Мы посмотрели друг на друга и так много эмоций промелькнуло между нами. В глазах Яна читалась серьезность бури, надвигающейся на наш порог, эгоистичная разочарованность из-за того, что мы не могли исследовать то, что начиналось между нами и явный стыд из-за мыслей о себе, когда не должен.
Я не обвиняла его, потому что думала о том же. Я взяла его руку, чтобы успокоить его, что это случится, что у нас будет будущее. Он мягко улыбнулся и только в то время мы признали разочарование. Были дела поважнее.
Следующие полтора дня был полнейший хаос. Мерси была единственной из взрослых, кто, казалось, был болен, помимо случаев, где вирус еще в инкубационном периоде, но с нами было все хорошо, поскольку вакцины скоро будут. Ян и я провели следующую ночь неоднократно поднимаясь и ложась, заботясь о каждом больном ребенке, сбивая жар, борясь с симптомами и работая нашими пальцами до крайности в тщетной попытке обеззаразить.
Каждые несколько часов мы получали нового ребенка. У нас заканчивались запасы жаропонижающих и физраствора. Нашей единственной надеждой была партия товара, которая прибывала позже второго вечера. Мы снова связались с Пэмми, и он сообщил нам, что мне лично следует расписаться за доставку партии в семь часов.
Перед нашим отъездом Карина согласилась помочь нам поместить детей в наилучшем возможном месте, и она сидела с ними, пока мы с Яном не вернулись. В общем, у нас было семь больных детей и у четверых обнаруживались признаки болезни.
Остальных мы держали от них как можно дальше.
Когда мы как можно лучше приготовились, мы отправились к грузовику Чарльза.
Карина до сих пор не видела джип Яна и нам хотелось, чтобы так оно и оставалось.
Чарльз нервничал из-за того, что нападение на нас станет для его жены последней каплей, так что мы отремонтировали грузовик, как только смогли и продолжали скрывать его.
Когда он завел мотор, его звук был тише, чем рычание джипа Яна. Я положила голову на спинку сиденья и, зевая, закрыла глаза. Когда я их открыла и уставилась на Яна, он засмеялся.
— Ты устала.
— Да неужели, Шерлок?
Он засмеялся громче, от чего мое сердце сильнее забилось.
— Когда ты уставшая, ты становишься раздражительной, не так ли?
Я улыбнулась ему через сиденье.
— Раздражительная, не так ли? — я передразнила, пытаясь изобразить его южноафриканский акцент, отчего он стал смеяться еще громче.
— Ну сегодня просто день смеха, — пошутила я, растягивая слова из-за сонливости.
— Ну, я просто немного в бреду, — он закатил глаза, — за последние два дня я спал семь часов.
Я громко зевнула при упоминании сна и облокотилась головой на окно.
— После выздоровления детей занятий не будет еще два дня. Я решила, что оба дня буду отсыпаться.
— При условии, что я буду спать с тобой.
У меня отвисла челюсть.
— Извини? — спросила я с недоверием.
Ян уставился на меня широко раскрытыми глазами.
— Я... я просто имел ввиду...имел ввиду, ааа, что я тоже хочу спать с тобой.
Я громко расхохоталась.
— В смысле не с тобой, а в своей постели, пока ты тоже будешь спать...в своей кровати. Мы будем спать в разных кроватях. Ты в твоей, а я в своей. — Он убрал одну руку с руля и провел рукой по лицу. — Боже, мне не хватает. — Быстрый взгляд в мою сторону. — Сна. Мне не хватает сна. — Он забарабанил по рулю. — Боже, заткнись, Дин.
Я мягко улыбнулась ему.
— Я поняла тебя, Ян.
Неудивительно.
Я проспала всю дорогу до Кампалы. Мы прибыли незадолго до того, как приземлился самолет.
— Вспоминаешь? — спросила я Яна.
Он улыбнулся.
— Безусловно.
— Ты ненавидел меня.
