12-го сентября Ташкентская железная дорога была покинута последними частями Южной Армии, которые различными путями стягивались к гор[оду] Иргиз, Тургайской области. Только большая часть 1-го Оренбургского каз[ачьего] корпуса, двигавшаяся в юго-западном направлении на присоединение к Уральской армии, и 4-го корпуса, отступающего в кустанайском направлении, отделились от армии. Здесь необходимо остановиться на описании той местности, по которой приходилось совершить свой поход, полный тяжелых невзгод и лишений, Южной армии. Эта местность носит название Киргизского края, и, состоя из областей Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской, занимает обширную площадь, состоящую преимущественно из степей, перемежающихся с пустынями. Эту территорию пересекает с северо-востока на юго-запад продолжение Уральского хребта, пустынный кряж Мугоджар, разделяющий бассейн Аральского моря от бассейна Каспийского. Почти все пространство края (за исключением долины Алтая, Тарбагатая и долин Иртыша и Урала) представляет собою совершенно пустынную горько-соленую страну с песчаными барханами, самосадочными озерами, солончаками и узкими солеными реками, теряющимися в лесах и летом высыхающими. Из путей сообщения, кроме Оренбургско-Ташкентской железной дороги имеется 2 тракта: Орско-Казалинский и Челкаро-Иргиз-Тургайский. Орско-Казалинский тракт, являющийся исключительно караванным путем, начинаясь от гор[ода] Орска и, перейдя р. Урал, вступает в пределы Актюбинского уезда и затем направляется по долине р. Ори. Из Актюбинского уезда тракт вступает в Иргизский уезд и проходит через форт Карабутакский. От Карабутака по открытой волнистой степи и на большем протяжении безводной, имеющей характер пустыни, дорога проходит через гор[од] Иргиз и здесь приобретает совершенно пустынный характер, и, проходя сыпучими песками, вступает в пределы Казалинского уезда Сыр-Дарьинской области. Между Челкаром, Иргизом и Тургаем лежит земский тракт, которым пользуются очень редко: он проходит из Челкара по совершенно пустынной, ненаселенной, безводной и песчаной местности в гор[од] Иргиз. Отсюда сначала по речке Телькара пересекает р. Улькай-Ик, а затем идет по правому берегу р. Тургай. Весь тракт имеет однообразно-пустынный характер, на протяжении около 450 верст тянутся то пески, то солончаки, то глинистые пространства. Растительности почти никакой нет. Из Тургая выходят, кроме дороги в Иргиз, еще три дороги: одна на Орск, другая на Кустанай и третья – в Перовск Сыр-Дарьинской области: последняя исключительно караванная и проходит по солонцовой пустынной, покрытой песками, равнине. Такой же пустынностью отличаются дороги из Тургая на Орск и Кустанай. В населенный же район Акмолинской области (поселки по р. Ишим и Атбасар) дороги никакой не было, за исключением караванной тропы, пролегающей по такой же бесплодной солончаковой пустыне, на протяжении свыше 400 верст. Почти все это пространство от Челкара до р. Ишима занято глинисто-солонцовыми и песчаными равнинами. Главная масса населения состоит из кочевников киргиз. Оседлое население живет только в Кара-Бутаке, Иргизе и Тургае. Как указано выше, уже к 12-му сентября все части Армии, оторвавшись от противника, находились в пути к гор[оду] Иргиз. Части 11-го Яицкого, 5-ой дивизии 4-го Оренбургского и 1-го Оренбургского каз[ачьего] корпусов, двигаясь различными путями, частью без дорог, от ст[анций] Джурун, Эмба и г. Актюбинска, были сосредоточены в гор[оде] Иргизе к 11-му сентября, части 5-го Стерлитамакского корпуса, двигаясь от гор[ода] Орска, через форт Карабутакский, прибыли в г. Иргиз к 15-му сентября, части же Туркестанского корпуса, двигаясь различными путями, без дорог, по безлюдной и безводной пустыне, через пески Б. Барсуки, прибыли в Иргиз в различное время: 1-ый отряд прибыл вечером 13-го сентября, 2-ой отряд с командующим корпусом – 16-го. Наконец, 18-го числа последним прибыл командующий армией, ген[ерал] Белов, с Егерским полком (арьергард). Все части, за исключением Туркестанского корпуса, не задерживаясь в Иргизе более 2–3 суток, начали далее свой поход на г. Тургай. Туркестанский корпус был назначен в арьергард и только 20-го сентября, когда все части уже находились в пути на Тургай, под натиском красных, наступивших со стороны Челкара, оставили100 Иргиз. Первые части, выступившие из Иргиза в Тургай, срубали телеграфные столбы на топливо, и потому телеграфная связь с Тургаем была прервана. Поход совершали частью пешком, частью верхом на лошадях и верблюдах. Продовольственных припасов не