Я и они
Ночной кошмар расцветает язвами плавящейся кинопленки, обрывается сладким прикосновением женских губ теребящих утреннюю эрекцию.
Я открываю глаза.
Девушка-будильник приветствует мое пробуждение поклоном и, улыбаясь, застенчиво щурится. Я выбираюсь из-под теплых объятий девушек-одеяла и поднимаюсь. Ко мне приближается кудрявый мальчик-писюар, в руках сжимает музыкальный щипковый инструмент. Он присаживается на расшитую бисером подушку и поднимает голову. Под обрывами бровей, лазурная скорлупа разбиваются об закрученные ресницы. Мальчик широко открывает рот, в зубах ни одной дырки. Я мочусь. Он шумно глотает, и в такт, тихо перебирает струны. Музыка всегда помогает мне рассеять туман сна в пробуждающемся сознании.
– Всплеск, минуты, расходится кругами секунд, но им не утолить нашу извечную жажду пить, – звучит голос из динамика.
Следует процедура утренней гигиены. Девственница, девушка-вода, которая питается лишь талой водой из горных альпийских ледников, облачена в короткое алое платье, стоит на раковине. Присаживается, плавно поднимая юбку, шорох атласной ткани об кожу, и опорожняется на мое лицо и руки сверкающей струей серебряной росы, кристально чистой водой отфильтрованной и согретой в непорочном теле. Следом за ней, в поклоне, подходит полураздетая чернокожая женщина. Вместо рук отрубленных по локти – длинные протезы усыпанные щипами роз, на которые наколоты белые ряды махровых полотенец. Культи, дрожат от напряжения. Я вытираюсь насухо об ворсистую ткань и еще раз об упругие полные молока пористые груди, чтобы забыть ощущение прикосновения к неорганической ткани.
– Минута, не стремящаяся более содержать в себе секунды, вспыхивает вечностью, – звучит голос из динамика.
В покои входят обрыватели паутины и лепестков, выковыриватели глаз и вырыватели зубов мудрости – вносят корзины полные добычи. Цепочкой вбегает дюжина пышногрудых молодых девушек с оголенным верхом – все цвета кожи. Входят портные, дизайнеры, модельеры. И пока, они, перешептываясь пальцами на языке глухонемых, украшают мое тело платьем из бутонов цветов и ожерельями из человеческой плоти, я прохожу возле девушек, что уже улеглись на ковре. Останавливаясь у каждой, я примеряю размер своей ноги к ее грудям. Совпадает. Цвет гармонирует лепесткам. Киваю глазами. Сапожник тут же двумя быстрыми движениями срезает груди, и уже втирая в кожу ароматные масла, шьет, мне мокасины со шнурками из детских кос. Девушка же, кланяясь, пытается улыбаться и, прижимая ладонями кровь к открытым ранам, удаляется вместе с остальными.
– Минутный запор, и время останавливается в ожидании взрыва опорожнения, – звучит голос из динамика, на фоне шума сливаемой воды.
Поэты – два брата-близнеца, привезенные в подарок к моему дню рождению из горной провинции, по моему велению дают название каждой минуте моей жизни. Специально приставленные к ним люди вводят в базу торжественно оглашенное новое название, и если компьютер находит совпадение – мучительное умирание ждет обоих от моего карающего воображения, если нет – звучит гонг, песочные часы переворачивают, начинается отсчет следующих 60 секунд. Пока один брат сочиняет и бодрствует, другой спит. Пожалуй, пытки перед смертью следует использовать со сбереженьем кожи. На память об их таланте, испытываю слабовольное желание оставить чучела – немые воспоминания о трепетном волнении вызванного высоким откровением поэтического слова. На память, о 5 126 435 записях в моей базе минут.
– Время, заточенное в этой минуте, разлагается запахом пойманной птицы в позолоченной клетке – звучит голос из динамика.
Утреннее совещание. Мне шепотом докладывают об обстановке на моей планете. В конце докладов, звучит прогноз погоды, но я заказываю другой. Синоптик кланяется и, кряхтя, со слугами выкатывает из покоев пятиметровый золотой глобус, инкрустированный драгоценными камнями.
Вносят утренний обед. В специально отведенном углу, размещается оркестр. Музыканты тихо подстраивают инструменты. Открывают партитуры. Взмах палочки дирижера. И в тающей, с каждой нотой, тишине, раздаются охи их любовного соития в нежной улучшающей пищеварение мелодии.
В руке хрустальный бокал с коктейлем: 3/4 женского молока к 1/4 крови девственницы, кончик вилки сжимает маринованными ручками зародыш в специях, рядом гарнир и диетические котлеты приготовленные на пару из юношеской плоти. На моем столе всегда все самое лучшее и свежее с лучших императорских ферм планеты.
– Минута, убеждающая нас, в том, что она не последняя, – звучит голос из динамика.