— Я определенно тебя не ненавидел.
— О, просто признай это. Что-то типа того.
— Я не думал, что ты достойна времени Масего.
— Ауч. Я думаю, что как раз таки достойна.
— Не пойми меня неправильно. Я принял опрометчивое решение. Это также не помогло, потому что ты была так чертовски красива.
Я втянула воздухом в легкие и не смогла думать о том, что ответить, так что позволила ему взять меня за руку и вести меня через взлетную полосу, в то время как наш самолет снизился. Я почувствовала, как груз упал с моих плеч, когда колеса самолета коснулись земли. Наши руки разъединились, и мы поспешили к грузовому самолету. Я не хотела думать сколько стоило договориться о таком. Когда крышка люка опускается, по моему лицу льются слезы.
Пэмбрук, одетый в самый нелепый и забавный наряд, который я когда-либо видела на нем, джинсы и футболку, спустился на землю. На ту же землю, на которой стояла я. Пэмбрук встал рядом, и я ощутила словно маленький кусочек дома последовал за ним. У меня вероятно была не самая лучшая семейная жизнь, но это все, что я знала до Уганды. Я была пофигисткой, да, но не врут, когда говорят, что дом там, где сердце.
Мои щеки вспыхнули, когда я повернулась к Яну.Он подошел к Пэмбруку, пока я стояла, онемев в нескольких шагах позади.
Он стал моим новым домом. Ян — мой дом. Бабочки пронеслись через все мое тело и мои руки сжали рубашку, лежавшую на животе. О, Боже.
Пэмбрук помахал мне и подошел ко мне. Я встретила его на пол пути и закричала, перекрикивая оглушительный рев двигателей.
— Пэмми! Я не знала, что ты будешь здесь.
— Я тоже, но я подумал взять выходной и проведать тебя. Сообщу твоему отцу, что ты все еще жива.
— Спасибо, Пэмми, но мы оба знаем, что моему отцу плевать на меня.
— Это не...— начал он, но я прервала его.
— Ярада, что ты приехал.
Он тепло мне улыбнулся и обнял в знак приветствия. Тогда я поняла, что моей семьей был Пэмбрук.
— Я тоже рад видеть тебя, Софи, — сказал он, хлопая по моей спине. Он отстранился от меня и осмотрел. — Ты выглядишь...ну,живой.
Мы с Яном рассмеялись.
— Мы были заняты лечением детей, Пэмбрук, освободи меня от этого, а? — пошутила я. Мгновение он наблюдал за мной, словно не был уверен я ли это, и от этого я захохотала сильнее.
Он прочистил горло.
— Да, да. Вот почему я здесь. Следуй за мной, — приказал он и направился вверх по крышке люка внутрь корпуса самолета. — Я взял на себя смелость приобрести столько, чтобы восполнить предыдущую поставку, которую вы уже израсходовали, и для использования на будущее.
Я разглядывала коробки и ящики с физраствором, различными лекарствами, шприцами, стерильными перчатками и многим другим, и чуть не расплакалась. Я нежно провела руками по ящикам с солевыми растворами.
— Я так благодарна.
— За что? Ты попросила. Ты мой, хм, работодатель, и я согласился.
Я повернулась к нему и закатила глаза.
— В общем, спасибо, сотрудник Пэмбрук. Вы сделали все возможное
Он улыбнулся в ответ.
— Пойду посмотрю, разрешат ли мне подъехатьна грузовике Чарльза. Скоро буду,— сказал Ян.
Я наблюдала как уходил Ян и продолжала смотреть до тех пор, пока он не исчез из поля зрения.
Пэмми прокашлялся, и я повернулась к нему.
— Ты счастлива? — просто спросил он.
— Да, — ответила без колебаний, удивившись тем, с какой легкостью я признала это.
Внезапно мне пришла в голову идея. Рождество. До него оставалось шесть недель.
