«Цветение сакуры»
Умереть, не успев и родиться...
Возносясь выше пагод и гор,
Дать собой только миг насладиться
И пленить человеческий взор!
Символ смерти... А может, бессмертья?
Возвращаясь опять через год,
Повторится в земной круговерти
Красоты и печали полёт...
Борис ГВОЗДЕВ
(Омск)
Сирень Врубеля
Михаил Александрович Врубель (1856-1910) родился и первые три года жизни провёл в Омске. Перед домом, где родители будущего художника снимали квартиру, стоял ряд кустов сирени. Когда маленький Миша Врубель увидел цветущую сирень, он прямо-таки оцепенел от восторга. Пока сирень цвела, он каждое утро, едва проснувшись, торопился к ней, рассматривая её с разных расстояний, и в глазах его полыхало восхищение.
Ставши признанным живописцем, работая над той или иной картиной, захватывавшей всё его существо, Врубель внезапно бросал ту работу, начинал торопливо набрасывать предмет, с младенчества волновавший его воображение. Однажды, когда Врубелю было уже сорок четыре года, он снова взялся за кисть, чтобы сделать то, что ему раньше не давалось. И на свет появилась замечательная картина под названием «Сирень».
Виктория СЕНЬКИНА
(Омск)
* * *
Шёлком вышита алым полоска зари.
Вечер. Чётче становятся тени.
Подари мне чуть влажные звёзды сирени,
Просто так, без повода подари.
Вновь весеннее солнце разольёт благодать,
Засмеюсь и поверю во всё что угодно.
Свежий воздух легко и свободно
Войдёт в мою грудь. Это щедрое счастье дышать!
Юлия БУНИНА
(Омск)
Стихотворение к картине Анатолия Чермошенцева
«Хоровод берёз»
То ли ветер отдал моё тихое «Нет»,
то ли где-то беда приключилась –
облака понеслись, увлекая рассвет,
и деревья тревожно склонились
вслед потоку небесному пёрышек мелких.
Разорвалась душа на «любить» и «болеть».
Словно время застыло минутною стрелкой,
и не знает берёза, куда ей лететь.
Лариса БЕРЕЗИНА
(Омск)
Стихотворение к картинеТатьяны Бугаенко «Лилии»
Мой сверкающий мир, ты со мной!
Отразившийся в хрупкости линий,
Ты останешься здесь чистотой
И пронзительной нежностью лилий.
Беззащитная гордость цветка…
И любовь, что как тайна хранима.
Я, как лилия, тоже строга.
И, как лилия, также ранима.
Под холодностью линий – огонь,
А под строгостью бьётся беспечно
Мне дождинкой упавший в ладонь
Мой сверкающий мир бесконечный.
Григорий МЕДВЕДЕВ
(Москва)
«ЧТОБ ЗАСЛУШАЛАСЬ ОСЕНЬ…»
* * *
Хорошо бродить по свету с карамелькой за щекою
Поросёнок Фунтик
Синеют ночные дороги
Велимир Хлебников
Эх, мне бы положить за щёку карамельку,
ещё одну в кармашек и в чемоданчик – штоф,
проехал бы тогда всю русскую земельку
от Курского до самых Петушков.
Здесь дрыхнут в бузине и почивают в Бозе,
и ловки сызмальства ноль семь делить на три.
О Русь моя, ты вся шаверма на морозе –
снаружи мерзлая, но горяча внутри.
Вгрызаюсь внутрь тебя, качусь бесплатно, шатко:
вагончик пригородный клац – на стыках – щёлк,
и облака бегут, как белые лошадки
из детской песенки – не ангелы ещё.
Позвякивает мой фанерный чемоданчик,
фалерна полн – опохмели и обогрей,
«Катись-ка в тамбур, друг», – кривится сонный дачник,
туда и покачусь, опухший Одиссей.
А в тамбуре стекло опущено на локоть,
засунешь в ветер голову – ерошь!
И так вокруг всего полно: смотреть и трогать,
чем не насытишься, что в смерть не заберёшь.
| * * * В гулком воздухе ветхом Ненадежный свой дом Строит осень: то редким, То дремучим дождём Хлещет, сыплет и шепчет, И сечёт, и сечёт; Город тонок и сетчат В водостоки течёт Всюду листьев усопших Охра, киноварь, ржа – В завершающий обжиг Опадают шурша. Шорох этот шершавый Я люблю ворошить, По ладоням, по ржавым Им гадать-ворожить, Чтоб заслушалась осень Воркотнёй, ворожбой И, ударившись оземь, Обернулась зимой. | * * * А.Л. Мне памятны эти пятницы, Когда от объятий неверных Московской весёлой сумятицы В плацкарте и чаще – на верхних К тебе убегал сквозь вокзальные Огни, с разговорцами, с дрязгами И рельсы, как спицы вязальные – То скрещивались, то лязгали. И пряжа пространства колкая, Как шарф первоклассника – ворсом Цепляла, тянула, комкая Зудящие узкие вёрсты. И смертной ключицею выпукло Я горбил суконце складками В той местности, что меня выпекла С изюминами несладкими. А после – хлебнувши угольной Настойки, как прежде, – вермуту, Входил в городок мой кукольный И, не по заслугам, отвергнутый, С тем, чтобы пробыть здесь не более Недели и в эту неделю В себе примирить наледь боли и – И прелую прелесть апреля. |
* * *
Перрон типовой постройки, стоянка две-три минуты;
старухи с кастрюлями успевают браниться
и продавать свою снедь, они круглый год обуты
в какие-то чуни. Их недолюбливают проводницы.
В городке одно развлеченье – глазеть на составы,
пока отгорожен от прочего малолетством,
плюя вниз и мечтая: вот прыгнуть с моста бы
на крышу вагона и где-нибудь на Павелецком
очнуться, но трусишь; скачет, как мячик
по окрестностям грохот товарняков и скорых,
сообщения о прибывших и отходящих
повторяются дважды; выводишь внизу, на опорах
моста своё имя, как на рейхстаге –
краской, украденной у нетрезвых рабочих,
предполагая, что те, кто на тепловозной тяге
проносится мимо, сумеют понять твой почерк.