Впрочем, на таких мероприятиях можно увидеть странные вещи. Я подмечаю хорошо одетую женщину — профессионального хендлера — и сидящего рядом с ней рыжеватого немецкого дога, которому вскоре предстоит выйти на четвертую площадку. На столе перед женщиной лежит горка разноцветных жевательных мармеладок-мишек, которые так любят дети. Женщина берет горсть мармеладок, сует себе в рот и начинает жевать. Когда конфетки превращаются в липкую сладкую массу, она сует руку в рот, извлекает оттуда бесформенный ком сладостей пополам со слюной и невозмутимо засовывает его в открытую пасть сидящей рядом собачищи. Каково?
Чуть позже в тот же день я снова вижу эту сцену уже в исполнении другого хендлера, высокой блондинки из Нового Орлеана, готовящейся вывести на площадку симпатичного черно-белого японского хина. «Да-да, — говорит она мне, — это любимый прием профессиональных хендлеров. Так мы приучаем собаку к себе. Только я использую курятину». Она показывает на десятисантиметровый ломоть вареной курятины, торчащий из наручного кармашка. Когда приходит пора вести Фреда, собаку, на площадку, хендлер запихивает за щеку весь кусок целиком и становится похожа на хомяка. Когда судья подходит к собаке, хендлер достает курятину изо рта, машет ею на расстоянии дюйма от носа Фреда, а потом снова сует себе в рот. Фред явно воодушевлен.
В тот день мне везет как никогда. Я встречаю женщину по имени Барб Бейзел, причесывающую маленького гаванского бишона. Барб известна как высокопрофессиональный хендлер и собакозаводчик. Она соглашается взять меня под свое покровительство на следующие два дня. Она знакомит меня с судьями и с двумя хендлерами высшего класса — Джимми Мозесом, который уже не одно десятилетие выводит на площадку немецких овчарок суперкласса, и Крисом Манелопулосом, жизнь которого вращается вокруг стандартного пуделя по кличке Реми. (Семь месяцев спустя я вижу их обоих в передаче о собачьем шоу в Вестминстере, на состязаниях в беге. Реми победил в своей группе неспортивных собак, однако погрузил американские СМИ в траур, уступив титул Лучшей собаки шоу энергичному Уно, первому биглю, которому удалось победить в этих состязаниях.)
Дог-шоу в Ашвилле не принадлежит к самым крупным, но даже тут собак выводят почти сплошь профессиональные хендлеры. Всякий раз, когда хендлер проводит вашу собаку по площадке, вы платите ему от 50 до 100 долларов. И это оправданные траты, если только вы сами не профессиональный хендлер. Барб рассказывает мне, что даже самая лучшая собака имеет минимум шансов на выигрыш, если перед судьями ее проведет не профессионал, а любитель.
Прежде чем целиком посвятить себя работе с собаками, Барб занималась страхованием. Эта седовласая женщина с искоркой во взгляде напоминает фею-крестную из «Золушки». Но когда она ведет по площадке собаку, она с головой уходит в свою работу. Для того чтобы собака эффектно выступила, нужно немало потрудиться. Самые крупные шишки из мира элитного собаководства приглашают Барб, чтобы та «довела до ума» их призовых бобиков. Когда у Барб появляется новый клиент — собака, которая, по ее мнению, обладает выдающимися данными, — Барб первым делом учит ее, как показать себя на площадке — принимать бодрый вид, подчиняться движениям руки, в которой зажат кусок курятины, терпеть судей, когда те треплют пса по шее или разглядывают его десны. Потом Барб берет собаку и ездит с ней по всем выставкам страны до тех пор, пока та не наберет очки, необходимые для получения чемпионского титула. Барб ни дня не сидит на месте и вечно катит в своем автодоме на очередные соревнования в сопровождении свиты — дюжины терьеров выставочного класса, ассистентки Мэри и престарелого хорька.
Барб любит собак, но одни породы нравятся ей больше других. Она неравнодушна к той-терьерам — симпатичным подвижным собачкам со взбитыми коками и ленточками на голове. Пока Барб посвящает меня во все тонкости груминга на примере трехкилограммового йоркширского терьера, мимо проходит другой хендлер в сопровождении мастифа размером с пони; мошонка пса по размеру немногим отличается от головы йорка. Барб косится на слюнявого гиганта и негромко говорит: «Не понимаю людей, которым нравятся такие чучела». А я про себя думаю, что владелец мастифа, возможно, относится в точности так же к карманной собачке, которой Барб в двадцатый раз кряду расчесывает блестящую шерстку.
