Есть лишь одно существо, обладающее и талантом, и амбициями для того, чтобы сотворить новый вид Невидимых: принц по имени Война, который стоял и наблюдал, как создавался первый Двор Невидимых, делал заметки и припрятывал ингредиенты, и по факту предал своего короля, украв его женщину и попытавшись захватить трон Видимых.
— Мак, прекрати морозить мой чёртов клуб, — рычит Риодан.
— Бррр! Сделай теплее, как было, — жалуется Кэт.
Я открываю глаза и обнаруживаю, что моя ярость покрыла конференц-зал и всех в нём тонким слоем льда. Ледяные сталактиты свешиваются с потолка. Даже паутины в углу мерцают от инея. Я отрешённо повелеваю этому исчезнуть и согреваю комнату.
— Я знаю, откуда взялся этот принц, и почему Круус позволил нам думать, что он мёртв. Он уединился в комнате вроде моей, где использовал рецепты короля, чтобы создать новый двор, — как только я произношу эти слова вслух, я понимаю, что это правда. Это слишком логично, чтобы оказаться неправдой. Вот почему он так и не пришёл за Истинной Магией. Он её и не хотел. Он был занят построением нового Двора Теней, чтобы соблазнить силу короля Невидимых и заставить ту выбрать его.
Сила короля куда величественнее силы королевы Видимых, но она оказалась свободной только после того, как я пропела Песнь, и незадолго до моего уединения. Как только король Невидимых отринул силу и сложил полномочия, он не выбрал преемника. Спустя пять лет король всё ещё не принял решение. И это не должно меня удивлять, поскольку для древнего, полубезумного существа время ничего не значит.
Теперь я в ярости из-за короля Невидимых, потому что он оставил нас в этом затруднительном положении и позволил своей силе и дальше блуждать, не делая выбор.
— Это что вообще такое? — восклицает Кэт, вскакивая на ноги.
Я запрокидываю голову и вижу густой чёрный туман, просачивающийся в комнату через узорчатую потолочную лепнину. Он вытекает сквозь тонкие щёлочки и собирается облаком сажи, примерно полтора метра в высоту и четыре с лишним метра в ширину. Я аккуратно изучаю его и своими способностями ши-видящей, и силой королевы. Это нечто пульсирует колоссальной мощью и обладает разумом, который меня пугает. Обширным, бесстрастным сознанием. Знакомым. Я слишком много раз пребывала в величественных крыльях этого существа, чтобы не узнать его сущность, и как он так любит говорить, нельзя уничтожить суть. Или скрыть её.
Сила короля только что просочилась сюда и парит над нашими головами. Одни лишь мои мысли призвали её? Я могу с ней общаться? Отматерить и выговориться? Урезонить её?
— Должно быть, это последовало за мной сюда, — рычит Кристиан, глядя на потолок. — Извини, Риодан. Я не имею ни малейшего понятия, откуда это взялось. Но я считал, что оно в ловушке.
Глаза Риодана сощуриваются до щёлочек.
— Последовало за тобой. В ловушке где?
— Это нечто слонялось по Дрохечт. Я видел его уже три раза. Подозреваю, что это сбежало из какого-то артефакта короля Невидимых. Но я считал, что оно привязано к замку, к тому артефакту, из которого оно сбежало.
Риодан тихо смеётся.
— Ты не знаешь, что это такое.
— Я разберусь и найду способ чарами удерживать его в пределах моей крепости.
— Ну, удачи тебе с этим, — сухо говорит Бэрронс. — Это сила короля Невидимых. В книжном магазине она тоже появлялась.
— Это сила короля? — Кристиан моргает, глядит на облако, затем обратно на Бэрронса. — Я понимаю, почему оно торчит возле тебя, но зачем, чёрт возьми, ему наблюдать за мной?
— Видимо, оно о тебе более высокого мнения, чем ты сам, — говорит Риодан, развеселившись.
— Я своей-то силой едва умею пользоваться. Я только что научился её контролировать.
