Вот, собственно, мои комментарии к событиям и состоянию «перестройки» на начало октября 1987 года.
21 октября 1987 г. Пленум ЦК КПСС.
«Вопросы, связанные с 70-летием Октября, и некоторые текущие задачи». Докладчик Горбачев.
Это был, безусловно, важный Пленум. Он расставил акценты на основных этапах исторического 70-летнего пути нашего государства после Октябрьской революции. Причем необходимо было, рассматривая все перипетии нашего исторического прошлого, и плохое, и хорошее, постараться оценить это прошлое объективно. Снять розовые, белые и черные тона. Поразмышлять о прошлом с позиций сегодняшнего времени. Доклад М.С. Горбачева обстоятельно обсуждался на Политбюро, вносились (отвергались или принимались) различные предложения, уточнения. Отрабатывались не только принципиальные положения, но и редакционные поправки, иногда отдельные фразы, обороты. Необходимо было определить и нынешнее положение страны, партии. Уточнить задачи на будущее. Думаю, что в основе своей это тогда удалось.
До Пленума (или в перерыве) Горбачев беседовал с Г.А. Алиевым. Речь шла о его отставке в связи с состоянием здоровья. В начале июня у него случился тяжелый инфаркт, несколько месяцев Гейдар Алиевич не работал. В начале октября вышел, но чувствовал себя неважно. Горбачев в перерыве рассказал о беседе, что трудный был разговор, но потом в итоге договорились.
Доклад излагать нет смысла, так как он был опубликован.
После окончания доклада Лигачев, председательствовавший на Пленуме, спросил: «Есть ли вопросы? Нет». Обсуждение доклада не предполагалось.
В первом ряду зала, где сидели кандидаты в члены Политбюро, как-то неуверенно поднял руку Б.Н. Ельцин, потом опустил. Горбачев: «Вот у Ельцина есть вопрос». Лигачев: «Давайте посоветуемся, будем ли открывать прения?» Послышались голоса: «Нет». Лигачев — «Нет!» Ельцин, было, привстал, потом сел. Вновь подал реплику Горбачев: «У товарища Ельцина есть какое-то заявление». Тогда Лигачев предоставил слово Ельцину. (Вышло все так, будто один раздумывает, говорить или нет, а второй — его подталкивает выступить. Обычно в аналогичных случаях, чтоб не затягивать время, Горбачев предлагал: «Ну, слушай, давай обсудим с тобой после, что всех держать». Собеседник соглашался. А сегодня?!)
Ельцин, не торопясь, вышел на трибуну. Явно волнуясь, немного помолчал, потом начал говорить. Сначала несколько сбивчиво, а потом уже увереннее, но без обычного нажима, а как-то полуоправдываясь, полуобвиняя, стараясь сдержать эмоции. Говорил он в общем минут пять—семь, не больше.
Основные тезисы. Доклад полностью поддерживаю. Тем не менее хочу высказаться. Надо перестраивать работу партийных комитетов, начиная с Секретариата ЦК, стиль которого не меняется, как и Лигачева, носит разносный характер. Разного рода накачки хозяйственных органов. Это не революционный стиль. Необходимо делать выводы из прошлого для настоящего и будущего.
Наши планы о перестройке за 2—3 года (о чем говорилось на съезде), а теперь опять 2—3 года, это дезориентирует партию и массы. Настроение в народе поэтому идет волнами. То был подъем (после января 1987 г.), то вера стала падать (после июня 1987 г.). Авансы перестройки влияют на авторитет партии.
Уроки прошлого — тяжелые уроки. Поражения были потому, что нарушилась коллегиальность в принятии решений. Власть была отдана в одни руки. Вот и сейчас в Политбюро обозначился какой-то рост славословия у некоторых членов Политбюро в адрес Генерального секретаря. Это недопустимо. Сейчас нет каких-то перекосов, но штришки есть.
