Я открываю глаза. Набитый пассажирами, как ноев ковчег, троллейбус прижимается к остановке, обшлепывая толпу разбитой грязью. Люди выстраиваются в колоны и присасываются к распахнутым дверям. Толкаются, прижимаются, ругаются, плюются, дерутся, выдыхают, сквернословят, втягивают животы, чей-то зад по плечу, распихивают, зло шутят, сплевывают, продираются, дым сигарет и зубной пасты, оскорбляют, чей-то локоть по лицу, наступают на мозоли, утрамбовываются – пробираются в тугой салон. Сухое анальное проникновение. «Осторожно жопа закрывается». Троллейбус резко трогается с места. Я хватаюсь за пластмассовую кишку поручней. Я – глист, паразитирующий на движении электромеханического тела.
В толпе рассматриваю незнакомцев, пряча от чужих глаз свой интерес.
Здесь, вместо моего отражения в зеркале – чужие «я».
Я наблюдаю за наблюдением чужих «я» за мной.
Чужое «я» наблюдает за наблюдением моего «я» за ним.
Каждый из нас наблюдает свое наблюдение за собой. Все тоже, что и перед зеркалом, но без зеркала. Люди как отражения наблюдений и наблюдения отражений.
Из динамика троллейбуса звучит объявление: «Отражения не нуждаются в знакомстве. Необходимо прятать взгляд в пуговицах, оттопыренных карманах, затылках, пятнах на одеже, во внешней привлекательности или бородавке (тут сложнее), в проносящемся за окном пейзаже, в газете, в рекламном проспекте – во всем, что попадает в ограниченный отраженными телами наблюдателей обзор».
Мы можем увидеть в тебе свое отражение, но не можем увидеть тебя.
Хочешь увидеть себя – посмотри на нас.
Хочешь увидеть того, кем ты мог стать – посмотри в зеркало.
Моя ксерокопия выключается в зеркале.
Кто-то давным-давно порвал руководство пользователя.
Волна пассажирской плоти в это утро придавила меня к креслу, на котором сидит парень приблизительно моего возраста. Сражу же, замечаю между его пальцами крохотную татуировку коловрата. Он сидит чуть пригнув голову и не обращая ни на кого внимания, совершает тайные для меня пассажи: разминая уши, собирает с них грязь, выковыривает серу и выдавливает гной из пор в основании носа… брызг… брызг… длинной очередью в салоне красоты, где распаренные химическими масками девичьи прыщи сверкают гноем… брызг… брызг… рыхлые нарывы облаков… и все это скатывает в комок, пряча в кулак. Через пару остановок встает, освобождая место, (туда сразу бросается грузная и немолодая женщина) и уверенно расталкивая чужие «я», пробирается к выходу. Вдруг, неожиданно для меня останавливается возле подростка с обесцвеченными перекисью волосами, в оранжевой раздутой куртке и широких штанах с карманами по бокам.
– Дружище, да у тебя шнурок выпал.
Затем одной рукой поправляет шнурок капюшона, другой втирает в подростковую спину свой гной, ушную грязь и серу.
– Ну вот, теперь как белый человек, – улыбается он, похлопывая того по плечу, и выходит на остановке.
Я с миллионами чужих «я» еду часами через весь город к месту работы, с другой окраины миллионы спешат на работу в эту часть города.
9.00–22.00
Стоим под стеклянной дверью. «Close». Ждем, когда приедет администратор, и откроет магазин спортивной одежды брендового американского производителя. На витрине надпись «Для людей, знающих свою цену».
Я уже полностью проснулся и отходной утренний туман не путает мою голову.
После открытия, переодеваемся в тесной раздевалке, надеваем футболки с логотипом фирмы производителя, флисовые кофты с логотипом, спортивные штаны с логотипом, носки с логотипом, кроссовки с логотипом, бейджики «Продавец-консультант» с логотипом. И принимаем смену, разбиваясь на группы товаров, сверяем их наличие в торговом зале, по простой формуле: принятый товар = принятый вчера утром другой сменой товар - сколько вчера продали за день товара + сколько вынесли со склада в зал - сколько забрали на склад из зала + сколько товара на манекенах - сколько товара забрали друзья директора (отдельные записи в специальной тетради) +(-) возвращенный (отложенный) на кассе товар по требованию клиента.
