— Помнишь, как ты пришла ко мне тогда? — улыбнулся он.
— Ты был окружен советниками и строителями… и прочими людьми, с помощью которых ты воскресил Грат из песка и пыли.
Бэстифар хмыкнул, услышав эти слова.
— Как лестно звучит! А ты… ты тогда была так вызывающе прекрасна в этих черных шароварах и расшитом золотом лифе. Я помню до мелочей, как ты тогда явилась ко мне и почти что заставила меня всех разогнать.
Кара нервно усмехнулась.
— Ничего подобного, не придумывай! Я смиренно ждала, пока ты закончишь с делами, чтобы просто поговорить.
Бэстифар заливисто расхохотался.
— Твое понимание смирения явно отличается от общепринятого — даже среди гордых малагорских женщин, — заметил он. — Ты стояла там, в дверях, с таким вызовом, что на это невозможно было не отреагировать. А после все эти твои «зачем тебе это все?», «что тебе от меня нужно?»… ты даже сказала мне что-то, вроде «ищи себе других дурочек, которым нужны только твои подачки».
Кара смущенно улыбнулась.
— Мне было пятнадцать.
— Ты и сейчас достаточно дерзкая в своих волеизъявлениях. — Он провел пальцами по ее плечу, и она вздрогнула от его горячего прикосновения. — Ты тогда приставила мне нож к горлу, стремясь доказать, что отличаешься от любых наивных дурочек, готовых прыгнуть ко мне в гарем.
Кара прищурилась.
— А ты попросил меня поискать еще хоть кого-то вроде меня в стенах гратского дворца, — покачала головой она. — Я тоже хорошо помню ту встречу, Бэстифар. И все, что было после.
Аркал расплылся в широкой самодовольной улыбке, а затем вдруг посерьезнел, всмотревшись в задумчивое лицо Кары.
— Ты расскажешь мне свою историю? — спросил он.
Глаза Кары строго сверкнули. Тот же вопрос, что и пятнадцать лет назад. Он ведь больше не задавал его с тех самых пор, как она ответила ему отказом в день их знакомства.
Она опустила глаза и покачала головой.
— Ты же знаешь, я не могу, — тихо произнесла она. — Моей истории не существует.
Бэстифар вспыхнул.
— Кара, это немыслимо! — воскликнул он. — Не люблю об этом кому-либо напоминать, но я малагорский царь. Для меня подобных запретов не существует.
— Этот запрет был сделан до твоего восхождения на трон. А закон родился задолго до тебя.
— Я ведь могу отменить эту традицию! — заявил он.
— Это не отменяет того, что моя история была стерта еще до начала твоего правления. — Она вздохнула. — Бэстифар, послушай, в день, когда меня изгнали, я перечеркнула прошлое, оборвала с ним все связи и была рада его забыть. Я не хочу вспоминать свою историю, мне проще думать, что у меня и вовсе ее нет.
— Но мне — так не проще, — нахмурился аркал.
— И что же? — Кара вскинула подбородок. — Будешь вырывать из меня мою историю пыткой?
В глазах Бэстифара загорелся опасный огонь. Он приподнял руку. Красные искры перекатились между его пальцев. Кара демонстрировала полную невозмутимость, хотя внутри нее всколыхнулась волна страха. Она знала, что, если он это сделает, этот шаг будет роковым — она не останется с ним. Не на таких условиях. Это с Мальстеном Бэстифар играл в эти игры с болью — у них был свой, одним им понятный ритуал, связанный с расплатой, в суть которого Кара не могла вникнуть до сих пор. Но к ней Бэстифар никогда не применял своих сил, это было негласным табу. Если сейчас из своего упрямства он это сделает…
Боги, молю, пусть он одумается! — думала про себя Кара, бесстрастно глядя на аркала.
Искры, пляшущие между его пальцами, погасли. Он резко выдохнул, его тон сделался спокойным, почти безразличным:
— Как знаешь, — кивнул он.