Это будет моим первым теплым Рождеством. Мои родители всегда уезжали на праздник в Швейцарию по той причине, что друзья мамы отдыхали там вместе.
— Слушай, пока Ян не вернулся.
— Ян? — спросил он удивленно.
Я отмахнулась.
— Динган, неважно. — Но помедлила от непреодолимого желания защитить его, далее добавив. — Его зовут Ян, ты знаешь.
— Разве? — переспросил он ошеломленно.
Мое лицо воодушевилось.
— Да, так или иначе, до того, как он вернется, мне необходимо договориться о возвращении самолета сюда через несколько недель. Мы можем сделать так, чтобы это получилось? У тебя есть доступ к моему счету. Ты можешь воспользоваться моим частным фондом, если мой отец не позволит тебе по-другому.
— Я не думаю, что это необходимо, — сказал он, ошеломленный. — Твой отец дал мне неограниченные полномочия, чтобы дать все, что тебе необходимо.
— Серьезно?
— Да, Софи. Что тебе нужно?
Я вздохнула с облегчением.
— В первую очередь, генератор. Ради всего святого, достань генератор достаточно большой, чтобы мог работать на приют несколько недель без перерыва. Кое-что существенное, а также необходимы руки установить его. — Я отмечала сотни вещей в своем списке в уме, списке, о котором я даже не знала, что держала его в памяти. Да. Я щёлкнула пальцами. — Знаешь что? Я также хочу, чтобы ты договорился со строительной компанией на переделку главного здания с современной кухней, достаточной большой, чтобы приготовить еду по меньшей мере для сотни детей, привези материалы и рабочих из Америки.
Мое воображение разыгралось. Пэмбрук заполнял страницы маленького блокнота, записывая мои просьбы. Он периодически встряхивал руку, но я продолжала, боясь, что забуду, стоит только словам соскочить с моего языка. Я представила гораздо улучшенный Масего ко времени, когда я должна буду уехать.
Должна уехать.
У меня совсем вылетело из головы. Через несколько недель я покину Масего. Осталось два месяца. И все. Чувство ужаса стало переполнять меня.
— И мне нужны коробки с обувью, — я лихорадочно отметила, — больше, чем им необходимо, достаточно, чтобы наполнить ими комнату, включая одежду, платья для девочек, форму для мальчиков, разные размеры. Позвони в ТОМС обувь в Далласе, расскажи, что ты делаешь, они помогут.
Я грызла ногти, чего я никогда не делала.
Я всегда говорила Пэмбруку, как это разрушает ногти девушек и только отстойные люди грызут их.
Заметив, что он внимательно следит за мной, я вытащил их изо рта.
— Это...это все? — спросил оншокировано.
— Игрушки. Упакованные. По некоторым причинам девочкам нравится играть только дома. Так что, очень много этого хлама. Мальчики не могут думать ни о чем кроме футбола. Убедитесь, что мы получим их перед Рождеством. За две недели достаточный срок?
— Да.
Стало тихо, когда я продолжала мерить шагами полосу от самолета. Я посмотрела вверх и заметила, что рот Пэмбрука приоткрыт от удивления.
— Что? — спросила я.
— Ничего, — ответил он, осматривая свой длинный список, но я слишком хорошо его знала.
Я удивила его. Я почувствовала легкий толчок в груди от того, что, возможно, он гордится мной.
Я услышала, как грузовик Чарльза зарычал рядом с люком самолета, и я повернулась к Пэмбруку.
— Ни слова, хорошо?
Он кивнул.
Мы с Яном помогли рабочим загрузить все, что привез Пэмбрук, и когда мы закончили,Пэмбрук крепко обнял меня.
— Передай привет Чарльзу и Карине от меня.
Я кивнула, боясь сказать что-нибудь, потому что разревусь. Пэмбрук пожал руку Яну, и мы наблюдали, как он скрывается позади закрывающегося люка самолета.
— Он любит тебя, — произнес Ян.
По моему лицу скатилась слеза.