было никаких (в гор[оде] Иргизе продовольственных складов не было), достать что-либо было невозможно: только некоторые счастливцы из числа первых прибывших в Иргиз могли достать у населения (около 1000 человек) кое-какие продукты, большая же часть армии (свыше 12000 человек) была вынуждена двигаться в Тургай (Около 300 верст) без всякого продовольствия. Кочевники киргизы откочевали в сторону от тракта на сотни верст. Этот поход, прозванный голодным, останется надолго в памяти его участников. Многие погибли во время этого тяжелого похода по голодным, песчаным и часто безводным степям Киргизского края, от голода и болезней, под палящими лучами солнца: многие падали на дороге – от истощения, часто не имели капли воды и умирали от голода и жажды на горячих песках пустыни. Лошадей кормить было нечем, подножного корма почти не было. На глинистой и солончаковой почве растет жалкая и редкая растительность, которая в сухое, знойное лето придает местности пустынный вид. Выжженная солнцем степь кажется совершенно голой. Кругом – бурая или свинцово-белая почва, только если присмотреться, можно заметить оставшиеся кое-где пучки засохшей полыни, единственного растения песчаной, солончаковой и глинистой пустыни. Все кругом однообразно-пустынно101. Еще более усиливает этот безжизненный вид и угнетающе действует на нервы большое количество павших от истощения и жажды лошадей и верблюдов, повсюду лежащих на пути движения. На отставших или двигавшихся в одиночку или небольшими группами людей нападали бродячие киргизы, убивали и грабили последнее достояние, часто раздевая донага. Красные при всем желании не имели возможности и боялись преследовать армию, также как двигаться в пустыню без подготовки, по тому пути, по которому только что прошла целая армия, это значило бы двинуться почти на верную гибель. Невыразимые страдания, выпавшие на долю частей Южной армии, тяжелые лишения беспримерного в истории похода по песчаным, безводным и голодным степям и пустыням Тургайской области описать невозможно. Утомленные долгим путем части армии пешком, верхом на лошадях и верблюдах, тянутся опаленной зноем пустыне[й]. Верблюды, однообразным движением, мерно качают на своих выносливых спинах вконец истомленных солдат и офицеров армии. На каждом верблюде по 2 человека, сменяющиеся поочередно с идущими пешком. Слабость и боль во всех членах от томительного пути, дает себя чувствовать все более и более. Мучимые жаждой и голодом, еле-еле тянутся беспредельной пустыней бледные и печальные невольные путники. Вокруг, в течение уже почти месяца все тот же пустынный простор, все та же неподвижная мертвая природа. Все одно и то же: пески, глины, солонцы, голые холмы, и все это до того похоже в разных местах, что, кажется, нисколько не продвигаешься вперед. Волнистая или ровная низменность с рыхлыми серыми почвами, пропитанными морскими солями, изобилующая солеными озерами, или целые гряды гор раскаленного песка, как морские волны, поднимающиеся параллельными грядами – вот ландшафты того края, по которому пришлось, волею судеб, отступать Южной армии. Невыразимое чувство безграничной, томительной тоски вкрадывается в душу каждого. Остановки на привал и ночлег, иногда у озер, не дают возможности ни освежиться купаньем, ни напиться. Соль. Горько-соленая вода. Лошади и верблюды, добравшись до воды, тут же в озерах, или на их берегах, сваливаются и погибают. Только к концу сентября вся армия сосредоточилась в Тургае, где имела возможность немного отдохнуть и подкрепиться, но и здесь муки было такое незначительное количество, что удовлетворить потребность всех совершенно не представлялось возможным. Впереди же предстоял поход по такой же пустынной местности на протяжении свыше 400 верст, до населенного района Акмолинской области. 2-го октября все части армии, покинув Тургай, были уже в пути на Атбасар. Это движение в богатый и плодородный район было несколько легче, чем поход до Тургая, хотя и приходилось двигаться почти без дорог и перевозочных средств (вместо павших в пути от Иргиза лошадей и верблюдов достать новых в Тургае не удалось), по такой же безлюдной и песчаной местности. Вдоль пути движения армии были выставлены этапные пункты (одна или две киргизских юрт[ы]), которые по возможности удовлетворяли проходящие части мукой, крупой и мясом. Но от наступивших к этому времени дождей и холодных ночей, части армии, не имея не только теплой одежды, но даже и шинелей, испытывали такие же лишения. При этом начал свирепствовать брюшной тиф, который в скором времени охватил