О чемпионате мира в Маниле, я думаю, стоит рассказать подробнее. Это был один из интереснейших турниров штангистов, которые я помню.
...Филиппинские острова, как и предполагалось, встретили нас адовой жарой. Дышать было совершенно нечем. Впечатление было такое, будто бы ты с трапа самолёта с чемоданом и в одежде входишь в баню. Алексеев, которому, понятное дело, нести свои 160 кг было тяжелее, чем любому из нас, только и сумел выговорить, добравшись до гостиницы:
— В следующий раз... дадим заявку... чтобы чемпионат мира... проводился в Гренландии.
Действительно, последнее время организаторы мировых чемпионатовпросто-таки пристрастились к жаре: за перуанской столицей Лима последовала Гавана, где ничуть не прохладнее, а в завершение всего — Манила. Из гостиницы мы почти не высовывались — там был всё же кондиционированный воздух, то есть имелось, чем дышать. А с океана на город постоянно двигалось облако пара.
Под стать погоде шла необычайно жаркая борьба и на помосте. Нам предстояло продолжить спор с командой Болгарии, чьи атлеты добились за последние годы просто-таки поразительных успехов. Правда, они не скрывают, что взяли всё лучшее от советской школы тяжёлой атлетики, с ними долгие годы работали наши ведущие специалисты. Болгары с благодарностью говорят обо всём этом при любом подходящем случае, но ни грамма не хотят уступать советским атлетам на самых крупных международных турнирах. Всё правильно, таковы законы спорта. И если прежде наши штангисты чаще всего делили медали с американскими, польскими, венгерскими, японскими спортсменами, то теперь судьба первого командного места, как правило, решается в споре советских и болгарских атлетов. И не всегда, к сожалению, в нашу пользу. Так, на Олимпийских играх в Мюнхене победу отпраздновала болгарская дружина. Затем, правда, мы одерживали верх на чемпионатах Европы вМадриде (1973 год) и Вероне (1974 год), а также на гаванском чемпионате мирав 1973 году.
С каждым годом соперничество становится всё более яростным и упорным, и каждый крупный турнир является продолжением принципиального спора: кто сильнее? Перед чемпионатом в Маниле наша команда была хорошо подготовлена и вполне могла рассчитывать на победу. Но начало соревнований крайне осложнило нашу задачу.
В лёгком весе от сборной СССР выступали два атлета: олимпийский чемпион москвич Мухарби Киржинов и рекордсмен мира из Львова Пётр Король. По замыслу тренеров и по объективному соотношению сил в этой весовой категории они должны были получить золотую и серебряную медали. Надо заметить, что Король на тот момент был сильнее олимпийского чемпиона, о чём свидетельствовали его результаты на последних контрольных тренировках. Однако Киржинов, не желая оставаться на вторых ролях, решил рискнуть. Он попросил установить для себя очень высокий начальный вес в рывке — 130 кг. Подобное уже случалось на менее крупных соревнованиях, и Мухарби не всегда справлялся с таким большим весом. А если и справлялся, то лишь в третьей попытке, вогнав перед этим в холодный пот своих тренеров и представителей команды. Но здесь были не какие-нибудь ведомственные соревнования, а чемпионат мира. И тренеры должны были отговорить разгорячившегося атлета от излишне рискованной попытки. К сожалению, этого не произошло. Нулевая оценка Киржинова в рывке нас огорчила, но не удивила:когда-то же должна была наступить расплата за неоправданный риск. Пётр Король впервые стал чемпионом мира, стал по праву. Тем не менее наша команда оказалась в роли догоняющей. Впрочем, сдаваться никто не собирался. В более тяжёлых весовых категориях от нашей сборной выступали испытанные бойцы, и мы могли ещё претендовать на первенство в командном зачёте.
Особенно в хорошей форме был Владимир Рыженков. Совсем недавно он стал одним из главных героев Вероны, установив на европейском первенстве три мировых рекорда в среднем весе. От соревнования к соревнованию улучшались результаты московского динамовца. Мы не могли нарадоваться на этого славного парня, прекрасного товарища, упорного бойца на помосте.
Я с Володей дружил. В Маниле мы с ним жили в одной комнате, и я, конечно, знал, что Рыженков в хорошей форме и рвётся в бой. Однако после "баранки" Киржинова наши тренеры не склонны были переоценивать силы своих подопечных. Скорее, наоборот. Рыженков, например, по предварительному решению тренерского совета должен был стартовать свеса 155 кг в рывке. Но уже в разминочном зале он вдруг узнал, что решение это изменено и ему, дабы избежать случайностей, предлагают начинать со 150 кг. Я по себе знаю, как неприятны такие метаморфозы. Ты ведь не один день настраивался на определённый вес, заранее выработал соответствующую тактику выступления. И вдруг вес занижают. Значит, не верят в твои силы?