Ферма № 345-31. Женщине включают аудиозапись плача ее новорожденного ребенка, из набухших грудей начинает сочиться молоко. Рука в резиновой перчатке подставляет под сосок стеклянную емкость.
Ферма № 873-07. Обнаженная загорелая девочка, выращенная на фабрике девственниц возле южного моря. На теле белые следы купальника и гормональные прыщи на лице. Она одна в небольшой комнате перед телевизором. В руке пульт дистанционного управления. Переключаясь с одного порноканала на другой, она свободной рукой ласкает себя. Закушена нижняя губа. Входит человек в белом халате, на лице марлевая повязка и протягивает девочке стальной фаллоимитатор с неглубоким желобом по всей длине. Она, извиваясь от удовольствия, с усилием вводит его в себя, пытаясь прорвать плеву – не удается. Человек нажимает кнопку на пульте дистанционного управления фаллоимитатора и острые, свернутые трубочкой лезвия, веером раскрываются внутри девочки. Она кричит. Под желоб кровостока, руку в резиновой перчатке подставляет стеклянную емкость.
Ферма № 558-92. Разделочный цех. Подвешенные за ноги беременные женщины представительницы всех рас и национальностей с обритыми наголо головами, движутся по конвейеру от моющих и стерилизующих машин к вспарывающему живот роботу. У всех заклеенный белым скотчем рот со штрих-кодом. По лбам стекают слезы.
Склад. Грузчики быстро курят, пока очередная машина подруливает к месту погрузки. На картонных коробках надпись: «Маринованные зародыши в соку матери, с косточками. Срок хранения 9 месяцев со дня изготовления».
Ферма № 064-47. Ряды клеток, в которых выращивают мальчиков. С началом полового созревания им отрезают руки, предотвращая практику онанизма. Огораживающие стенки изготовлены из мелкой стальной сетки, которая не позволяет мальчикам просунуть член и орально или анально совокупится с соседями. С утра обслуживающий персонал совершает обход, и врачи, осматривая питомцев, выбирают тех, что уже поспели и плачут от похоти, желая поскорее проснуться, кончив в сон первой поллюцией. Их отводят в стерильно чистый разделочный цех, где каждого из них ждет резиновая девочка. Мальчики кричат от радости и набрасываются на них. Неловко совершают первые фрикции, тыкая культями в резиновые груди и силясь обнять искусственную плоть. Гидромеханические приводы тихо включаются, и резиновые ноги смыкаются на голых ягодицах, помогая совершать незнакомые для них движения. И как только подростки кончают, к сбору урожая приступают встроенные во влагалища электрические мясорубки. И вены вздуваются на висках мальчиков, и скачут они и катаются по полу, пытаясь освободиться от девочек и вырваться из цепких захватов механических ног, пока резиновые животы наполняются сочным фаршем из перекрученных пенисов и первой спермы.
– Кто не слышал? Шуршащий песок под шагами секунды. Умирающий вздох новой минуты, – звучит голос из динамика.
После утреннего обеда. Реактивный самолет уносит меня в город-лабораторию, изолированный от планеты бетонными рвами с кислотой, колючей проволокой гудящей под смертоносным напряжением тока, полями противопехотных мин и охраняемый по периметру отрядами спецназа.
Мой город-лаборатория – высокие многоэтажные дома и павильоны с нарисованными окнами. Узкие улочки без растительности и пешеходных дорожек. Ни каких указателей и знаков. Только надписи: «Объект № 3453», «Осторожно стерильная зона», «Красный уровень доступа», «Осторожно инфекционная зона». Изредка по улицам проносятся шестиколесные белые броневики. Каждый объект разбит на изолированные друг от друга секции. В каждой секции содержатся подопытные от одного до десяти. Секции оборудованы скрытыми камерами и микрофонами. Толстые звукоизоляционные стены и бронированные двери не позволяют, кому либо из подопытных слышать существование другой секции. Каждое слово и движение подопытных фиксируется и анализируется отрядами воспитателей согласно поставленному заданию.
Четырнадцать лет назад сотни тысяч подопытных младенцев были отобраны в произвольном порядке в роддомах во всех уголках планеты. Четырнадцать лет изматывающей одержимости, непрекращающегося мандража, кошмаров наяву и кропотливой работы. Четырнадцать лет подготовки к намеченному на сегодняшнее число эксперименту. Все это время в каждой секции подопытных воспитывают по намеченному мною плану.
Одних учат любить себе подобных и творит для них добро, других ненавидеть и приносить окружающим зло. Другим, рассказывают, что любить – это побои и унижения, в соседней секции, что ненависть – это ласки, нежные слова и готовность к самопожертвованию. Одни думают, что ценности в этом мире даются воображением, и нет ни чего прекрасней искренних чувств. Другие уверены, что любое искренне чувство можно обменять на вещь. Третьи знают, что любое сопереживание – это все тот же онанизм. «Поступай с другими, так как хочешь, чтобы поступали с тобой», – твердят подопытные в одной секции. «Мы презираем всех», – повторяют в другой. «Мы все разные – поэтому равны», верят третьи. «Я, единственный и неповторимый, в этом моя сила, моя вседозволенность, мое одиночество. «Я – это вся моя собственность», считают четвертые... «Я мыслю, следовательно, я существую»… «Я думаю, что я думаю, следовательно, я думаю, что существую»… «Я мыслю, что я в аду, следовательно, я в аду»...