— Я знаю.
Глава 18
По всей видимости, ещё четверо детей заболели за те девять часов, что мы отсутствовали, тогда как мы приехали около пяти утра. В то время как все, о чем я думала был сон, Карина подошла к нам с двумя гигантскими чашками кофе. Эгоистично почувствовала раздражение, но быстро отругала себя. Мы разгрузили коробки и приготовились прививать всех детей.
Мы ввели вакцины всем взрослым, затем отправили их сформировать пункты во всех трех карантинах. Я оставила одну для Мандисы и вколола ее так скоро, как смогла.
Я хотела, чтобы ей тотчас стало лучше. Эгоистично, знаю, ставить ее вперед перед другими детьми, но я чувствовала словно Мандиса моя. Могу честно сказать, я не сожалею об этом.
После того, как каждый ребенок получил свой укол, мы заменили пустые пакеты с физраствором и сбили жар, как раз когда поднималось солнце.
— Почти двадцать четыре часа без сна, — сонно сказал Ян, спотыкаясь рядом со мной в хижине Чарльза и Карины. Он забрался на диван, на котором раскинулась я, и лёг рядом, его глаза вскоре начали закрываться.
— Осторожнее, Абердин, — я медленно протянула, таинственно улыбаясь.
Он ухмыльнулся, его глаза стали закрываться. Он точно знал, что я имела в виду.— Буду осторожнее, — пообещал он, обнимая меня. Улыбка медленно исчезла с его губ, он начал глубоко дышать.
Около двух часов дня я проснулась от детского смеха и тяжелой руки, лежавшей поперек моей спины. Открыла одно веко и натолкнулась на спинку дивана. Быстро закрыла, мой нос сморщился в попытке удержать веки закрытыми и на мгновение прислушалась.
— Что они делают? — Мандиса спросила кого-то.
— Они спят, Мандиса. Оставь их, — ответила Карина. Ее голос был весёлым, и я выдохнула с облегчением. Потомукак Мандиса светилась, я могла сказать, что вакцина подействовала. Мое сердце воспарило.
— Он раздавит ее, — предположила она.
— Не раздавит, — хихикая, ответила Карина.
Она была на кухне и помешивала что-то в металлической кастрюле. Я слышала легкие ритмичные движения ложки, скребущей по дну то вперед, то назад.
— Раздавит. Он слишком большой. Он убьет ее.
— Мандиса, — шутливо предостерегла Карина.
— Мы уберем его от нее.
— Мандиса, подойди сюда и сядь на стул, — приказала Карина.
— Я не могу уйти. Я должна следить, чтобы он не помешал ей дышать.
— У меня есть цветные карандаши, — завлекала Карина.
Я услышала нерешительные маленькие шаги в сторону стола. Она начала раскрашивать, и я слышала каждый отдельный штрих на деревянной столешнице.
— Они женаты? — спросила Мандиса через несколько минут. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться.
— Нет, — ответила Карина.
— Но его рука на ее спине.
— Уверена, что это случайно. Он не пытался относиться к ней неуважительно.Возможно, прошлой ночью они очень-очень устали, заботясь о тебе, твоих братьях и сестрах.
— Тогда все в порядке,— заключила Мандиса.
— Да, потому что это было случайно, — произнесла Карина немного громко.
Мои плечи тряслись от немого смеха до тех пор, пока пальцы Яна не ущипнули легонько кожуна моем плече, посылая мурашки вниз по рукам и быстро отрезвляя меня пламенным прикосновением его руки. Он зарылся лицом в мой левый бок, и я ощутила легчайший поцелуй сквозь мою рубашку. Он был теплый и сладкий, и заставил мои глаза закатиться. Я подавила дрожь и ждала его следующее движение.
Его большой палец рисовал небольшие кружки напротив плечевой кости, так нежно, что это телодвижение даже не было замечено моей няней с орлиным взором.