Рыженков же в своей форме не сомневался. И сумел-таки настоять, чтобы ему позволили начинать со 155 кг. Однако споры эти, конечно, подействовали на нашего чемпиона, насторожили его, что ли. И он решил доказать свою силу. Володя блестяще вырвал и 155 кг, и 160 кг. Соперники сильно отстали. И тогда Рыженков, отказавшись от третьей зачётной попытки, попросил установить наштангу 164 килограмма — вес нового мирового рекорда!
У Рыженкова удивительная, ни на кого не похожая манера выступления. Он долго, тщательно настраивается в тренировочном зале, а потом крадётся к штанге мягкими, неслышными шагами. Как барс! Медленно наклоняется над снарядом, затем следует мощное разгибание — и вот уже Володя держит снаряд над головой, и его громкий победный крик сливается с дружным криком болельщиков.
Почти всё так было и на этот раз. Но в тот момент, когда Володя уже "вытащил" штангу и хотел вставать из подседа, его правый локтевой сустав вдруг затрещал так, что нам в зале было слышно, и Рыженков вместе со штангой тяжело повалился на помост.
Я прибежал из зала, когда Володю несли в кабинет врача. Кто-то на ходу сунул ему под нос ватку с нашатырём. Владимир очнулся, взглянул на нелепо торчавший в сторону локоть и вновь закрыл глаза. Через две-три минуты он вновь пришёл в себя и, отворачиваясь от своей правой руки, закричал подбежавшим врачам:
— Сделайте же что-нибудь! Мне ведь ещё толкать надо!
И снова потерял сознание.
...Когда оркестр играл Гимн СССР, верхняя ступенька пьедестала почёта оставалась пустой. Володю, наверное, в это время подвозили к госпиталю. Вместо него золотую медаль за победу в рывке получал его тренер, Владимир Пушкарёв. Этот никогда не унывавший человек, по-моему, постарел на глазах...
После неожиданной для всех травмы Рыженкова исход командной борьбы оказался практически предрешённым: две нулевые оценки уже ничем не закроешь. Но тем не менее оставались ещё наиболее солидные веса — полутяжёлый, первый и второй тяжёлые. И мы готовились финишировать достойно.
Здесь, в Маниле, у меня состоялся "второй раунд" поединка с Андоном Николовым. Но на сей раз я чувствовал себя гораздо увереннее, чем в Вероне, когда ещё не пришёл в форму после тяжёлой травмы. Николов, по-моему, тоже не мог жаловаться на состояние своего здоровья. На одной из последних тренировок он три раза подряд вырвал... 180 килограммов! Уму непостижимо, какую для этого надо иметь силу!
Но всё дело в том, что тренировка — это ещё не соревнования. Через пару дней Андона просто нельзя было узнать. Видно, поражение в Вероне не прошло для него бесследно, хотя внешне он выглядел абсолютно спокойным.
В такой ситуации можно попробовать и "психологическую атаку". Это было тем более удобно, что наши разминочные помосты оказались расположенными напротив друг друга. Дуэль началась задолго до выхода на помост, ещё на взвешивании. Я вновь оказался легче, и это вряд ли добавило уверенности моему сопернику. А на разминке вообще происходили странные вещи.
Мы, как обычно, начали разогреваться с малых весов, затем пошли рывки "в полустойку", классические рывки... Так мы постепенно "подводили" себя к тем весам, которые ждали нас на помосте: меня — 165 кг, а Николова, согласно его заявке, — 167,5 кг.
На разминке очень важно поймать нужный ритм, обрести чёткость движений. И вдруг я увидел, что Андон, поднимая 140 кг, уронил их за голову. Да, ничего похожего на ту удивительную тренировку у Николова не наблюдалось...
Обычно на разминке я поднимаю в рывке вес, на 10 килограммовуступающий стартовому. Но на сей раз я даже изменил своему правилу и на всякий случай поднял 160 кг. По-моему, это тоже произвело впечатление на соперника.
Тем не менее начал я всё же со 165 кг, как и запланировал. Силу чувствовал в себе страшную, размялся здорово. И надо же, такой пустяк: забыл вытереть полотенцем ноги! Когда тянешь штангу вверх, гриф скользит какое-томгновение по бёдрам. Так вот, на сей раз он проскользил по влажной коже чуть выше, чем я рассчитывал. "Подрыв" оказался нечётким, и я уронил штангу.
Досадно, но не смертельно. Плюкфельдер тут же припудрил мне бёдра магнезией, и во втором подходе я легко поднял снаряд.