больше половины всех оставшихся в живых участников похода. В этот двухнедельный поход из Тургая в район Атбасара количество способных оставаться в строю уменьшилось более, чем на 50%. В середине октября части Армии были сосредоточены к западу от г. Атбасара, где и были расположены по поселкам для отдыха и переформирования. Все корпуса (5, 11, 5-ая дивизия 4-го, 1-ый Оренбургский и Туркестанский корпуса) были переформированы в дивизии и сведены в 1-ый Оренбургский казачий корпус, командиром которого был назначен генерал Шильников. Армия была переименована в Отдельную Оренбургскую и в командование ею вступил атаман Оренбургского казачьего войска генераллейтенант Дутов. Генерал Белов был вызван в Омск и назначен начальником эвакуации г. Омска. Штаб Отд[ельной] Оренбургской армии был расположен в Кокчетаве, где была сформирована 4-ая кадровая бригада, задачей которой являлось пополнение армии мобилизованными жителями местного района. Командующий армией получил в это время из Ставки главнокомандующего распоряжение о переброске армии в Омск, но атаман Дутов, желая быть совершенно самостоятельным в своих решениях, отказался, ссылаясь на стратегические соображения о необходимости оставления армии в районе Кокчетава, с целью нанести красным удар во фланг в направлении на Петропавловск. К этому времени г. Петропавловск был уже в руках красных. Западная армия отступала к Омску. К концу октября 1-ый Оренб[ургский] казачий корпус был сосредоточен в районе севернее (пик[ет] Мизгильский) и западнее Кокчетава. Убыль в частях армии от эпидемии тифа всех видов была настолько велика, что не только госпиталя в Атбасаре и Кокчетаве были переполнены больными, но и не было почти ни одного дома в этих городах, где не лежали бы больные тифом (сыпным и брюшным). Части таяли по часам, некоторые полки прекратили свое существование, так как не оставалось почти ни одного здорового бойца. Переформирование армии продолжалось. Части всех пехотных корпусов, сосредоточенных к этому времени западнее Кокчетава, были сведены в Туркестанскую стрелковую дивизию. Казачьи же части 5-го Стерлитамакского, 1-го Оренбургского и Туркестанского корпусов были сведены в две конные дивизии, куда вошли все казаки Оренбургского каз[ачьего] войска. Кавалерийские части 4-го Оренбургского и 11-го Яицкого корпусов были сведены в Отд[ельный] конный отряд. В Туркестанскую стрелковую дивизию являлись только штабы, солдат же и офицеров почти не было. Тогда Туркестанская стр[елковая] дивизия была вновь переформирована в Отд[ельную] Туркестанскую стр[елковую] бригаду, в состав которой, таким образом, вошли части всех стрелковых корпусов бывшей Южной армии, кроме 2-ой Сызранской дивизии 4-го корпуса. К началу ноября были получены сведения, что части 4-го Оренбургского корпуса (2-ая Сызранская дивизия) и партизанская бригада полковника Степанова (1-ый и 4-ый Оренб[ургские] каз[ачьи] полки) с артиллерией двигаются на соединение с армией, в район Кокчетав – Атбасар. В это же время начались бои с наступающими с северной и северозападной сторон частями красных. Конные казачьи части 1-го Оренбургского казачьего корпуса были оттянуты к Кокчетаву. К 10-му ноября части 4-го корпуса почти в полном составе соединились с армией. штаб армии перешел в Акмолинск. Оборона гор[ода] Кокчетава была возложена на Туркестанскую стр[елковую] бригаду, отд[ельный] Сибирский казачий дивизион, отд[ельный] Башкирский дивизион «Зеленого знамени» и партизанскую бригаду полковника Степанова, которая была расположена западнее Кокчетава за озером Копа (большое озеро – 13 верст в окружности). Начальником обороны Кокчетава был назначен начальник Отд[ельной] Туркестанской стр[елковой] бригады. Армия заняла позицию, растянутую почти на 200 верст: на правом фланге – части 1-го Оренбургского казачьего корпуса, расположенные от гор[ода] Кокчетава включительно до станции Викторовской. 4-ый корпус был расположен к юго-западу от 1-го корпуса и занимал позиции до гор[ода] Атбасара. Для обеспечения правого фланга армии, восточнее гор[ода] Кокчетав, был расположен отдельный кавалерийский отряд. В Кокчетаве не было почти ни одного дома, где бы не было одного или нескольких трупов солдат, умерших от тифа. Эпидемия развивалась со страшной быстротой. К 12-му ноября красные заняли деревню Алексеевскую, в 25 верстах к северу от Кокчетава, на тракте Петропавловск – Кокчетав. Часть поселков к западу и юго-западу от Кокчетава были заняты частями Кустанайской дивизии красных. 