Некоторые из них не знают, что такое смерь, некоторые не догадываются, что они умеют жить. Одни наивнее цветов, что пересажены из грунта в глиняный горшок, другие циничнее минералов под толщиной горной породы.
Отряды воспитателей методично выращивают в детях различные ассоциации, путая названия, чувства, эмоции, приоритеты, заповеди, языки, ценности.
Одни живут в роскошных секциях схожих с моими покоями. Другие живут в маленьких камерах с метровым потолком, и с каждым сантиметром роста сгибаются все больше и больше. Одни питаются лишь изысканными деликатесами, другие их объедками, третьи считают за лакомство свои экскременты. За одним жесткий врачебный контроль и его тело не изведало зубной боли и коликов. Другому же специально прививают инфекционные заболевания, и он днями кричит от боли и гадит под себя. Одни молятся богам, все – разным, другие верят, что боги – они. Некоторым подопытным мальчикам подмешивают в пищу афродизиаки и мощные синтетические возбудители, и у них все время стоит. К одним воспитатели врываются с палками и бьют по мошонке, пока члены не обмякнут, другие же постоянно совокупляются, смотрят и листают зоопорно. У всех по-разному идут часы, стрелки крутятся с разной скоростью и в различных направлениях, поэтому одни считают, что уже старики, а другие, что еще не родились. Одни верят, что сексом надо заниматься с любимым человеком, потому, что хотя секс и приносит плотское удовольствие сродни пищевому, но результатом является ребенок – новая жизнь, в отличие от дерьма, смываемого в унитаз. Другие знают, что ребенок – это просто побочный продукт, эрогенные зоны служат лишь для удовольствия, и удовлетворять свой либидозный голод следуют со всяким, а ребенок – это просто новый половой партнер, которого сразу же после рождения следует крестить актом совокупления. Одни, думают, что их секция – это и есть весь мир; другие, изучают по телевизору природу моей планеты; третьим, разрешено держать в секциях животных. Некоторые вводятся в наркозависимость. Другим не отказывают в алкоголе и табаке. В третьих, воспитывается культ силы, и они целыми днями проводят в спортсекции у тренажеров, пока иные подопытные сутками решают математические задачи. Другие с раннего детства тяжелым трудом зарабатывают на порцию пищи, порцию света, порцию воды, не прекращая, молятся: «Я работаю, следовательно, я существую». Некоторые, никого не видели кроме своих сожителей – отряд воспитателей обучает их дистанционно – телевизоры без переключателей программ, откачиваемый воздух из секции, электрический разряд через пол за отклонение в поведение, сонный газ, чтобы произвести перестановку или принести необходимые ресурсы. Другие думают, что отряды воспитателей – это их родители, прислуга, учителя, наставники, надзиратели – каждому внушено согласно плану.
Все концепции, предварительно вычлененные из тысячелетних ветвей и колец истории человеческого развития, перемешаны в хаотичном порядке – я отменил для себя закон экономии воображения, когда писал программы воспитания подопытных. Ведь наблюдая за формированием отношений между подопытными в секциях, я надеюсь приблизиться к древней тайне. А пока, единственное, что их объединяет, – никто из них в точности не знает о возможности иного способа существования, отличимого от его. Лишь пара избранных с помощью случайных чисел, имеют возможность наблюдать по телевизору изображение скрытых камер вмонтированные в стены других секций. Естественно были опасения за суицидальные настроения среди подопытных, но они не оправдались. Убивать соседей по секции я разрешал, это нельзя запрещать.
Перед тем как отдать назначенный на сегодня приказ, я просматриваю вечерние видеозаписи, отобранные для меня отрядами воспитателей, делая пометки в электронной записной книжке.
Объект № 0014, секция № 183. Мальчик с девочкой готовятся к совокуплению. Перед тем как он входит в нее раздается тонкий детский плач из динамиков:
– Мамочка, не надо, пожалуйста, мамочка, не хочу, потерпи миленькая.
Девочка с мальчиком затыкают уши кусочками ваты и начинают совокупляться. Детские всхлипы продолжаются:
– Мамочка, я люблю тебя, но не сейчас. Прошу тебя не надо. Не надо. Я люблю тебя. Слышишь меня, родненькая? Не надо. Не хочу. Не надо меня делать для завтра. Ты же все слышишь, спроси меня, спроси. Я ведь уже в будущем, я все знаю. Мамочка, прислушайся ко мне. Прошу тебя не надо… Не надо…
Мальчик и девочка трахаются под детский плач.