И последнее (немного помолчал): Видимо, у меня в работе в составе Политбюро не получается. И опыт, может быть, и отсутствие поддержки со стороны, особенно товарища Лигачева, привели меня к мысли поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены Политбюро. Заявление я передал (Кому? Горбачеву?! Так значит он все знал!). Как будет в отношении первого секретаря МГК, будет решать пленум горкома. Сказав все это, Ельцин вернулся на свое место в зале.
Я понял его так, что он ставит вопрос только об освобождении из состава Политбюро, а не секретаря горкома партии. Это вызвало некоторое недоумение. Вероятно, я что-то не расслышал.
Все как-то опешили. Что? Почему? Не понятно... Причем такой ход в канун великого праздника! Я про себя подумал, что Михаил Сергеевич сейчас успокоит Бориса Николаевича. Хорошо, раз есть замечания, то давайте разберемся, обсудим, определим, что делать. Но не сейчас же? Поручить Политбюро разобраться и доложить. Все. Но дело приняло иной оборот. (Хочу категорически заявить, что накануне Пленума никакого обсуждения, сговора, организации выступлений членов ЦК в адрес Ельцина не было. Они были спонтанными. И может быть, их спровоцировало поведение на Пленуме Генерального секретаря ЦК КПСС.)
Горбачев как-то весь напрягся, подвинул Лигачева и взял председательство в свои руки. Посмотрел налево, направо в Президиум, где сидят только члены Политбюро — вот, мол, такой «фокус», в зал и говорит: «Выступление у товарища Ельцина серьезное. Не хотелось бы начинать прения, но придется обсудить сказанное. Это тот случай, когда необходимо извлечь уроки для себя, для ЦК и для Ельцина. Для всех нас». Повторил сжато основные тезисы выступления Ельцина и попросил высказываться. «Я приглашаю вас к выступлениям. Может, кто из членов Политбюро хочет взять слово? Пожалуйста». И начались выступления. Экспромтом. Без бумажек, тезисов. Сначала Лигачев. Отвел обвинения. Пауза. Потом Горбачев обращается к залу: «Может, кто-то из членов ЦК возьмет слово?» Встал Манякин, за ним выступили: Бородин, Шалаев, Богомяков, Колбин, Месяц, Коноплев, Арбатов, Рябов, Рыжков, Сайкин, Марчук.
Сидя за столом, я, как и другие коллеги, поймал взгляд Горбачева, ну что, мол, надо определить и вам свои позиции. Стали выступать члены Политбюро, секретари ЦК, другие товарищи. Выступления были разные. Одно мягче, другое резче, острее, но все осуждали оценки и выводы, прозвучавшие в словах Ельцина. Вот некоторые конспекты выступлений.
Лигачев. В работе Секретариата и моей действительно есть недостатки. Но я не могу согласиться, что неуважительно отношусь к партийным работникам. А требовательность есть. Была и будет. О славословии — я к этому числу не принадлежу. О том, что в народе падает вера в перестройку, — это принципиально неправильное политическое заявление.
Арбатов. Ельцин не проявил чувства ответственности, политической зрелости, которые требует наше время. Единство — вот что особенно необходимо сейчас. Сегодня он нанес ущерб делу.
Рыжков. Ельцин бросил серьезные обвинения, что мы скатываемся к прошлым методам руководства. Разве можно сравнить работу прошлых и нынешнего Политбюро. Он вбивает клин в Политбюро, что там нет единства, там занимаются словоблудием. Это неправда. У самого Ельцина стал развиваться политический нигилизм. Он решил дистанцироваться от Политбюро. На заседаниях молчит, даже когда речь идет о делах Москвы.
Воротников. В Политбюро никаких принципиальных разногласий нет. Каждый волен излагать свою позицию. Есть споры. Это естественно. Я давно знаю Ельцина. Но в МГК с ним происходит какая-то трансформация. Излишняя самоуверенность, амбиция, левацкие фразы. Какая-то постоянная неудовлетворенность, отчужденность. И вот сегодня... это неожиданно. Я даже не знаю, чем закончить? Надо обсудить, найти выход из этого положения.