— Бэстифар… — начала Кара, потянувшись к нему, но его напряженный вид дал ей понять, что сейчас не время. Она вздохнула и плотнее завернулась в шелковое одеяло. — Я… пожалуй, оставлю тебя.
Бэстифар вскочил с кровати и оделся почти в мгновение ока. Рубаха небрежно болталась поверх кожаных штанов, волосы были взъерошены и растрепаны. Он выглядел не менее нелепо, чем в день их первой встречи, и все же Кара смотрела на него, и дыхание ее невольно замирало.
— Нет, — бесстрастно сказал он. — Уйду я. Я не заставлю даму одеваться в коридоре тюрьмы, а ты ведь именно так хотела поступить. В твоем распоряжении столько времени, сколько тебе будет нужно. Охрана стоит в конце коридора. Я приглашу их встать неподалеку от двери, чтобы они могли сопроводить тебя в твои покои.
С этими словами он, не поворачиваясь к ней, отпер дверь камеры и скрылся в темных коридорах акрайльской тюрьмы.
***
Сонный лес, Карринг
Двадцать четвертый день Мезона, год 1489 с.д.п.
До Бенедикта Колера донесся звук неровной поступи, и он обернулся, встретившись взглядами с Ланкартом. Колдун пребывал в приподнятом настроении, его явно переполняла гордость. В руках он держал прозрачный пузырек, закупоренный деревянной пробкой. Плескавшаяся в нем жидкость имела странноватый зеленый оттенок.
— Вот! — возвестил Ланкарт, хромой походкой добравшись до стола, за которым сидел Бенедикт, и поставив перед ним пузырек. — Я полагаю, оно готово.
Колер скептически приподнял бровь, взяв пузырек в руки и покрутив его перед глазами.
— Ты полагаешь?
Некромант небрежно пожал плечами.
— Я выражался бы более определенно и уверенно, если б у меня раньше был опыт в изготовлении подобных снадобий. Но это мой первый раз… ох, и давно я уже не произносил ничего подобного!
Лицо Ланкарта исказила кривая улыбка, почти заговорщицкая, а нос с загнутым кончиком стал еще больше походить на клюв хищной птицы. Казалось, он ждал от Бенедикта определенной реакции на свои слова и на свои шутки, однако тот остался невозмутим. Он задумчиво рассматривал жидкость, переливающуюся зелеными бликами в пузырьке, взгляд его выражал легкое недоверие.
— Знаешь, я рассчитывал на больший энтузиазм с твоей стороны, — почти обиженно буркнул некромант. — В конце концов, не каждый день держишь в руках снадобье, позволяющее избежать влияния данталли, ты не находишь?
Колер глубоко вздохнул.
— Вопрос в том, поможет ли это снадобье против Ормонта. Мы ведь до сих пор не знаем, не сумел ли он взять под контроль хаффрубов во Фрэнлине во время пожара в трактире «Старый Серп». Старший жрец фрэнлинского отделения Культа полагает, что, судя по почерку, там поработала охотница на иных, однако, чтобы женщине удалось отсечь головы нескольким хаффрубам… — он поджал губы и покачал головой, — она должна была быть зверски быстра.
Ланкарт нахмурился.
— С точки зрения моих познаний, я был бы склонен считать, что развитие событий, которого ты опасаешься, абсолютно исключено.
Бенедикт поднял на него испытующий взгляд.
— Но?..
— Но раньше я полагал бы и то, что данталли не может сбежать и из моей деревни. Однако Ормонту удалось меня удивить. Так или иначе, во-первых, в Малагории может оказаться и не один данталли. Ведь, я так понял, царь Мала питает к ним определенную слабость. А во-вторых, это снадобье сумеет затруднить возможность Ормонта взять тебя под контроль. Это позволит выиграть несколько спасительных мгновений, в течение которых у тебя может получиться обезвредить его. Это уже лучше, чем ничего, согласись.
Бенедикт задумчиво кивнул.
— Если не принимать во внимание тот факт, что снадобье твое пока ни на ком не испытано.