Объект № 5671, секция № 003. Мальчик стоит в углу секции на коленях перед иконой бога, молится. Рядом с ним, одетая, резиновая кукла в человеческий рост с открытым ртом. Мальчик поднимается, берет куклу за руку и усаживает в кресло. Расстилает кровать. Затем выключает свет.
Чирк. Загорается свечка одна вторая третья четвертая... Мальчик расставляет мерцающие огоньки вокруг кровати, подходит к кукле и нежно целует ее в губы, шею, нарисованные уши, медленно раздевает. Туфелька спадает с ноги, расстегивает кофточку, целует груди, отворачивает вниз лифчик, покусывает нарисованные соски, расстегивает кофточку, сползает юбка, гладит резиновые икры, бедра, ягодицы. Над копчиком рисунок-татуировка. Трусики стягиваются, обнажаются два отверстия похожие на ее открытый рот. Остаются лишь чулки и кружевной лифчик. Берет за талию, кладет в постель, быстро сбрасывает с себя одежду. На стенах секции тени бьются в диком танце надевания и снимания. Когда мальчик устает, закрывает кукле глаза, вытирает языком засыхающую влагу на силиконовых губах, гасит свечи. Спит.
Входит отряд воспитателей. Они вспарывают ножом кукле живот. Укладывают между мальчиком и сдутой куклой, резинового ребенка с лицом бога, у бога широко открытое оральное отверстие. Воспитатели уходят.
Объект № 1345, секция № 295. В секции два мальчика, один высокий другой маленький.
Они по очереди отмечают на стенке засечку роста своего соседа. Затем измеряют расстояния между засечками.
– Я красивее тебе на 14 сантиметров, – говорит высокий.
– Зато я на 2 сантиметра приятней тебя, – хвастается маленький, хлопая себя по ширинке.
Объект № 0093, секция № 198. Стены секции описаны любовными признаниями и сердечками, пронзенные стрелами. На полу разбросаны схематические рисунки – он, она и малыш, вверху экран телевизора излучающий лучи солнца. В секции чистая, уютная комфортная обстановка. Девочка прижимается к мальчику.
– Я люблю тебя, – говорит она и целует его.
Мальчик, оскаливаясь, тужится и запускает в свои штаны руку. Достает экскременты и размазывает по лицу девочки. Она звонко смеется. Испачканные зубы медленно перетирают прилипшую массу. После, девочка зубочисткой ковыряется в челюстях и находит не переваренное желудочным соком семя какого-то овоща. Мальчик и девочка радуются и сажают семечку в горшок. Поливают водой.
Объект № 1065, секция № 123. Приглушенный красный свет в тесной секции с красными обоями, узоры которых повторяют увеличенный рисунок разреза человеческих тканей. В центре одной из стен отверстие, из которого прорастает яркий луч света. Из динамиков доносится стук сердца и еле различимый женский голос. В секции никакой мебели. На полу лужи мочи и засохшие экскременты. По углам два голых мальчика. Толстые немытые тела, покрыты гнойными фурункулами. Волосы съедены коркой стригущего лишая. Мальчики обгрызают грязные ногти и чешутся.
– Как ты думаешь, наши плоды уже созрели к родам?
Но другой не отвечает, он подходит к отверстию в стене. Заглядывает одним глазом. Затем плюет туда и растирает слюну по окружности двумя пальцами. Вставляет в отверстие член и совершает размашистые фрикции. Из динамиков – учащенное сердцебиение. Стены секции вибрируют.
Объект № 1146, секция № 213. Ярко освещенная просторная секция. Пять мальчиков сидят, прижимаясь, плечо к плечу, и перешептываясь, указывают пальцем перед собой. У всех длинные спутанные волосы. Перед ними стол. На столе, мальчик совокупляется с коротко обстриженной девочкой, кончает и присоединяется к двум другим, что сейчас отдыхают, вместе решая задачи по физике, и едят ложками персиковое варенье. После окончания очереди. Девочка подходит к одному из мальчиков.
– Ты любил меня больше, – говорит она и вплетает в его волосы ленточку.
Десятый мальчик, не принимающий участия в совокуплении, сидит под столом, вырезая перочинным ножиком, имя девочки на своей руке, засовывает пальцы в рот, блюет на рану.
Объект № 4879, секция № 333. Мальчик с девочкой готовятся ко сну. Расстилают каждый свою кровать. Когда девочка раздевается у мальчика встает. Он стыдливо прикрывает руками эрекцию. Девочка замечает это и краснеет от злости. Берет куклу и подходит к нему. Он убирает руки и зажмуривает глаза. Девочка бьет его по члену куклой. Мальчик кричит от боли.
– Ненавижу стоящие члены, – шипит сквозь зубы девочка.
Объект № 5671, секция № 009. В темной секции две девочки, они страстно хрюкают и лижут друг другу. По телевизору обучающая программа по биологии. На экране трахающиеся свиньи.
– Оргазм свиньи длится около 30 минут, – голос диктора из динамика.