Яковлев. Наверное, Борису Николаевичу кажется, что он выступил смело и принципиально. Ни то ни другое. Выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Да, на Секретариате идут споры, дискуссии, но что же здесь ненормального? Ельцин перепутал большое дело, которое творится в стране, с мелкими своими обидами и капризами, что для политика недопустимо.
Шеварднадзе. Борис Николаевич, Вы очень многое поставили под сомнение. Да, нам не все удается. Вы это знаете. То, что вы сказали, это безответственность перед партией, перед народом, перед коллегами — товарищами по Политбюро. Вы хотели нам навязать другой стиль. Но это вам не удастся, не пройдет. Наш стиль действительно коллективный, ленинский.
Громыко. Первое — ЦК отбросит всякие попытки пошатнуть нас, бросить тень на курс перестройки, поколебать уверенность. Второе — единство. Партия не позволит расстроить свои ряды.
(В таком, примерно, духе выступали и другие.)
Затем Горбачев обратился к Ельцину. У тебя есть, что сказать? Давай.
Ельцин. Школа для меня суровая. За всю жизнь. Несколько уточнений. У меня не было никаких сомнений ни в стратегической, ни в политической линии партии в том, что касается перестройки. Говорил о волнообразном отношении людей в период от январского до июньского Пленумов ЦК. Видимо, мы мало проводили разъяснительной работы и поэтому допустили спад. Имел я в виду не страну, а московскую организацию. Я не хотел вбить клин в единство ЦК и Политбюро. Также и в отношении членства в Политбюро. Есть моя записка, я считаю, что в этом случае они как бы выводятся из зоны критики. (Он вел речь о тех секретарях ЦК КП республик и Ленинградского обкома, которые были в составе ПБ.). О славословии —я имел в виду, есть 2—3 члена Политбюро, которые, по моему мнению, говорят много положительного. Я верю, это от души, но тем не менее...
(Горбачев и другие из зала репликами несколько раз перебивали Ельцина, уточняли его выступление и фактическую обстановку.)
Горбачев. Скажи, как ты относишься к замечаниям товарищей? (То есть он подводил его к позитивному исходу.)
Ельцин. Кроме некоторых выражений, в целом я с оценкой согласен. Да, я подвел ЦК и московскую парторганизацию, выступив сегодня, — это ошибка.
Горбачев. У тебя хватит сил дальше вести дело? (Опять спасательный круг.)
Ельцин. Я сказал, что подвел ЦК, Политбюро, МГК. Повторю: прошу освободить меня от обязанностей кандидата в члены Политбюро и от руководства московской парторганизацией. И сошел с трибуны.
Горбачев. Давайте сначала возвратимся к основному вопросу. Если есть предложения, замечания по докладу, прошу передать их Яковлеву, Лигачеву или мне. Вношу предложение — одобрить основные положения доклада. Поручить выступить на торжественном заседании Генеральному секретарю ЦК. (Голосует. Принято единогласно.)
Потом Горбачев дал ряд пояснений к выступлению Ельцина. Он сказал, что Ельцин прислал ему письмо на юг (где Горбачев находился в отпуске), в котором выразил эти мысли и просил решить вопрос о его пребывании в Политбюро. По возвращении из отпуска был с ним разговор. Условились обсудить этот вопрос позже, после 70-летия Октября. Но Ельцин не выдержал. Я не думал, что он так поступит. Поэтому о наших беседах даже не информировал членов Политбюро. (Но и на Пленуме он не зачитал письмо Ельцина, не раскрыл полностью его содержания, ограничившись самим фактом - было письмо. И, значит, подталкивая Ельцина к трибуне, он знал, о чем тот будет говорить!)