Ланкарт пожал плечами.
— Так прикажи одному из своих верных псов выпить его, и дело с концом, — хмыкнул он. — Думаешь, если ты отдашь им прямой приказ, они тебе откажут?
Бенедикт ожег его взглядом.
— Для начала, не смей называть Ренарда и Иммара моими верными псами. В нашей команде совершенно иные отношения, и тебе следует уважать это.
Ланкарт отмахнулся.
— Не впутывай меня в эти тонкости, Колер. Меня не волнует, как вы общаетесь между собой в своей идиллической группке. Я говорю лишь, что твои люди подчинятся тебе, если ты им прикажешь.
— Я не собираюсь им этого приказывать, — строго возразил Колер. — Создание этого снадобья было целиком и полностью моей инициативой. Стало быть, и проверять его предстоит мне, а не кому-то другому.
Ланкарт несогласно покачал головой.
— Глупо, — сказал он.
Бенедикт прищурился.
— Но ведь ты хорошо проделал свою работу, верно, Ланкарт? Я могу положиться на тебя? Или это снадобье может меня убить?
Некромант серьезно задумался.
— Убить оно тебя не должно при любом раскладе. По идее.
— Обнадеживающе звучит, — невесело усмехнулся Бенедикт.
— Потому я и говорю тебе, что испытывать его на себе неосмотрительно. Если снадобье необходимо будет доработать, не хотелось бы, чтобы ты навредил себе, будучи первым испытуемым. Я предложил бы тебе испробовать действие на мальчишке, но результаты, которые он продемонстрируют, не подойдут для общей выборки. — Он задумчиво потер подбородок. — Хотя было бы интересно посмотреть на эффект, который снадобье окажет на него…
Бенедикт отмахнулся.
— Хватит с Киллиана твоих экспериментов. Ты и так превратил его в бесы знают что.
— И тем самым спас ему жизнь.
Колер вздохнул и откупорил пузырек. Жидкость пахла чем-то кислым и одновременно чем-то, напоминающим плесень. Ощущался сладковатый запах гнили. Бенедикт поморщился.
— Оно и должно вонять, как оживший мертвец?
Некромант крякнул со смеху.
— М-да, возможно, этот момент еще стоит подправить. Но на вкус не должно таким гадким. Я добавил немного специй.
— Это нужно выпить? Или что?
Ланкарт кивнул.
— Выпить, да. По крайней мере, это снадобье я делал именно для такого способа приема. То, что я давал твоему ученику, необходимо было вводить прямо под кожу, чтобы зелье попадало сразу в кровь. У меня для того даже специальный прибор был придуман. Неплохо, правда?
Бенедикт безразлично кивнул.
— Выпить весь пузырек или только какую-то порцию?
— По моим расчетам, достаточно одного глотка. Весь пузырек будет многовато. Можешь выблевать собственный желудок. По идее.
Бенедикт нахмурил брови.
— Мог бы и предупредить об этом. А если б я не спросил?
— Если б не спросил и выхлебал весь пузырек, думаю, тебе стало бы грустно.
Из груди Бенедикта вырвался нервный смешок. Он зажмурился, выдохнул и сделал быстрый глоток снадобья. В горле его смешался сладковатый и одновременно плесневелый вкус немного тягучей жидкости с какими-то пряными специями. Бенедикту с трудом удалось сдержать желание желудка вывернуться наизнанку. Поморщившись, словно от боли, он мучительно проглотил снадобье Ланкарта и коротко простонал от отвращения.
— Боги, что за мерзость!
— Без специй явно было бы хуже. Но ты прав, я поработаю над вкусом. Иначе всех, кто будет его пить, попросту вывернет, и толку не будет, а надо, чтобы снадобье попало в организм, а не вышло наружу.
Бенедикт продышался и усилием воли унял взбунтовавшийся желудок.
— И как мне узнать, сработало оно или нет?
Ланкарт передернул плечами.