А что же Николов? В это время он напоминал мне самого меня на мюнхенском помосте. Андон мощно тянул свои 167,5 кг, а затем штанга, описав широкую дугу, падала сзади на помост. И так все три раза. Я прекрасно видел ошибку Николова: в момент подрыва Андон отводил назад и голову, и плечи. Ошибка элементарная. Её, без сомнения, видели и болгарские тренеры. Они подсказывали, объясняли, как её устранить. Да только трудно помочь человеку, если у него нарушена координация движений. А уж отчего это произошло — вопрос, скорее, из области психологии. Впрочем, возможно, я ошибаюсь, но мне наш поединок в Маниле представляется именно так.
В третьем зачётном подходе я без особого труда поднял 172,5 кг, но от попытки атаковать мировой рекорд — 175,5 кг — отказался. Перед глазами стоял локоть Рыженкова. Он ведь травмировался именно в рекордном, дополнительном подходе. Надо сперва выиграть чемпионат мира, а там уж видно будет.
В толчке всё было гораздо проще. Подняв 202,5 кг, я уже обеспечил себе большую золотую медаль в двоеборье, потому что Сергей Полторацкий остановился на 205 кг. Вот теперь можно было и рискнуть. Я попросил поставить на штангу 215 кг — вес мирового рекорда. Меня, правда, вначале отговаривали. Мол, обеспечь себе сначала золотую медаль в толчке, а то вдруг сорвёшься. Но меня это уже мало беспокоило. Сорвусь — золотая медаль будет у Сергея, и всё равно прозвучит наш гимн. Зато в случае удачи мне было обеспечено сразу два мировых рекорда. Получилось, как я и хотел: 215 кг — рекорд в толчке и 387,5 кг — рекорд в сумме двоеборья.
Между прочим, сразу после этого Полторацкий тоже покушался на мировое достижение. Он хотел поднять 215,5 кг и очень легко взял штангу на грудь. Но вверх Сергей толкает штангу далеко не так чётко и уверенно, как на тренировках. Причина, наверное, тоже лежит в области психологии...
Кто приятно удивил меня в Маниле, так это Валерий Устюжин, наш дебютант в первом тяжёлом весе. Прежде я склонен был считать его несколько грубоватым парнем. Но оказалось, что за кажущейся грубоватостью у Валерки скрывается добрая душа.
Надо заметить, что столица Филиппин производит удручающее впечатление обилием нищих и калек. Порой нам казалось, что они съехались сюда со всего света. Особенно невыносимо было смотреть на стаи ребятишек, оборванных, грязных и до того голодных, что кажется — душа сквозь рёбра просвечивает! В первый же день Устюжин отобрал у нас все продукты, которые мы привезли с континента: консервы, печенье, колбасу и т.д. Всё это он, строго, по справедливости деля, раздал ребятам. Вскоре Валерка стал, по-моему, самым популярным штангистом чемпионата, во всяком случае у детей. И мы нередко наблюдали из окон гостиницы, как наш мощный "Устюг" шествует в окружении босоногой стаи к ближайшему ларьку. Все свои карманные деньги, которые нам выдали в Маниле, Валерий израсходовал на булочки и бананы для детей.
А на помосте Устюжин проявлял, как правило, завидную твёрдость. В Вероне, например, ему противостоял талантливейший болгарский юниор Валентин Христов. Ход их поединка складывался в пользу болгарского атлета, и Устюжину, чтобы выиграть, требовалось поднять в толчке вес, значительно превышавший мировое достижение, — 227,5 кг. Вряд ли болгарские спортсмены ожидали, что это окажется под силу Валерию. Но он сделал всё, что мог: установил мировой рекорд и стал чемпионом Европы. Молодой Христов был заметно обескуражен. Ведь в фаворитах чемпионата Устюжин до этого не числился. Ну, а в Маниле Валерию для победы хватило 380 кг в сумме двоеборья.
Как и на всех последних соревнованиях, вне конкуренции был капитан нашей команды тяжеловес Василий Алексеев. Так что финишировали мы неплохо, но в итоге пришлось довольствоваться лишь вторым командным местом. Болгарские атлеты свой шанс, несмотря на "баранку" Николова, не упустили.
Победная эстафета
Как большой праздник ожидали мы чемпионат мира в Москве. Впервые крупнейшие состязания штангистов проводились в нашей стране.
В 1975 году отмечалось 90-летие отечественной тяжёлойатлетики. 10 августа 1885 года на квартире известного петербургского врача Владислава Францевича Краевского собрались на первую тренировку любители гиревого спорта. Вот с этого скромного кружка и началась история нашей тяжёлой атлетики.