Сегодня мой торговый сектор – спортивная женская одежда, инвентарь и аксессуары. Я по памяти знаю каждый артикул товара, поэтому мне намного легче, чем другим – мне не надо искать бирку со штрих-кодом и постоянно сверяться с тетрадкой учета. Я пересчитываю и одновременно поправляю логотип к логотипу, стрелка к стрелочке, надпись к надписи: спортивные женские костюмы; штаны; майки; футболки; шорты; юбки; ветровки; штормовки; куртки; регланы; кофты; для тенниса; для бега; для фитнеса; для активного отдыха; носки; напульсники; скакалки; кистевые эспандеры; гантели; коврики для йоги; футбольные, волейбольные и баскетбольные мячи; рюкзаки; сумки для теннисных ракеток, для кроссовок, большие дорожные сумки, сумки для фляг с водой, с отделениями для мобильных телефонов и капюшонами от дождя; фляги; бейсболки; очки; полотенца; кошельки; брелки, шнурки, чехлы. Я первым заканчиваю прием товара – все сходится, ставлю подпись и сдаю тетрадку на кассу. Выхожу через черный вход в задний дворик. Сухой кашель зажигалки сплевывает горящим газом. Затягиваюсь. До открытия остаются считанные минуты. Я доволен. Сегодня рабочий день начинается без геморроя с логотипом фирмы.
Пустой темный торговый зал. Загорается подсветка ярких витрин с пейзажами далеких стран, выхватывая из темноты улыбки бегущих, летящих, изогнутых в растяжке, счастливых манекенов, рядом, их дети-манекены с открученными головами играются разноцветными мячами. По углам расставлены четыре недвижимых продавца-консультанта, готовых обслужить утренних клиентов.
– Вам помочь?
– Я всему буду рада, – отвечает она и улыбается мне.
– Я всему буду рада, – отвечает она и улыбается мне.
Рабочий день отличается от другого, только последовательностью, в какой я предлагаю ассортимент магазина клиентам и порядком размеров, о наличии которых бегаю узнавать на склад. Два дня работаю – два отдыхаю. На зарплату я могу купить один не самый дорогой кроссовок из этого магазина. На две – пару. Один человек, который будет работать здесь каждый день с 9.00 до 22.00, сможет купить за месяц сразу два кроссовка. Шесть часов на сон, час на питание, два на дорогу, три минуты на онанизм – и 1 час 57 минут в сутки в промежутке с 23.00 по 7.00, в его распоряжении для бега трусцой в обуви с логотипом этой фирмы. Но зато в это время его ноги нельзя будет отличить от ног того, кто зарабатывает в десятки раз больше. Я всегда не переставал, восхищаться плодами технического прогресса. Человеку чтобы сделать себе обувь необходимо месяц работать по 13 часов в день. Я люблю свою работу. Ведь я не умею шить, мне, наверное, и года не хватило бы. Я люблю эти магазины-государства. Я завидую некоторым своим друзья, они зарабатывают больше, они могут позволить себе один кроссовок и еще коврик для занятия йогой из этого магазина. В отличие от меня, они могут практиковать асаны на одной ноге. Стоимость, наименование товара и величина окладов тут не важна. Я люблю эту планету, за саму возможность выражения того, что секунда одного все-равно-какого человека имеют разницу в денежном эквиваленте с одной секундой другого все-равно-какого человека. Время и чувства равноценные участники в товарном обмене на рынке, где все-что-можно-назвать можно купить и продать. Человеческие чувства вызываются с целью обмена или продажи. Я так и до сих пор отказываюсь понимать, почему одинаковое для всех время, проведенное на работе, по-разному оплачивается. Ведь для каждого эти прошедшие часы вычеркнуты из его единственной? и неповторимой? жизни, ведь каждый из них вносил вклад в общее дело, ведь каждая минута приближает к смерти. Я помню, меня учили, что все профессии нужны. Если считаете, что я профнепригоден или недобросовестен или бесполезен, просто увольте. Только придется уволить всех сразу. Я не ищу справедливости, но я чувствую себя обманутым. Моя жизнь, мое время, мои чувства – оказываются чей-то собственностью. Я появился в результате раздвинутых ног и эрекции без дисфункций, но еще до рождения, имея вместо души лишь ноль, я оказался перед всеми в долгу. В долгу перед обществом, частью которого являюсь я сам. В долгу перед родителями, частью которых являюсь я сам. В долгу перед всеми кого смогу полюбить, частью которых я стану. Но я – проститутка времени протестую лишь тогда, когда у меня отнимают деньги – эквивалент. Я презираю себя за это, но пока, я не вижу выхода. Это моя навязчивая идея. Я так предполагаю, что все дело в том, что я не знаю точного момента своей смерти. И пока я живу надеждами на лучшее будущее, вместо того, чтобы надежды жили в настоящем. Но без точного времени смерти я, наверное, никогда не сдвинусь с места. Иногда я сомневаюсь и боюсь, что все мое недовольство можно приглушить простым повышением заработной платы, тогда от моего лицемерия мне становится еще противней. Я мечтаю вернуть свою долг, вернуть свой ноль.
Некоторые из моих напарников в шутку называют клиентов – пациентами, с остро выраженными симптомами заболевания «что купить?». Но я не врач и это не больница, здесь магазин и я продаю болезнь.