Затем Горбачев, более спокойно, дал оценку выступлению Ельцина. Видимо, Ельцин оказался не подготовленным к такому посту, и ему сейчас трудно. Но я бы не сказал, что эта работа непосильна ему в перспективе, если он сможет сделать выводы. Но я не услышал от Ельцина ответа на прямой вопрос: способен ли он взять себя в руки и уверенно повести дело. Поэтому я сейчас в трудном положении. Давайте не будем сгоряча решать этот вопрос. Предложение: первое — признать выступление товарища Ельцина политически ошибочным. Второе — поручить Политбюро, МГК рассмотреть вопрос о заявлении Ельцина, с учетом состоявшегося обмена мнениями наПленуме. (Голосование. Приняли.)
Сейчас, по прошествии времени, анализируя ход Пленума и поведение Ельцина, Горбачева, возникают некоторые вопросы. Прежде всего не ясно, о чем писал Ельцин в письме Горбачеву. Почему Горбачев, имея якобы договоренность с Ельциным, по сути, «вытащил» его на трибуну (Ельцин просил слово неуверенно). Чем вызвана была необходимость организации «массового» отпора Ельцину, продемонстрированного Горбачевым? Думаю, что Ельцин не ожидал такой реакции со стороны Генсека. Он, считаю, не хотел «бить горшки» с ним и т.п. Все это не простые вопросы. Вывод — Горбачев сам создал себе оппозицию в лице Ельцина. Чем больше он наносил ему урон, тем быстрее рос авторитет Ельцина. А если учесть самолюбие, властность, жесткий характер Бориса Николаевича, честолюбие, то эта публичная «порка» нанесла Горбачеву большой вред. Здесь горбачевский маневр дал отрицательный эффект. Ельцин «закусил удила».
Горбачев. Теперь второй вопрос. Организационный. Гейдар Алиевич Алиев перенес тяжелый инфаркт. По состоянию здоровья не может исполнять свои обязанности члена Политбюро. Оформить пенсию. Утвердить его советником при Президиуме Верховного Совета СССР. В Москве, в Политбюро он работал активно. (Голосуют. Принято.)
Вот так закончился октябрьский Пленум ЦК.
31 октября. Политбюро.
Обсуждение доработанных разделов доклада к 70-летию Октября. (Период 20—30-х годов, предвоенная обстановка, оценка 50 и 70-х годов.) Дополнения по докладу — борьба с троцкизмом и новой оппозицией, роль Бухарина, оценка индустриализации и коллективизации. О порядке заседания: откроет А.А. Громыко, доклад М.С. Горбачева примерно три часа. Выступления представителей грудящихся, гостей (Ярузельский и др.). Концерт.
О заявлении Б.Н. Ельцина на Пленуме.
Горбачев информировал Политбюро о разговоре с ним. Сказал, что Борис Николаевич оценил свое выступление как ошибочное. Вопрос — надо ли изменять решение Пленума?
Вот что, по словам Горбачева, рассказал ему Ельцин, как развивались события после Пленума. Он информировал членов Бюро МГК о самом факте заявления и о решении Пленума. Они собрались без него (так предложил Ельцин) плюс члены ЦК от Москвы. Был обстоятельный разговор. Каждый мог высказать свое мнение. Второй секретарь МГК высказал их отношение к нему (Ельцину), что Бюро осуждает выступление и заявление об отставке, выразило претензии, почему предварительно не посоветовался на Бюро о своих намерениях. Бюро полностью согласно с решением ЦК, но если спросят Бюро МГК, то оно выскажется, чтобы Ельцин заявление об отставке забрал. Надо не капитулировать, говорят они, а работать. Предложили ему написать заявление и отозвать прежнее.
Вот такой был разговор, подытожил Горбачев. Складывается, с его слов, ситуация, что он в принципе остается на своих позициях, но Бюро-де просит, иесли надо, то он подчинится. Давайте сегодня ничего не будем пока менять. Есть поручение Пленума рассмотреть на Политбюро и МГК. Надо спокойно и серьезно разобраться с учетом и того, что мне рассказал Ельцин. (Согласились.)
2 ноября 1987 г. Кремлевский Дворец съездов.
Открылось торжественное заседание ЦК КПСС, Верховных Советов СССР и РСФСР, посвященное 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции.
Вступительное слово сказал А.А. Громыко.