Сильные люди испокон веков пользовались на Руси особой любовью и уважением. Стоит ли удивляться, что сейчас, когда созданы хорошие условия для развития массового спорта, тяжёлой атлетикой в нашей стране занимаются тысячи людей? И не раз лучшие её представители прославляли свою Родину на самых ответственных международных соревнованиях: чемпионатах Европы, мира и Олимпийских играх.
Перед началом чемпионата в московском Доме кино на торжественное собрание пришла живая история советской тяжёлой атлетики. В фойе, в коридорах узнавали друг друга, обменивались крепкими рукопожатиями, обнимались те, кто прошёл через огонь и воду в большом спорте: Григорий Новак и Юрий Власов, Виктор Куренцов и Леонид Жаботинский, Аркадий Воробьёв и Алексей Медведев... Вот кто передал нам богатырскую эстафету!
Запомнились простые, задушевные слова, сказанные с высокой трибуны Михаилом Михайловичем Громовым. Первый чемпион СССР в тяжёлом весе, Громов сегодня — генерал-полковник авиации в отставке, профессор, почётный председатель Федерации тяжёлой атлетики СССР. Да-да, это тот самый Громов, именем которого бредили мальчишки, Герой Советского Союза, прославленный ас, друг легендарного Валерия Чкалова.
Михаил Михайлович говорил о том, что с наступлением Великого Октября именно штангисты первыми из советских спортсменов начали штурм мировых высот; что так же, как стремительно ушли вперёд скорости воздушных кораблей, космическими темпами растут результаты в тяжёлой атлетике. Громов призвал нас с честью нести звание советских спортсменов-штангистов. Вот перед какими людьми предстояло держать нам экзамен во Дворце спорта в Лужниках.
Должен заметить, что сборная СССР была перед этим чемпионатом ровной и сильной, как никогда раньше. Зрители могли наблюдать увлекательную борьбу за медали во всех весовых категориях. Наша команда с первого и до последнего дня жила как одна семья.
Мы все вместе радовались победам, вместе переживали неудачи. Но, собственно, явных неудач у нас и не было. Один лишь Мухарби Киржинов занял непривычное для себя пятое место, все остальные советские штангисты без медалей не остались.
Была на этом чемпионате дуэль, которую ждали с особым нетерпением. Все спортивные газеты мира, кажется, в эти дни решали, как могли, вопрос: чем закончится встреча на помосте Василия Алексеева и Христо Плачкова? Тут уж наш ветеран должен был отражать атаку молодого болгарского тяжеловеса. Как известно, накануне чемпионата Плачков установил высшее мировое достижение в рывке — 192,5 кг — и вплотную подошёл к казавшемуся недосягаемым результату Алексеева в сумме двоеборья.
Мнения об исходе их схватки приходилось слышать самые противоречивые. Сие и понятно: на стороне Алексеева был огромный опыт пятикратного чемпиона мира, а на стороне Плачкова — молодость, талант и дерзость. Что должно было оказаться весомее?
Я не буду приписывать себе роль провидца, но все мы, члены сборной страны, почти не сомневались в победе нашего капитана. Эта уверенность крепла с приближением дня соревнований, потому что никаких признаков волнения Василий не обнаруживал. А ведь он знал, что некоторые спортивные руководители совсем не уверены в благоприятном исходе его поединка с Плачковым. Молодость — это такой фактор, на который всегда можно ставить без особого риска. Тут в любом случае имеется путь для отступления: не получилось у парня сегодня — получится завтра.
"Сегодня" у Плачкова попытка оказалась неудачной. Алексеев отстоял свой титул уверенно, и для того чтобы обойти Плачкова в сумме двоеборья, ему потребовались всего две зачётные попытки в толчке. А ведь начал болгарский атлет очень здорово, он установил новый мировой рекорд в рывке — 195 кг,благодаря чему на 7,5 кг оторвался от Алексеева.
Но талантливый болгарин, наверное, пока ещё не был готов к очной схватке с таким "зубром" тяжёлой атлетики, как Василий Алексеев. Не был готов чисто психологически. Потому что как же это может штангист,рвущий 195 кг, через полчаса едва-едва фиксировать 225 кг в толчке? Все, кто присутствовал в тот вечер в разминочном зале Дворца спорта, могли наблюдать, как с каждой минутой становился увереннее в себе Алексеев и как неожиданно "потерял лицо" его молодой соперник.
