул ее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, лукаво улыбнувшись. — Выпьем?
— Я не пью на работе, — Романова скрестила руки на груди и свела брови. — И тебе не советую.
— О, так это, значит, деловая встреча? — чуть повысив тон, улыбнулся Барковский и разлил вино по бокалам. — Что ж, это говорит о многом, — он поставил второй стул напротив собеседницы и опустился на него, покручивая в пальцах бокал.
— В сущности своей о том, что тебя даже не сочли нужным информировать о моем появлении, — прошипела Романова, все-таки пригубив бокал вина. — Мне очень лестен такой прием, — она метнула в Барковского суровый взгляд исподлобья. Острые черты лица придавали ей особый шарм и даже устрашали. — Но почему, позволь узнать, в отчете одного из твоих военных мы увидели это?!
Наталья вынула из кармана плаща отксерокопированный листок, на котором значился отчет. Барковский пробежался глазами по тексту, и взгляд его остановился на выделенных красной ручкой словах:
«Девять человек, вступивших в схватку с экспериментальными объектами D220, были обезврежены и сейчас находятся под охраной военврачей»
— Что значит, вступивших в схватку?! — сжав в руке лист, крикнула она. — Ты что тут делаешь, кретин, отдыхаешь?! — она с яростью втянула носом воздух и уже более спокойно выдохнула. — Этот отчет просто перевернул все с ног на голову. Штаб-квартира думает о том, как бы не отстранить тебя от проекта.
Барковский закинул ногу на ногу и сцепил пальцы в замок. Кто-то, похоже, забил тревогу. Он предусмотрел подобный расклад. Что ж, придется вынести свой план из рамок проекта и посвятить в него Романову. В конце концов, ему очень дорога его работа.
— Что ж, Наталья, я предполагал, что все так обернется. К счастью, я могу с уверенностью сказать, что это лишь часть моего собственного эксперимента.
— Мы обсуждали твою самодеятельность еще в прошлом испытании кандидатов, Барковский, — низко произнесла Наталья. — И…
— И тогда мне вынесли предупреждение. Весьма ясное, я помню, — перебил Барковский. — Однако сейчас ситуация того требует.
— О чем ты? — недоверчиво произнесла Романова.
— Скажем так, у крыс начал неожиданно сильно проявляться человеческий интеллект, — усмехнулся мужчина. — Нашлось четыре человека, которые знают больше, чем положено. Они опасны. А их официальная ликвидация не приведет ни к чему хорошему — это посеет панику среди других подопытных.
— И что ты решил? — холодно спросил Наталья.
Барковский растянул тонкие губы в широкой улыбке. Его рука коснулась бокала, и он отпил еще вина. Теперь он наконец смог полностью овладеть ситуацией.
— Тебе понравится. Я уверен…
***
Артур ощутил приступ тошноты, но быстро подавил его. Нужно сосредоточиться на словах Крысера. Что он только что сказал? Убить Толяна? Кто этот Толян, он его знает?.. Знает, черт возьми, знает! Его друг. Крысер сошел с ума?! Он не тронет его, он просто не посмеет!
— Ты… — Артур схватил его за футболку, ощутив импульс неконтролируемой агрессии. — Сукин ты сын! Только тронь его, кретин! Только тронь и ты пожалеешь, что не сдох в первый день! Ты…
Крысер схватил Артура за плечи и с силой встряхнул. У Артура в голове как будто что-то щелкнуло, и он пришел в себя. Щеки обожгло что-то. Что это? Слезы? Когда он плакал в последний раз? Он вообще плакал когда-нибудь?.. Что за провалы в памяти, что за безумие?
— Дима… — одними губами произнес он. Его руки — да, его, его руки! — потянулись к товарищу, и он обнял его. — Прости меня… Такая хрень вообще, я этого не выдержу… У меня крыша едет.
— Мы тебе антидот достанем, будь уверен, — прошептал Крысер. — Артур, посмотри на меня. Что ты сказал мне в первый день?
Артур сокрушительно покачал головой. Он не помнит этого. Он почти ничего не помнит!
— Я это хорошо запомнил, — тихо произнес Курсенко. А потом его голос окреп, и он заговорил уверенно: — Ты сказал: «Давай, приятель, вставай, харе сопли распускать» И я тебе говорю — приди в себя! Заставь себя посмотреть на меня и сказать, что ты должен сделать.