Доклад «Октябрь и перестройка: революция продолжается» сделал М.С. Горбачев. Содержание доклада известно.
Торжественное заседание продолжалось два дня. На нем выступило много именитых гостей, руководителей стран и лидеров партий, а также и ряд советских товарищей.
7 ноября. Состоялся грандиозный военный парад и демонстрация трудящихся на Красной площади. А вечером большой прием, посвященный 70-летию Октября, в Кремлевском Дворце съездов.
9 ноября, понедельник. В 13.30 срочно пригласили в ЦК.
В кабинете Горбачева собрались только члены Политбюро (Лигачев, Громыко, Рыжков, Зайков, Воротников, Чебриков, Яковлев, Шеварднадзе, Соломенцев).
Сообщение Лигачева. Ему позвонил второй секретарь МГК и сказал, что у них ЧП. Госпитализирован Б.Н. Ельцин.
Что произошло? Утром он отменил назначенное в горкоме совещание, был подавлен, замкнут. Находился в комнате отдыха. Примерно после 11 часов пришел пакет из ЦК (по линии Политбюро). Ему передали пакет. Через некоторое время (здесь я не помню точно, как говорил Лигачев — или потому, что ожидали его визы на документе и зашли к Ельцину, или он сам позвонил) к Ельцину вошли и увидели, что он сидит у стола, наклонившись, левая половина груди окровавлена, ножницы для разрезания пакета — тоже. Сразу же вызвали медицинскую помощь из 4-го управления, уведомили Чазова, сообщили Лигачеву. О факте знают несколько человек в МГК.
Дополнительно нас информировал и Чебриков. Подтвердил сказанное. Сообщил, что в больнице на Мичуринском проспекте, куда привезли Ельцина, он вел себя шумно, не хотел перевязок,постели. Ему сделали успокаивающую инъекцию. Сейчас заторможен. Спит. Там находится Е.И. Чазов.Что он говорит? Был порез (ножницами) левой стороны груди, но вскользь. Незначительная травма, поверхностная. Необходимости в госпитализации нет. Сделали обработку пореза, противостолбнячный укол.
Вывод. Факт сам по себе беспрецедентный. Что это? Случайность или срыв? Форма протеста или малодушие? Не похоже на Бориса Николаевича. Эти соображения высказали Горбачев, другие члены Политбюро. Однако что же делать? Факт скрыть не удастся. Станет известно в Москве. Надо принимать решение. Пленум МГК намечен или нет? Дата уже известна. Необходимо решать вопрос, откладывать нельзя. Однако следует подождать дополнительной информации о состоянии здоровья. Новые сообщения врачей — состояние удовлетворительное. Возбуждение после сна пройдет.
Возвратились к факту заявления об отставке на октябрьском Пленуме ЦК. Чем действительно было вызвано это выступление? Неужели только обида, амбиции? Неудовлетворенное стремление к популярности? Члены Политбюро, секретари ЦК стали рассуждать. Обстановка в Москве, особенно в активе, сложилась последние месяцы не в пользу Б.Н. Ельцина. Взялся он за дело по обыкновению активно, круто. Тезис «все плохо», было, при Гришине сначала срабатывал, давая повод для разноса и замены кадров. «Закручивание гаек». Хождения в народ — на заводы, стройки, в магазины. Выслушивал, критиковал старые порядки, давал обещания и авансы. Но время идет, прошло почти два года, а дела не поправляются. Стали спрашивать, где обещанное? Да тут и в ЦК не только помогают, но и критикуют, требуют более результативной работы. К этому не привык Борис Николаевич! (Во время заседания вновь позвонил Чазов. И еще раз подтвердил, что порез небольшой, можно 2—3 дня подержать. А вообще - это амбулаторный режим.)