От волка к таксе
Каким образом дикий зверь, точная копия волкообразных страшилищ с фермы Нэнси Браун, превратился и в огромного мастифа, и в тщедушного йоркширского терьера, самую мелкую собачонку на Земле? Почему из всех млекопитающих именно потомки серого волка обрели наибольшее внутривидовое разнообразие? Мастиф может весить целый центнер, а взрослый йорк помещается в чайной чашке и весит что-то около килограмма. Относительная разница в размерах у этих двух собак больше, чем между мной и африканским слоном. Молекулярные биологи Хайди Паркер и Илейн Острандер из Национального института здравоохранения считают, что одомашнивание собаки является наиболее сложным и крупномасштабным экспериментом во всей истории человечества. Интересно, что по эволюционным меркам это чудо морфологии произошло практически во мгновение ока.
Чарльз Дарвин считал, что современная собака представляет собой помесь койота, волка и шакала. Он ошибался. Возможно, мы знаем об эволюции собакообразных не все, но одно можем сказать точно: предком вашей домашней собачки, будь она хоть пекинесом, хоть ротвейлером, стал серый волк. То, что именно волк был одомашнен первым, не должно нас удивлять. Волки похожи на нас — это социальные животные, ведущие дневной образ жизни и прекрасно понимающие, кто в стае главный. Дружба Canus lupus familiaris со странными безволосыми двуногими созданиями полностью оправдала себя: сейчас на планете около 400 миллионов собак и только несколько сот тысяч серых волков. Но когда, где и почему наши предки впервые подпустили к своему очагу хищника?
Начнем с «когда». На самом деле это произошло не так уж и давно. У всех знакомых мне собаковладельцев по стенам развешаны портреты их любимцев. Если наши предки из каменного века любили собак не меньше нашего, то, вероятно, они тоже делали бы их изображения. Но таких изображений нет. В пещерном искусстве эпохи палеолита можно отыскать потрясающие изображения оленей, быков, лошадей, мамонтов, горных коз, носорогов, медведей, львов, косуль и даже некоторых рыб и птиц. Но ни на одной картине из этого бестиария каменного века вы не встретите животное, похожее на собаку. Чтобы понять, почему человек и собака решили разделить единую судьбу, нам придется обратиться к костям и генам.
Представители вида Homo соседствовали с волками 500 тысяч лет кряду, однако нет никаких свидетельств того, что между волком и древним человеком существовали узы дружбы. Доказательства возникновения тесных отношений между человеком и волкоподобными псами появились только в самом конце ископаемых летописей. Одомашненные животные начали меняться. Во-первых, они становились меньше. Джульет Клаттон-Брок из лондонского Музея естественной истории считает, что это произошло вследствие адаптации к скудному питанию во время беременности, приведшей к увеличению пометов и уменьшению размеров щенков. Первые собаки отличались от волков небольшим размером пасти, более тесно стоящими зубами, широкой мордой и менее вытянутым носом. Как у большинства одомашненных животных, они уступали своему прародителю размерами мозга. Вкратце говоря, первая собака походила на волка в щенячьем обличье.
Судя по ископаемым окаменелостям, одомашненная собака появилась 14–17 тысяч лет назад. Убедительным свидетельством существования уз между человеком и собакой стала находка на севере Израиля скелета пожилой женщины, умершей 12 тысяч лет назад и аккуратно похороненной со щенком на руках. Собаки быстро стали частью европейских и азиатских культур позднего каменного века. Около 10 тысяч лет назад собака явилась в Новый Свет в компании людей, совершивших сухопутный переход из Сибири в Северную Америку. Еще 4 тысячи лет собаке понадобилось, чтобы совершить долгое путешествие с Аляски до Патагонии.