13-го ноября102 с рассветом части 24-ой дивизии красных двинулись на подводах из деревни Алексеевской в направлении на Кокчетав. Начальнику отдельной партизанской бригады полковнику Степанову было приказано содействовать обороне Кокчетава артиллерийским огнем через озеро во фланг красным, конным же частям перейти в наступление на деревню Алексеевскую и в тыл красным, наступающим на Кокчетав. К 14 часам красные части, задерживаемые отдельным Кокчетавским казачьим дивизионом и Башкирским дивизионом «Зеленого знамени», подошли к Кокчетаву. После упорного боя красные были отбиты и в беспорядке начали отступать. Начальник партизанской бригады полковник Степанов, не желая подчиняться начальнику обороны Кокчетава, не исполнил его приказа о переходе в наступление на деревню Алексеевскую и в тыл красным, чем дал возможность красным безнаказанно отступить. Начальник обороны Кокчетава решил передать оборону города полковнику Степанову, для чего 1-ый Оренбургский казачий полк был введен в город, и 14-го ноября103 части Отдельной Туркестанской стр[елковой] бригады были сменены этим полком партизанской бригады. В этот же день к полудню красные вновь перешли в наступление на гор[од] Кокчетав и после непродолжительного боя заняли его. Отдельная Туркестанская бригада была отведена в стан[ицу] Щучинская, где был расположен штаб 1-го Оренбургского казачьего корпуса. Отд[ельная] партизанская бригада полковника Степанова была расположена на позиции у деревни Ивановка (18 верст к юго-востоку от Кокчетава). Отд[ельный] кавалерийский отряд отошел на село Боровое, в 75 верстах к юго-востоку от Кокчетава. Наступившая холодная зимняя погода при полном отсутствии теплой одежды увеличила потерю в частях армии от тифа, которая приняла такие размеры, что, в сущности, армия перестала быть боеспособной. Например, Отд[ельная] Туркестанская стр[елковая] бригада, сформированная из пехотных частей всей Южной армии, за исключением одной только дивизии 4-го корпуса, состояла всего из 200 штыков, и это число ежедневно уменьшалось. Больные возились с собою на подводах, так как отправить их в тыл, за переполнением госпиталей, было невозможно. Эта бригада была отправлена в ст[аницу] Канкринская и в боевых действиях на фронте участия принимать уже не могла. В таком же почти положении находились и другие части 1-го корпуса. Только 4-ый корпус и был пока боеспособным и, собственно, весь фронт держался пока только им и двумя казачьими полками 1-го корпуса. Район действия армии представляет очень красивую, холмистую местность, покрытую смешанными (березовыми и сосновыми) лесами. Но далее к юго-востоку местность делается менее холмистой и значительно беднее растительностью: от дер[евни] же Канкринской начинаются опять пустынные, слегка волнистые степи. В период расположения армии в районе Атбасар – Кокчетав – Акмолинск (с 20 октября по 20 ноября) командующий армией и его штаб не проявили почти никакой заботы о восстановлении боеспособности армии, и вся их деятельность сводилась лишь к переформированиям частей армии. Об улучшении же физического и нравственного состояния частей думали меньше всего. Заботы о больных и раненых проявлено не было. Они просто оставлялись на попечении местного населения. Командующий армией и его начальник штаба ген[ерал] Зайцев заботились лишь о своих собственных удобствах и удовольствиях: в то время, когда больная армия находилась перед лицом новых тяжелых испытаний, командующий армией находит возможным устраивать балы (Кокчетав и Акмолинск). 20-го ноября части Кустанайской и 24-ой дивизий красных, прорвав фронт между Кокчетавом и Атбасаром, стремительно двинулись вперед и заняли Акмолинск. 1-ый Оренбургский каз[ачий] корпус, окруженный с трех сторон, был отброшен с Кокчетав-Акмолинского тракта на восток в пустынные степи, причем весь обоз с боевыми и продовольственными припасами попал в руки красных. 4-ый корпус с боями отходил от Акмолинска по тракту на Каркаралинск. Впереди предстоял новый поход в район Каркаралинска и далее на Павлодар или Семипалатинск, на протяжении 800–900 верст, по совершенно пустынной и незаселенной местности.
Глава 4. Голодный поход