Артур как контуженный взялся за голову. Голос Крысера звучал гулко и отстраненно. Рядом как будто рванул взрыв, в ушах отдалось звоном. Наверное, барабанная перепонка лопнула, как стекло. Образ приятеля расплывался, и Артуру вдруг стало необъяснимо смешно. Он издал лающий смешок, а потом он себя уже не контролировал. Смех, как барабанная дробь, четкий, однотонный, вырывался из желудка, от него грудь словно сдавливало тисками. Глаза заслезились — или это он так плакал? Что с ним, почему так смешно? У него истерика? Почему лицо Крысера вызывало такое веселье?
Снова в ушах зазвенело. Теперь уже ни от смеха, ни от давления, ни от взрыва. Это пощечина. Как же горит щека. Челюсть сводит. Ему все хуже и хуже, он вот-вот умрет.
В глазах блеснул свет, и мир для него перестал существовать. Его поглотила чернота.
Как будто пляска искр в черноте ночного неба, бездонного и холодного. В глазах замелькало что-то. Бликами, урывками. Что-то Артур увидел. Белый свет, который то появлялся, то снова исчезал, оставляя его в темноте. Словно Бог обладал чувством юмора: хватал Артура и втягивал в Рай, а потом на полпути отпускал, и тот снова падал в черноту. Снова вспышка белого света, резкая, как симфония. В ушах отдался грохот — ни дать ни взять, в симфонию вступили барабаны. Бах. Ба-а-ах! Бах. Бах.
«Безвкусица какая-то. И кто такое слушает? Пошло оно все. Буду торчать тут, в темноте. Кстати. Что еще за темнота?»
Бах-бах-бах.
Нет, это уже невыносимо! Неужели кто-то и после смерти не дает ему покоя? Ну что за изверг это делает? Барковский? Откуда… Откуда он знает эту фамилию? Кто это был? Ни черта не вспомнить. В глаза снова ударил свет. Теперь он был настоящий, ослепительно яркий… Искусственный. Зрачок среагировал моментально и сжался до бисерного размера. Перед глазами поплыли темные пятна, а потом он смог разглядеть очертания лиц. Острое лицо все в рыжих пятнах; бледное и худощавое лицо, шершаво-щетинистое; массивное и крупное лицо. Глазам сложно сфокусироваться, но наконец это удается. Память вернулась резко, словно ему дали крепкий подзатыльник: он шел по лесу, исследуя территорию вместе с Крысером и Потапом, вдруг ему поплохело. Он сполз по дереву, лежал, городя какую-то чушь. Потом приступ дикого смеха, удар, и он отключился. А сейчас чувствует себя немного лучше. Голова почти не болит, только кружится, и конечности безотказно слушаются. Видимо, сон пошел ему на пользу.
Артур поморщился, потерев глаза. Его товарищи. Только лица у них что-то уж больно перекошенные.
— Ах ты засранец! — взмахнул руками Потап, схватив Артура за плечи. — Ты нас напугал!
— Да не ори, дебил, — нахмурился Артур. — Башка и так не своя. Че вообще было? Я уснул?
— Нет, ты в обморок упал, — мрачно объяснил Крысер. — Не делай так больше, понял?
— Окей, постараюсь контролировать свои обмороки, — ухмыльнулся Артур.
— Чел, ты реально стремно в обморок грохнулся! — воскликнул Толян. — Ты в отключке час пролежал. Час, блин!
— Да ладно? — очумело произнес Артур. — Прям час?
— Отвечаю, час, — кивнул товарищ. — Мы уж решили, мол, все, хана Арти.
— Тебе уже лучше? — осведомился Потап.
— Угу, — кивнул Артур, и, пошатываясь, поднялся на ноги. — А где остальные? — вдруг опомнился он.
— Не знаю, — нахмурился Толян. — Крысер за мной прибежал, я ребят так и оставил там.
Артур нахмурился. Странно, может они решили, все же, продолжить осматриваться без Толяна? Не нравится ему все это. Нужно поискать их.
— Слушай, Артур… — негромко окликнул его Потап. Голос друга прозвучал странно — так мрачно и басовито.
— Чего?