Это отправляло меня во внутреннее неистовство. Я так сильно хотела, чтобы он тесно прижал меня к себе и целовал мою шею до тех пор, пока я не распадусь на кусочки.
Я вздохнула бесшумно и почувствовала, как Ян ухмыляется мне в плечо. Он был так невероятно сексуален, и я не думала, что он даже пытался. Я замерла, готовясь к тому, что он задумал. Я думала, что готова ко всему. Но не к тому, что он сделал.
Я почувствовала его теплое дыхание, сосредоточилась на нем, как раз до того, как он нежно прикусил кожу через мою рубашку. Мне не хватало воздуха, и я тяжело сглотнула. Он уловил движение, и я почувствовала, как он быстро вздохнул.
— Не двигайся, — прошептал он так тихо, что я едва услышала его.
Мое тело застыло на месте рядом с его, как если бы его простое указание было продиктовано законом, а я бессильна, но слушаюсь. Оно посылало волнующую вибрацию, пронизывающую живот и грудь, вызывая покалывание вплоть до кончиков пальцев на ногах.
— Почувствуй это, — сказал он мне, незаметно проводя кончиками пальцев, словно струящаяся вода, по изгибам моей руки, лежащей на диване.
Я закрыла глаза и позволила одурманивающим, ленивым ощущениям от его прикосновения протиснуться через мои конечности, успокаивая их до состояния оцепенения. Это было такое опьяняющее, дерзкое чувство. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули ярко-розовым румянцем. Мое тело заполняла теплота каждый раз, когда кончик его пальца находил сгиб моего пальца и снова, когда он подушечкой дотягивался до моего безымянного пальца. Он так медленно рассеивал эту теплоту, словно растягивая время и относился к нему так, будто его ничего не волнует в мире... за исключением меня.
Моя грудная клетка расширилась от чего-то, что я не смогла всецело распознать, но я все равно позволила этому пропитать мою душу и сердце, потому что это было лучшее чувство, которое я когда-либо испытывала, и я отдала бы любые деньги, чтобы это продолжалось.
Мы неожиданно вздрогнули, когда услышали кашель одного из детей в спальне Карины, и оба вскочили, готовые помочь им.
Карина нежно посмотрела на нас и улыбнулась.
— Я подойду. Ложитесь обратно, —доброжелательно сказала она.
Когда она покинула комнату, Мандиса последовала за ней. Ян сел передо мной, но приблизил лицо ко мне, и я посмотрела на него иначе, чем смотрела предыдущей ночью.
Моя рука поднялась к его лицу и пальцы обрисовали массивный подбородок, приблизились к высокой скуле и поднялись к виску. Я передвинула большой палец вниз по его переносице и на верхнюю губу. Его нижняя губа поймала кусочек, и он ненадолго был сжат его идеальными зубами. Я прижала обе ладони к его щекам и смотрела в его глаза, когда он поднял руки и протянул пальцы через волосы у меня на висках, зажимая их в руках. Он держал их так, пристально глядя в ответ.
Мы услышали, как Карина направляется к двери, и я могла сказать, что мы оба неохотно перестали касаться друг друга. Кожа к коже ощущалась так правильно, очень, очень правильно. Наши руки мягко упали, но влечение положить их назад было таким невыносимым. Мы оба на мгновение застыли, напряженно всматриваясь, затем Ян без единого слова прошел мимо меня к комнате Карины, здороваясь с ней у двери ее спальни.
— Доброе утро, Дин, — сказала она ему.
Он поцеловал ее в щеку.
— Доброе утро, Карина, — он прошел мимо нее в спальню, возможно для того, чтобы проверить кашлял ли кто-нибудь, и ко мне подошла Карина.
— Доброе утро, любимая, — произнесла она, крепко обнимая меня.
— Доброе утро.
— Я знаю о джипе Дина.
У меня сжимается желудок.
— О, а, насчет этого...