А вот у другого болгарского юниора, Валентина Христова, соперников, по сути, не оказалось. Его выступление произвело на всех такое впечатление, что многое видавший корреспондент "Советского спорта" заслуженный мастер спорта Дмитрий Иванов озаглавил свою статью о Христове так: "Это — феномен!". Мировые рекорды, установленные в Москве болгарским штангистом первого тяжёлого веса (180 кг в рывке и 237,5 кг в толчке), потрясали воображение.
Но... не будет нескромным, если я сообщу, что меня они удивили гораздо меньше, чем многих других. Во-первых, я видел Христова "в деле" год назад, в Вероне. Уже тогда его огромные возможности не вызывали сомнений. Только опыт и мужество позволили Устюжину выиграть у Христова на чемпионате Европы. Год для молодого штангиста — большой срок, кое-что об этом я знал по собственному опыту. И этот год, как видно, Валентин не потерял зря.
А во-вторых (или, может быть, во-первых), я и сам готовился показать на московском помосте результаты, близкие к рекордам Христова. Не делая скидки на разницу 20 кг в собственном весе. Вот почему за девять дней до начала чемпионата я решил проверить себя на сверхпредельных весах. Но кто же мог знать, чем это кончится?
А всё началось с того, что я, отправляясь на контрольную тренировку, забыл в номере... шерстяные носки. Вроде бы мелочь, ерунда — носки. "Не бежать же за ними через всю Подольскую спортбазу," — решил я. Самочувствие было прекрасным, я хорошо разогрелся и начал работу с большими весами. Вскоре пот катил с меня градом, я стал мокрым от макушки до пяток. А пятки эти без носков довольно-таки свободно болтались в моих тренировочных ботинках. Я не обращал на это никакого внимания до веса... 230 кг. Да, именно такой вес я решил атаковать — вес, превышавший больше чем на 10 кг мой же мировой рекорд в толчке. Я просто хотел обрести перед ответственным стартом "суперформу". И ничего бы не случилось, если бы ноги мои "сидели" в плотных шерстяных носках. В тот момент, когда страшный вес ложился на грудь, моя правая пятка "уехала" в сторону в просторном ботинке. И этого оказалось достаточно для того, чтобы подвернуть стопу. От боли у меня моментально заложило уши...
Вот так за девять дней до чемпионата, которого я ждал целый год, моё выступление на нём оказалось под большим вопросом. Тренироваться со штангой я не мог. Даже 50-килограммовый снаряд вызывал сильную боль в ноге. Однако духом я не пал — время ещё имелось, травмы у меня заживают быстро... И правда, через неделю я уже сумел поднять в рывке 130 кг. "Ну, — подумал я, — рекорды не рекорды, а свои 170 кг на соревнованиях уж как-нибудьподниму." Я объявил тренерам о своей готовности выходить на помост. Сражение с болгарскими штангистами шло отчаянное, каждая медаль, каждое очко могли оказаться решающими для общего зачёта. Я знал, что нужен своей команде и потому не допускал даже мысли пропустить главные соревнования сезона.
Как и планировалось, в полутяжёлом весе мы выступали вместе с Полторацким. Особенно сильных зарубежных спортсменов как будто не было видно. Опасались только того, чтобы не подвела моя нога. Но всё шло нормально. На разминке я старался работать предельно аккуратно. Не снимая тренировочного костюма, благополучно добрался в рывке до 160 кг и неплохо поднял. Вместе с Рудольфом Владимировичем Плюкфельдером и тренеромсборной СССР Игорем Саввичем Кудюковым мы решили, что я начну соревнования с того веса, на котором остановится сильнейший зарубежный атлет. Главное — обеспечить нашей команде золотую и серебряную медали — такая перед нами с Полторацким стояла задача. А уж как мы в случае успеха станем делить их между собой, пусть решит толчок.
Вот почему я впервые появился на помосте, когда на штангестояли 167,5 кг — вес не очень для меня большой. На разминке я всё время страховал ногу, стараясь не делать слишком глубокий сед. А когда секретарь соревнований назвал мою фамилию, вышел под ослепляющие лучи прожекторов, взялся за холодный жёсткий гриф — и забыл обо всех на свете травмах. "С душой" потянул снаряд вверх, подсел, широко разбросив ноги, — и тут же мозг кольнула резкая боль. Точно такая же, как в Подольске, девять дней назад. Штангу я, однако, не бросил, поднялся и кое-как зафиксировал вес. Опустил снаряд, и боль как будто ушла. Постоял немного — ничего. "Обошлось", — подумал. Повернулся — и чуть не грохнулся на помост.