— Пошли туда, — он ткнул пальцем в зеленый сумрак леса, где деревья пускали корни прямо по земле, а ветви их смыкались так плотно, образовывая собой зеленый потолок, что почти ни один лучик солнца не мог протиснуться сквозь них. Там царила лишь слабая зеленоватая мгла.
— Э-э… Ладно. Крысер, Толян, пошли… — Артур обернулся было к друзьям, но Потап крепко схватил его за плечо и обернул к себе.
— Нет. Только мы. Они в другую сторону пойдут. Понял?
— Да понял я, но… — пробормотал Артур, настороженно посмотрев на друзей. Он доверял Крысеру, но все же не хотел оставлять Толяна наедине с ним. Вдруг у Крыса что-то в башке заклинит, и он, не дай бог, друга кокнет?
Да и… Странно на все это Потап реагирует. Словно знает что-то, чего не знает никто. И доверить это он может только Артуру.
Но придется довериться ему. Потап ведь был его другом… Нет, почему был? Он и есть его друг. Правда после того, что Артур узнал от Курсенко — он с трудом верил в настоящую дружбу.
«Не верь ему, — прошептал кто-то в голове, и Артура хватил по сердцу страх. — Не верь никому. Не верь, не верь!»
Артур оглянулся, пытаясь понять, кто шепчет. Он ожидал от друзей той же реакции, но похоже, что слышал это только он один.
«Боже… Только я. Может, показалось?»
— Слышали? — зачем-то спросил он у всех сразу.
Крысер вскинул брови, и его лоб резанули три линии морщин. Толян только недоуменно пожал плечами, а Потап недобро покосился на Артура.
— Чувак, не смешно. Харе прикалываться. Пошли.
Артур молча кивнул ему и пошел вперед. Так и есть — слышал только он… Что бы это сейчас ни было — оно опасно, и, кажется, началось это только сейчас, после обморока. Значит, облегчение было обманчивым? Теперь в его голове сидит какой-то голос? Он сходит с ума?.. Нет. Артур твердо себя убедил — можно доверять только тому, что видишь и слышишь сам. А если в его голове вдруг зазвучал голос, не нужно сомневаться, что в этом ничего страшного нет. Кто только ни слышит эти голоса! К тому же, от одних только звуков и жужжаний в мозгу ничего не изменится. Никто не умрет от того, что в его голове поселился второй разум. Если, конечно, тот не будет действовать самостоятельно… Нет! Он не более, чем просто голос. Без мышления и свободы действий.
«Не более, чем просто голос?! Ты уверен, кретин?» — зазвучало в голове, и Артур чуть было не замер на месте. Что за хрень?! Он слышит его?
«Слышу, придурок безмозглый. Конечно, я тебя слышу, я же, черт возьми, живу у тебя в башке», — издевательски возопил голос.
Артур поймал себя на том, что уже почти заорал. Этот голос, психотропный, так похожий на его собственный, сковывал его. Отяжелял каждое движение, он будто терял контроль над телом. Его новый разум — возможно, это все из-за него, — заставлял его стоять на месте.
«Слушай… Э-э… Ты, в башке», — мысленно обратился к голосу Артур. Ответа он получить не рассчитывал, однако голос снова заговорил:
«Чего ты хочешь?»
Артур сглотнул и резко встал. Потом помотал головой и ускорил шаг.
«Послушай… Ты можешь помолчать? Реально, хреново, когда в голове чей-то голос»
«Ну тогда сам заткнись, придурошный! Почему я должен слушать твой даунский голос, а ты мой — нет?»
«Потому что этот «даунский» голос — голос владельца, а ты вообще «мимо крокодил»! Так что сваливай. С моей. Чертовой. Башки!» — Артур ощутил страшную боль, будто мозг сдавило раскаленными тисками. Чувство, что ноги вот-вот отнимутся, усиливалось, и он, наконец, оперся о ствол дерева и позволил себе вскрикнуть.
— Эй, ты чего? — Потап схватил друга за плечо.
«Послушай, — прошипел голос таким тоном, что был похож на рев дракона, который вдруг научился говорить, — скажешь, что просто заболела голова. Попробуешь проболтаться — я тебя убью. Хотя, впрочем, ты все равно не скажешь. Так?»