— Хорошо, — говорю я. — У Крууса есть соперники. Король ещё не сделал выбор, и он рассматривает двух других претендентов, Бэрронса и тебя, Кристиан, — лично я не представляю, чтобы сила досталась кому-то помимо Бэрронса. При условии, что он сам того захочет. Фреска, давным-давно нарисованная на потолке книжного магазина, изображает меня как королеву фейри, а Бэрронса как короля Невидимых. Я бы всё отдала, чтобы узнать, кто её нарисовал и почему.
Кэт говорит:
— Возможно, он не решил, потому что Круусу удалось создать лишь одного-единственного...
— Нет, — перебиваю я. — Я его знаю. Если у него есть принц, у него есть целый Двор Теней. Он никогда бы не начал с создания королевской знати. Он начал бы строить с низов, доводя свои творения до совершенства, совсем как король до него, — и он непременно делал бы их всё больше, лучше и круче.
— Тогда ты пропоёшь Песнь и снова разрушишь их, — твёрдо говорит Кэт. — Я верну свою дочь и Шона. Кристиан или Бэрронс получат силу короля Невидимых. Проблема решена.
— Возможно, я никогда не разберусь, как использовать Песнь, и кто сказал, что Круус не довёл свой двор до совершенства в этот раз? Возможно, Песнь их не разрушит, — обращаясь к Бэрронсу, я говорю: — Я права, думая, что есть несколько комнат вроде той, в которой я уединилась?
Лирика прочищает горло.
— Есть семь комнат вне времени. Король создал множество помещений для своей возлюбленной, и каждое лучше предыдущего, пока наконец не построил Белый Особняк, где она могла жить вечно, не старея.
— Ты же понимаешь, что она доложит обо всём услышанном Круусу при первой же возможности, — говорю я Кристиану. — Надо не дать ей такого шанса. Загони её в бутылку. Немедленно.
— Точно так же возможно, что я ничего ему не скажу, — натянуто говорит Лирика.
— Я не выпущу её из поля зрения. Если я буду занят другим, я закупорю её фляжку. Довольна?
Далеко не довольна, но взгляд Кристиана говорит, что если я буду упорствовать, меня ждёт противостояние, а я не хочу ссориться со своими друзьями.
— Где эти комнаты? — спрашиваю я у Лирики.
— Пять в тюрьме Невидимых, и три из этих пяти — внутри замка короля. Две другие — в Белом Особняке.
— Те, что в замке короля, идеально подошли бы для целей Крууса, — рассуждаю я. — Лаборатория короля находится под ним.
— Я давно установил Зеркала, ведущие к той комнате, в которой ты уединилась — она находилась в Белом Особняке, — говорит Бэрронс. — Ты отрезала её и перенесла в книжный магазин. Она уже не внутри тюрьмы.
Лирика раздражённо говорит:
— Я была не в курсе, что одну из них переместили. Мне нужно сделать пометку в соответствующем томе. Какую именно комнату ты перенесла, и где именно ты её разместила?
Никто ей не отвечает.
— В одной из этих комнат Круус был бы защищён от Песни Созидания? — спрашиваю я у Бэрронса.
— При условии, что Песнь уничтожила всех Невидимых, и при условии, что я Невидимая, поскольку я дочь Крууса, логично предположить, что изоляция даже в зачарованной бутылке предотвращает смерть от Песни, — говорит Лирика. — Можешь игнорировать меня, если хочешь, или же можешь воспользоваться мной. Я обладаю бесконечным количеством информации в своём распоряжении.
— Я тоже, — бормочу я. И это часть проблемы. Бесконечный наплыв деталей.
— Я бы на его месте рискнул, — говорит Бэрронс. — Он также потребовал от вас браслет, когда вы подписали Соглашение. Возможно, два этих фактора вместе предоставили защиту.
Я подвожу мрачный итог:
— Вот где Круус. В тюрьме, со своим новым двором, — я смотрю на Лирику, задаваясь вопросом, подтвердит ли она мои слова.