— Лучший способ проверить — это сходить к твоему пленному данталли. Но я бы на твоем месте дал снадобью некоторое время усвоиться. Хотя бы четверть часа.
Бенедикт вздохнул.
— Хорошо. А за четверть часа оно, хочешь сказать, успеет подействовать?
— Ну, если ты нехорошо себя почувствуешь за это время, то точно как-то подействует, — усмехнулся некромант, однако Бенедикт и не думал веселиться. Его хмурый взгляд заставил Ланкарта скучающе вздохнуть и махнуть рукой. — Да, должно подействовать. Для чистоты эксперимента тебе лучше бы вылезти из твоей излюбленной красной формы и надеть что-то более подобающее. И, если пойдешь к данталли, возьми с собой на всякий случай своего ученика. На него-то нити твоего пленника точно не подействуют. И тебя он, если что, одолеет, если окажешься под контролем. Ну… по идее.
***
Киллиан недоверчиво брел по деревне некроманта мимо то и дело мелькавших за деревьями полуживых-полумертвых людей с фарфорово-бледной кожей и удивительно легкой поступью, роднившей их с призраками. Киллиан не переставал надеяться, что в скором времени передвижная группа Бенедикта все же снимется с места, заполучив эликсир, созданный из тел хаффрубов, и сможет убраться как можно дальше от этого жуткого поселения. Существовали боги Арреды на самом деле или нет — Киллиан искренне благодарил их за то, что не стал одной из марионеток колдуна. Вряд ли бы он хоть когда-нибудь сумел бы привыкнуть к этому месту. По его мнению, даже забвение после смерти лучше, чем это. Особенно наглядно ему иллюстрировали эти мысли создания, которых Ланкарт называл «рабочими».
Это были настоящие порождения ночных кошмаров — сухие, полуразложившиеся, с пустыми глазницами и провалившимися носами трупы. В них не осталось ни толики личности или души — Ланкарт поднял их из могил во времена своих первых опытов и с тех пор использовал как тупую рабочую силу. Обыкновенно он держал их в том самом склепе, куда Бенедикт сейчас вел Киллиана. Пока склеп был занят пленным данталли, мертвые «рабочие» стояли прямо посреди леса, иногда покачиваясь, как листва, на осеннем ветру, и издавая едва слышные протяжные тихие стоны. Киллиан невольно вздрагивал от этих звуков, одновременно силясь понять — неужели горло этих существ еще способно издавать звуки? У них же там ничего нет, кроме иссушенного мяса. Впрочем, ходить и выполнять простые поручения они ведь как-то умудрялись…
— Жуткие твари, — буркнул Киллиан, и не сразу понял, что сказал это вслух.
— Ты про этих? — Бенедикт небрежно кивнул в сторону высушенных марионеток Ланкарта. — Или про данталли?
Харт хмыкнул.
— Вопрос ребром. Но в данном случае, скорее, про этих. Данталли хоть живые. А эти, — он поморщился, — ужасны.
Бенедикт безразлично пожал плечами. Взгляд его был сосредоточенным, а каждый шаг решительным настолько, словно он собирался войти не в склеп к пленному данталли, а прямиком в гратский дворец. Вопреки обыкновению он был одет в простую песочного цвета грубую рубаху и черные штаны.
— Когда мы туда войдем, — серьезно заговорил он, — держись поближе к двери и приготовься в случае чего обезвредить меня. Только попытайся меня не убить.
Киллиан качнул головой.
— Вы уж простите, но в случае чего я брошусь не на вас, а на данталли. Если убить его, то контроль над вами будет потерян.
Бенедикт передернул плечами.
— И мы останемся без объекта, на котором можно проверять действие зелья Ланкарта.
— Поймаем другого, — возразил Киллиан.