Археологу для работы требуется кирка, лопата и пара заляпанных грязью ботинок. А молекулярные биологи, которые пытаются проникнуть в тайну эволюции собачьего племени, обряжены в белые халаты и дни напролет проводят в лабораториях, прислушиваясь к жужжанию секвенаторов ДНК. Материалом для их исследований служат не окаменелые обломки челюстей и зубов, а мельчайшие генетические материалы, митохондриальная ДНК, на протяжении тысяч поколений передаваемая от матери к ребенку. Митохондриальная ДНК — это не то же самое, что ядерная, которая передает вашим детям все генетические инструкции в момент, когда сперматозоид встречается с яйцеклеткой. Митохондриальная ДНК содержится в цитоплазме живой клетки и преобразует органические материалы в энергию. С точки зрения эволюционного биолога, самое важное в ней то, что митохондриальную ДНК вы получили непосредственно от вашей матери. В отличие от обычной ДНК, которая случайным образом перетасовывается во время полового акта, митохондриальная родословная передается из поколения в поколение без изменений, если только не произойдет какая-нибудь случайная мутация.
Генетики используют степень мутационных изменений в митахондриальной ДНК как некую разновидность молекулярных часов, указывающих на то, где, когда и от кого произошел тот или иной вид. В 1997 году в журнале Science вышла статья, до глубины души потрясшая всех, кому действительно было интересно знать, в какой момент волк вдруг взял да и превратился в собаку. Группа исследователей под руководством Роберта Уэйна из университета Калифорнии (Лос-Анджелес) проанализировала митохондриальную ДНК шестидесяти семи пород собак, а также ДНК волков, койотов и шакалов. Проинтерпретировав данные молекулярных часов, исследователи пришли к выводу, что собака отделилась от серого волка в период от 100 до 135 тысяч лет назад, то есть в десять раз раньше, чем принято было считать. Ничего себе расхождение! Откуда оно взялось? Точность молекулярных часов, точно так же как точность будильника, зависит от настройки — быть может, исследователи из Калифорнийского университета просто не слишком тщательно откалибровали свои часы? Сегодня большинство биологов считают, что собака начала выделяться из волчьего племени примерно 15–50 тысяч лет назад, и дата эта куда точнее согласуется с той историей, которую поведали нам кости.
Первая собака — домашнее животное или мусорщик?
Антрозоологи никак не достигнут согласия в вопросе о том, каким образом человек и собака вдруг стали друзьями. «Теория любимчика» звучит так: жил да был некто Фред Флинстоун, охотник из каменного века. Как-то раз он отправился на охоту, набрел на волчье логово и принес в родную пещеру волчонка на ужин. Но только Фред собрался сделать из маленького Лобо барбекю, как не тут-то было! Стоило жене Фреда, Вильме, увидеть печальные щенячьи глазки, как в ней тут же взыграл материнский инстинкт. Вильма выхватила щенка у мужа и стала заботиться о волчонке как о собственном ребенке — может быть, даже кормить его грудью. Говоря словами Билла Монро, «любовь хорошей женщины» усмирила дикий волчий нрав, и — вуаля! — Лобо стал первым домашним животным человека, а вскорости произвел на свет детенышей, которые мало-помалу превратились в Рин-тин-тинов.
Рэй Коппингер, преподающий биологию в колледже Хэмпшира и увлекающийся гонками на собачьих упряжках, относится к этой теории скептически и презрительно называет ее «гипотезой Пиноккио», утверждая, что превращение дикого волка в собаку — это такая же сказка, как превращение деревянной куклы в живого мальчика усилиями одной феи с волшебной палочкой. Недостаток теории превращения волка в домашнюю собачку, по словам Коппингера, заключается в том, что чистокровные волки неприручаемы в принципе. Именно поэтому их так редко можно видеть в цирке. Коппингер признает, что волк может обучиться нескольким трюкам, а порой даже согласен ходить на поводке, однако все это и рядом не лежало с настоящим одомашниванием. По данным других исследователей, даже выращенные в неволе волки, в отличие от собак, не привязываются к вырастившим их людям. Они чаще рычат и готовы в буквальном смысле слова укусить руку дающего.
Однако если человек не приручал волка, откуда же взялись наши друзья-собаки? Коппингер говорит, что волки приручились самостоятельно. Он возводит родословную собак к тому моменту, когда люди стали отказываться от кочевой жизни в пользу оседлой и начали селиться деревнями. Деревня же является прекрасным источником пищевых отходов, настоящим золотым дном для добровольных мусорщиков. Те из волков, что не слишком опасались человека, пользовались этим мусором весьма эффективно, ничем не отличаясь от современных одичавших собак, роющихся в мусоре на задворках Лагоса, Мехико или Стамбула. Они питались лучше своих более осторожных современников и потому производили больше щенков — щенков, которые наследовали родительские гены и потому тоже не слишком боялись людей. Поколение за поколением эти животные сытно кормились у человеческого жилища и постепенно привыкли к сосуществованию с человеком. Подобное самостоятельное одомашнивание стало причиной непроизвольной селекции по таким полезным качествам, как умение лаять на незнакомцев, подчищать тарелки после еды и играть в догонялки.