Она всплескивает руками и рявкает:
— Откуда мне знать? Я никогда не покидала Библиотеку и до недавнего времени вообще не была уверена, существует ли в мире что-то помимо Библиотеки. Мой отец ничего мне не говорит, только отдаёт приказы.
Мне не нужно её подтверждение. Я его знаю. Это сродни тому, как он сотни тысяч лет притворялся Видимым, прячась на самом видном месте. Терпение — его второе имя. А первое — манипулятор и хитрый мудак.
— Что бы он ни задумал, он скоро предпримет активные действия, иначе он не допустил бы, чтобы Кэт о нём узнала, — я прищуриваюсь, глядя на Лирику. — Или его дочь сказала ему, что обмолвилась, так что он знает, что его время вышло. Или он сказал ей якобы «обмолвиться».
Лирика протестует:
— Я ему не говорила и не...
— Ох, смирись, мы тебе не верим, — Бэрронсу я говорю: — Мы можем попасть в тюрьму через Белый Особняк.
— Неприемлемо, — бесстрастно заявляет Бэрронс. — Вы единственная, кто может пройти через зеркало короля в будуаре, и мы не знаем, переживёте ли вы это без Синсар Дабх внутри вас. Зеркала могут уже не воспринять вас как вместилище сущности короля. И вы никуда не пойдёте в одиночку, мисс Лейн. Не в текущем состоянии рассудка.
— Разберись со своими бл*дскими приоритетами, Мак, — рычит Риодан. — Ты не можешь отложить поиски Дэни и направиться в тюрьму Невидимых, чтобы убить Крууса просто потому, что ты зла.
— Не просто потому, что она зла, — резко говорит Кэт. — Круус похитил Рэй и Шона! Кто ты такой, чтобы решать, в каком порядке мы спасаем дорогих нам людей?
Глаза Риодана блестят кровавым льдом.
— Тот, кто любит Дэни, и она на первом месте, чёрт возьми.
— Мой отец на первом месте, — поправляю я.
— А потом кто? — требует Кэт. — Дэни, потом Рэй, потом Шон? Мак, она ребёнок.
Я игнорирую их и требовательно обращаюсь к Бэрронсу.
— Как ты получил доступ в тюрьму? — в данный момент я не знаю, как найти Дэни или Эликсир, а значит, я не могу отыскать своего отца, но я знаю, где Круус. Мои варианты — это сидеть где-то в углу и сортировать свои файлы или же пойти и надрать задницу Невидимым, и в данный момент надрать задницу Невидимым (да кому угодно) — это в высшей степени заманчивая перспектива.
— Одно из Зеркал, вставленных в стену за книжным магазином, ведёт туда, — он выразительно добавляет: — Только если я применю специфическое заклинание к его поверхности. В противном случае оно ведёт в другое место.
Умный, умный мужчина. Он планирует всё. И мне тоже стоит так делать. И он только что ясно дал понять, что я не могу удрать и схлестнуться с Круусом в одиночку, потому что мне нужно, чтобы он сотворил необходимое заклинание и дал мне доступ. Я оборачиваюсь и смотрю на Лирику. Ну, скорее, на себя. Я не могу вынести вида фейри, и уж особенно той фейри, которая выглядит как я.
— Посади её в бутылку, — снова приказываю я. — Я как королева приказываю тебе держать её запечатанной.
— Я думаю, она может нам помочь, Мак, — снова пытается Кристиан. — Она прекрасно знакома с каждой книгой и артефактом в библиотеке короля Невидимых.
— Я отдала тебе приказ, — он мог бы сказать, что я не его королева. Что формально он Невидимый. Но выдержав мой взгляд несколько долгих секунд, он решает не вставать на этот путь.
— Я хочу помочь, — говорит Лирика с отчаянием в голосе. — Пожалуйста, не запирай меня вновь. Прошу, дай мне шанс.
Мой смех хрупкий и острый как лезвие ножа.