Артур хрипло выдохнул, пытаясь сдержать новый подступ крика. Тело ослабевало с каждой секундой, и рука уже начала сползать по стволу дерева, когда вдруг он ощутил, будто кто-то сжал его локоть и удерживал руку. Тело — непроизвольно, самостоятельно — выпрямилось, позвоночник болезненно хрустнул. Язык начал двигаться сам собой, как будто вдруг перестал подчиняться мозгу и действовал отдельно от хозяина. Движение губ, звуки, слова… Все чужое:
— Нормально. Чертова башка совсем по швам трещит. Но мне уже намного лучше. Правда, можешь обо мне не волноваться. Антидот уже ни к чему.
«Что я говорю?! Я умру без антидота!»
— Не говори ерунды. Нужен тебе антидот. Иди, или мне тебя за шиворот тащить? — буркнул Потап, держа Артура за плечо. В глазах у него гнездилось беспокойство.
— Нет, чес…
«Заткнись! — Артур затряс головой. — Немедленно! Замолчи, убирайся!»
Артур с такой силой прикусил язык, что из него засочилась кровь, во рту стало солоно, и юноша громко закричал. Голова разрывалась, словно голос… Другой Артур с каждой секундой увеличивался и пробивал его череп, как цыпленок, готовый вот-вот вылупиться из яйца. Язык страшно жгло, он уплотнился, как от наркоза, и теперь болтался во рту, как упругий комок, тело почти обессилило.
— Мне нужен чертов антидот! Потап, я умираю!!!
— Все, все, Артур! Все нормально! Посмотри на меня! — Потап крепко схватил друга за предплечья. — Все? Прошло?
Артур выдохнул носом. Голоса в голове слышно не было.
— Да… Спасибо, — прошептал Артур, все еще опасаясь, как бы голос снова не заговорил. Но в голове остались только его мысли.
— Все нормально, — утвердил Потап. — Все нормально. Мы тебе антидот достанем. Я готов даже Барковского убить, — чуть слышно добавил он. И ускорил шаг.
Артур бессильно улыбнулся. Все-таки, Потапу он может доверять. Плевать на то, что прошло всего четыре дня. За это время он смог обрести настоящих друзей, влюбиться и даже кое-что переосмыслить. И понять, раз и навсегда, что он не имеет права сдаться. Выжить — вот его главная цель. Потап прав — Артур Барковского переживет, но выберется из этой дыры. Оставит этот чертов лагерь…
Ребята углублялись все дальше в лес. Деревья тут росли плотнее, и зеленый свет здесь был похож на неоновый. Деревья окутывал густой мрак, плотная тишина была почти не нарушаема. Лишь шорох шагов оживлял мертвенную атмосферу, которая нагнетала с каждым пройденным метром. Артур заметил, как напрягся Потап. Его рука поползла по бедру, к карману, нащупала там что-то и крепко сжала. Артур сглотнул — что там Потап прячет? Никак не оружие, его же забрали, и, насколько Артур знал, не отдавали никому. Что тогда?
Очередное бревно, заросшее лозами вьюна и клочьями мха, было настолько огромным и толстым (ему лет сто точно было), что Артуру пришлось бы подтянуться, чтобы перелезть через него. Однако Потап схватил его за локоть и осадил. Артур уже хотел возмутиться, но Потап приложил указательный палец к губам.
У юноши сердце забилось еще сильнее. Почему-то ощущение чего-то ужасного и неизбежного вцепилось в него костлявыми пальцами, леденя душу и сердце.
— Артур, — прошептал ему в самое ухо Потап. — Тебе нужен антидот.
Артур кивнул.
Тогда Потап вынул из кармана зажатый в руке предмет — это был пистолет. Он мутно блеснул в зеленых сумерках.
— Тогда держи. Ты знаешь, что должен сделать.
Артур обмер и упал на колени. Что он несет? Убить его? Потапа?! Нет, за что? Он ведь не значился в его бумажке, там же был…
Потап ползком подобрался к сплетению корней, которые вились над землей, как паутина, и указал пальцем куда-то. Артур подполз ближе к нему, чтобы рассмотреть то, на что указывал друг. Но когда он увидел, его скрутило рвотными позывами.