Охота на ящериц с собаками
Возможно, Коппингер прав. Однажды я видел картину, ясно показавшую мне, как наши предки могли использовать первых собак для охоты на мелкую дичь. Моя знакомая по аспирантуре Бев Дуган прожила несколько лет в джунглях Панамы, изучая брачное поведение зеленых игуан. У нее была одна проблема: для человека все игуаны на одно лицо (и лицо это напоминает Кейт Ричардс), а большую часть времени они проводят на вершинах деревьев. Чтобы выполнить исследование, Бев нужно было отловить и пометить игуан так, чтобы потом отличить одну от другой. Но как, спрашивается, поймать ящерицу, которая обитает в кронах тропического леса?
Тут-то и выходят на сцену собаки.
Коллега-исследователь познакомил Бев с Пифо и Цезарем — местными жителями, в совершенстве изучившими искусство охоты на гигантских ящериц. Когда я был на исследовательской станции Бев, она предложила мне принять участие в одной такой охоте. Пифо взял с собой собаку, бурую дворняжку средних размеров, короткошерстную, с хвостом колечком и торчащими ушами — таков классический облик, который приобретает потомство отбившихся от хозяев и свободно скрещивающихся собак. Рэй Коппингер называет это «естественной породой». Как правило, такие собаки напоминают австралийских динго, и повстречать их можно где угодно — от Танзании и Израиля до побережья Южной Каролины. Для Пифо его собака была и домашним любимцем, и помощником в охоте. Он говорил с псом, ласкал его и кормил объедками со стола.
Охота на игуану начинается с того, что вы высматриваете ящерицу, греющуюся на солнышке в ветвях дерева. После этого Цезарь с ловкостью акробата взбирается вверх по стволу и осторожно подбирается поближе к ветке, на которой лежит игуана. Оставшаяся внизу собака не сводит с ящерицы глаз. Цезарь сильно встряхивает ветку и трясет ее до тех пор, пока игуана не соскользнет с ветки и не шмякнется с высоты шестидесяти футов в подлесок. Тут за ней бросается собака. Человеку ящерицу не поймать, но с такой собакой, как у Пифо, — no problema.
Цезарь и Бев бегут следом за собакой. Я за ними едва поспеваю. Пес быстро загоняет игуану туда, откуда она не может сбежать. Теперь Бев предстоит непростая работенка: усмирить игуану прежде, чем та ранит собаку, или прежде, чем собака ранит ее. Самцы игуан достигают шести футов в длину. Они могут хлестнуть противника хвостом и в кровь расцарапать ему руки, да и на зубок этим ящерицам лучше не попадаться. И все же в схватке «женщина против игуаны» побеждает обычно Бев. Обездвижив игуану, Бев взвешивает ее, проверяет репродуктивный статус, маркирует и отпускает.
Это весьма эффективный способ охоты. С помощью собаки Бев и ее помощникам удается ловить по десять — двадцать ящериц в день. Прежде чем начать ловить игуан для исследовательницы, Пифо и Цезарь вместе с собакой охотились на игуан ради пропитания. Чтобы обездвижить пойманную игуану, они вырезали у нее из передних лап жилу и связывали ею лапы животного за спиной. Потом игуану убивали, втыкая ей в мозг и в позвоночник длинный острый шип.
Коппингер утверждает, что дикий нрав чистокровных волков ни за что не позволил бы им вот так вот сотрудничать с человеком. После знакомства с волкопсами Нэнси Браун я не могу не согласиться с этим. Наиболее же ярким доказательством теории одомашнивания Коппингера может служить интереснейший генетический эксперимент с лисами.