Администратор в зале прерывает мои наивные размышления – последствие не оконченного высшего образования.
– Приготовьтесь, к нам едет директор.
От стеллажа к стеллажу поправляем: логотип к логотипу; стрелка к стрелочке; надпись к надписи. Я тоже очень люблю порядок.
Директор приезжает через пол часа, администратор сразу выбегает из своего офиса опять в торговый зал. Они о чем-то говорят и смеются. Затем он берет специальную тетрадку, в которой отмечается неоплаченный товар, взятый его друзьями, и, сделав короткие записи в своей электронной книжке, уезжает. Кажется, он даже и не посмотрел на нас.
Его друзья со свисающими отростками лишнего веса, что напоминают набитые карманы – это сущий напряг. Во-первых, их покупки не засчитывается в наш рейтинг; во-вторых, ведут себя неуважительно по отношению к нам; в-третьих, они всегда перемеряют весь магазин; в-четвертых, очень хочется оторвать руку манекена и разбить их рожи. Хотя четвертое относится почти ко всем клиентам нашего брендового магазина и ко мне в большей степени, оттого что я не понимаю природу своего страха, который сдерживает мое желание и только наполняет злостью.
Еще докучают девушки из модельного агентства – очень сложно для их вытянутых тел, зарабатывающих тем, что выполняют функцию вешалки, подобрать размер, да и все стеллажи всегда верх дном перевернут. На этих жирных друзей хоть что-то натянуть можно. На рост М берем XXL, и вся лишняя длина расходится на животе и жопе. Правда, на девушек приятней смотреть, но не приятно знать, что кем-то из них расплачивается директор модельного агентства с директором этого магазина за спортивную одежду и обувь.
Продавцы-консультанты всех этих ведущих активный образ жизни друзей: толстых дядечек и длинных девочек знают в лицо, и всегда стараются ухитриться, не попасться к ним на глаза, чтобы кто-нибудь другой взял на себя их обслуживание.
– Эй, ты чего? – машет она своей тоненькой растопыренной ладошкой перед моими глазами. – Что-то потерял?
– Чтобы потерять, надо сначала найти, – мямлю я, пытаясь совладеть с теми эмоциями и желаниями, которые охватывают меня, с тех пор как она зашла в магазин. Тот непоколебимый окружающий мир, что я делил на «я» и «они» раскалывается. «Я всему буду рада, – отвечаешь ТЫи улыбаешься мне».
Она пришла одна, почти к закрытию магазина. Никогда я с таким рвением и удовольствием не помогал клиенту, не наблюдал за его переодеванием, прости девочка, за твоим перевоплощением, никогда с такой радостью и скоростью не шнуровал кроссовки, никогда сам не переворачивал стеллажи в поисках оттенков подчеркивающих твой цвет глаз, губ, волос, кожи. Дышал твоим взглядом, твой аромат пульсировал в моих венах. Я стал охотником за твоей улыбкой. Все, думая, как мне донести до тебя тревожное волнение, звенящее во мне, но…
С каждой новой майкой, которую ты выбираешь, с каждой новой моей зарплатой, твоя стопка отсчитывает мои дни – вместо стрелок вещи. В сегодняшнем меню, мое время с 9.00 до 22. 00 (без выходных) подается в шикарном ресторане на тарелках с гарнирами и салатами. Посетители, пережевывая каждый час моей жизни, ведут деловые переговоры, глотают секунды, отвечают на телефонные вызовы, запивая белым вином, пищевод, желудок, кишечник, растягивается кольцо сфинктера. И воспоминания обо мне рассеиваются в отрыжке, анальном выдохе, в застывшем неоднородном мазке на туалетной бумаге, выписанного уверенной рукой совершающей тренированное движение.
Поэтому я помогаю тебе донести лишь отобранные вещи к кассе. Чувства при себе. Не буду же я оправдываться перед твоей красотой за свои дырявые карманы своим дырявым мировоззрение. Как всегда скажут: «Тебе бы только не работать».
– Спасибо за покупку, приходите еще, – попрощался я с тобой.
– Пока, – сказала ты и спросила кассира. – Я из модельного агентства, я у вас первый раз, вам должны были позвонить. Мне надо где-то расписаться?
«Close».
Я возвращаюсь к месту проживания.
У моей жены дорога домой отнимает около часа. Я же пешком дохожу за 10 минут. И в этом продолжает, улыбается моя удача – 50 лишних минут, жена, которая ни разу не уличила в измене, и я до сих пор думающий, что она мне верна. Хотя, предполагаю, что ее, и моя верность наш брак мало тревожит, она и я поженились, скорее в целях экономии времени, чтобы не тратить драгоценные часы на преодоление улиц отделяющих нас тогда друг от друга.