По предварительной договорённости наш доктор уже держал наготове шприц с новокаином. Мне сделали укол. Я начал просить, чтобы разрешили хоть одну попытку на 180 кг. Силу в себе чувствовал огромную, но... Не пустили. Правильно, в общем-то, сделали. Может быть, и не случилось бы ничего, но могло кончиться и очень плохо. К счастью, Плюкфельдер умеет, если нужно, отговорить атлета от рискованного шага. Это, кстати, большое искусство, и даётся оно не каждому. Правда, тренер может и просто приказать, но это уже совсем не то.
На 167,5 кг и решено было остановиться. Полторацкий уступилнемного, 2,5 кг. От плана мы как будто не отступали. Я очень опасался за исход толчка. Но после новокаина боль почти не чувствовалась. Прислушиваясь к объявлениям секретаря соревнований я, как обычно, за десять подходов до выхода начал разминку. Поднял 140 кг — всё хорошо. 160 кг —нормально. 180 кг — неплохо. 190 кг — почувствовал, как что-то вновь нарушилось в голеностопном суставе. Ах, дьявол! Я ведь начинал соревнованияс 210 кг. Хотел одной попыткой закончить все свои сегодняшние испытания.
Перезаявлять вес на меньший было уже поздно. Полторацкий в это время выполнял свою вторую попытку и поднял 207,5 кг. Пути назад, выходит, у меня не было.
"Ну что ж, — подумал я. — Настройся, Давид, надо потерпеть..."
Я, конечно, приготовился к боли, но не к такой же! Мне и прежде порой доставалось крепко: и плечо выворачивал, и о горячее железо в кузнице обжигался. Но подобной боли не припомню. Взял штангу на грудь — уши заложило. Почувствовал, что встать не смогу, потому что правая нога полностью отказывалась повиноваться. А на левую переложить вес штанги и свой собственный вес я не успел — не ожидал такого поворота событий. Уронил штангу. В полушоковом состоянии заковылял с помоста.
Участников больше не было, я остался один. На передышку рассчитывать не приходилось. Через три минуты — пожалуйте к штанге. Пока разматывали бинты и делали уколы, это время прошло. А разве можно поднять 210 кг, если ты как следует не настроился?
Вторая попытка получилась безобразной: я "перетащил" штангу, и она опрокинула меня на спину. Я упал тяжело, неловко. Представляю, что в тот момент чувствовали наши тренеры и руководители команды...
Потом мне говорили, и даже читать приходилось, что мало кто верил в мой успех. Это можно понять — уж больно беспомощной выглядела моя вторая попытка со стороны. Но, не хвастая, могу сообщить, что в тот необычайно тяжёлый вечер уверенность не покидала меня ни на минуту. Именно в те решающие секунды я почувствовал необыкновенный прилив энергии и решительности. Наверное, на любых других соревнованиях я отказался бы от дальнейшей борьбы: укол ведь только снимает боль, но не лечит травму, и неизвестно, чем всё это могло кончиться. Позавчера прямо из Дворца спорта "скорая помощь" увезла чемпиона и рекордсмена мира болгарина Неделчо Колева. Но в тот момент я и не вспомнил о трагическом выступлении Колева. Все свои душевные силы я направил на одно: загнать проклятую болькуда-нибудь внутрь, заставить её отступить именно в тот момент, когда буду бороться с железным снарядом. Боюсь, что я не слишком тактично попросил удалиться всех невесть откуда взявшихся советчиков, исключая Кудюкова и Плюкфельдера. Вот у кого надо поучиться работать со штангистами на соревнованиях — у Рудольфа Владимировича. Он никогда не суетится, не впадает в панику, хотя порой мы, спортсмены, вынимаем души из своих наставников. Слова, с которыми Плюкфельдер обращается к спортсмену, — самые необходимые и, главное, чаще всего те, которых ждут. За годы совместной жизни в большом спорте мы с Плюкфельдером научились понимать друг друга без лишних слов. Три-четыре реплики за время выступления — этого вполне хватает нам обоим.
Вот и тогда Плюкфельдер с Кудюковым прекрасно понимали, что я меньше всего хотел "баранки", и не мешали мне сосредоточиться для решающей атаки. Я даже не стал спускаться в тренировочный зал, а стоял почти рядом с помостом, за кулисами. Экономил секунды отдыха.
И, знаете, усилием воли забил-таки я свою боль. Далось это мне нелегко. Но когда я сделал подсед в третьей попытке, то почувствовал, что всё, я победил. Но что это была за попытка! Она запомнилась мне на всю жизнь. Вставать из подседа, как обычно, "в такт", то есть используя упругость собственных связок и амортизацию снаряда, было нельзя — связки были ненадёжными. Пришлось "сковаться" под штангой, особенно страховал я правую ногу. Тем не менее встал довольно легко.