В трех-четырех метрах от него на четвереньках сидел Денис Михайлев. Он подбирал с земли клочки мха, какие-то ягоды и траву и запихивал их себе в рот. Пытаясь проглотить мох, на который налипла земля, он кашлял, отрыгивал его. На его зубах хрустели песчинки, руки были черные от грязи. Михайлев сидел почти полностью раздетый, сгорбившись. Его заплывшие жиром бока покрывали царапины от ногтей, сочащиеся сукровицей, забитые грязью; видимо, в припадке бешенства он разодрал кожу сам себе. Сейчас же он попытался съесть траву, но его вытошнило на землю. Дрожащими грязными пальцами он вытер уголки губ и высунул язык, хватая ртом воздух, как собака, а затем выловил какие-то непереваренные куски из блевотины и запихнул обратно в рот.
Артур задержал воздух, чтобы его не вырвало.
— Убей его, — Потап протянул пистолет Артуру. — И получишь антидот.
— Не могу! — хриплым шепотом воскликнул Артур.
— Артур, это твоя жертва. Он — цена за твою жизнь. Пойми, — сухо сказал Потап. Казалось, в голосе его не было ни капли сострадания, однако опустошенный взгляд лучше слов говорил о том, что вся боль в его душе ссохлась.
— Я поклялся… — Артур выдавливал из себя последние слова. — Что я не буду убивать…
«Молодец, Арти. Молодец, — в голове зазвучал этот голос. — Ты же не убийца»
— Понятно, — Потап развернулся и поднялся с земли. И крепче сжал пистолет. — Тогда это сделаю я.
— Нет! — Артур хотел вскочить с земли, но неведомые силы будто приковали его. — Не смей!
Денис Михайлев передернул плечами, повернув лицо с широким поросячьим носом к нему. Его глаза мутно блеснули, и он попятился.
— Не трогай его, Потап! Я тебе сам мозги вышибу, — заговорил Другой голос. Артур снова провалился в недра своих мыслей и сам не мог произнести ни слова. — Только тронь этого свиноподобного ублюдка и пожалеешь, что родился на свет.
Голос теперь завладел его рассудком. Поднял безвольное тело Артура, сделал зомбированный шаг навстречу Потапу… Но тот среагировал сразу же: бесстрастно и с холодной решимостью ударил его локтем под дых. Слабое тело Артура пошатнулось и упало на землю. А дальше все прошло, как в дыму: Артур поднялся на колени, наблюдая за тем, как медленно Потап подошел к Михайлеву, как тот протестующе завизжал, когда Потап прибил его ногой к земле, услышал щелчок и выстрел. Глаза Михайлева остекленели, лицо застыло, а во лбу зияла ровная, круглая дырка, из которой лилась густая струйка крови, в лесной мгле казавшаяся черной, как нефть. Мертвый и неподвижный, Денис Михайлев больше не страдал и стал похож теперь на уродливую куклу, неудачно покрытую белым лаком. Его губы разомкнулись, а глаза закатились.
Потап опустил вытянутую руку; дымок из дула пистолета растаял.
В молчании друг повернулся и поднял Артура за ворот.
— Его бумажка, — он протянул свернутый, мятый комочек. — Была под его матрацем.
Артур дрожащими пальцами взял бумажку. Развернул ее. И вздрогнул, едва не выронив.
Рита Сосновская. Номер «16».
— Пошли. Покажешь это Барковскому, он даст антидот.
— Но… Откуда… — начал Артур.
— Он дал мне пистолет перед тем, как выпустил из изолятора и сказал, что я буду решать сам, что мне с ним делать. Он знал, что ты не убьешь Михайлева.
— Но…
— Ему плевать. Правила изменились, Артур. Теперь мы сами решаем, как играть — честно или нет.
Осенние дни так коротки. И как бы ни было обманчиво впечатление, как бы осень не манила пряными ароматами еще цветущих растений, как бы ни грела ласковыми лучами и ни шумела зелеными листьями, осень — она и есть осень. Мглистые сумерки липли к земле быстрее, чем летом, морозец крепчал и оборачивался настоящим холодом.
Осень — она лжива…
Артур еле переставлял ноги. Потап забрал его бумажку, свернул и убрал во внутренний карман своей безрукавки. Он не доверяет ему, что ли?