— Если и поймаем, то не мы, — покачал головой Бенедикт. — Я уже отправил указания жрецам Красного Культа в Дарне. Поимкой того гнезда данталли все-таки будут заниматься они. У нас здесь слишком важная задача, и именно на ней я собираюсь сосредоточить все силы. Иммар и Ренард меня не поддерживают в этой инициативе. Особенно Иммар, но он не понимает, что нам не стоит разбрасываться и гоняться за славой. Дарнское отделение более толковое, чем, к примеру, олсадское, его жрецы не будут сидеть сложа руки.
Киллиан вздохнул.
— Здесь я с вами спорить не буду. Но если возвращаться к вашему указанию касательно пленного данталли, то даже не просите меня нападать на вас и каким-то образом вам вредить, Бенедикт, если он возьмет вас под контроль. В предстоящей малагорской операции вы — ключевое лицо. Лично я вообще против того, чтобы вы испытывали на себе действие зелья Ланкарта. — Он поморщился. — Хотя, конечно, вы моего мнения не спрашивали. Но могли бы спросить, и я бы прямо сказал вам, что это безумие.
Бенедикт криво ухмыльнулся.
— Учитывая, что я и так знал, что ты скажешь именно это, я не стал спрашивать твоего мнения.
Киллиан закатил глаза и понуро побрел к склепу.
— Как… вы себя чувствуете? — осторожно поинтересовался он перед тем, как пустить Бенедикта внутрь.
— Вполне здоровым, — отозвался Бенедикт, отмахнувшись от вопроса ученика, точно от назойливой мухи.
Это и пугает, — добавил он уже про себя.
— Вы уверены, что уже пора проверять…
Бенедикт остановился и смерил ученика суровым взглядом.
— Так, Харт, слушай меня внимательно. Я надеюсь, Ланкарт своими экспериментами не превратил тебя в неженку, которая теперь будет со мной носиться по каждому удобному и неудобному поводу. Я признателен тебе за беспокойство, но я на дух не переношу, когда оно излишнее, поэтому, заклинаю тебя, запрячь свою заботливость куда подальше и выполни то, о чем я тебя прошу. Уяснил?
Киллиан несколько мгновений смотрел на своего наставника внимательным осмысленным взглядом, затем вздохнул, и когда тот уже подался вперед, готовясь сделать последние шаги к склепу, Киллиан ухватил его за плечо и снова развернул к себе.
— Своими экспериментами Ланкарт превратил меня в неизвестную ни одному человеку на Арреде тварь, и последствия этого эксперимента мне, возможно, еще только предстоит познать, это — первое. Я вовсе не ношусьс вами по каждому поводу, я проявляю здоровое опасение там, где у вас оно почему-то отсутствует, ибо вы решились проверять на себе действие не менее опасного зелья, зная о том, насколько ваша персона важна для предстоящей военной операции, в коей задействован целый материк, это — второе. Ваши слова насчет заботливости я уяснил прекрасно, и я прекращу проявлять ее сразу же, как только вы прекратите рисковать без надобности, это — третье.
Повисло тягостное молчание. Бенедикт ожигал ученика уничтожающим взглядом, однако на губах вопреки его желанию появилась тень оценивающей улыбки.
— Каков же все-таки наглец.
Киллиан пожал плечами.
— Каков есть, — отозвался он, убирая, наконец, руку с плеча наставника. — Итак? Мы идем?
Бенедикт хмыкнул и вновь посерьезнел.
— И все же, держись двери.
— Лучше я буду держаться поближе к данталли. И делайте потом со мной что хотите, но, если не сработает, я убью его на месте до того, как он успеет натравить вас на меня.
Бенедикт кивнул.
Он задумался над словами ученика и рассудил про себя, что тот высказывает правильные мысли. На деле ему действительно лучше держаться поближе к данталли, а Бенедикту — поближе к двери, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств у них был шанс быстро обезвредить кукловода. Возможно, даже не убить, но оглушить, заставив того потерять сознание, чтобы был шанс ставить на нем дальнейшие опыты.
— Не убивай, — полушепотом приказал Бенедикт. — Лучше оглуши, если понадобится.
— Понял, — отозвался Киллиан и вошел в затхлый сырой склеп первым.