Первая брачная ночь. От шампанского и танцев у нее кружится голова, она устала, она хочет спать. Мне все равно, первые наши брачные ночи состоялись задолго до нашего знакомства. Но через пол часа она начинает блевать. Она устала, поэтому блюет, свесив голову с кровати. Я просыпаюсь от клокотания и едкого запаха. Смываю бродящие лишаи с холодного пола. Обмываю свои испачканные руки и ноги. Засыпаю. Просыпаюсь. Возле меня спящая жена и обручальное кольцо в хлопьях рвоты. Правда она потом умылась.
«Close».
Тем вечером возвращаюсь с работы дольше, чем мне привычно. Все размышляю, о той девочке незнакомке. Ради тебя я был готов навсегда уйти от жены или хотя бы изменить ей. Может ты все-таки не такая, и я напрасно о тебе так придумал? Я готов забыть твою цену.
Головоломка. незнакомка
Незнакомка. Ее имя? Сколько лет? Чему она улыбается? О чем грустит? Зачем она сняла обручальное кольцо? Или еще ни разу не одевал? Когда она последний раз занималось сексом? С мальчиком или девочкой? Групповой или онанизм девственницы? С фруктами или с журналом? Может изнасилование? Что она при этом испытывала? Что она испытывала, когда он кончил? Что она испытывала, когда он опять начал? Связывал ее? Был в маске? Угрожал ножом? Или сказал, что у него он есть? Фотографировал ее при этом или снимал на видеокамеру? Боится тараканов? А мышей? Больше любит собак или кошек? Возможно, что только я сейчас угадываю, что она беременна, а, завтра подержав в утренней моче тест, она увидит две полоски. Заплачет или улыбнется? От радости или от отчаяния? Сделает аборт или оставит ребенка? После аборта сможет, иметь детей или нет? Если оставит – мальчик или девочка? С патологиями или без? Насколько килограммов она поправится? Кому скажет о том, что он отец? Тому, кого любит? Тому, кто зачал? Или тому, кто дает ей деньги? Или она сама не знает кто отец? А что он ответит ей? Или он даже не вспомнит ее? Сколько незнакомке лет? Как зовут? Умрет раньше меня или позже? В старости или от рака? Несчастный случай или убьют? Какое нижнее белье она носит? Зубы с кариесом? Перхоть лечит? Подмышками бреет? А лобок? Как она подмывается? Любит париться в ванной с ароматизированными солями или быстрый душ с освежающим гелем? Какую часть тела начинает мылить первую? Что означает ее обручальное кольцо? Что она замужем? Или одела его, чтобы не ревновала ее партнерша при мысли, что к ней могут преставать мужчины? Чем предохраняется? Гормональными таблетками, вагинальными свечами, противозачаточным кремом, презервативами, анальным или оральным сексом, или после полового акта спринцуется раствором борной кислоты или просто выжимает туда половинку лимона или заливает колу, а может, спит, только с мужчинами, которые не могут иметь детей, или предохраняется только женщинами? Рассматривает свои экскременты, перед тем как смыть или нет? Подтирается в сторону спины или живота? Почему? Как у нее это было в первый раз? Что она при этом испытывала? Что она испытывала, когда он кончил? Что она ему сказала? С кем она кончила в первый раз? Какие цветы она любит? Какие цветы они ей дарили? Страдает аллергией? Как зовут? Какую музыку предпочитает? О какой странице рекламного каталога сейчас мечтает? Любит готовить или не умеет? Что думает, когда с ней знакомятся на улице? Как поступит со мной, если я подойду к ней? Как пахнут ее выделения? Чей член вспомнит, когда увидит мой? Если мы проведем остаток нашей жизни вместе она так и останется для меня головоломкой, и никогда не откроет свои секреты?
Вечность
Скоро подходит к завершению мой испытательный срок в три месяца на новой работе. Тружусь в телекоммуникационной компании, которая занимается ip-телефонией, предоставление интернет услуг, в отделе разработки программного обеспечения. Сижу за компьютером, в просторном бесшумном офисе, огражденный от взглядов сотрудников пластиковыми перегородками и тестирую call-центр. Исследую клиентскую часть всеми допустимыми пользователю операциями, охочусь на новые баги, и контролирую выполнение технического задания поставленного перед программистами, что разрабатывают данную программу в соседней комнате. Отсылаю электронные отчеты о ходе тестирования, отвечаю на сообщения интернетовских пейджеров. В 13.00 откладываю все дела и выхожу из офиса, в продуктовый магазин, покупаю два йогурта, сырковую массу в шоколадной глазури и несколько булочек с яблочным повидлом. Возвращаюсь на рабочее место.