— Все хорошо. — Ответила она, отбрасывая мои волосы. — Я благодарна, что вы решили подождать прежде, чем рассказать мне. Не думаю, что смогла бы со всем этим справиться, — она нежно улыбнулась и поцеловала меня в щеку.
— Как дети? — поинтересовалась я.
— Чудесным образом им стало лучше, — заявила она, подмигнув.
Я не могла сдержать улыбку, возникшую у меня на лице, не то, чтобы я хотела.
— Какое облегчение, — вздохнула я, откидываясь на спинку дивана.
— Я так благодарна, — сказала она, ее глаза блестели.
— Я тоже, — сказала я ей, поглаживая ее натруженную руку, лежавшую на подлокотнике, — я крайне признательна, — сказала я тихо, но фраза значила гораздо больше, чем подразумевалось.
В течение следующих нескольких дней жизнь в Масего вернулась в норму, наши запасы были пополнены, дети полны энергии и уроки возобновились. Ян и я не спали два дня, но мы вернулись к своего рода рутине, что помогало оставаться отдохнувшими.
Ежедневно мы проверяли на наличие следов местность, охватывающую источник питьевой воды и небольшой участок с деревьями недалеко от того места, где Ян учил меня как обращаться с оружием. Нам везло, мы ничего не находили. Мы каждый день убеждались все больше, что тот, кто бы он ни был, кто приходил раньше, был проездом.
Ян и я флиртовали при каждом удобном случае, осторожно, не привлекая к себе внимания, и это было нетрудно. Я обнаружила за эти несколько дней, что мое сердце ощущается наполненным, и я влюбляюсь в него.
Каждый раз, когда я подходила к двери, он заранее обгонял и обязательно был там, чтобы открыть ее для меня. Каждый раз, при малейшем напоминании, что мне жарко, он был там с прохладой. Если мне было холодно, он обнимал меня. Если я устала, он был там, чтобы опереться на него. Он был милым и внимательным, но не подавлял меня.
Он был проницательным.
Однажды он сказал, насколько сильной он меня считает и, как он думал, что я могусделать все что угодно, как он помог мне, потому что ему захотелось, потому что он был чистым эгоистом, сказал он. Он доказал, что постоянно позволяет мне решить, когда и где я в нем нуждалась.
Я осваивала язык и становилось легче с каждым днем.
— Суббота! — Карина перекричала гул от болтовни детей за завтраком как-то утром, и они все зааплодировали в ответ.
— Они восхитительны, — сказала я Яну, и он рассмеялся.
— У меня для вас особенный сюрприз! — сообщила она им.
— Что это? — спросил Ян у меня, подтолкнув своим плечом мое.
Я покачала головой.
— Понятия не имею.
— Становится теплее! — Аплодисменты. — Так что мы едем плавать на наше любимое место. Аплодисменты стали громче.
Ян сложил руки и потер их. Он слегка выгнул бровь и наклонился ко мне.
— Прайс, одевайся.
И это все, что он сказал перед тем, как вскочил и направился к нашим хижинам.
Дети начали быстро есть и относить тарелки к Кейт, затем они разбежались по своим комнатам, чтобы надеть любую одежду для плавания. Мне стало интересно, что у них была за одежда, перед тем как мне пришла в голову мысль. Я привезла только бикини, я даже не думала, что когда-нибудь надену его. Я знала, что Карина этого не одобрит. Угандским девочкам не разрешалось носить раздельный купальник, демонстрирующий их животы. Я представить не могла, что Карине понравится это.
Я встала и подошла к Карине.
— Я не думаю, что смогу плавать
— Что? Почему?
— Вообще-то я не привезла подходящий купальник.
— О, у тебя есть футболка? Шорты? — Я кивнула. — Ты можешь надеть их поверх своего купальника, который ты привезла. Детям будет все равно, потому что ты и так носишь джинсы каждый день.
— Если ты так думаешь, — ответила я ей и пошла к своей половине хижины.
Я слышала, как в своей комнате собирался Ян и улыбнулась.