– Еще одна минута и мы превратимся в свиней, – смеется одна из девочек.
Объект № 0533, секция № 111. На кровати сидит девочка и плачет. На простыне и ее трусиках пятна крови. Перед ней на коленях стоит мальчик. Она встает, и он аккуратно ножницами срезает по бокам трусики. Окровавленные половы губы. Девочка всхлипывает и прикрывает лицо ладонями. Мальчик укладывает ее на кровать и раздвигает ноги. Вытирает ватным тампоном кровь. Сбривает волосы. Накаливает над зажигалкой иголку. Вставляет нитку. Дает девочке в рот охапку цветных карандашей и сшивает мелкими стежками половые губы. Зубы перегрызают карандаши, грифель сыпется, окрашивая слюни.
Объект № 2311, секция № 087. В комнате повсюду расставлены горшки с комнатными растениями. Под потолком клетка с попугаем. Сквозь аквариум с золотыми рыбками и водорослями – два мальчика, их половое влечение подавляется гормональными препаратами – у них не стоит, душат подушками двух подопытных девочек, в пищу которых подмешиваются сильные возбудители. Когда девочки умирают, мальчики привязывают к их оконечностям леску, превращая в тела-марионетки. Дергая за леску, начинают имитировать незаконченный половой акт между девочками.
Объект № 0663, секция № 091. Секция вяло освещается светильником. Под ним сидит девочка с книжкой и читает вслух. Вокруг нее на невысоких стульях сидят еще пять девочек, они слушают и вяжут салфетки и носки крючками и спицами. Девочка с книгой:
– И узнав, что не может быть он не с одной из женщин, оттого что не верил живым, поняла – чтобы любить его надо умереть. И украсила она свое ложе лилиями и орхидеями, а тело свадебными украшениями, и умертвила свою душу, дабы любили ее плоть.
– Ах, девочки, как это романтично умереть ради любви, – прерывает чтение одна из вяжущих.
На нее шикают. Девочка с книгой продолжает:
– И полюбил живой мужчина мертвую женщину, поверив ее молчанию. И родила она ему мертвого сына.
– Сына, – выдыхают все вместе.
– Они такие хорошенькие, когда мертвые, не гадят, не орут, не растут, всегда детьми остаются – произносит одна из вязальщиц. – Мать поступила гуманно, ведь тело, перестав расти, начинает умирать. А так зародыш совершил полный цикл в ее чреве – мечта любой матери. Правда, девочки?
– Непорочное зачатие, как это совершенно – душа на небесах, а тело грешит – говорит другая.
– А дальше что? – спрашивает третья.
– И на первый год разложения сына, отец подарил ему мертвого щенка, – говорит девочка, закрывая книгу.
Восторженный всеобщий вздох умиления.
– Девочки, я сейчас заплачу.
Объект № 0218, секция № 075. Дырявые поры кожи и налитые головки гноя. Девочка разглядывает сквозь десятикратную лупу прыщавое лицо пальчика.
– Я же тебе говорила, мой руки с мылом! – говорит она. – Теперь глисты вьют в тебе гнезда. Попытаюсь убить их, отрезав им головы.
Она берет лезвие и срезает гнойные прыщи. Мальчик плачет от боли. Слезы вместе с отсеченными головами глистов катятся по лицу.
Объект № 0074, секция № 298. На корточках стоит голая девочка, из ее зада выдавливается экскременты в форме колбаски. Вторая девочка подсушивает колбаску феном и придает ей нужную форму.
– Осторожно, не пересуши глину, а то мужчина рассыплется, – говорит та, что стоит на корточках. – Опять придется выманивать его пищей.
Вторая пробуют колбаску пальцами, слегка сдавливая корочку. Шлепает первую по ягодицам. Та медленно переворачивается, ложится на спину. Вторая помогает ей, и подкладывает под спину подушку, чтобы не сломалась колбаска. Первая девочка задирает ноги вверх и поджимает к груди. Вторая становится над ее задранным задом, расставив ноги. Девочка с колбаской разрывает зубами упаковку презерватива и протягивает свернутое резиновое колечко другой.
– Не волнуйся, у меня сегодня месячные раньше срока начались, – говорит та, что сверху, выбрасывая презерватив, и одной рукой, раздвигая половые губы, обнажает кровоточащую рану, другой аккуратно вводит в нее твердую колбаску. Присаживается вверх-вниз, вверх-вниз.
Объект № 2275, секция № 143. Мальчик с девочкой сидят, обняв, друг друга. На экране телевизора чередуются кадры созвездий – демонстрируется, обучающая программа по астрономии.
– Они такие красивые, – тихо говорит девочка.
– Да, – соглашается мальчик. – Но я не смогу любоваться ими, когда твой взгляд потухнет. Я закрою глаза вместе с тобой.
– Мы закроем глаза вместе, – шепчет девочка, крепко сжимая руку мальчика. – Курвой буду.