В основном все сотрудники из нашего отдела обедают в китайской забегаловке расположенной неподалеку. Но мне после первого посещения стало плохо – я всю ночь и все утро страдал от острых кишечных спазмов, пока все эти кисло-сладкие остро-вкусные блюда не вылились из меня в не переваренном виде. Поэтому я коротаю обеденный перерыв за рабочим местом, переписываясь со знакомыми через интернет. Пока я ходил за продуктами в онлайне появляется roger, девушка, с которой я едва знаком. Она первая написала мне короткое сообщение приветствие, что меня очень удивило с моими интересами: скатывание вниз, эвтаназия, ислам, ангелы – отмеченными в моих данных, девушки редко сами знакомятся. Фотографиями мы еще с ней не обменивались, поэтому вся власть – воображению. Хотя один прокол уже был – думал, что ник «roger», связан с пиратами, оказалось с кроликом.
Высасываю повидло из булочки и запиваю йогуртом. Набираю.
maggot: это йа
roger::))
maggot: ты как, пупся?
roger: уу, какая я пупся?)
maggot: а кто тогда?:))
roger roger, просто roger))
maggot: roger, просто roger... как ты?
roger превосходно)
maggot: у меня тоже... но без тебя кранты:))))))
roger: быть такого не может))
maggot: бессердечная.....:))
roger: ага, я всегда бессердечная, когда болтают ерунду))
maggot::((разве любить тебя ерунда?:)))))))))
roger: ну вот опять))
maggot: хехе..... настроение у меня хорошее.... что нельзя подомогаться?:))
roger: интернет он и есть интернет))
maggot: зачем меня обижать?:(
roger: а никто не обижает, тебе кажется))
maggot: угу... я знаю... мне кажется, что мне обидно...
roger: а как же твой путь позора и стремление к духовной нищете?))
roger: ау чего молчишь?
roger: личинка ты где?
maggot: тише я превращаюсь в бабочку
14.00. Я закрываю все, не относящиеся к работе приложения, и продолжаю тестировать call-центр, мы должны его сдать в конце месяца. А потом десятки операторов из службы поддержки будут принимать вызовы от клиентов, вносить в базу данных их проблемы, классифицировать, предлагать возможные варианты решения, при возникновении новых проблем, клиентская часть программы автоматически будет отсылать электронные письма в технический отдел. Все продуманно до мелочей. Если оператор захочет сходить в туалет, введи причину перехода в статус «не доступен». Если не введешь и оставишь «готов», пока ты будешь опорожняться, на тебя будет направлен очередной вызов. Не ответишь – сигнал начальнику. Слишком часто «не доступен» – сигнал начальнику. Дружок у тебя что понос, запор, простатит? Начальство должно все знать про своих подчиненных. Приходит сообщение от roger’a. Прекращаю работать, начинаю переписываться, пользуюсь случаем, что для меня еще никто не написал программу, которая фиксируют каждую мою свободную минуту, не считает, сколько я гажу, сплю, ем, мечтаю, занимаюсь сексом (хотя вот здесь у меня считать сейчас совершенно нечего – суровая действительность холостяцкой жизни).
roger: бабочка ты еще работаешь?))
maggot: все... я весь твой...:) что расскажешь интересного?
roger: а кто ты?
maggot: ты забыла? я из твоих снов:))
roger: ой, а мне только кошмары снятся..)
maggot: тогда у меня для тебя один совет - НЕ СПИ!:))))))))
roger:)) а как мы тогда увидимся?
maggot: мдя, об этом я как раз и не подумал… кстати, ты на кого учишься? не на службу поддержки?
roger: не-а размечтался. а что?
maggot: боялся, если буду знать сколько раз ты «доступна», это может повлиять на романтику в наших отношениях
roger:?>:
maggot: это я о работе)) ты не сказала где учишься
roger: институт рекламы дизайнер
maggot: аааа… упыри…. изойдите
roger: а почему так дизайнеров не любишь?)
maggot: скажу по секрету я девушек люблю:)))
roger: скажу по секрету я об этом догадывалась
maggot:)) чем будущие создатели ложных потребностей интересуются?
roger: раньше музыкой, а сейчас тухнут за компьютером)
maggot: жалко.... а я голову ломаю что пахнет?
roger: ага, еще как)
maggot: серьезно.... так и хочется тебя пожалеть:)))))))
roger: ага, бедняжка, мне саму себя жалко)))
maggot: чем тебе помочь?:)))))
roger: а чем тебе помочь?)
maggot: харчями:))
roger: чего нет, того нет))
maggot: хехе.... сестра....
roger:??
maggot: сестра по линии холодильника
roger: ты тогда брат по несчастью)))
maggot:??
roger: потому что кушать хочется)
maggot: и не говори, все ухожу на клизму, держи на прощание только что прислали:
На уроке закона божьего: - Скажите, каким должен быть мальчик, чтобы попасть в рай? - Мертвым, сэр!