Теперь всё внимание пришлось обратить на то, чтобы "не смазать" толчок от груди. На мгновение я забыл о своей травме: "автоматика", приобретённая на тысячах тренировок, работала безотказно. Привычным движением я послал штангу вверх. Оставалось только подтянуть правую ногу и приставить её к левой, что у меня всегда получалось безотказно. Но в тот момент я чуть не выронил снаряд от ожидаемой и всё-таки неожиданной боли. Как успел подхватить штангу и зафиксировать вес — до сих пор не знаю.
Устал я ужасно. Когда понял по знаку судьи и по рёву в зале, что всё уже закончено, я опустил снаряд, на секунду расслабился, и, если бы не Володька Рыженков да Рудольф Владимирович, зрители, наверное, снова увидели бы мои подошвы. Меня вовремя подхватили и поволокли за кулисы. Там стоял шум-гам,все были возбуждены... А Плюкфельдер даже нашёл в себе силы пошутить:
— Оказывается, на одной ноге тоже можно штангу поднимать?
Но после этой шутки он тихонько сел в кресло, и теперь нашему врачу пришлось от ученика переходить к учителю. Что и рассказывать, обоим пришлось нелегко... Да и не только нам. Даже такой железный парень, как Володя Рыженков, украдкой немножко всплакнул. А кое-кто вообще не стеснялся слёз...
Кто-то из зрителей, прорвавшись за кулисы, успел вручить мне букет цветов. Со стыдом признаюсь, что цветы у меня редко задерживаются — или подарю кому-нибудь, или вообще неизвестно, куда они исчезают. Но тот букет до последнего увядшего цветочка я привез из Москвы в Шахты и бережно поместил в шкаф, где хранятся мои главные спортивные трофеи.
Олимпийская заповедь
Что бы я ни делал после Мюнхенской Олимпиады 1972 года, какие турниры ни выигрывал бы, за какими килограммами ни гонялся бы, меня не покидала одна мысль: Монреаль, 1976 год.
Говорят, что спортивные травмы лечатся гораздо легче, чем психические. Я убедился в этом на собственном опыте. Только золотая медаль олимпийского чемпиона, думалось мне, поможет вернуть доброе имя штангиста, обрести душевное равновесие.
Остальное — не в счёт.
Мы с Рудольфом Владимировичем тщательно планировали годичный цикл подготовки к XXI Олимпийским играм в Монреале. Этот цикл начался непосредственно после московского чемпионата мира. Чуть отдышавшись и залечив больную ногу, я вместе с Петром Королём, Валерием Шарием и Василием Алексеевым отправился за океан на матч сборных команд Америки и Европы. Со спортивной точки зрения это были не особенно интересные соревнования, но я не собирался пропускать их по вполне определённой причине: мне надо было прочувствовать микроклимат предстоявших в Канаде сражений.
Канадцы встретили нас весьма радушно, а главное — я успел побывать в спортзале Сен-Мишель, в котором намечалось проведение олимпийских соревнований по тяжёлой атлетике. И хотя он был ещё почти не оборудован, мне показали место будущего помоста. Я постоял на этом месте около воображаемой штанги, примерился к залу. Зал небольшой. Что ж, тем лучше... Заметил для ориентира средний фонарь в ряду "юпитеров" на противоположной стене и ушёл, пробормотав:
— В конце июля ждите в гости.
Соревнования и в Канаде, и в США сборная Старого Света выиграла без труда, несмотря на то, что большинство европейских лидеров ещё не пришли в себя после мирового чемпионата, Лишь Василий Алексеев и я смогли порадовать публику мировыми рекордами. Свой результат в толчке, несмотря на неважную спортивную форму, я довёл до 220 кг.
А затем началась черновая работа. Как всегда, наша методика подготовки к самым ответственным стартам была направлена на устранение слабых мест. К сожалению, недостатка в них в то время не было. Очень серьёзная техническая ошибка появилась, например, во время выполнения толчка. Кажется, я уже и чувствовал себя посвежевшим, и силы было много, а толчок "не шёл". В чём дело? Разобрались, в чём: в момент взятия штанги на грудь я плохо контролировал спину и невольно выводил колени под гриф. Это приводило к тому, что штанга ощутимо била меня в грудь, в момент подседа центр тяжести перемещался на пятки, а штангисты знают, как тяжело вставать из "мёртвой точки". Ноги быстро устают, и потому до привычного результата не добираешь килограммов десять.
Спасибо дневникам — они помогли срочно вспомнить подводящие упражнения, которыми я пользовался прежде: подъём снаряда на грудь с плинтов, подъём на грудь с высокого виса. Я использовал их чуть ли не в каждой тренировке. И со временем техникой толчка стал вполне доволен.