Какие-то пустые мысли. Чужие. Это Другой — так Артур назвал голос, — Другой, наверняка. В памяти снова и снова звучал визг Михайлева, а перед глазами, как распечатанная, висела картина: Потап бесстрастно прибивает Дениса ногой к земле и спускает курок. Кровь не брызжет, как в фильмах, не бьет зыбкой струей. Медленно, черным густыми ручейком стекает по фосфорно-зеленому в сумерках лбу.
Чувство опустошения было даже страшнее, чем ощущение чужого присутствия. Артуру казалось, что его, как лоскуток от ткани, отрезали от мира и пустили по ветру. Его несет неизвестно куда, неизвестно в каком пространстве, на встречу неизвестно чему. Он не может больше идти. Стопы болят так, словно он ступает по острым камням. Но тело тащится, будто искусный кукловод тянет за нитки, делает его шаги мелкими, но верными. Тянет за собой.
Потап шел впереди, твердо, не оглядываясь. Артур готов был вот-вот упасть, поддаться отчаянию и свернуться клубком на холодной, покрытой мокрой листвой, земле. Но его по-прежнему тянуло. На миг показалось, что это Потап — пустил нити паутины, и, как паук, тащит Артура, неспешно потягивает, желая впиться в плоть и высосать жизнь. Нет. Не может Потап, он — его друг! Даром, что убийца. Нет. Это все Барковский — уж тот точно паук. Пустил паутину на тысячи, миллионы километров, покрыл своей путиной вселенную, вплел в нее галактики и пылинки звезд. Все вращается, как по спирали, вокруг него. И Артура он ввел в эту путаницу. Нужно просто оборвать нити, и тогда высыплется все: и галактики, и звезды, и планеты, и все они. Тогда паук останется ни с чем.
Сейчас смерть Михайлева почти не вызывала сожалений. Раздумья о глобальном помогали отвлечься. Артур горько ошибался. Потап понял систему еще давно, еще с самого начала. Малюсенькая жертва — всего одна человеческая жизнь на фоне галактик! — это ничто по сравнению с тем, что может случиться потом. Ощущение собственной жалкости начало угнетать. Ведь он — всего лишь песчинка на фоне мироздания, он — никто! Он затянут в омут, и его бессмысленные биения ничего не изменят. Паутина обладает крайне неприятным свойством — чем сильнее вырывается жертва, тем больше увязает в ней. Стоит ли умереть сейчас, чтобы паук не насытился всем, чего желал? Вырывать себя из его лап смертью, перебить аппетит?
Это не то, ради чего убили Дениса. Все же, в их крошечном мирке — в лагере ИКОНА, — одна жизнь — как кусочек вселенной. Того гляди, та развалится по кускам. Жизнь за жизнью. Все рухнет, и Артур пустит еще большую трещину. Нет, эту вселенную они спасут! Нельзя сдаваться, нельзя умирать. Нельзя останавливаться. Вот так. Шаг за шагом, шаг за шагом. Его мутит. Шаг. Еще один…
Фигура Потапа расплывается. Черт, нужна бумажка. Порвать эту бумажку в клочья, избавиться от нее, чтобы не получить антидота!
Снова Другой бунтует. Просыпается, совсем скоро заговорит. Нельзя позволить ему убить себя. Убить Артура. Чего он хочет добиться тем, что не примет антидот? Он умрет с владельцем тела, только и всего! Неужто он желает смерти, тем более — такой медленной, мучительной и бесславной?
Артур не понимал этого. Да и кто вообще может понять себя? Когда вокруг такое происходит…
Артур с Потапом дошли до корпуса, где их уже ждали друзья. Вид у них был мрачный и опустошенный.
— Все изменилось, — сказала Кристина вполголоса, подойдя к Потапу и Артуру. — Окончательно. Теперь окончательно.
— Ты о чем? — отозвался Артур.
— Узнаешь, — ответила та. — Он все скажет.
— Кто? — Артур болезненно поморщился. Он догадывался, но не хотел слышать ответ.
— Доброго всем дня, господа, — зазвучал надменный голос, донесшийся из корпуса.
Артур повернул голову — и, как он и думал, увидел Барковского. Долговязый бледный мужчина оправил воротник черного пальто и растянул сухую ухмылку.
— Надеюсь, с заданием проблем не возникло, Потап? — спросил он, молитвенно сложив ладони.
— Нет, — твердо ответил тот.