Данталли по имени Жюскин, уроженец Растии — избитый, раненый и измученный пытками при допросах — лежал, связанный по рукам и ногам, на земляном полу склепа и, казалось, спал. Киллиан поморщился при виде него, но подошел к нему и вынул из-за пояса меч, приготовившись в случае чего нанести удар по затылку демона-кукольника.
— Разбуди его, — скомандовал Бенедикт.
Уже от одного звука голоса великого палача Арреды Жюскин слабо застонал. Его лицо, превратившееся от побоев в неясную синюю массу, искривилось еще сильнее от страдальческой гримасы. Киллиан легонько толкнул его ногой в бок.
— Просыпайся, — холодно сказал он.
Жюскин застонал громче и зашевелился.
— Пожалуйста… — пролепетал он, но так и не довел свою просьбу до конца.
Бенедикт с опаской вошел в склеп.
— Просыпайся, Жюскин, — проникновенным голосом произнес он.
Данталли, насколько мог, открыл заплывшие глаза и рассеянно посмотрел на вошедшего жреца. На Киллиана, стоявшего прямо над ним, он старался и вовсе не смотреть — похоже, человек, чей облик вызывал в его глазах зуд, какой вызывают только хаффрубы, нагонял на него ужас одним своим присутствием. Возможно, если бы у Жюскина остались силы, он начал бы биться и извиваться от страха, но силы уже покинули его, и ему было практически все равно, каким образом этот кошмар закончится, главное, чтобы он кончился.
— У нас для тебя новое ответственное задание, Жюскин. Если выполнишь его добросовестно, тебе позволят поесть, — вкрадчивым голосом пообещал Бенедикт.
Предательское тело отозвалось на слова великого палача. Душе Жюскина было уже почти наплевать на свою дальнейшую судьбу, но когда до ушей его донеслись слова о возможной еде, желудок недовольно скрутился узлом, издав жалобное урчание. В глазах загорелся предательский огонек, и данталли осознал, что убить готов за любую, даже самую мерзкую и испорченную еду. От осознания этого он тихонько захныкал, вновь прикрывая заплывшие глаза.
Киллиан смотрел на него, и старался отогнать от себя странное чувство жалости, нахлынувшее на него при виде этого измученного существа. Он вспомнил Оливера и Марвина — своих братьев, которые много лет прикидывались нормальными людьми, но втайне поработили свою приемную мать и готовились убить и самого Киллиана.
Эти существа монстры, — напомнил себе Киллиан. — Они не заслуживают ни малейшего сочувствия.
Однако следом пробежала и другая мысль, кольнувшая его гораздо больнее.
А что насчет меня? Сам-то я ктотеперь?
— Посмотри на меня, Жюскин, — вновь мягким тоном обратился Бенедикт, делая шаг к пленнику, и тот несчастно застонал.
— Пожалуйста, не мучьте меня больше, — взмолился он. — Я больше ничего не знаю! Я клянусь всеми богами Арреды, я больше ничего не знаю, жрец Колер! Умоляю…
Мольба снова оборвалась на полуслове. Похоже, Жюскин прекрасно знал, что умолять отпустить его на волю бесполезно — жрецы Красного Культа никогда не проявили бы такой милости к данталли. А попросить сжечь его живьем, чтобы покончить с этим кошмаром, Жюскин не мог — не хватало духу.
Ты жалок, — стараясь подавить ворочающееся в душе сочувствие, произнес про себя Киллиан, но ни на миг не поверил этим словам. И тем сильнее в его душе разгоралось сочувствие, чем дольше он смотрел на сломленного пленника. Киллиан ужаснулся самому себе: — Неужели во мне стала настолько сильна природа иного, что теперь она искажает мои чувства? Если так, я опасен для миссии и должен об этом доложить.
— Я не стану подвергать тебя новому допросу, Жюскин, — покровительственным тоном ответил Бенедикт. — Сейчас мне нужно от тебя нечто другое. Я уже называл это: посмотрина меня. Скажи, что ты видишь. И попытайся собрать все силы, чтобы взять меня под контроль.