Начальник нашего отдела зовет меня к себе в кабинет. Короткий разговор о том, что я во всем устраиваю фирму и через пару формальных недель, мне предложат подписать трудовой договор. Со следующего месяца моя заработная плата повыситься в два раза. Может машину в кредит купить? Другую квартиру снять с большим количеством комнат и в престижном районе? Новый мобильный телефон с полифонией и цифровой камерой? Подарить, что-то матери из ювелирных изделий? Обновить гардероб? Что купить? Может новый монитор, чтобы больше старого на два дюйма? Начать курить? Пить только дорогие коньяки? Что купить? Надо посмотреть рекламу. Что купить? Знал бы отец, о чем я сейчас думаю, он бы мне сказал. Я даже знаю что. Он у меня горел, горит, и будет гореть либертарными идеями, хотя слово идея, он категорически не употреблял. Только инициатива, идея для него подразумевала иерархию. Поэтому обычных детских наказаний я не получал. «Одинаковые пути приводят к разным целям», – говорил отец. И в мою детскую жизнь никто из родственников не вмешивался, если только это не угрожало моему здоровью. Я сам себе был конструктором. Теперь нет. Теперь у меня постоянная работа, зарплата, но я не знаю, что купить и зачем «купить». Минутный порыв и мне хочется сказать начальнику, что я не буду у них работать. Сказать просто для того, чтобы увидеть, как вытянется от удивления его лицо. Сказать, что я другой. Маленький бунт против себя или наоборот за себя. Я очень далек от инициатив отца, а в детстве и вовсе не понимал, о чем он говорит с друзьями на кухне, тогда солнце согревало для меня всех одинаково. Но после того как я получил возможность проявить себя на фирме и заслужить высокую зарплату, я начал чувствовать неприятное для меня чувство превосходства над другими. Зайти в дорогой магазин, ходить между стеллажами, смотреть сквозь продавцов-консультантов, небрежно перебирать вещи, выбрать, что-нибудь совсем мне не нужное и купить. Купить очередное доказательство своего жизненного успеха. Купить часть самоуважения. Но ведь раньше меня это совсем не интересовало. Прогуливая школу, бродил по стройкам, мерил без сапог лужи, подтирался снегом, блевал себе за шиворот, чтобы согреться, когда возвращался с какой-нибудь пьянки зимой. Когда-то я сам себе был конструктором, разбирал себя поутру и собирал себя к вечеру, и меня ни чуть не волновало общественное впечатление, складывающееся от меня. Мои даже самые простые нерезидентные вирусы, которые я еще начал писать в школе, оказались более стойкими перед системой в отличие от меня. Сейчас я сам стал ативирусом, и отлаживаю программу, которая будет контролировать незнакомых мне людей. Может, я это и придумал, но раньше я вроде бы умел любоваться красотой природы, а сейчас только замечаю в ней синоптические изменения: пошел дождь, закончился идти снег, холодно, жарко. И все это только с практическим интересом: что одеть, взять зонтик, сандалии или туфли. Теперь я с большим интересом наблюдаю за черно-желтой погодой курса валют. Все в моей жизни движется к тому, что я так и буду только соглашаться с любимыми мною книгами, что призывают совсем к другому.
– Вы знаете, – говорю начальнику.
– Да, я тебя слушаю.
Капитана за борт. Я поднимаю черный флаг.
– Что предложили где-то больше?
Я поднимаю черный флаг.
– Может, еще подумаешь?
Я поднимаю черный флаг.
– Нам надо время, чтобы найти тебе замену.
Я поднимаю черный флаг.
– Хорошо, еще недельку у нас поработаешь? По-другому просто не получится.
Веселый Роджер улыбается. Испытательный срок.
– Теперь скажешь куда? – спрашивает начальник, пока я прячу в карман заработанные за этот месяц деньги.
– В вечность, – говорю ему, про себя: «В пизду».
Возвращаюсь на рабочее место. Капитан еще барахтается за бортом, он не улыбается. Мигает иконка о полученном новом сообщении. Читаю: «roger: мне тут тоже прислали… urs: приветик как ты относишься к мастурбации подглядыванию и обмену интим фото».
Дома распределяю деньги так чтобы протянуть на них как можно больше времени до того момента, когда рано или поздно опять придется бегать по кадровым агентствам, распихивая по ним и рассылая свое резюме. Цепочка собеседований, чтобы потом опять увольняться. Мать, скажет: «Пошел по протоптанной отцом дорожке». После университета он долго нигде не задерживался, то гаражи сторожил, то детские садики, в свободное время разъезжая по стране со спальным мешком и палаткой, приковывал себя цепью вместе с друзьями к заводским трубам, устраивал палаточные городки протеста возле строящейся атомной станции. И еще он здорово меня выручил, когда его вызвали в школу на педсовет за мои непосещения уроков.