— Я уверена, что ты хочешь помочь. Чтобы у тебя была возможность увести нас в неверном направлении, пока твой отец воплощает план по захвату мира со своим новым двором, — Кристиану я говорю: — Вытащи свою голову из задницы. Она шпион Крууса. Его оружие. Тщательно выкованное и откалиброванное, чтобы плясать под его дудку. И ничего больше. Её ценность для него заключается лишь в том, как он может её использовать. Для Крууса не важен никто, кроме него самого.
Лирика вздрагивает и горько говорит:
— Возможно, по истечению маленькой вечности я и сама начала догадываться.
— Прекрати выглядеть как я! — рычу я на неё. — Смени свои чары, чтобы выглядеть как кто-то другой!
Она несколько секунд смотрит на меня, затем тихо говорит:
— Единственный другой облик, который я могу принять — это твоя подруга Дэни. Я понимаю, что она пропала, и я не уверена, что этот облик был бы для тебя комфортнее.
Ну конечно, она использует тихий и рассудительный тон, а я выгляжу как истеричка. Я чувствую себя как истеричка, и моя голова взорвётся, если я не переведу дух, на мгновение отбросив всех этих людей и проблемы.
— Ох, да ну нахер, она даже не показывает нам свой истинный облик, потому что верна Круусу, и вы хотите позволить ей помочь нам? Вы все рехнулись! — я вскакиваю на ноги, разворачиваюсь и выхожу за дверь, захлопнув её за собой.
— Сегодня я впервые привела Рэй увидеться с Шоном.
Я вздрагиваю. Я не хочу чьей-то компании, так что ничего не отвечаю. Оставаясь спиной к Кэт, я продолжаю смотреть через перила на множество подклубов Честера, не видя ничего, кроме наложившегося на танцпол лица моей матери, когда я скажу ей, что Джек Лейн умирает.
— Оглядываясь назад, я понимаю, как глупо это было с моей стороны. Думаю, их встреча в одном месте и заставила Крууса прийти.
Я всё равно ничего не говорю. Если она думает, что её ошибка познакомить Рэй с Шоном столь же ужасна, как то, что сделала я, то она заблуждается. Мир в хаосе, четверо наших близких пропало, и я убила собственного отца.
— Я с самого начала знала, что Рэй может быть дочерью Крууса. Это неважно. Я люблю её больше жизни. Она моя дочь вне зависимости от того, кто её отец, — она делает паузу, затем говорит: — Полагаю, где-то есть другая мать, которая может сказать то же самое про Лирику.
— Ты пришла сюда не для того, чтобы вступиться за библиотекаря, — если Кристиан не посадит её в бутылку, она познает холодное железо моего копья.
— Просто подчёркиваю, что пока ты теряешь отца, которого ты имела роскошь любить десятки лет, я только что потеряла дочь, с которой провела всего пять лет. Ты можешь киснуть в ненависти к себе или признать, что многие страдают. Люди во всём мире перенесли ужасающие потери с тех пор, как стены пали. Многие потеряли всю семью. Если бы каждый, с кем случилось нечто ужасное или травмирующее, становился скверным и обладал такой силой, как ты (а я чувствую, что она бушует в тебе подобно тёмному циклону, способному на колоссальные разрушения), то как долго просуществовал бы наш мир?
— О Боже, просто заткнись, Кэт, пожалуйста.
— С огромной силой приходит огромная ответственность.
— Ты думаешь, что я этого не знаю?
— Ты королева фейри.
— Поверь, я в курсе.
— Но ты нечто большее, Мак. Хотя ты не носишь корону и не обладаешь формальным титулом, ты наш лидер. Мы обращаемся к тебе за наставлениями. Мы верим в тебя. Ты вывела нас из ситуаций, казавшихся неразрешимыми, и хоть ты осознаёшь это, хоть нет, но мы следуем за тобой. Ты всегда находишь способ, даже когда кажется, будто его нет.