Я переоделась и почувствовала себя практически обнаженной.
Дома в Лос-Анджелесе это не считалось возмутительным. Это не были стринги, просто стандартное бикини, но оно определенно не соответствовало Уганде.
На мгновение я рассмотрела себя в зеркале. Мои пальцы скользнули на живот и пробежались поперек каждой рельефной мышцы. Мои родители любезно платили Раулю, моему персональному тренеру, десятки тысяч долларов в попытке заставить меня выглядеть так, как сейчас, потому что я была полна решимости стать такой, но он никогда бы не смог это осуществить, не таким способом. Я хотела рассмеяться от мысли, что все, что для этого было нужно, это стать волонтером в приюте в Уганде, а сейчас я даже не задумываюсь, что он существовал. Неожиданно, вместо моего беспокойства о том, как я выгляжу, перевесило здоровье маленьких детей. Ирония, наверное.
В виде исключения оставляю свои волосы распущенными и улыбнулась тайком самой себе от того, как это будет сводить Яна с ума. Натягиваю резинку на запястье на потом, надеваю майку и пару обрезанных джинсовых шорт, стоивших дома три сотни долларов.На этот раз я отказалась от ботинок и надела свои старые беговые кроссовки, которые привезла с намерением оставить их здесь, потому что они были «прошлого сезона». Взяла мешок и положила футболку для плавания, бутылку солнцезащитного средства и мое маленькое радио. Я разорвала новую упаковку батареек для него, соглашаясь с самой собой, что данное мероприятие оправдывает это. Это было время для празднования.P.S. Я собираюсь вам подкинуть абсолютно шокирующий факт. Я не шучу. Страна Уганда помешана на Селин Дион. Они посвящают целые дни, чтобы ставить на радио ее песни. Они очень сильно ее любят. Пять слов. Мое. Сердце. Будет. Продолжать. Биться.
Я услышала легкий стук в дверь и открыла ее Яну. Я впервые увидела его ноги с тех пор, как встретила его и не могла поверить, что мужские икры могут быть настолько развиты. Я стояла, широко разинув рот, беззвучно двигая губами, как клоун, уставившись на них.
Когда я наконец-то пришла в себя, переместила взгляд на лицо Яна и была шокирована обнаружив, что он в равной степени был увлечен, как и я. От моего смеха он вздрогнул и покачал головой.
Его рот слегка дернулся, и он сглотнул.
— Ты...ты готова?
— Да, — ответила я ему.
Карина взяла грузовик Чарльза, а мы джип, и посадили в обе машины младших детей. Дети постарше пошли четверть мили с Чарльзом. Мандиса пересела на мои колени, и я поцеловала ее в макушку, когда Ян завел двигатель.
Когда мы выгрузили всех из джипа и грузовика, и дети побежали к воде, я импульсивно подняла лицо и руки ладонями вверх и позволила солнечным лучам омыть меня. Они были яркими и теплыми, и так приятно ощущались на моей коже. Я вздохнула.
Было кое-что о солнце. Я впитала его жаркую глубь и испытала облегчение.
Закрываю глаза и задаюсь вопросом, почему я никогда по-настоящему не замечала какое оно до того, как приехала в Уганду.Я обнаружила, что солнце приравнивается к счастью. Его яркое и прекрасное существование олицетворяло надежду. Оно подвергается тьме, дает свет и показывает тебе, что не имеет значения, какой бы сильной или тягостной ночь ни была, что оно безгранично сильнее и в геометрической прогрессии прочнее, и только потому, что ты не можешь увидеть его своими глазами, не значит, что оно все еще не с тобой, что ты не сможешь почувствовать его и что оно не вернулось бы обратно к тебе. Оно было непоколебимым и постоянным. Оно бесконечно.
Я пошла на звук бурного смеха у кромки воды.
— Самых маленьких будем держать на мелководье, — сказал мне Ян.
— Хорошо.