Опять стали обсуждать, как поступить? Горбачев, другие члены Политбюро склонились к выводу, что налицо депрессия. Тянуть с решением нельзя, надо выносить вопрос на Пленум МГК, как было поручено Пленумом ЦК. Итоги обсуждения подвел Горбачев. В принципе решение о том, что Ельцина надо освобождать от работы, как он и сам просит, в Политбюро уже созрело и раньше. Иначе — беспринципность. Сегодняшний день еще раз подтвердил правильность оценок на Пленуме. Убежден, что мы верно поступили, не став (хотя было сильное давление членов ЦК) решать этот вопрос на Пленуме ЦК. Но сейчас откладывать уже нельзя. Надо будет встретиться с секретарями РК, обсудить предварительно на бюро МГК, а затем на Пленуме МГК. Видимо, необходимо поручить это Генеральному секретарю. Как считаете? (Реплики: «Конечно, ведь это Москва».) Хорошо. Будем действовать. (На этом обсуждение закончили.)
На другой день, 10 ноября. М.С. Горбачев собрал у себя в ЦК членов Политбюро.
Горбачев. Вопрос один. О кандидатуре на пост первого секретаря МГК. Нужен известный в партии человек. Я долго думал, с некоторыми членами Политбюро советовался. Есть двое: Зайков и Воротников. Давайте обсудим.
(Я молчу, со мной предварительного разговора не было. Готовлюсь к решительному отказу. Причины: я давно вжился в дела РСФСР. Зачем двоим осваивать новое дело — в Москве и России. Потом Москву я практически мало знаю и т.п.)
Взял слово Л.Н. Зайков. Стал рассуждать, что надо все взвесить, много дел в оборонном комплексе, но дело Политбюро, если надо, то... (Чувствую, что ему импонирует предложение.)
Горбачев стал говорить о близости проблем Москвы и Ленинграда. Это два самых крупных центра страны. Бывшая и нынешняя столицы государства. Структура промышленности, наука, творческая интеллигенция. Опыт есть у Л.Н. Зайкова. В то же время надежна кандидатура В.И. Воротникова — такт, умение работать с кадрами, выдержка — это за него. Однако возникает проблема Совета Министров РСФСР, это задача не меньше, а больше Москвы. Туда просто не подберешь человека. Вывод — рекомендовать Л.Н. Зайкова, вынести вопрос на Пленум МГК. Что касается оборонных отраслей, то кураторство его над оборонным комплексом сохранить. Оставить его и секретарем ЦК. Как считаете?
Выступили многие члены Политбюро, поразмышляли о высказывании Горбачева, активно поддержал это предложение и я. Сошлись, что такое решение верное. Зайков: Ну, если надо, то... но прошу поддержать и помочь, если изберут. Все согласились.
11 ноября я с делегацией вылетел в Чехословакию, там проходили Дни культуры РСФСР. (Пленум МГК был в мое отсутствие.)
12 ноября. Беседа с Л.Штроугалом. Обстановка доброжелательная. Хозяин откровенен, приветлив. Однако это уже не тот, уверенный в себе глава правительства Чехословакии.
13 ноября. Принял меня Г.Гусак. (Участвовали Л.Адамец и В.П. Ломакин.) Примерно более часа обстоятельный разговор о проблемах перестройки у нас. Г. Гусак информировал о сложных процессах в экономике страны, усилении националистических проявлений чехов и словаков. О недостатках в сотрудничестве обеих стран и т.д. Вел беседу бодро, свободно, сразу была создана хорошая, товарищеская атмосфера.
Затем, по просьбе Л.Адамеца, поддержанной нашим послом, заехали ко мне в гостиницу. Состоялась обстоятельная беседа. Л.Адамец горячо и взволнованно говорил об обстановке в стране. Положение в руководстве сложное. Г.Гусак не улавливает потребности в демократизации, консервативен. Назрела необходимость обновления руководства. Критиковал Л.Штроугала. Рассказал о нарастании недовольства в обществе и т.п. (Его информация совпадала с той, что сообщал в Москву и наш посол.)
Вечером вылетел в Братиславу.
14 ноября. Встреча в ЦК КПС с Й.Ленартом. Дружеская беседа с участием руководства ЦК и правительства Словакии.