Из диких в домашние: как расположить к себе лису
В середине 1950-х годов генетик Дмитрий Беляев поддержал не ту научную доктрину, которую следовало, и был уволен из Центральной научно-исследовательской лаборатории пушного звероводства в Москве. Вскоре после этого он занял пост главы отдела генетики животных в Институте цитологии и генетики Новосибирского академгородка и в 1959 году положил начало весьма примечательному эксперименту с серебряными лисицами. Эксперимент длился сорок лет, задействовано было более 45 тысяч животных. Его итоги перевернули представление ученых о таком явлении, как одомашнивание.
Для того чтобы облегчить работу с дикими отловленными лисами, Беляев решил вывести тип, генетически приспособленный к сосуществованию с человеком. Проверяя, как реагируют на людей родившиеся на зверофермах лисята, он затем скрещивал самых ручных самцов и самок. Поначалу лишь очень немногие лисы соответствовали его строгим критериям и были достаточно дружелюбны к людям. К десятому поколению среди лис ручных было 20 %, а после сорокового поколения ручными рождались уже 80 % лисят. Генетически прирученные лисы запросто могли лизать человека в нос; их не прошедшие строгого отбора собратья запросто бы этот нос оттяпали.
Итак, появившиеся в результате селекции лисы стали любить людей. Ну и что? А вот одна важная деталь: случайным побочным результатом отбора по критерии одомашнивания стало то, что лисы стали выглядеть и вести себя по-собачьи. Сменялись поколения, и уши у лис становились висячими, а хвосты начинали закручиваться колечком. В мехе появились бурые полосы (предполагается, что первые собаки были именно бурыми), а у некоторых лисиц даже появились белые пятна на морде, как у собак. Да и сами морды становились все короче, шире и симпатичнее. Вели эти животные себя совершенно не по-лисьи и в ответ на приветствие начинали вилять хвостом, в точности как мой старый лабрадор Молли. На физиологическом уровне тоже произошли изменения: по сравнению с обычными лисами уровень гормона стресса кортизола у них стал ниже, а нейроны мозга производили больше естественных антидепрессантов. Неудивительно, что они были такими добродушными!
Почему такие разные характеристики — цвет меха, форма хвоста, строение морды — сопутствуют более дружелюбному поведению? Науке это неизвестно. У животных, чьи размеры находятся между размерами кораллового аспида и крысы, поведение и цвет шкуры сцеплены на генетическом уровне. Однако что послужило причиной изменения характера у беляевских лис — несколько связанных между собой генов или вообще один-единственный ген, — нам пока неизвестно.
Умеют ли собаки читать мысли?
Когда я слушаю, как великий Док Ватсон из Дип-Гэп (Северная Каролина) извлекает из гитары те самые, единственно верные ноты проигрыша, от левого плеча до шеи у меня пробегает холодок, а кожу начинает покалывать. На Гавайях про такую музыку говорят «до мурашек». Будучи ученым, я постоянно читаю разные научные журналы. От тамошних статей меня чаще всего клонит в сон, но есть одна статья, которая всегда пробирает меня до мурашек. Впервые это случилось со мной в 2002 году, когда кто-то из коллег дал мне прочесть неопубликованную статью, полученную от его старого соседа по общежитию Майка Томаселло, специалиста по психологии развития и одного из основателей Института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге. Вскоре эту статью опубликовали в журнале Science. Посвящена она была сравнению способности волков, шимпанзе и собак распознавать человеческие жесты. Возглавил это исследование двадцатишестилетний аспирант Брайан Хэр.
Чтобы понять всю важность этого исследования, надо кое-что знать о шимпанзе. Они самые близкие наши родственники, а кроме того, самые сообразительные и социально активные животные. Однако, как и все прочие приматы (за исключением людей), шимпанзе не в состоянии найти пищу, подчиняясь жестам человека. Даже те шимпанзе, что выросли в человеческих семьях, не способны отыскать еду, проследив взгляд человека или посмотрев, в какую сторону направлен его палец. Нетрудно догадаться, что если задача не по силам обладателю такого крупного мозга, как у шимпанзе, то волку, мозг которого гораздо меньше обезьяньего, тут и вовсе ловить нечего. Да, это так. И ведь вы, разумеется, догадываетесь, что раз у домашней собаки мозг еще на четверть меньше, то она окажется глупее волка, так? Так, да не так.