Внезапно у меня в горле встаёт ком. Я не знала, что она воспринимает меня вот так. Мне кажется, что я большую часть времени просто дурака валяю и ловлю удачу за хвост с помощью моих изумительных друзей. Правда в том, что никакие мои достижения не были бы возможны, если бы я была одна.
— Это общие усилия, Кэт. Не только я одна.
— Моя дочь была украдена Круусом. Он забрал Шона, и я сильно сомневаюсь, что он собирается оставить его в живых. Твой отец умирает. Дэни пропала, и мы понятия не имеем, где она. Вернись в тот конференц-зал. Открой свой разум и прими вероятность того, что Лирика нам помогает. Кристиан говорит, что она прошла все тесты детектора лжи, которые он ей устраивал. Я тоже прощупала её своим даром эмпатии. Её чувства к Круусу — это смесь страха и растущей злости среди остаточного смятения того, кто страдает от Стокгольмского синдрома. Всю её жизнь он был для неё целым миром. Теперь она знает, что существует и другой мир, где все свободны, и ей представилась возможность это увидеть. Как думаешь, что она чувствует к Круусу теперь? Представь, что Дэни была бы заперта в клетке на сотни тысяч лет, имея возможность лишь смотреть телевизор, и наконец она сбежала. Ты бы заперла её обратно?
Я вздрагиваю.
— Я сейчас не могу разбираться с библиотекарем.
— Но ты это сделаешь.
Я вздыхаю.
— Да, Кэт, я это сделаю.
Кэт меняет тему.
— Риодан прав. Нам нужно определить приоритеты и воплощать быстрые, решительные планы. Будь той женщиной, которой мы тебя знаем, которой тебя воспитал отец.
— По больному бьёшь.
— Если тебе так угодно.
Я снова тяжело вздыхаю, роняя лицо в ладони, и тру глаза. Я знаю, что веду себя отвратительно. Но из всех вещей, которые случились со мной, эта глубинно и неприятно личная.
Он мой отец. Мой папочка. Мой чемпион, мой герой.
Была ли его судьба предопределена в момент, когда Эобил передала мне свою силу? Бэрронс, Риодан и Круус видят так далеко наперёд, предвкушают бесчисленные ходы на шахматной доске. Что не так со мной, раз я этого не умею?
— Сколько тебе лет, Мак? — тихо спрашивает Кэт.
Странный вопрос со странным ответом. Я уже не имею ни малейшего понятия.
— Двадцать четыре или двадцать пять, кажется, — сегодня я чувствую себя столетней.
— Круусу почти миллион лет. А сколько лет Девятке?
— Ты теперь ещё и мысли читаешь? — мрачно бурчу я.
— У тебя и Дэни дисморфия ответственности. Когда вы сравниваете себя с другими и считаете себя несоответствующими, вы сами подрываете те сильные стороны и таланты, которые необходимы вам для достижения успеха. Бэрронс идёт, — сообщила Кэт. — Я сказала ему, что сначала хочу поговорить с тобой наедине. Вы двое — самые сильные женщины из всех, кого я знаю. Рассортируй свои эмоции или найди способ их выпустить. Если ты этого не сделаешь, они тебя уничтожат. С таким количеством злости, которую я ощущаю бушующей в тебе, ты сама можешь разрушить знатную часть нашего мира. Мы справимся с этим, Мак. И что бы ни принесло будущее, мы будем обнимать друг друга, смахивать наши слёзы, праздновать наши триумфы и всегда двигаться вперёд. Вместе. Ты нужна нам.
Долгое время я ничего не говорю. К тому времени, когда я поворачиваюсь, чтобы тихо сказать «Спасибо, Кэт», она уже ушла.
Я не возвращаюсь в конференц-зал.
Пока что нет.