Жюскин вздрогнул и вновь, как мог, разлепил заплывшие глаза. Он попытался рассмотреть Бенедикта, и в следующий миг на избитом куске мяса, служившем ему лицом, можно было даже различить изумление: Бенедикт Колер не был одет в красное. Распознать это, правда, Жюскин смог с трудом, потому что черты палача расплывались у него перед глазами, которые почему-то вновь начало щипать, словно в них насыпали песка.
— О, боги… — мучительно простонал Жюскин. — Боги, нет… нет…
— Скажи, что ты видишь, — упорствовал Бенедикт, осмелев. Он сделал еще несколько шагов, став так, чтобы точно полностью попадать в размытое поле зрения пленника.
— На вас… нет красного, — захныкал Жюскин, — но я не могу… вас рассмотреть. Не могу… не могу ничего сделать. Боги, что это за магия? Что вы со мной сделали? Что это….
Больше ничего связного добиться от Жюскина не удалось, он начал рыдать, издавая неясные звуки и исторгая из себя жалостливые стоны.
Бенедикт одобрительно улыбнулся и кивнул.
— Ты молодец, Жюскин. Ты хорошо постарался, — его взгляд обратился к ученику. — Киллиан, идем.
Харт нахмурился, глядя на наставника, и молча последовал за ним. Перед самым выходом Бенедикт, стоя в пол-оборота к Жюскину, остановился и произнес так, чтобы пленник его услышал:
— Я распоряжусь, чтобы Мелита принесла ему поесть.
Выйдя на улицу, жрецы некоторое время держались молча. Лишь миновав стоявших неподвижно «рабочих» деревни, они, наконец, заговорили.
— Стало быть, снадобье Ланкарта действует, — задумчиво сказал Бенедикт.
— Вопрос в том, как долго, — напомнил Киллиан.
— Видимо, надо будет зайти к Жюскину еще через пару часов и снова проверить действие по той же схеме. Боюсь, в какой-то момент тебе все-таки придется его оглушить.
Киллиан невесело усмехнулся.
— Бенедикт, — задумчиво обратился он, остановившись. Старший жрец вопрошающе повернулся к нему.
— В чем дело?
— Я… хотел спросить. — Киллиан неуверенно пожевал губу. — Там, в склепе я смотрел на пленника и думал, что он… — Он снова замялся, не зная, как сказать то, что так просилось на язык.
Бенедикт понимающе прищурился.
— Тебе хотелось отпустить его, да? — заговорщицки спросил он. Киллиан вздрогнул, услышав то, что так боялся озвучить.
— Я ни за что бы этого не сделал! — с жаром воскликнул он. — Я помню, что это монстр, который не заслуживает никакого сочувствия, и…
— А вот здесь ты неправ, — смиренно покачал головой Бенедикт. — Данталли, как и любые другие живые существа, заслуживают сочувствия. Взять хотя бы их расплату. Она чудовищна. Я видел, как данталли мучаются от этой боли. Учитывая их выносливость, сомневаюсь, что хоть один человек на Арреде сумел вы вытерпеть нечто подобное и не сойти с ума. За одно это демоны-кукольники заслуживают того, чтобы сочувствовать им.
Киллиан прерывисто вздохнул. Мысли путались. На плечи словно надавила усталость, и он не понимал, в чем ее причина.
— Я думал, вы их ненавидите, — смущенно проговорил он.
Бенедикт снисходительно покачал головой.
— Я искренне ненавидел того, кто поработил разум моей покойной жены Адланны. Но я ненавидел именно этот его поступок и ту, — он помедлил, произнеся следующее слово с явной неохотой, — боль, которую он причинил мне. Пожалуй, тот демон олицетворял для меня все то, что я так ненавижу в ему подобных. Он олицетворял собой то, как данталли относятся к людям. Для него Адланна была марионеткой. Куклой. Игрушкой, которую он — я уверен — со временем выкинул бы, попользовавшись. Для меня же она была всем. Я любил ее, я хотел быть с нею и мечтал сделать ее счастливой. В этом состояла та цель, которая была для меня краеугольным камнем всего, до встречи с Ричардом.