Хэр, ныне преподающий в университете Дьюка, поставил несложный эксперимент, с помощью которого доказал, что собаки прекрасно распознают сигналы, подаваемые человеком. Он взял две миски, перевернул и под одну из них положил пищу. Ассистент исследователя постукивал по миске с едой, показывал на нее пальцем и пристально на нее глядел. Как и предполагалось, шимпанзе и волки тест провалили. Они выбирали миску наугад и получали пищу в половине случаев. А вот у собак дело шло куда лучше. Когда ассистент подавал все три сигнала, собака делала правильный выбор в 85 % случаев.
Чем обязана своими успехами собака — природе или воспитанию? Хэр утверждает, что дело в природе, поскольку эволюция одарила собак особым умением понимать человека. Однако недавно причины такой разницы между волком и собакой стали предметом жестоких споров. Клайв Уинн, работающий с собаками в университете Флориды, считает, что Хэр не прав, и видит причину различий в социализации. Вероятно, истина лежит где-то посередине. Группа венгерских исследователей под руководством Адама Миклоши обнаружила, что можно обучить волчат понимать человеческие сигналы, однако на то, чтобы добиться аналогичных успехов от взрослого волка, потребуется десять лет и гораздо более высокий уровень социализированности.
Ученые все чаще выбирают объектом своих исследований собачий мозг, а центры изучения поведения собак множатся, как грибы после дождя. Замечательное умение понимать, что намерен сделать человек, а также готовность участвовать в экспериментах делают собак прекрасным объектом для исследования эволюции и развития коммуникации и социального поведения. Как сказал Пол Блум из Йельского университета, в когнитивной этологии собаки заняли место шимпанзе.
Каждый месяц в журналах вроде Science, Animal Behavior, Journal of Comparative Psychology и Animal Cognition появляются самые неожиданные примеры мощи собачьего разума. Так, бордер-колли Рико, которого тестировали немецкие исследователи, понимает 300 слов и способен выучить название нового предмета с одного раза. Бразильские ученые научили собаку пользоваться клавиатурой, и теперь пес может сообщить, чего ему хочется — поиграть, поесть, приласкаться или пойти на прогулку. Исследователи из Венского университета обнаружили, что собаки различают ситуации, когда хозяин смотрит на пса или в телевизор, — и, когда хозяин увлечен телепросмотром, не слушаются чаще. Кроме того, собаки — сущие обезьянки. Например, стоит зевнуть хозяину — зевает и собака. А когда собаке нужно решить задачу, она подражает человеку, который добился успеха, но не копирует неудачника.
Как поступила бы Лесси?
Подобные исследования заставляют признать за собаками удивительные способности. Но не слишком ли многого мы порой ожидаем от животного, мозг которого весит всего несколько унций? Тысячи лет подряд люди использовали собачий ум в собственных целях — посмотрите, как гонит овечью отару бордер-колли или как делает стойку легавая. И ведь пастушеством и охотой все не ограничивается — сегодня собаки с помощью нюха обнаруживают бомбы, наркотики и рак мочевого пузыря. Они ищут пропавших детей и разложившиеся трупы, предупреждают глухих хозяев о сработавшем пожарном сигнале, переводят слепых через оживленную городскую улицу и даже «ловко не подчиняются» командам, если их выполнение может угрожать хозяину. Более того, многие верят, что собаки обладают каким-то подобием мистических способностей. Половина собаковладельцев в США и Британии убеждены, что их собаки наделены некой разновидностью экстрасенсорного восприятия и заранее знают, когда их хозяева вернутся домой.
Людям нравится думать, будто хорошая собака всегда догадается, что хозяин попал в передрягу, и поможет ему спастись. Когда я был ребенком, моим идеалом собаки была Лесси. Наш бигль Боско был неплохим товарищем по играм, но зато Лесси могла спасти тебя от кугуара, привести твоего отца, чтобы он вытащил тебя из колодца, и лаем сообщить о пожаре в сарае. (Многие любят этот образ, даже став взрослыми. Попробуйте ввести в Гугл фразу «собака спасла хозяина».)
Билл Робертс, психолог из университета Западного Онтарио, был поражен многочисленными историями о том, как собаки спасали людей. Билл знал, что для исследования обстоятельств, в которых праздные наблюдатели захотят прийти на помощь незнакомым людям, социальные психологи специально подстраивают различные ситуации. И тогда он подумал, что, возможно, с помощью аналогичных экспериментов можно было бы пролить свет на собачью способность сознательно обращаться за помощью, когда хозяин попадает в беду. По удачному стечению обстоятельств, одна из его студенток по имени Криста Макферсон занималась разведением и обучением собак. Она знала множество собак и их владельцев и вместе с Биллом взялась проверить гипотезу «спасительной Лесси», как я ее назвал.