Кэт права. Я стыжусь того, в каком хаосе я пребываю. Я себя не контролирую и вот-вот натворю глупостей, если не возьму себя в руки. Мне надо или упорядочить свои эмоции, или выпустить их. Это слишком задело за живое. Моим друзьям много раз грозила опасность, но это первый раз после смерти Алины, когда я вынуждена посмотреть в глаза правде — я могу потерять ещё одного члена своей маленькой семьи. Я продолжаю молиться, чтобы Дэни была в полном порядке где-то там, абсолютно непричастная ко всему этому. Я понятия не имею, как её отыскать. Возможно ли, что её тоже забрал Круус?
Пока я раскладываю мозги по полочкам, чтобы устаканить себя, я осознаю, что после такого долгого дрейфования во внутренних мыслях, отсутствия ощущений, находиться в физическом мире одновременно изумительно и ужасно болезненно; это потрясает на тех уровнях, которых я не ожидала. Несколько замерших столетий я не чувствовала эмоций, а теперь они свежуют меня заживо.
Я вернулась в Дублин из абсолютно тихого и долгого умиротворения и уединения в хаос и душевные раны. Сначала я узнала, что моя мать пропала. Затем я узнала, что это не так, но пропал мой отец. Потом я узнала, что Дэни тоже исчезла (и мы до сих пор понятия не имеем, где она!). Затем я уничтожила весь Двор Зимы, узнала, что мой отец жестоко изувечен и умирает, узнала, что Видимые умрут, если я их не спасу, узнала, что Круус до сих пор жив, что он создал новый двор, который мы не можем почувствовать, что Рэй и Шона похитили и, видимо, моя жизнь вернулась к норме «новый день — новое, обширно ухудшившееся поле сражения».
Мне нужна пауза, чтобы напомнить себе о плюсах пребывания в физическом мире, чтобы я набралась сил и занялась сложными аспектами. Я помню множество сложных вещей, с которыми я разобралась в прошлом, и как пребывание в книжном магазине всегда как будто подзаряжало меня.
Послав Бэрронсу быстрое сообщение с просьбой встретиться в «Книгах и Сувенирах Бэрронса», затем отправив Риодану смс с просьбой заново собрать наше совещание через четыре часа (за это время я вновь стану стопроцентно той женщиной, которой мне нужно быть), я просеиваюсь в успокаивающий интерьер «Книг и Сувениров Бэрронса».
Здесь я предавалась своим лучшим раздумьям, устроившись на честерфильде перед огнём и потягивая горячее какао.
Несколько долгих секунд я стою с закрытыми глазами, вдыхая запах множества вещей, которые я люблю.
Сверкающие паркетные полы, от которых всегда исходит легкий аромат лимонной полироли, уличный, лошадиный запах состарившейся кожи, персиково-сливочный аромат свечей Алины, которые я рассовала по всему магазину, следы пряного запаха Бэрронса, опьяняющий аромат книг и новых глянцевых журналов, карандашей, клейких стикеров и блокнотов; все тактильные удовольствия старомодного магазина в стиле Старого Света.
«Книги и Сувениры Бэрронса» — это дом.
Открыв глаза, я подхожу к входной двери, открываю её и закрываю, улыбаюсь, когда звенит колокольчик. Я спешу к кассовому аппарату, вспоминая свои многочисленные дни за ним, когда я пробивала покупки на антикварном устройстве. Я отрешённо смахиваю с него паутину, открываю ящик и закрываю, наслаждаясь звуком, который помогает мне обрести почву под ногами. С каждым физическим аспектом магазина, на котором я сосредотачиваюсь, я чувствую себя более устойчивой, более способной заняться многочисленными проблемами.
Повернувшись, я приглашаю газовый камин загореться, затем пересекаю комнату и опускаюсь на честерфильд. Запоздало сообразив, раз уж я решила, что погружение в физические вещи, которые я люблю в этом мире, может помочь мне взять себя в руки, ибо я совсем раскисла, я призываю в свою руку кружку насыщенного, тёмного горячего шоколада.
Я скучаю по работе продавца в книжном магазине. Это было так...
«ПРОСЕЙТЕ МЕНЯ!»