– Какие прогулы? Я не понимаю, о чем вы говорите? Я только предчувствую, возращение первозданного хаоса. А пока в этом мире, – отец глубоко вдохнул, на секунду прикрыв глаза изображая блаженство от прочувствованного запаха, и негромко, но чуть зло сказал. – Все дерьмо! Кроме мочи, разумеется. Что такое прогулы?
После его короткой речи моих родителей больше никогда не вызывали в школу и не приглашали на родительские собрания, а на мои вечные прогулы закрыли глаза. Экзамены и контрольные я сдавал на «хорошо», поэтому учителям было сложно еще, в чем-либо меня обвинить. Мать говорила, что я получал хорошие оценки благодаря тому, что унаследовал от отца его быстрый ум, и в придачу постоянное отсутствие расчески и владение кошельком. Оттого ветер постоянно трепал мои густые волосы, и медяки протирали мелкие купюры, рассованные по карманам. После полового созревания, я так же догадался, что я, как и отец, никогда не предохранялся. Мысль о безопасном сексе вызывала во мне глубинное отвращение. Не потому, что я желал инфицироваться венерическими заболеваниями и не волновался при мысли о возможном зачатии. Просто я всегда хотел быть рядом с человеком, которому могу доверять, а презерватив для меня являлся степенью недоверия к моей девушке. А если не доверяешь, то, что такое безопасный секс? Безопасное недоверие? В такие человеческие отношения я тоже отказывался верить.
Я беру трезвонящую телефонную трубку.
– Добро пожаловать в армию безработных, – поздоровался отец.
Откуда он уже узнал? Мать успела рассказать? Ведь недавно звонил. На него не похоже.
– Работа всегда есть только у рабов, – радостно приветствую его.
– Это ты верно подметил. Как ты?
– А как может быть? Если каждый день пахнет. Ты где?
– В вечности.
– Я так и подумал, – сказал я, рассмеялся.
– Ладно, держись геолог, – засмеялся он и положил трубку.
Вот так, короткие редкие разговоры ни о чем, но их хватало мне, чтобы я почувствовал – он обо мне не забывает и любит. Ему думаю тоже.
После телефонного разговора, я отключаю телефон – всех кого хотел услышать, я уже услышал. Сейчас я безработный и, следовательно, я умер для общества.
Приняв ванную, живой мертвец решает скоротать свое остановившееся время теленовостями.
…в одном из областных центров произошло уникальное событие. У мальчика семи лет начал неожиданно увеличиваться в размере живот. Врачи, решив, что это опухоль немедленно прооперировали пациента. Но во время операции к своему удивлению обнаружили внутри мальчика его брата – сиамского близнеца, что был жив и медленно развивался. У аномальной мутации даже росли волосы и ногти…
Сиамский близнец внутри, повторяю я про себя и вздрагиваю от бурчания в животе. Пытаюсь угадать в каком, месте они срослись, и, представляя, как кто-то царапает мои кишки изнутри и щекочет волосатым чубом сердце. А если он захочет учиться, мне что придется передавать ему через зад домашнее задание? А полюбит женщину и на первом свидании подарит мою печень, и будет спать с ней опять же через мой зад. Обгадит душу…
Я выключаю телевизор и тщательно ощупываю свой живот. Облегченно вздыхая, ищу книгу, которую давно купил, но до сих пор не прочитал, а только постоянно вертел в руках, и откладывал в сторону, оставляя к тому моменту, когда необходимо будет забыть про жизнь.
Свободное падение
Страница за страницей подкрадывается он к читателю. Прячется в оврагах абзацев. По-пластунски извиваясь, ползет шрифтом через широкие поля описаний пейзажей. Скрывается в городской толпе, пока главные герои, знакомясь, друг с другом, разгуливают улицами текста и сбегают вниз ступеньками диалогов. Таится за углом сюжетного поворота, на лице – меняющиеся маски предстоящих конфликтов и препятствий. Его крадущиеся шаги приглушены шорохом бумаги, следы сдуваются ресницами читателя. Укрываясь, он вжимается в тень строчки, растворяется в аромате типографской краски и белого ириса подаренного женщине в уютном ресторане, звучит вечерний джаз, у столика в углу, недопитое шампанское и шлепки первых поцелуев, на губах зуд сладости ожидания следующей страницы. На следующей странице, писатель, превышая скорость на автостраде, оплачивает штраф несколькими помятыми купюрами, пестрящими перечеркнутыми опечатками, привозит влюбленную пару в загородный дом, из окна – озеро, «ниспадающие в воду ветви ивы пенят быструю грудь волны». Чередующиеся постельные сцены: герой под героиней, герой за героиней, герой над героиней, герой в героине, герой из героини, герой за героиней… пока таинственный незнакомец скрипя зубами, онанирует под кроватью и кончает словами, оргазмом-без-пробелов, в нескончаемую ночь предлогов...