— С каким, к чертям, заданием?! — гаркнул Миша, но его крепко схватила за руку Вася. — Ты че несешь?!
— А ваш друг вам ничего не сказал? — Барковский пропустил смешок сквозь слова, и уголки его губ дрогнули (он явно подавлял желание злорадно рассмеяться). — Его задание — на время увести вас всех и разобраться с кое-какими делами. Кажется, он со всем справился.
— Увести… нас всех?! — Толян сжал кулаки с такой силой, что костяшки его побелели. — Какого черта, придурок?! Водил нас за нос? На доверии сыграть решил?
— Ты все равно ничего не знаешь, — Потап постарался выдержать в голосе равнодушие, но он заметно дрожал. От гнева или от обиды? — Я тебе потом все расскажу.
Толян отвел руку, готовясь уже прописать Потапу по физиономии, но его остановил Крысер, схватив товарища за локоть.
Артур ошалело округлил глаза. Усталость брала свое, и гнев временно притупился; на него просто не оставалось сил. Но любопытство все же подначивало, влезало в проблему, пытаясь в ней разобраться. Мозги были в кучу, мыслить рационально просто не получалось. Но почему-то злости на Потапа не было. Лишь какое-то слабое раздражение, чувство неприязни. Разочарование. Но не злость.
К Артуру подошла Рита, коснувшись пальцами его руки. Перевела на него свой темно-шоколадный взгляд. Столько боли и одновременного счастья он никогда не видел. В глазах девушки отражалась, казалось, суть самого мирозданья. Почему-то она не говорила с ним. А оно было и не надо.
— Значит, можно приступить к делу? — улыбнулся Барковский, когда все девять человек более-менее успокоились.
— Стой, — Потап взял Артура за плечо и грубовато вытолкнул вперед. — Сначала он. — Потап запустил пальцы во внутренний карман безрукавки и вынул смятый белый шарик, развернув его. — Его бумажка. Михайлев Денис, номер три.
— Ликвидирован? — Барковский с такой нежностью произнес это слово, как если бы мать спросила, выиграл ли ее ребенок конкурс, уже заранее зная ответ.
— Да, — выдал Потап.
— Что ж. Ладно.
Барковский вынул из кармана пальто рацию, коротко бросив, казалось, ничем не связанные слова, и сообщил:
— Артур, ты сейчас получишь медицинскую помощь. А пока выслушайте условия одного очень важного мероприятия. Я подготовил Вторую группу. Уверяю, в вашем присутствии это было невозможно. И было бы в составе всех участников на девять человек меньше, — он отрывисто глянул на Потапа, и его ухмылка исчезла. — Произошли кое-какие изменения. Поэтому я переформировал условия и группы. Группа номер Два состоит из пяти человек. Они в меньшинстве, поэтому у вас есть преимущество. В вашей группе — девять человек. Каждому будут розданы рюкзаки с провизией и некоторыми необходимыми для трехдневного похода вещами. Группы стартуют с разницей в час. За это время я даю вам возможность уйти. Предварительно вас снаряжают оружием. Цель — за три дня найти конечный пункт, в котором вас будут ждать наши военврачи. Они введут вам антидот в полной дозировке. Что касается участников Второй группы — они должны будут уничтожить вас прежде, чем вы доберетесь до конечного пункта. Все просто. Если они перебьют вас — получают ту же награду, что и вы. Как я уже говорил, на все про все вам дается три дня. На исходе третьего, если вы не прибудете в конечный пункт — вас ликвидируют мои люди. Условия понятны?
Вася сжала ссохшиеся губы и сцепила пальцы в замок, нервно перемявшись с ноги на ногу. Никита хотел что-то сказать — потому, как периодически открывал рот с готовностью, — а потом глубоко вдыхал и замолкал.
— У меня есть вопрос, — черство сказал Толян. — Если мы вдруг решим сбежать? Так… Просто предположение. За нами не будут надзирать, или что еще?
— А оно вам надо? — почти искренне усмехнулся Барковский. — Даже если вы сбежите — вам не достать антидот. К тому же… Вас все равно найдут. И закончите вы крайне болезненно.
— Да. Спасибо за информацию, — ядовито бросил Артур. — А теперь, мне интересно было бы узнать: когда, твою мать, придут эти хреновы врачи?! Я щас сдохну!