Это взрывается в моей голове с такой ужасной громкостью, что я роняю кружку и хватаюсь за голову от внезапной ослепляющей мигрени, отчего дымящийся горячий шоколад разливается по моим джинсам.
— Оййй! — воплю я, раздражённая и обожжённая. Это был Бэрронс, через нашу связь. Ему надо поработать над громкостью.
Я встаю, быстро подхожу к окну и выглядываю на улицу. Далеко внизу, под нашим невидимым парящим домом стоит Бэрронс, смотрящий вверх. «Сейчас же, мисс Лейн, пока прохожие не начали задаваться вопросом, зачем я тут стою».
Я никогда прежде не пробовала просеять кого-то ко мне, и я не знаю, сумею ли. Вместо того чтобы тратить время на попытки, я просеиваюсь вниз, хватаю его за руку и возвращаю нас в книжный магазин.
— Почему ты не зашёл через Зеркало? — спрашиваю я, снимая залитые всё ещё дымящимся горячим шоколадом джинсы и переодеваясь в чистую пару одной силой мысли (ну как не любить некоторые королевские силы?).
Сощурившись от ярости, он рычит:
— Потому что все Зеркала в Белой Комнате — включая хреново Зеркало, которое было нашим единственным бл*дским способом попасть в тюрьму Невидимых — были разбиты.
Глава 31
Выпей свои протеиновые таблетки и надень свой шлем [39]
Дэни
Когда я просыпаюсь в этот раз, я одна в клетке.
Шазам пропал.
Я ползаю по каждому дюйму тьмы, нащупывая его, зовя по имени, сердито вытирая глаза кулаком.
Я ненавижу всё в этой ситуации.
Возможно, тьму — сильнее всего. Как минимум в моей детской клетке имелось хоть какое-то освещение, пусть даже это было слабое свечение позднего телевидения, прекратившего вещание.
Я начинаю понимать, что дело не только в зрительной, но и в полной сенсорной депривации.
Мне хочется пить, есть, и в углу клетки мне не оставили ничего, чтобы туда мочиться.
Я могу находиться где угодно. Или нигде. Спрятанная в пузыре Охотников вне времени, как Мак в её комнате. Чёрт возьми, как я хочу, чтобы она была здесь. Я столько всего хочу ей сказать, показать. Я скучала по ней годами. Я хочу вновь собрать свою семью вместе.
Прежде чем я заснула, на сей раз по доброй воле, с Шазамом в моих объятиях, совсем как в те бесчисленные разы, когда я обнимала его и мы засыпали, не зная, какие опасности таит завтрашний день, он рассказал мне, что Охотники скоро проведут суд, и они будут внимать строжайшей букве закона.
Они изложат свои аргументы.
Шазаму дадут возможность изложить свои.
Будет принято решение.
Но, как он слёзно сообщил мне, решение уже принято. Законы просты, точны и всегда воплощаются в жизнь.
Если Охотник каким-то образом вмешивается в рождение ребёнка, этот ребёнок возвращается в своё естественное состояние. Все воспоминания относительно становления Охотником стираются, включая и воспоминания о матери в любом облике.
Если Охотник злоупотребляет способностью манипулировать временем ради личной выгоды, он будет уничтожен.
«Точка, конец, восклицательный знак!» — сказал он мне между громкими рыданиями и всхлипами.
Ни разу не делалось исключения, не выносился более мягкий приговор.
Потянувшись и прижав ладонь к своему болезненно пустому животу, я представляю, как гигантская зефирка заполняет пустую полость, впитывает кислотные жидкости, смягчает дискомфорт голодания. Плавали, знаем.
Затем я разделяю свой мозг, создаю разные отделения и избавляюсь от тех, которые не несут в себе никакой цели. Не другая, не Джада, а взрослая Дэни. Те части, которые жаждут хныкать или бушевать моим обычным изобилием эмоций, бесполезны и ни к чему не приведут, следовательно, отправляются в коробку.