Объект № 1924, секция № 345. Длинная секция с потолком в метр высотой, в углу унитаз. Свет выключен. Подопытный мальчик, которому внушено, что он – бог, сидит в позе лотоса и плеткой разбивает свои синяки и срывает раны. Серебрится экран телевизора. Мальчик-бог, переключая каналы, наблюдает подопытных из других секций, хлещет себя плеткой, и зло дрочит на чужую жизнь.
Я отдаю команду. Город-лаборатория содрогается от глухой вибрации – бронированные двери секций отодвигаются в стены. На мониторах наблюдения, дети поворачивают головы в сторону открывающегося прохода. Минуты ожидания. И вот один из подопытных (объект № 0459, секция № 171) подходит и выглядывает из комнаты наружу.
Торжественное построение. Я ликую. Самый долгожданный эксперимент в моей жизни проснется через пару часов, и подопытные заново родятся. Я прихожу в несвойственное для меня волнение и зачитываю приказ о посмертном присвоении воспитателям высших наград моей планеты, мой голос звучит из динамиков по всему городу. Отряды воспитателей выполняют сеппуки, чтобы я не опечалился от своей оговорки. Их развернутые внутренности собирают совковыми лопатами в ведра, выливают в мусоровозы и сбрасывают в ров с кислотой, а в животы зашивают ордена. Но я уже не тут, реактивный самолет уносит меня в мой город-дворец.
В город-лабораторию въезжает автоколонна, специально подготовленных к этому дню, элитных отрядов наблюдения, в их обязанностях, даже тревожить мой сон, мое сексуальное и пищевое удовлетворение, в случай возникновения интересного для меня поведения подопытных изучающих новые миры соседей. Комплекты пайков пищи приказано оставлять на улицах, в порции – гормональные препараты, заглушающие половое влечение, возбудители, противозачаточные пилюли и галлюциногены, более никому не добавлять.
Кадры скрытых камер из моих лабораторий, будут транслироваться 24 часа сутки по всем телеканалам планеты, новую жизнь в экспериментальном городе. «Необходимо издать указ об обязательном приобретении телевизора, а так же указ об обязательной шестичасовой телеповинности». Записываю я в свой органайзер.
Завтра я им напомню, отчего я так долго их уберегал. Завтра они увидят источник моего вдохновения, из которого я долгих четырнадцать лет впитывал фантазии подопытных, чтобы реализовывать их на своей планете. Завтра они увидят, какую боль и страдания способен причинить себе подобный, а не только я. Завтра они познают друг в друге скрытую угрозу, а не только во мне. Завтра они столкнуться с не пониманием себя, а не меня. Завтра осознают, что их слабость не из-за моей силы, а моя сила в их слабости. Яд несчастий почувствует каждый, но не во мне, а в себе. Я верю, они наконец-то образумятся и постигнут, что все то зло, которое обрушивал я на них, они сами желали и позволяли. Что я всю свою жизнь превратил в сон – в райский сад дьявола, лишь, для того, чтобы уберечь их невинные души от иных невыносимых душевных страданий, о которых они уже успели позабыть. Разрушил все их святыни и надругался, чтобы уберечь ото лжи. Научил бояться вещей, а не их образов. Я был честным злом – абсолютным злом, никаких поблажек и ни каких мифов, ни для кого. Я был несправедлив со всеми, но разве для всех – это не было справедливостью. Я и они. Они и я. Да, я монополизировал право на грех. Но я спас чистоту ваших желаний и сохранил ясность в потребностях. Да, первая моя реформа, которая за тем исчезла из-за ненадобности, была в добровольном порядке присылать мне короткое письмо без подписи в конце месяца, содержащие список адресов и имен людей, которых вы бы не хотели более видеть живыми на моей планете. И я прислушивался к вашему голосу без судов и следствий – никто из них не просыпался. Когда же вы, те, что уцелели и пожелали жить друг с другом в мире и согласии, вновь окончательно потеряетесь в своих судьбах и характерах, и опять добровольно замкнетесь в своих тюрьмах. Тогда вы еще раз убедитесь в моей мудрости и доброй воле к своим детям, в правильности избранного мною идеологического и политического пути. Вы всегда для меня и между собой были равны, ваша жизнь не имела неорганического эквивалента, отведенное вам время на службу мне всегда одинаково вознаграждалось. Вы ценили и уважали друг друга и ненавидели только меня. Да, вы не прятали мертвых в земле и огне, и вам было запрещено убирать их разлагающиеся памятники с места смерти. Ведь ваши трупы не испытывают потребностей во всей этой лишенной для них смысла атрибутике: гробы, прощальные песни, венки, кресты, надгробные камни – для них главное, что это навсегда. С телами прирученных животных я разрешал делать все, что угодно, вы и так уже выкрали их жизнь у природы, для того чтобы использовать по своему разумению. Да, вы не давали имена своим детям, не знали старости, и произносили слово «я» только обращаясь ко мне.