— Терпение, — сказал Барковский. — Терпение.
В этот момент в туманном сумраке щербатой дорожки показалось два человека. Когда они приблизились, Артур смог их рассмотреть: один из них был в сером пальто с поднятым воротником, второй — в белом халате, который, как плащ, развевался по ветру. Артуру стало даже смешно; настолько преувеличенно-врачебный образ, что создавалось ощущение нереальности происходящего.
Но это быстро прошло, когда он смог разглядеть лица: квадратное, покрытое щетиной лицо человека в пальто с бесстрастными голубыми (почти прозрачными) глазами, и круглое лицо человека в халате с черными навыкат глазами. Лица — живые. Ничего нечеловеческого.
Двое слишком быстро приблизились к ним, Артур успел это отметить. Или, может, для него все слишком быстро? Последствия вируса, не иначе.
«О, черт подери! — заорал Другой в голове. И Артур вздрогнул. — Черт! Твою мать! ТВОЮ МАТЬ!»
«Да не ори ты, че снова проснулся?!» — огрызнулся Артур.
«А непонятно, идиот? Или ты думаешь, они полюбоваться тобой идут? Они щас антидот вколют, ГРЕБАНЫЙ АНТИДОТ!» — вопил Другой, и Артуру показалось, что он брыкался и бился в конвульсиях.
«Заткнись! Знаю я, что антидот, не истери. Нормально же все будет», — попытался утешить Артур, но тот его словно ударил.
«Я сдохну от чертового антидота! СДОХНУ, КАК ПОСЛЕДНЯЯ СУКА!!!» — Другой был в бешенстве. Он бил невидимыми кулаками о стенки черепной коробки, долбил так сильно, что, казалось, по ней пошли трещины. Артур зашелся в истошном вопле и упал на колени. Мир вдруг начал вращаться с невероятной скоростью, как карусель. Цвета смешались, все шло такими безумными пятнистыми кляксами, что, казалось, обернулось в какой-то цветной водоворот. Приступы психоделического крика показались теперь чужими, посторонними. Словно кричал не он. А горло жгло у него.
Высокий человек в сером пальто схватил его за руки и прибил одной ногой к земле. Спина хрустнула. Кажется, что-то треснуло. Вирус будил в Артуре зверя. Другой долбился в голове, нечеловеческие крики, брызги крови и слюней вперемешку. Слезы текли, боль ехидно скручивала жгутами вены.
— Суслов, руки ему держи. И спину, — сказал Человек-в-Пальто. Низкорослый человек в халате схватил Артура за запястья, перекинули на спину и навалился на него, обездвижив.
— Коли уже! — крикнул Суслов.
Человек-в-Пальто наклонился, вынув шприц, снял колпачок. Холодным, бесстрастным движением он поднес его к шее, где выступала, пульсируя, синяя вена, ввел иглу и зажал плунжер. Антидот подействовал безотказно. Теперь уже не тягучая, а обжигающая боль охватила тело. Артуру казалось, будто каждая клеточка в крови взорвалась. Мышцы загорелись, как сухая хвоя. Кости начали тлеть. Его тело билось в конвульсиях, горло сдавило. Не было сомнения — Артур погибнет. Вот-вот, с секунды на секунду.
Боль длилась бесконечно. Как пожар, объявший тело, жег его, пока то не прогорит окончательно. В глазах стоял кровавый туман. В голове звучали вопли Другого. Надрывные и истерические, как голос выпи на болотах. Он чувствовал, как пульсирующее биение в голове утихает — это останавливается сердце Другого. Останавливается, затихает вместе с владельцем. Другой умирает…
Плевать на Другого. Артур умирает сам.
А потом все вдруг резко утихло. Словно костер залили водой. Теперь остались только сырые угли. Артур выгнулся, хватая ртом воздух, и снова лег. Туман рассеивался, как дым красной «шашки», и теперь были видны очертания лиц. Все то же пустое, морщинисто-сосредоточенное лицо Человека-в-Пальто. Холодно. Кровь кристаллизируется, обращается в крошки льда. Большие, восхищенные глаза Суслова. Мышцы замерзают. Но все как-то само собой проходит. И обессиленное тело наливается энергией. В голове тихо.
— Ну слава богу! — вздохнул Суслов, утерев пот со лб