Всё как будто шло по плану. В апреле 1976 года я выиграл чемпионат Европы в Берлине, в мае на первенстве СССР в Караганде наконец-то "поймал" свою заветную сумму — 400 кг в двоеборье, подняв в первых жепопытках 180 кг в рывке и 220 кг в толчке, а главное — почувствовал, что эти веса для меня далеко не предельные.
Олимпийские игры приближались удивительно быстро, и я знал, что подхожу к своему главному старту в хорошей форме. Об этом свидетельствовало многое. На последних тренировках в Подольске мне разрешили поработать в полную силу. И что же? Год назад я приседал со снарядом весом 240 кг, держа его на спине. Теперь присел, держа штангу весом 260 кг на груди, а на спине— 300-килограммовую! Взяв снаряд со стоек, толкнул "от груди" 255 кг. Но особенно порадовал рывок. Чисто, без помарок вырвал 180 кг, а затем попросил поставить на штангу 190 кг.
Я не собирался фиксировать этот вес, не покорявшийся в нашей стране ни одному атлету, а решил просто сделать подрыв. Запись видеомагнитофона показала, что я поднял 190 кг выше, чем 180 кг. Я не стал "уходить" под снаряд, поостерёгся травм, но по всему чувствовалось, что такой вес стал для меня реальностью. Василий Алексеев, наблюдавший за этими "пробами", был не только удивлён, но и, по-моему, озадачен.
Однако я особенно не обольщался. Во-первых, мой собственный вес был в то время выше нормы на 5-7 кг; во-вторых, прошли те времена, когда я больше думал о том, чтобы удивить мир, чем обеспечить первенство в соревновании. Я не хотел никаких случайностей и гнал от себя любые мысли, которые могли показаться авантюрными. А думаете, это легко? Ты чувствуешь в себе вулкан, но приказываешь ему — затаись! Не время.
Я не забыл заповедь древних олимпийцев: на Играх важен не рекорд, а победа. Да, я готов толкнуть 230 кг и толкну их, если сие будет необходимо для победы. Если же нет, то буду вполне доволен, выиграв у ближайшегосоперника 2,5 кг. Так я старался думать. Так говорил журналистам и всем, кто интересовался моими олимпийскими планами. Так "смирял гордыню".
Все наши ребята ходили по подольской спортбазе, как львы: тихие, но злые. Накануне наши основные соперники, болгарские штангисты, разразились на своём национальном чемпионате ливнем мировых рекордов, установив их около десятка. Результаты во многих весовых категориях были показаны просто поразительные. Болгарские атлеты отобрали высшие мировые достижения у советских штангистов-рекордсменов мира: Николая Колесникова, Валерия Шария, Валерия Смирнова, Василия Алексеева... Кажется, было над чем призадуматься — в канун Олимпиады получить такой сюрприз...
Однако никто из наших штангистов не выглядел растерянным, а наиболее опытные даже повеселели:
— Это неплохо, что соперник "выложился" заранее. Теперь посмотрим, хватит ли у него запаса до Монреаля!
В общем, рекордный ливень болгарских атлетов прошёл над нашей дружиной стороной.
С удовольствием пишу, что на этот раз нам были созданы те условия для подготовки, о которых мы всегда мечтали. На последнем тренировочном сборе остались только наиболее вероятные кандидаты в олимпийцы. В начале июля в Подольске продолжали тренироваться лишь члены команды — девять основных участников и два запасных. И всё. Ребята получили возможность спокойно, без нервотрёпки готовить себя к важнейшим стартам.
Не было на этих сборах и "ведомственных" тренеров. С нами оставались только главный тренер Игорь Кудюков, его помощник Рудольф Плюкфельдер и непосредственные, как мы говорим, "рабочие" тренеры членов сборной страны.
Очень большую помощь оказывала нам на протяжении всего олимпийского года научная бригада, возглавляемая двукратным олимпийским чемпионом по тяжёлой атлетике доктором медицинских наук Аркадием Никитовичем Воробьёвым. Каждый член сборной находился под строгим медицинским контролем. И главное — в команде сохранялся дружеский, тёплый климат, чему во многом содействовали наши спортивные руководители — Юрий Анатольевич Сандалов и Николай Николаевич Пархоменко.
Накануне Олимпиады у меня произошло событие огромной важности: я стал кандидатом в члены КПСС. На свой, может быть, самый главный в жизни старт мне хотелось выйти коммунистом. Теперь на мои плечи легла двойная ответственность. А тут ещё перед самым отлётом в Монреаль мне поручили выступить от имени спортсменов-олимпийцев на приёме в ЦК КПСС. Я сказа