Теперь же я определяюсь в выборе, «как поступить?». Я ясно чувствую приближение своего органического завершения, и перед тем как допущу обрушиться на себя губительному удару, решаю, следует ли мне вынести приговор и дать название городу-лаборатории. Убрав все кордоны, выпустить эксперимент на третий этап развития или запустить в секции ядовитый газ.
– Ко мне! – приказываю сыну-собаке, что обгладывает кость под кроватью. Он выползает, радостно повизгивая, в локтевых и коленных сгибах шрамы – перерезаны сухожилия, и бежит ко мне на четвереньках, зубы сточены напильником, подражая собачьему оскалу. Сын игриво заглядывает мне в глаза и нежно трется в ногах. Короткий отросток копчика-хвоста, отбитого мною сразу же после рождения, торчит из голого зада. Я тереблю своего мальчугана-собаку за ухом, и он проворно ловит мою руку в пасть. Горячие слюни и ласкающий язык не согревает мою холодеющую ладонь. Я засовываю ему в глотку сахарок и ложусь в постель. Девушки-одеяло окутывают мое тело своими бархатными руками и ногами, от них исходит пряный аромат масел и кокаина. Но мне холодно.
Я дрожу…
Я дрожу…
Я дрожу…
Сворачиваюсь эмбрионом на пустой тарелке. Чувствую себя осиротевшим теплом на этой остывающей планете. Я знаю, точно одно, я в этом уверен, – истинно только то, что я люблю своих сынов и дочерей, как бы строго и жестоко я с ними не обходился.
– Я! слышу крик, рожденья той минуты, что пожелает пересыпаться из будущего в прошлое не оскверненная словом, – звучит голос из динамика.
Кг.
…28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. По транспортной ленте ползут килограммовые упаковки макарон. 35. 36. 37. Считаю я, укладывая упаковки в мешок. 38. 39. 40. Беру мешкозашивочную машинку. Прострачиваю полный мешок. Оттягивая в сторону. Беру пустой. 1. 2. 3. 4. 5. 6. Грохочет упаковочно-фасовочная машина. Напарник вспарывает мешок не фасованных макаронных изделий. Засыпает в бункер. Облако мучной пыли. Чихает. 7. 8. 9. 10. 11. 12. Любая посторонняя мысль сбивает со счета. 13. 14. 15. 16. Поэтому я только считаю. 17. 18. 19. 20. 21. Считаю весь день. 22. 23. 24. 25. Весь день. 26. Ползут килограммовые упаковки макарон. 27. 28. 29. Другой напарник складывает мешки, содержащие по 40 килограмм расфасовочного продукта, на поддон и роклой тянет на склад. 30. 31. 32. 33. Иногда приходит инженер, чтобы вставить новый рулон пленки. Тогда я курю. 34. 35. Я не мечтаю. 36. Я не чувствую. 37. Я считаю. 38. 39. 40. Беру мешкозашивочную машинку. Зашиваю мешок. Оттягивая в сторону. Беру пустой. 1. 2. 3. 4. 5. 6. Приходит ночная смена – мой рабочий день скоро закончится. 7. 8. 9. 10. Напарник из ночной смены протягивает руку.
– Здравствуй, – говорю я, пожимая руку. Про себя: «11. 12.».
– Здравствуй.
– Как твое драгоценное здоровье? – про себя: «13. 14. 15.».
– А твое?
– Вашими молитвами, – про себя: «16. 17.».
– Сколько тонн за сегодня?
– На складе спроси, – про себя: «18. 19. 20.».
– Чего злой?
– Потому что не добрый, – про себя: «21.».
– А почему не добрый?
– Потому что злой, – про себя: «22. 23.».
– Да ну тебя.
– И ты туда же, – про себя: «24. 25. 26.».
– Ладно, иди домой. Сколько?
– 27, – отвечаю я. Про себя: «28. 29.». – Спокойной ночи.
Напарник подменяет меня и бросает ползущие по транспортной ленте килограммовые упаковки в незаполненный мною мешок.
Переодеваюсь. 30. 31. 32. 33. 34. Еду домой. 35. 36. 37...
…Дом № 17. В лифте опять кто-то нассал, приходится стоять на одной ноге. 13. 14. 15. 16. Квартира № 198. Звоню в дверь. 17. 18. 19. 20. 21. 22. Что-то долго не открывает. 23. Звоню в дверь. 24. 25. 26. 27. Открывает. 28. Закутана в полотенце. Волосы мокрые. Капельки воды на плечах и ногах. Босая. 29. 30. На полу влажные следы.
– Привет, жена, что-то долго открываешь. Не ждала? – про себя: «31. 32.».
– Прости, в душе была, сразу не услышала, – тянется ко мне руками и обнимает. Запах шампуня.
– Это от кого ты отмывалась? – про себя: «33. 34. 35.».
– Пожалуйста, не начинай, – целует в щеку. – Есть будешь? Все теплое.
– Сейчас, только руки вымою, – отодвигаю от себя. Про себя: «36. 37…».