Интересным был разговор с Й.Ленартом в машине по пути в сельскохозяйственный кооператив «Прогресс». Высказывания Й.Ленарта касались этапов развития наших отношений. Вспомнил он послевоенные годы. Подозрительность Сталина к лидерам КПЧ, то же и у чехословацких лидеров. Например, к А.Запотоцкому: «Надо работать, а не писать романы». Отношение к генсеку ЦК Р.Сланскому, который в 1952 году был репрессирован. Характерно, отмечал Й.Ленарт, что Сталин сам говорил К.Готвальду: «Не доверяйте нашему МГБ, не повторяйте наших ошибок». Об этом был разговор в Москве с чехословацким министром юстиции и В.Червенковым. Есть документы. Смысл высказываний Й.Ленарта — необходимо поднять архивы и реабилитировать незаконно репрессированных в Чехословакии.
О сегодняшней обстановке. Сейчас, по словам Й.Ленарта, развивается национальная психология. Создан ЦК КП Чехии — это воспринято неоднозначно. Авторитет Г.Гусака снижается. Нужен объективный товарищеский анализ ситуации. Ваша перестройка будоражит ситуацию и у нас, говорил он. Обычно очень сдержанный, на этот раз Й.Ленарт разговорился. Я его знал давно, еще со времени посещения им Куйбышева и Тольятти в 1970 году.
Прилетев 15 ноября в Москву, я через несколько дней подробно информировал Горбачева о своих беседах в Чехословакии.
18 ноября. Беседа у Рыжкова. Обсудили с ним положение с торговлей и производством винно-водочных изделий. Ситуация все более осложняется. Сказал, что имел беседу с Горбачевым, который вроде понял меня, что необходимо затормозить эту «кампанию», поручил подготовить записку. Зная отношение Рыжкова к этому делу, его позицию на Политбюро, предложил — может быть, подготовим предложения вместе? «Нет,— сказал Рыжков,— давай ты, а я поддержу».
Во второй половине дня мне позвонил Горбачев. Повел разговор о трудоустройстве Ельцина. Коротко рассказал, как прошел Пленум МГК. «Есть мнение — назначить заместителем Председателя Госстроя СССР. Думаю, не стоит его списывать. Строительство он знает, надеюсь, что эта встряска пойдет ему на пользу. Товарищи поддерживают, как твое мнение?» — «Согласен». — «Ну, ладно, буду вносить на Политбюро». Еще раз Горбачев посетовал на происшедшее 9 ноября. «Надо ж додуматься до такого поступка! Сколько с ним возились! Беседовали, обсуждали. Вот характер!»
19 ноября. Политбюро.
Горбачев недоволен ходом реорганизации партийного аппарата. Предложил опубликовать свое выступление на совещании в ЦК 17 ноября по этому вопросу. Согласились. (Я на этом совещании не был.)
За повесткой. Горбачев повел разговор о недостатках в работе хозяйственных органов. Региональный, коллективный и личный интерес раньше гасился общегосударственным интересом. Что происходит сейчас? Выравниваем положение. Но практика показывает — многое нарушается. Примеры.
О выпуске товаров высшего качества по договорным ценам. Минфин дал с Госкомцен инструкцию. Произошел рост в три раза выпуска особо модных изделий —хорошо! Но Госкомцен сразу изменил порядок — снизились цены! И все спуталось. Пропал интерес. Надо отменить! Не делают.
Об экономических санкциях. Считали, что они упорядочат систему. Что вышло? Штрафы -снизили прибыль. Даже хорошо работающие предприятия утратили 50% прибыли. И таких примеров экономических перекосов можно приводить много.
Вопрос. Кто же должен за всем этим следить? Разве это дело ЦК, Политбюро? Это дело Правительства, его экономических и финансовых ведомств, министерств. Вот где причина — безответственность.
Послышались реплики, что во многом виноваты и методы работы аппарата ЦК. Идут команды по отрасли, по ведомствам, минуя Правительство. Да и секретари ЦК не без греха. Постановления Политбюро, Секретариата подменяют решение хозяйственного органа, действуют через него, помимо него.
20 ноября. Позвонил В.А. Медведев. В КПЧ разнобой. Заседание Президиума ЦК КПЧ отложено еще на неделю. Подтвердил, что там, видимо, речь пойдет о замене Г.Гусака (кандидат — М.Якеш).
23 ноября. У М.С. Горбачева в ЦК КПСС.
Еще раз информировал его о состоянии производства и торговли винно-водочной продукцией. Больше медлить с решением нельзя. Предложил обсудить на Политбюро. Он позвонил помощнику В.И. Болдину, сказав, что встревожен информацией, о которой говорит Воротников. Так ли это? Тот подтвердил ситуацию. Я передал Горбачеву письмо с предложениями — не планировать дальнейшего снижения производства алкогольных напитков на 1988 год. Он почитал, потом говорит: «Согласен, давай направляй его официально в Политбюро». (После беседы я еще кое-что доработал в тексте записки и 27 ноября направил ее в Политбюро.)
Вечером по внутреннему селектору мне позвонил Горбачев. Одновременно на связи были Лигачев, Чебриков, Яковлев. Он сказал: «Только что состоялся разговор с послом в ЧССР В.П. Ломакиным. Завтра заседание Президиума ЦК КПЧ. Г.Гусак не информировал полностью членов Президиума о беседе со мною. Я высказал, продолжал Горбачев, предложение Ломакину побеседовать с Г.Гусаком еще раз. Рекомендовать ему снять с себя полномочия генерального секретаря — иначе ситуация может выйти из-под контроля. Окончательное решение примет Пленум, но определяться ему надо сейчас». Мы выслушали. По сути, это был не совет с нами, а информация.
27 ноября. Позвонил В.И. Болдину и отправил окончательно отработанную записку в Политбюро «О последствиях антиалкогольной кампании в РСФСР». Суть — Постановлением Совета Министров от 7 мая 1985 г. определено: начиная с 1986 года снижать ежегодно производство ликероводочных изделий на 21 млн дкл и низкосортных крепленых вин на 11 млн дкл, то есть за 12-ю пятилетку уменьшить их производство соответственно на 105 и 55 млн дкл. Фактически это задание перевыполнено уже за 2,5 года. Потребление спиртных напитков на одного жителя в пересчете на алкоголь (абсолютно), по данным ЦСУ, снизилось с 10,45 литра в 1984 году до 4,23 в 1987 году.
Наряду с позитивными результатами (сокращением потребления алкоголя за счет госторговли) выявились серьезные негативные процессы. Сокращение числа магазинов (в 10—15 раз) привело к многочисленным очередям. Бурно выросла спекуляция винно-водочной продукцией. Самогоноварение захватило не только сельское, но и городское население. Реализация сахара в 1987 году выросла по сравнению с 1985 г. почти на 1 млн тонн, или на 25%. Остатки сахара сократились в розничной торговле в три раза. В большинстве областей торговля сахаром идет с перебоями, установлены дневные лимиты, вводятся талоны. Значительно увеличился спрос на конфеты, карамель, пряники.
По расчетам ЦСУ, основанном на выборочном обследовании, только в 1986 году на самогоноварение было израсходовано более 400 тыс.тонн сахара, из которого произведено 500 млн литров спиртного, что на 80% восполнило сокращение продажи водки, не считая самогона, браги, произведенных из других видов сырья. Так что снижение потребления винно-водочных изделий является мнимым. Особо следует подчеркнуть рост продажи спиртосодержащих и химических товаров. Продажа одеколона, лосьонов увеличилась в 2,2 раза, парфюмерных лаков — в 1,5 раза, зубной пасты — с 330 до 430 млн туб, предметов бытовой химии (дихлофос, «Лана», клей «БФ» и др.) в два с лишним раза. Нет в продаже ацетона. Значительно (на 70%) выросло количество выявленных наркоманов и токсикоманов, а среди несовершеннолетних в 2,3 раза.