Он поднял левую руку и положил ее ладонью на мой затылок, посылая плотный жар, прокатившийся по моему телу только для того, чтобы поселиться в моем животе. Я ему улыбнулась. Он, заигрывая, улыбнулся в ответ, и я прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех. Он сжал немного и опустил руку. Мне стало грустно, когда он убрал руку. Прикосновение никогда не казалось слишком долгим. Это невероятно для меня, что я так считаю.
Я обнаружила себя сожалеющей о прошлой жизни, потому что раньше позволяла парням часто меня касаться. Раньше я на самом деле никогда такого не чувствовала. Я ожесточилась против чувства вины, впрочем, знаю, как я об этом сожалею. Я стала выше, светлее, и, хотя горечь сожаления тягостно лежала у меня на сердце, это не значит, что я не могу двигаться вперед, что Бог не простит меня. Это также значило, что я прощаю себя, особенно потому, что я узнала,что значит относиться с уважением. И это было сильное, опьяняющее чувство эйфории.
Прошло несколько минут, и старшие дети присоединились к шуму. За всю свою жизнь я не видела настолько совершенно счастливых людей. Они кричали от радости, прыгали и ныряли, плескались и играли друг с другом. У них было это мгновение, и они были в восторге. У них была эта простая радость и это было бесплатно. Еще недавно, я бы никогда не думала, что это возможно. Для меня, единственный раз, когда была уверена, что счастлива, когда я могла выхватить мою банковскую карточку и пополнить ее.
Я приехала в Уганду выполнить назначенное судом наказание, но выполнение приняло совершенно неожиданную форму. Я приехала помочь учить этих детей, но взамен они учили меня.
— О чем ты думаешь? — спросил меня Ян, разглядывая берег и беззвучно считая всех поголовно.
— Ни о чем, — солгала я.
— Это не правда, — настаивал он, смотря на меня и подталкивая плечом.
— Хорошо, если ты хочешь знать, — я радостно толкнула его, радуясь короткому прикосновению, — я думаю о том, что я очень рада, что приехала сюда.
Его глаза расширились, и он пристально изучал меня.
— Что привело тебя к этому открытию?
— Они, — произнесла я, указывая на хохочущих сирот, плещущихся в воде.
— И как ты думаешь, Софи Прайс, почему они делают тебя такой счастливой?
— Они маленькие, смешные представители наивности, понимания. Никто не понимает так, как эти дети. У них нет ничего, никого, кроме нас, казалось нет никаких причин надеяться... но они все же есть. Они выбирают быть счастливыми, даже если очевидно, что самым легким выбором было бы бояться или грустить, и у них есть реальные основания для этого. Но они выбрали жизнь и веру, и надежду, и любовь. Их чистота вызывает привыкание, их надежда притягивает, и я счастлива быть в их окружении.
Ян не ответил, даже не подтвердил то, что я сказала ему. Вместо этого он посмотрел на меня. Действительно посмотрел на меня. Это был глубокий, проницательный взгляд, один из тех, что несколько месяцев назад оставил бы меня дрожать, но не сейчас. Затем я обнаружила себя, открывающую окно дополнительно для него. Я перегнулась через борт и протянула руки к нему, чтобы притянуть его еще ближе. Я привлекла его посмотреть на меня, какая я была, потому что мне больше не было стыдно. Я отбросила тяжелые, унылые шторы, убрав глубоко въевшуюся грязь, закрывающую вид, и освободила себя.
Его напряженные плечи расслабились и наконец он кивнул, но только один раз.
Мы оба повернулись назад к воде, чтобы выполнять нашу работу.
Три часа спустя дети выдохлись и проголодались. Мы снова загрузили всех, половина нашего джипа уже была полна спящих детей, и я не смогла не усмехнуться от того, каким мне это показалось восхитительным. Ян и я запрыгнули на передние сиденья и завели двигатель, но неожиданно Чарльз подбежал к окну Яна.