Киллиан понимающе кивнул.
— А после встречи с ним вашей целью стал Культ, — скорее, утвердил, чем спросил он.
— Не Культ, нет, — с легкой ноткой печали усмехнулся Бенедикт. — Моей целью стало обезопасить людей от подобного рода потерь. Данталли способны поработить человеческую душу играючи. Для них это не составляет никакого труда. Пожалуй, они даже не виноваты в том, что так поступают — это заложено в их природе. А мы не виноваты в том, что нам приходится применять к ним в ответ жестокие меры, ведь иначе нам — людям — придется молча сносить их господство над нами. Арреда, создав нас такими разными и при этом такими похожими, вынудила нас вступить на тропу этой войны. И я, дабы обезопасить человечество, решился ее возглавить. Культ был лишь средством.
Киллиан уважительно кивнул.
— Вы хотите сказать, что все-таки не ненавидите данталли?
— Ненависть ослепляет. А на то, чтобы вести войну против данталли, нужна холодная голова. И иногда — умение сочувствовать этим существам. Таким образом можно понять… или хотя бы попытатьсяпонять, как они мыслят и что ими движет. Не знаю, преуспел ли я в этом в достаточной мере, но сравнивать особо не с чем, потому что большинство жрецов Культа либо искренне ненавидит и боится данталли, либо им на них наплевать.
Киллиан усмехнулся.
— Мне нет, — серьезно сказал он.
— Я вижу, — одобрительно опустил голову Бенедикт. — Я видел это в тебе еще в Олсаде. Когда-нибудь ты станешь великим жрецом, Киллиан.
Молодой человек с благодарностью посмотрел на него, и в глазах его загорелся азартный огонь.
— Тогда, может, самое время возобновить тренировки? Я, скорее всего, сильно отстал по технике, пока Ланкарт… превращал меня в боги весть что.
Бенедикт кивнул.
— Нужно вернуться в хижину и забрать оружие. Тогда смело сможем приступить.
Он решительно развернулся и зашагал в сторону самого сердца деревни — в сторону дома Ланкарта. Однако, пройдя пару десятков шагов, он вдруг замедлился, походка его сделалась шаткой, точно у пьяницы. В следующий миг он чуть слышно застонал и, приложив руку к животу, оперся на древесный ствол.
Киллиан, ужаснувшись, бросился к нему.
— Бенедикт! Что с вами?
— Ничего… — выдохнул он. — Думаю, сейчас пройдет. Может, это…
Он не договорил, лицо его скривилось от боли и заметно побледнело, а затем и вовсе приобрело зеленоватый оттенок. Несколько раз судорожно сглотнув, он резко отвернулся от Киллиана, согнулся от спазма и не сумел совладать с резким приступом тошноты.
— Это зелье… — полушепотом произнес Киллиан. — Я позову на помощь!
Бенедикт, вновь поморщившись, отер рот рукавом рубахи и, чуть пошатываясь, самостоятельно двинулся к хижине некроманта.
— Не суетись, я дойду сам, — проскрипел он. — Все не настолько плохо.
— Но…
— Боюсь, тренировку тебе проведет Ренард, — невесело усмехнулся Бенедикт. — И еще нужно распорядиться, чтобы пленнику дали поесть. Пусть Иммар проследит.
Больше он не сказал ничего, направившись к дому Ланкарта. Киллиан шел за ним, держась чуть поодаль и моля богов, чтобы зелье некроманта не навредило ему слишком сильно.
***
— Все с ним будет в порядке, — снисходительно протянул Ланкарт, отходя от постели после того, как дал Бенедикту успокаивающий отвар. — Поспит немного, и будет, как новенький. Эксперименты — дело такое. Иногда случаются сюрпризы вроде этого.