Криста и Билл попросили дюжину собаковладельцев вывести своих собак прогуляться в поле. Неподалеку стояло кресло, в нем спокойно сидел незнакомый человек и читал книгу. (Роль незнакомца выполнял один из помощников исследователей.) Подведя собаку к незнакомцу на десять метров, хозяин хватался за грудь, падал наземь и лежал неподвижно. В подобной ситуации Лесси конечно же поняла бы, что хозяину плохо, гавкнула бы пару раз, а потом побежала бы к незнакомцу и стала бы тянуть его за рукав. Как же поступили настоящие собаки — такие, как мой бигль Боско?
Ничего подобного они не сделали. Ни одна из собак ни шагу не сделала в сторону незнакомца, чтобы призвать его на помощь. Точно так же отреагировали собаки и в лаборатории, когда Билл повторил эксперимент, включив в него бутафорский книжный шкаф, который якобы падал и прижимал хозяина к двери. Тест «спасительной Лесси» завалили даже колли.
Впрочем, некоторые породы лучше прочих понимают человека и подчиняются его командам. К примеру, группа Адама Миклоши (Будапешт) обнаружила, что породы, выведенные для сотрудничества с человеком, — овчарки, ретриверы — лучше понимают человеческие жесты и находят с их помощью пищу, нежели породы, выведенные для самостоятельной работы. Что ж тут удивительного? Удивительно другое: короткоголовые собаки с короткими носами и широкими мордами — например, бульдоги, боксеры и мопсы — понимают человеческие сигналы лучше, чем длинномордые доберманы, таксы и борзые. Исследователи подозревают, что этот интересный феномен связан с различиями в расположении глаз и в форме головы. У собак узкомордых пород глаза находятся словно бы по бокам головы, что улучшает их периферийное зрение, однако позволяет легко отвлекаться.
Исследователи из Центра изучения взаимодействия животных и общества университета Пенсильвании подошли к изучению различий в поведении собак разных пород с другой стороны. Они разработали интернет-опрос для собаковладельцев и с его помощью получили информацию о таких характеристиках собак, как готовность подчиняться командам. Оценочный тест-опросник поведения собаки (сокращенно C-BARQ) прошли тысячи собаковладельцев, подаривших исследователям массу бесценной информации о различиях в поведении собак разных пород. (Если у вас есть собака и вы хотите принять участие в исследовании C-BARQ, зайдите на веб-сайт w3.vet.upenn.edu/cbarq, где можно пройти тест.)
Исследователей особенно интересовала готовность собак выполнять желания хозяина — приходить на зов, носить поноску, выучивать различные трюки и внимательно следить за хозяйским поведением. С помощью C-BARQ были изучены показатели обучаемости 1500 собак, принадлежавших к 11 породам. Обнаружилось, что собаки одних пород обучаются легко, а собаки других такой сообразительностью похвалиться не могут. Наиболее обучаемой породой оказались лабрадор-ретриверы, наименее обучаемой — бассет-хаунды. Среди лабрадоров способных к обучению собак было 70 %, среди бассет-хаундов — всего около пяти. При этом характеристику труднообучаемого не получил ни один лабрадор-ретривер, зато именно так охарактеризовали половину бассет-хаундов.
Значительные различия обнаружились и в том, насколько часто собаки различных пород наносили вред человеку. Мысль о том, что «собака — друг человека», так прочно укоренилась в нашем сознании, что мы забываем: собака лишь на шаг отошла от зверя, убивающего ради пропитания. Каждый год четыре с половиной миллиона американцев бывают покусаны собаками, причем более 800 тысяч пострадавших вынуждены были обратиться за срочной медицинской помощью. Среди них много детей, которых собаки укусили в лицо. Более 70 % нападений с серьезными последствиями совершаются собаками двух пород: питбулями и ротвейлерами. И наоборот, на долю чихуахуа и такс приходится всего полпроцента человеческих травм. Так что же, выходит, питбули и ротвейлеры являются корнем зла, в то время как чихуахуа и таксы — сплошь ангелы?