…подвизвиззавизнадвизвизвизвизвизвизвиззавизвизвизвизвизподвизвизза…
Необходимо постоянно гримироваться и переодеваться во второстепенных и эпизодных персонажей. Необходимо владеть йогой, чтобы, отсекая свои конечности, задерживать дыхание и останавливая сердце, принимать позы деталей и вещей, асаны латиницы и кириллицы. Необходимо уметь имитировать звуки от комариного писка до солнечных бурь и сокращаться до размеров настроения или чувств. Вот он – точильщик ножей, около дома, где долгий телефонный звонок будит героя, тревожный разговор, искры высекаются из точильного камня, беглый взгляд на читателя сквозь замочную скважину строк примеряет остроту стальной запятой. То он, таксист, (брюхо упирается в баранку) проскакивающий оживленный перекресток на запрещающий движение свет, красным гудят автомобили. Пассажир – герой, спешащий на встречу с другом. Таксист поправляет бутафорские усы, в зеркале заднего обзора у всех машин вместо фар – сужающиеся зрачки читателя. Высокий голубоглазый официант в кафе, приветливо улыбаясь, протягивает чашечку кофе со сливками героине, пока та измученная за ночь удовольствием от «в», «над», «под», «за», «из», коротает пачкой сигарет время до следующей главы. Читаем «на ее мизинце пульсирует голубиной кровью золотое кольцо с красным камушком». Официант поворачивается спиной к странице, презрительная ухмылка, выходит из текста в спрятанную в сноске химическую лабораторию, на руках резиновый перчатки, лицо защищает респиратор, собирает экстракт из корешков сушеных слов «неядовитый, -ая, -ое», сочно смазывая вытяжкой колчан азбуки. То он проститутка, в отеле, где герой возле задушенного друга, сжимает в кулаке предсмертную записку, пока на столе отдыхает расслабленная удавка. Силиконовая грудь туго обтянута обрезанной снизу майкой, татуировка солнца вокруг пупка, туфли на высоких прозрачных каблуках, цокают через весь абзац, желтые глазные линзы с крестиками-зрачками, между ног подряд два пробела. «Ты не меня ищешь?» – спрашивает проститутка героя, проводя ладонью по его перевернутому восклицательному знаку. Короткий разговор. «Как ты не знал?.. Даже не догадывался?.. Да, уже давно... Нет, он только фотографировал... Я знаю ее, она сейчас на вызове... Хочешь ее?.. Просто поговорить?.. А меня?.. Может со скидкой?.. А втроем? Нет?.. Травкой не угостишь?..» И она удаляется по коридору, раскачивая вторым пробелом. Его пустое бельмо внимательно запоминает лицо читателя от морщинки к морщинке. За углом она лезвием бритвы делает два надреза и выдавливает из тела силиконовые вставки, снимает парик, туфли, линзы, слюной смывает солнце с живота и отрывает от себя последнее «а» – все летит в мусорный ящик. Он исчезает. Скоро здесь появится бригада криминалистов. Морфологический разбор. Улики не трогать. Слова не читать. Снять ксерокопии с отпечатков страниц. Кому сказано? Не читать! Опросить свидетелей из соседних строчек. Не забудьте составить фоторобот подозрительных букв. Синтаксический контроль. Предварительная причина смерти – глагол. Вскрытие установит его точное время. Художественные ценности обнаружены? Тогда возможно с целью ограбления. Еще один глухарь. Чье троеточие? Срочно расширенный семантический анализ. Проверьте нашу картотеку. Кто впустил постороннего?
Иногда успеваешь заметить его, когда случайно? переворачиваешь на страницу вперед или, споткнувшись об незнакомое слово, перескакиваешь на другую строчку. Тень молнии, обточенный болью взгляд и его след уже петляя суффиксами и приставками, теряется в предложениях, оставляя смутные знаки препинания. Он всегда готов напасть из-за окончания любой части речи. Любая точка для него сигнал к действию. С каждой страницей он становится все сильней и сильней. С каждой страницей он умирает. Он молится на читателя за то, что тот дарит ему жизнь и проклинает за то, что он дарит ее лишь затем, чтобы потом отобрать. Читатель – вот его единственный антигерой. Иногда таинственный незнакомец мечтает, принять смерь от руки ребенка, что от скуки, играясь разорвет книгу. То вновь ждет последней страницы, вынашивая месть за прочитанные страницы. Иногда плачет, и слезы запятыми сползают вниз по странице, то улыбается рядами восклицательных знаков. Книга захлопнута, любовная <