Этот поход был Крестным путем армии 1-ый Оренбургский казачий корпус отступал без всяких дорог по совершенно пустынной и незаселенной местности в направлении на БаянАульский, 4-ый корпус – вдоль пикетного тракта на Каркаралинск. Наступила зима, настоящая Сибирская зима с 30–35 градусными морозами. Теплой одежды не было: произведенная реквизиция теплой одежды у населения Акмолинского уезда не привела почти ни к какому результату: все уже было попрятано, да и времени не было отыскивать. Продовольственных припасов не было, достать было негде. Поголовный тиф всех видов косил сотнями, и брошенные за неимением перевозочных средств люди умирали в степях и в редко встречающихся аулах. Невероятное переутомление достигало своего крайнего предела, вызывая самоубийство слабых духом и апатию в других. Уцелевшие еще, но уже еле передвигавшие ноги, не имея теплого обмундирования, голодая, многие замерзали от налетавшего степного бурана, при 20–25 градусных морозах, когда на сотни верст вокруг не было ни одного жилья, где бы можно было спрятаться от ветра и отогреться. Две картины этого похода никогда не изгладятся из моей памяти: это картина страшной степной метели и ожесточения человека в борьбе за жизнь. Огромная снеговая туча обтянула все небо, и густая пелена задернула свет. Неожиданно настала ночь. Наступил ужасный степной буран, когда пустынный ветер разыгрался на просторе, взрыл снеговую беспредельность. Белый мрак, непроницаемый, как мрак самой темной ночи, окутал все. Снежный прах слепил глаза, зажимал дыхание, все кругом ревело, свистало, выло и трепало со всех сторон. Двигаться вперед, да еще и без дороги, было невозможно. Все сгрудились вместе, стараясь укрыться за подводами. И все, эти люди, лошади и повозки, покрывалось густым снежным прахом. Другая же сцена по своей бесчеловечности может возмутить всякого, даже дикаря. Уже пять дней двигаемся, при сильных морозах, по пустынной степи, где нет ни одного жилья. Наконец, уже к вечеру случайно набрели на покинутый аул из 2–3 зимовок. Моментально они были забиты битком. Начальник Отдельной Туркестанской стрелковой бригады, старый полковник Р. (командир какого-то саперного батальона в мирное время), войдя в одну из этих зимовок и выгнав всех, увидел в ней лежащего офицера, женщину и ребенка. Офицер болен тифом, его жена ухаживает за ним. Когда полковник Р. узнает, что этот офицер не принадлежит к чинам его бригады, он приказывает им убираться из зимовки. И никто не возмутился, никого не тронуло беспомощное, и так много переживавшими, положение женщины, ребенка и больного офицера. Им пришлось уехать на подводе дальше. Что с ними стало, остались ли в живых или погибли от мороза и голода в степи? Другой раз этот же полковник Р., когда прибыли в какой-то аул, уже на пути из Каркаралинского района в Семиреченскую область, приказывает какому-то санитарному отряду Красного Креста сейчас же покинуть аул и убираться. Когда же начальник этого отряда отказывается, говоря, что они только что прибыли и разместились здесь с тифозными и ранеными, он приказывает командиру полка построить роту и зарядить винтовки, угрожая открыть по ним огонь. Те вынуждены были уйти. Не доходя до Баян-Аульского, стало известно, что красные, заняв копи Эки-баз-тус (35 в[ерст] к северо-востоку от Баян-Аула) двигаются наперерез корпусу; части повернули на юг и направились в сторону Каркаралинска. К началу декабря Армия была сосредоточена в районах: 4-ый корпус в Каркаралинске, а 1-ый – в 35 верстах севернее, в районе пикета Куянда. Хлеба и продовольствия здесь также не представлялось возможным достать, а впереди оставалось еще свыше 400 верст пути. Уже 1-го декабря стало известно, что г. Семипалатинск занят красными, и остается только один путь движения на Сергиополь. Из Каркаралинска в разные стороны идут только караванные пути, как на заводы, так и в Туркестан, Семипалатинск и Семиреченскую область. Эта местность, по которой еще осталось пройти остаткам Отд[ельной] Оренбургской армии, представляет собою почти совершенно безжизненную пустыню. Кое-где изредка встречаются в горах киргизские зимовки, но и то на небольшом расстоянии от Каркаралинска. Путь, соединяющий Каркаралинск с Сергиополем, служит только для передвижения караванов и идет из Каркаралинска на юго-восток, по холмистой местности, по юго-западным склонам гор Кенты, а затем, идя «голодными степями», вступает в Семиреченскую область. 6–7 декабря армия, после боев в районе Каркаралинска с наступающими от Акмолинска красными, начала свой дальнейший поход на Сергиополь. 