…Говяжья котлета. Яичница глазунья. Макароны. Чай с молоком.
11. 12. 13. 14.
Сидит и смотрит на меня.
15. 16.
– Не смотри, подавлюсь, – говорю. Про себя: «17. 18. 19.».
– Как на работе? – спрашивает ласково.
– На складе спроси, – отвечаю, про себя: «20. 21. 22.». – Идем спать.
– Может, телевизор посмотрим?
– Спать! – про себя: «23. 24. 25...».
…Лежим.
5. 6. 7. 8...
…Лежим.
32. 33. 34. 35...
…Лежим.
– Чего трусы не сняла? – про себя: «1. 2.».
– Ты же сказал – спать.
– А тебе что не хочется? – про себя: «3. 4.».
– Думала, ты устал, – виноватым тоном.
– С другими думать надо было. Снимай.
5. 6. 7.
– Только «не туда».
– Что за зря мылась? – про себя: «8.».
– Пожалуйста, «не туда».
– Чтобы было «туда», надо было «туда» меньше до меня расковыривать, – про себя: «9. 10.».
– Ай, – вскрикивает она. – Прошу тебя. У меня кровь будет.
– Вот запах крови, меня как раз и не пугает, – хриплю я.
11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 35. 36. 37. 38. 39. 40. Из упаковочно-фасовочной машины выпадают пакеты макарон. Напарник из ночной смены, берет мешкозашивочную машинку. Прострачивает полный мешок. Оттягивает в сторону. Берет пустой. 1. 2. 3. По транспортной ленте ползут килограммовые упаковки макарон. Я и жена отдыхаем после рабочего дня и акта компенсации за расфасованную судьбу.
– Может, ребеночка заведем? – спрашивает, обхватив меня рукой и прижимаясь щекой к моей взмокшей груди.
– В тебе только глистов разводит, – про себя: «4. 5. 6.».
– Зачем ты так?
– Глупостей не говори. Не буду, – про себя: «7. 8.».
– Разве ребеночек глупость?
– А глисты чем хуже? – про себя: «9. 10. 11.».
– Я люблю тебя. Перестань. Я хочу от тебя ребенка.
– Не меня одного любила, – про себя: «12. 13. 14.».
– То было другое.
– Я знаю, то было – «туда», – про себя: «15. 16. 17.».
– Это прошлое, я же не знала, что тебя встречу.
– А что ты знала? – про себя: «18. 19.».
– Я же тебя об этом не спрашиваю?
– Спрашивай, – про себя: «20.».
– Мне не интересно.
– Да, интересного мало, не то, что у тебя. – про себя: «21. 22.».
– Раньше стихи мне писал.
– То я из книжки списывал, – про себя: «23. 24. 25.».
– Цветы дарил.
– Не я один дарил, – про себя: «26. 27.».
– Твои букеты были самые красивые, – вздыхает она.
– Не знаю, я самые дешевые выбирал, – про себя: «28. 29. 30.».
– Нет, я ходила, смотрела.
– Кино ты смотрела с другими, когда я тебя приглашал, – про себя: «31.».
– Так получилось.
– Я знаю, я звонил, ты тогда дома не ночевала.
32. 33. 34. 35. 36…
– …Чего ревешь? – про себя: «5. 6. 7.».
– Не знаю.
– Что осознаешь, что прошлое формирует будущее? – про себя: «8. 9.».
– Не знаю.
– Может тебя треснуть хорошенько, чтобы знала, чего ревешь, и мне тогда понятней будет, – про себя: «10. 11. 12.».
Отворачивается от меня. Всхлипывает, повторяя: «я люблю тебя, я хочу, чтобы все было, как раньше».
13. 14. 15. 16. 17.
Пытаюсь развернуть ее к себе. Сопротивляется. 18. 19. 20. Хватаю за волосы, оттягиваю назад. Сбрасываю одеяло. 21. 22. Переворачиваю. 23. Хватаю за горло. 24. 25. Душу. 27. 28. Сжимая шею, трясу ее голову. 29. 30. 31. 32. 34. 35. 36. 37. 38. 39. 40. Напарник из ночной смены, берет мешкозашивочную машинку. Прострачивает мешок. Оттягивает в сторону. Берет пустой. 1. 2. 3. 4. 5. Душу. Вытрушиваю из глаз слезы. Ее руки колотятся в спинку кровати. Ноги сгибаются и разгибаются. 4. 5. 6. 7. Отпускаю. Кричит. 8. 9. 10. 11.
– Не ори, – наотмашь бью ее по лицу. Про себя: «12. 13.». – Соседей разбудишь, – бью под солнечное сплетение.
Охает. 14. 15. Сжимает ладошкой рот, прикрывая свой крик. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. Оттягиваю руки от лица. Опять сопротивляется. 23. 24. 25. 26. 27. Сталкиваю ее с кровати. Вскакиваю сам, и тыкаю в нее ногами. Приговаривая шепотом: