– До свидания! – крикнула Фейт. – Спасибо!
Ее недавний спутник поднял приветственно руку и завел движок.
Она повернулась к встречающему.
– Здравствуйте. Я – Фейт Фэйрчайлд. Буду готовить здесь на этой неделе.
– Джастис. Брент Джастис. Она оставила вам записку в доме.
Похоже, этот разговор будет продолжением предыдущего. А раз так, то перспективы вырисовывались нерадостные. Ей снова пришлось добавить шагу. Они прошли по пристани, свернули за лодочный сарай и… Фейт остановилась. Пауза была просто необходима. Джастис вопросительно взглянул на нее, но промолчал. Она смотрела на дом – воплощение красоты и совершенства.
Он стоял на пригорке над берегом. Длинная закрытая веранда, обшитый белыми досками фермерский дом с фронтонами на мансардной крыше – легкий элегантный штришок, вполне уместный в данном случае. Он придавал строению ту же элегантность, что и шляпка красивой женщине. Безыскусные, почти геометрических линий перильца по обе стороны от крыльца служили дополнительным украшением. К центральной двери вели грубо обработанные гранитные ступеньки. От рассаженных вдоль дома розовых кустов, белых, кремовых, красных, исходил необыкновенный, невыразимый аромат.
Фейт заметила, что спутник смотрит на нее, и рассмеялась.
– Извините. Просто дом такой чудесный. Никогда не видела ничего подобного, да еще в столь необыкновенном обрамлении. – Она поймала себя на том, что едва не захлебывается от восторга. Прежде, думая о доме со всеми этими спальнями, ванными, бассейнами и спа, она представляла нечто громадное и безобразное, вроде тех каменных уродин, которые они миновали по пути сюда.
– Да. Приятное местечко. Обошлось недешево и строилось долго – попробуйте‑ка доставить все с большой земли. Раньше здесь почти ничего и не было, но она и слушать не желала о том, чтобы от чего‑то избавиться. Все сохранилось. В сороковые и пятидесятые Амос Харди держал здесь овечек, так мы даже его старый лодочный сарай сохранили и подновили.
Может быть, она ошибалась, и Брент Джастис не такой уж и молчун. Сейчас он был прямо‑таки фонтаном бесценной информации. Они зашагали к дому.
– Когда мисс Бишоп построила этот дом?
– Дайте подумать. Должно быть в восемьдесят третьем или восемьдесят четвертом.
– Так она здесь уже давно.
Джастис промолчал, решив, наверно, что реплика не требует ответа. Фейт прибавила шагу. Ей не терпелось поскорее познакомиться с домом поближе.
На веранде стояло несколько плетеных кресел‑качалок, дополненных для комфорта мягкими подушечками. По углам расположились цветочные горшочки и кашпо с ярко‑красной геранью, белой никотианой и голубой лобелией. Пройдя через переднюю дверь, Фейт оказалась в комнате, напоминавшей те многофункциональные гостиные, что вошли в моду на границе тысячелетий и появились стараниями дизайнеров едва ли не во всех разбросанных по побережью от Бостона до Нью‑Йорка «коттеджах». Окна «с видами», обилие мебели – софы, кресла, книжные полки, туалетные столики, обеденные столы и обязательные столики для мозаики. Разница между теми комнатами и этой сводилась, кроме отсутствия запаха плесени, к тому, что мебель здесь не была набором случайных вещей, от доставшегося от тети Марты и слишком хорошего для Армии Спасения гарнитура до замененного на новый дивана второй жены дяди Алека. Здесь мебель подбирали со вкусом. Не купили полный комплект от Этана Алена, но собрали вещи пусть и эклектичные, однако выражающие одну тему – комфорт. И пусть форма следовала за назначением, но здесь, в доме Барбары Бейли Бишоп, комфорт управлял формой. Диванчики, столики и кресла группировались так, чтобы гостям было где разместиться после обеда для неторопливой беседы за кофе и ликером, а ниши и удобные сидения у окна между книжными шкафами приглашали к уединению с книгой в туманный или дождливый день. Потолок был высокий, сама комната – широкая. В соседней Фейт мельком заметила стол на двенадцать человек, установленный у огромного окна с видом на лужайку. Дубовый пол в обеих комнатах прикрывали восточные коврики радужных расцветок. Дальнюю сторону гостиной целиком занимал внушительных размеров камин, облицованный мрамором и дополненный полкой из темно‑серого дерева.
– Записка там, в кухню через эту дверь, а ваша комната наверху – поднимитесь по задней лестнице. Она сейчас работает. Будет позже.
Фейт как будто столкнули с небес на землю. Она уже почти забыла, зачем приехала сюда. Кухня, задняя лестница – задняя спальня. Не совсем чулан на чердаке, но и определенно не комната для гостей с видом на море.