4-ый корпус, часть 1-го корпуса и обозы Красного Креста двигались вдоль караванного пути, другая же часть 1-го корпуса двигалась без всяких дорог, через горы и пустынные голодные степи, сверяя правильность движения по карте и компасу, хотя и было 2 проводника. Этот поход, еще более тяжелый, чем до Каркаралинска, имеет те же характерные черты. Снега да бураны морозные, холод да голод… Пустыня безлюдная… Люди гибнут и лошади дохнут сотнями – от бескормицы валятся… Кто на ногах – еще бредут кое-как с отшибленной памятью… Поголовный тиф всех видов увеличивает тяжесть похода: здоровые везут больных, пока сами не свалятся, спят в пустынной степи все вместе, прижавшись друг к другу, здоровые и больные… Отстающие погибают. Только к концу декабря, совершив беспримерный, полный тяжелых лишений и страданий поход, армия сосредоточилась в районе Сергиополя. Из почти 20-ти тысячной армии в районе Кокчетава, в район Сергиополя прибыло около половины состава, и то совершенно не боеспособных, частью больных, частью выздоравливающих и слабосильных. Но и здесь нельзя было удовлетворить не только хлебом, но часто даже и мясом измученные части армии. В этом районе 2-ой Степной корпус и партизанская дивизия атамана Анненкова забрали уже все, что только можно. Армия была подчинена атаману Анненкову. Атаман Дутов, по обоюдному соглашению с атаманом Анненковым, принял на себя должность Начальника Края и уехал в Лепсинск. Армия была вновь переформирована в отдельный «Отряд имени атамана Дутова» и вошла в состав Отдельной Семиреченской армии. Этот отряд состоял из: 1) Отдельной Сызранской Егерской бригады (2 пехотных полка, 1 конный полк и артиллерийский дивизион с парком), сформированной из 2-ой Сызранской стр[елковой] дивизии, Отд[ельной] Туркестанской стр[елковой] бригады, 4-ой кадровой бригады, Алексеевского гусарского полка, Архангельского конно-егерского батальона и 2-го Сызранского артиллерийского полка. 2) 1-ой и 2-ой Оренбургских казачьих дивизий, сформированных из всех частей Оренбургского казачьего Войска и двух Башкирских конных дивизионов «Зеленого Знамени». Командир 4-го корпуса, генерал Бакич, был назначен начальником этого отряда. Красные вели наступление на Сергиопольском направлении со стороны Семипалатинска и Каркаралинска (конные части). С северной стороны обороняли г. Сергиополь части атамана Анненкова, с западной – части Оренбургской армии. В середине января 1920 года наступающие по Семипалатинскому тракту красные, оттеснив части атамана Анненкова, заняли пик[ет] Арбатский и стали продвигаться к Сергиополю. К этому же времени ими были заняты станицы Кокпекты и ст[аница] Зайсан. Части ат[амана] Анненкова, занимавшие Кокпекты, отошли на Сергиополь, – занимавшие же Зайсан, совершив весьма тяжелый и опасный зимний переход через горы Тарбагатай, отошли в ст[аницу] Бахты (на границе Китая). В феврале был взят Сергиополь, и красные продолжали свое дальнейшее наступление на юг, и в начале марта была ими занята станица Урджарская. В средних числах марта Армия под натиском красных перешла Китайскую границу у гор[ода] Чугучак, где была интернирована и расположена лагерем к югу от Чугучака на реке Эмиль. Часть винтовок и пулеметов удалось, однако, спрятать от китайцев. Части же Семиреченской армии, демобилизованные атаманом Анненковым, остались большею частью в Семиречье, только небольшая часть (1500 – 2000 человек) вместе с атаманом Анненковым, пройдя горными тропинками, перешла Китайскую границу между Кульджой и Чугучаком. Через год уже отряд «атамана Дутова», под начальством генерала Бакича предпринял новый поход в Монголию, где, обезоружив китайские и монгольские части, и запасся104 оружием, двинулся на соединение с отрядом барона Унгерна, но в районе Кобдо – Уланком отряд был окружен красными и враждебными монголами и после упорного боя частью успел прорваться, а частью же с начальником отряда ген[ералом] Бакичем и штабом попал в плен к красным. Командующий Отд[ельной] Оренбургской армией атаман Дутов был убит большевиками в конце 1920 года в гор[оде] Кульдже.105 Командующий Отд[ельной] Семиреченской армией атаман Анненков, арестованный по требованию красных китайцами, просидел более 3-х лет в Китайской тюрьме в гор[оде] Урумчи (закованный в кандалы), в настоящее время освобожден и находится в центральном Китае, в главном городе провинции Гансу. Так кончила свое существование многострадальная Южная, а потом Отдельная Оренбургская армия. «Тяжелый крест выпал на долю Отдельной Оренбургской армии. Велением судьбы войскам пришлось сделать весьма продолжительные, почти непрерывные в течение полугода, передвижения, – сначала из района Оренбургской губернии к Аральскому морю, далее через Иргиз, Тургай и Атбасар в район Кокчетав – Петропавловск, отсюда через Акмолинск и Каркаралинск в район Сергиополя. Все те трудности, лишения и разные невзгоды, которые претерпели войска Оренбургской армии, во время этого продолжительного марша по пустынно-степным областям не поддаются описаниям. Лишь беспристрастная история и благодарное потомство по достоинству оценят боевую службу, труд и лишения истинно русских людей, преданных сынов своей Родины, которые ради спасения своей Отчизны самоотверженно встречают всякие мучения и терзания». (из приказа войскам Отд[ельной] Оренбургской армии от 6-го января 1920 года) ГАРФ. Ф.Р-5945. Оп.1. Д.70. Лл.2–35. Подлинник. Машинопись. 13. Статьи «Синзянского» об отступлении дутовцев в Китай Документ 1. От Тобола до Китая106 Октябрь 1919 г. гор. Атбасар Атаман А. И. Дутов принимает армию Стояла сухая, ясная осенняя погода. Солнце склонилось к вечеру. На площади, у церкви выстроились остатки войсковых частей, какие только могли выбраться из объятий голодной смерти, совершая свой путь по безводной, с сыпучими песками, Тургайской пустыне. От Тургая до Атбасара 650 верст. Здесь войсковой атаман А. И. Дутов, вновь назначенный командующим армией, принимал строевые части, какие к этому времени оказались здесь. Он обратился к ним с речью, в которой обрисовал положение армии в момент оставления ее шесть месяцев тому назад: сплоченной, сильной, крепкой, и в каком виде он принимает ее теперь: жалкие остатки войсковых частей и штабов! Он сказал, что рад снова служить и работать в своей армии на благо родины и войска. Прием закончился. На следующий день атаман Дутов возвратился в г. Кокчетав. Здесь он лихорадочно начал приводить в порядок приходящие полки, вернее, остатки их, один вид которых приводил в смущение закаленную волю Атамана. Приходили: кто пеший, кто ехал на верблюде, загорелые от знойного солнца пустыни, больные, разутые и раздетые. Кто в китайской курьме, прибитой винтовкой в клочья, кто в татарском халате. У многих на ногах подобие обуви – опорки! Вот при таких тяжелых условиях приходилось вновь создавать армию. Сколотив в недельный срок несколько полков, они снова срочно были брошены на фронт к г. Кокчетаву, где была слышна артиллерийская канонада. Фронт к тому времени имел направление: левым флангом опирался на Атбасар, а правым – на Степную группу ген. Комаровского107. Степная же группа в свою очередь имела стык с Сибирской армией в районы Петропавловска, где шли решающие бои за Петропавловск, являющийся ключом к овладению Омском. Одновременно с оставлением Петропавловска отступила и Степная группа, обнажив правый фланг Оренбургской армии. Последняя удерживала линию фронта Атбасар – Кокчетав еще неделю, вследствие чего противник оказался в тылу армии верст на 200. В первых числах ноября был отдан приказ об отходе на Омск, дабы там соединиться с Сибирской армией. Но не суждено было сбыться этому, т. к. через несколько дней Омск пал. Приходилось менять маршрут следования на Акмолинск, в который армия прибыла только 24 ноября ст.ст.108 Здесь была встречена чудотворная икона Табынской Божией Матери, высоко чтимая в Оренбургской и Уфимской губерниях. Отсюда намечен был путь на Павлодар с тем, чтобы выйти на Новониколаевск. От Акмолинска до Павлодара 450 верст. Идти приходилось степью, со слабой растительностью и сплошными солончаками, населения совершенно не было, а морозы стояли изрядные. Однако, отойдя верст 150 от Акмолинска были получены сведения, что Н[ово]николаевск и Павлодар также оставлены Сиб[ирской] армией и уже заняты красными. Снова оказалось, что противник в тылу у нас на 300 верст. Только теперь командование нашей армией поняло, что мы отрезаны навсегда от Сибирской группы и, следовательно и от сибирской магистрали и надежду на соединение с Сибирской армией приходилось оставить навсегда. Снова приходилось менять направление, уклоняться еще южнее Павлодара верст на 350 на заштатный городишко Каркаралинск. Не доходя 100–120 в[ерст] до него – армия задержалась, чтобы в течение 2-х дней дать необходимый отдых, для приготовления к 100-верстному переходу, по безводной пустыне, без корма и населения. Здесь должны были запастись фуражом и довольствием на три дня... Однако и здесь не приходилось задерживаться, т. к. партизаны угрожали отрезать путь от Павлодара на Каркаралинск. Синзянский Син[ц]зянский. От Тобола до Китая // Оренбургский казак. Сб. Харбин, 1938. С. 40–41.
Документ 2
Крестный путь Оренбургской армии Из дневника оренбуржца Как я поднялся на перевал Карасарык109. 17 марта ст./ст. [1920 г.] Семиречье, село Покотиловка. Вот и ночь. Шепотом передают приказ наступать. Отсюда под прямым углом свернули на Восток и вошли в ущелье. Снег был выше колена, – без тропы и дороги. Здесь мы узнали, что нам предстоит перевалить горный хребет Саяны, через так называемый перевал Карасарык в 18 тысяч футов высоты. Прошли всю ночь. Когда начало светать, сделали привал, а с восходом солнца снова тронулись в путь и так шли весь день. С началом темноты остановились на ночлег, разрыли снег и так легли спать, коней же пустили добывать себе корм, как смогут. Снова настало утро, и отряд потянулся по ущелью, которое заметно поднималось все выше и выше. В это утро я уже не мог подняться, так как заболел третьим приступом возвратного тифа. На мое счастье со мной шел брат, который помогал мне и ухаживал за мной во время моей болезни. На беду, в эту ночь проходящие части захватили моего коня, и мы с братом остались двое об одном коне... что делать? пришлось одно седло сбросить: брат – чтобы облегчить себя, бросил свою шубу и остался в одной шинели. Он посадил меня на своего коня, взял его под уз[д]цы, и мы тронулись. Так мы шли целый день. Хлеба не было ни у кого: вышли спешно, никто не ожидал, путь же наш становился все труднее и труднее. Снова пришлось ночевать на снегу и, хотя склоны гор были покрыты лесом, огня не разводили. И 19 марта часов в 10 утра подошли к перевалу, т. е. к подъему более крутому, чем предыдущие. Здесь уже нельзя было ехать верхом, поэтому шли пешком, ведя коней в поводу, а так как я идти не мог, то брат и казак Камашлейщев завели меня на подъем. Здесь они оставили меня, чтобы вернуться за конями. Вернувшись с конем, брат решил сначала перевести коня через перевал, а потом уже вернуться за мной. Никто из нас не знал, сколь далеко еще до вершины перевала. Я остался лежать у камня и ждать, когда вернутся за мной. Время летит, – вот прошла конвойная сотня. Казаки подходят, прощаются со мной, уверенные в том, что я уже остаюсь совсем, – так все свыклись с тем, что на каждом привале или ночлеге остаются или мертвые или умирающие... Вот прошел и отряд особого назначения, – пошли одиночки, а затем уже и никого не стало... Прошло с час времени – вижу еще поднимается хорунжий Рассадников. Он не прошел мимо, а как милосердный самар[ит]янин взял, посадил меня на своего коня и стал подниматься... Пройдя версты две, мы снова у крутого подъема. Здесь волей неволей меня пришлось снять, так как конь даже без седока, едва мог подняться. Подъем этот был так труден, что совершенно обессиленные казаки оставили по дороге свою дорогую святыню, служившую утешением во время тяжелого похода – чудотворную икону Табынской Божией матери и только на следующий день снова спустились с перевала и вынесли Ее... Подъем был неимоверно трудный и опасный: слева отвесный утес, а справа бездонная пропасть. Лежу на тропе, по которой проходили части и вижу, как казак конвойной сотни атамана Дутова Радошнев ведет своего коня. Вот остается один прыжок, и конь заведен, но прыжок получился неверный, и конь повис над пропастью, зацепившись передними ногами за край обрыва. Казак растерялся, старается удержать коня за повод. Одно мгновение и увлеченный казак слетел бы в пропасть. Верно почувствовав эту опасность, он выпустил повод из рук, и конь полетел в бездну... Все, что было с конем: седло, сумы, в которых хранилось все имущество казака – все поглотила пропасть... Подумать, насколько велико было горе казака, который потерял так трагически своего боевого товарища, с которым провел всю германскую войну, а также и войну гражданскую... И так передо мною второй барьер, на котором одиноко чернеют носилки с иконой, оставленные до завтра. Все уже скрылось из виду, стало темнеть. Подул ветер с острыми леденящими иглами. Мысль о том, что я брошен, заставила меня собрать последние свои силы, и вот я с опасностью сорваться в бездну, – начал цепляться камень за камень и по краю бездны взбираться наверх. Сколько времени я потратил на это, не помню, но когда я взобрался, была глубокая ночь. Здесь была ровная площадь, но я не знал, была ли это вершина перевала или же будут еще такие же барьеры. Ветер рвал и свистал, мело снег. В трех шагах ничего не было видно. Отдохнув немного, я решил снова идти. Куда? об этом я не думал, инстинкт самосохранения толкал меня идти вперед. Но увы! силы оставили меня совершенно. Сколько было их, я потратил на подъем, но все же я попытался пойти, прошел сажени три и упал. Не было сил. Снова поднимаюсь и снова падаю... Еще раз поднялся, но уже не в силах был шагнуть, тут же упал и больше не поднялся. Лежу и думаю, что приходит конец. Нет ни страха, ни предсмертной тоски. Мной овладело полное безразличье. Вдруг вижу, что на снегу зачернело и движется ко мне, различил – лошадь. Верно, какой-то всадник отпустил ее не бу<