Бесстрастно очистившись, я обдумываю два применяемых закона.
Тот, что касается вмешательства в рождение ребёнка, легко оспорить. Я могу придумать семь разных способов подчеркнуть его изъяны, особенно в свете той информации, которой поделилась со мной Й'рилл.
Тот, что относится к манипуляции временем ради личной выгоды, уже сложнее. Я бы хотела знать точную формулировку этого закона.
Я признаю, что любое существо, наделённое властью изменять время, может нанести вселенной необратимый урон, и я понимаю, что необходимы законы, регулирующие использование такой силы.
Однако (а разные «однако» всегда были моей сильной стороной) человеческие законы допускают послабления с учётом мотивов и смягчающих обстоятельств, чтобы серьёзность наказания соответствовала серьёзности преступления.
Я буду спорить, чтобы смягчить приговор и наказание, которое Шазам получит за своё преступление — а оно, по сути своей, сводится к тому, что он любит меня сильнее, чем саму жизнь. Ужасное преступление, да?
Как будто такая любовь не является чудом. Наивысшая степень материнской любви, любви лучшего друга, безусловной и чистой.
Я дёргаюсь и едва не перехожу в режим стоп-кадра.
Моё окружение изменилось.
Свет только что взрывом проник в клетку, поначалу ослепляя после долгой темноты. Я много раз моргаю, щурюсь, жду, когда мои глаза адаптируются.
Постепенно я осознаю, что свет вовсе не ослепляющий, а искрящий и слабый. Мои глаза не могли справиться с самым слабым свечением после такого абсолютного отсутствия света.
— Святые кочерыжки, — матерюсь я, хмурясь.
На один вопрос найден ответ.
Я знаю, где я.
Это четвёртый худший вариант из двухсот сорока трёх возможных, которые я насчитала.
Я в клетке, которая подвешена в бескрайней шири космоса. Крошечная, такая крошечная.
Подо мной маячит яркая золотисто-лавандовая планета.
Надо мной поле звёзд.
Слева от меня — калейдоскопическое пятно ослепительной галактики из трёх колонн.
Справа от меня, на расстоянии нескольких миль (а может, нескольких сотен миль; невозможно оценить расстояние в космосе) в вакууме космоса подвешена ещё одна клетка.
Внутри той клетки стоит Шазам, выглядящий таким маленьким и до боли одиноким; он стискивает решётки, смотрит на меня сквозь мили черноты, его фиолетовые глаза сделались огромными от страха и плачут.
Я кричу ему, но он меня не слышит.
Я говорю одними губами, двигая ими нарочито выразительно: «Я вижу тебя, Йи-Йи».
Он плачет ещё сильнее, сгибаясь пополам, бьётся головой о решётки.
Они, может, и включили для нас свет, но мы не можем говорить друг с другом. Наши клетки окутаны коконом слабо светящихся силовых полей, предоставляющих кислород, которым мы дышим.
Пока они с нами не закончат.
Они могут просто выбросить нас в космос в нашем истинном облике, обеспечив быструю и абсолютную смерть для последнего выжившего Адского Кота и одного супергероя, которого скоро забудут.
Пока я смотрю сквозь тьму на своего любимого Шаза, страх сжимает моё сердце кулаком.
Я, Мега. Боюсь. Забавно, что любовь делает это с тобой — делает тебя жадным, вызывает желание получить всё время в мире. Заставляет тебя заботиться о том, жив ты или умрёшь. Заставляет всем своим существом желать ещё один час, ещё один день, ещё одну гребаную жизнь, потому что даже вечности не хватит, чтобы любить так, как я.
Охотники заточили нас в месте, дрейфующем в бескрайней шири космоса, где ни один из наших друзей практически гарантированно не найдёт нас.
С таким же успехом они могли изъять нас из времени.
Мы иголки в бесконечном космическом стогу сена.
При условии, что они оставят меня жить, они не только заберут у меня Шазама, но и украдут все драгоценные воспоминания о нашей жизни вместе.