Она подняла записку, лежавшую на виду на кофейном столике Накашима, модном в пятидесятые и представлявшем собой массивную плиту свободной формы из черного орешника, и прошла через оставленную Брентом Джастисом приоткрытой дверь в кухню.
Прошла и замерла на пороге. Точно так же, как тогда, когда в первый раз увидела дом. Хоуп была права – о такой кухне Фейт могла только мечтать. Но повосторгаться вулфовской плитой она еще успеет. Интересно, из какого материала сделаны столешницы? Черного гранита она видела немало, но только не такого, пронизанного золотыми ниточками и небесно‑голубыми крапинками.
– Пропан, газ, солнце.
– Извините? – Слова Брента нарушили ход мыслей, и Фейт не сразу сообразила, о чем речь. – Ах, да. Вы имеете в виду энергопитание. Конечно, провода же сюда не протянешь.
Он кивнул, и экскурсия продолжилась.
Дому, казалось, не будет конца. Проходя по коридору из кухни, Фейт краем глаза увидела что‑то напоминающее солярий и проследовала за своим гидом вверх по широким ступенькам, застеленным – очевидно, по соображениям безопасности – ковровой дорожкой. Закончились они еще одним коридором, в который выходили сразу несколько дверей. В доме такого размера вполне мог поместиться отель или общежитие. Лестничная площадка оказалась достаточно вместительной для еще одной пары стульев у окна. На старинном бюро лежали свежие газеты и журналы – Фейт узнала номер «Таймс», который и сама купила сегодня, чтобы почитать в поезде. На широком подоконнике стояла чудесная бело‑голубая ваза эпохи Мин с полевыми цветами. Фейт взглянула на своего провожатого с новым интересом. Наверняка за цветы тоже отвечает он. И за эти, и за те, что внизу, в гостиной. И за те, что в кухне, календулы в ярко‑желтом глиняном провансальском кувшине. А может быть обитающие здесь эльфы, как тот сапожник, что делал цветы, занимаются всем этим ранним утром, когда еще не взошло солнце? Или оранжировка дело рук самой Барбары Бишоп?
Брент Джастис сказал, что писательница работает и «будет позже». Означает ли это, что в доме ее нет? Он остановился у двери, на латунной ручке которой висела табличка с аккуратно выведенными словами «Фейт Фэйрчайлд». Все, как в загородном доме, только вряд ли кто‑то прокрадется ночью по коридору, чтобы поменять карточки, или выскользнет наружу, дабы учинить гостям мелкую пакость.
– Разве мисс Бишоп работает не дома? Вы сказали, что она будет позже.
– У нее есть домик в лесу. Говорит, что там ей пишется легче, никто не отвлекает.
Фейт понимала логику хозяйки, хотя на взгляд здравомыслящего янки, такого как Брент, ситуация несомненно складывалась странная: человек строит огромный дом, а потом сбегает из него в хижину в лесу, чтобы там заниматься тем, чем и положено заниматься пишущим людям. В доме Бишоп конечно отвлекало бы многое: и соблазнительные удобства, и окна, в которые так и тянет выглянуть. Подумав об удобствах, Фейт вспомнила о бассейнах и спа. Интересно, а они‑то где?
– Я так поняла, что здесь есть спа и бассейн. Времени на них у меня, разумеется, вряд ли хватит, – поспешно добавила она, понимая, что будет кормить и его тоже, и не желая, чтобы он думал, будто обречен питаться всю неделю приготовленными в микроволновке макаронами с сыром, тогда как кухарка будет принимать солнечные ванны.
– Дом построен как бы ступеньками. Два этажа впереди и три сзади. Дальше все остальное и еще кинотеатр внизу, почти под кухней.
Брент открыл дверь, и все мысли Фейт о разделении на передние и задние комнаты, для гостей и прислуги, мгновенно испарились. Комната была просторная, с большим окном и видом на дальний берег. Если встать лицом к дому, то она находилась в правом крыле, с окнами на лужайку, поле с цветами и наконец море. Могла бы и догадаться, укорила себя Фейт. Это же как‑никак остров. Со всех сторон вода, а значит, из всех комнат отличный вид.
– Я вас оставлю. – Он поставил на пол ее сумки, и она лишь теперь сообразила, что забыла оставить в кухне ту, в которой лежали ее кулинарные принадлежности. Ну да ладно, отнесет сама.
– Большое спасибо. – Наступил довольно неловкий момент. Фейт не знала, будет ли он помогать ей во всем или только с посудой, а потому ограничилась простым: – До свидания.
Он кивнул.
– Все, что вам понадобится, уже здесь. На первом этаже, где у нее вино, есть буфетная с еще одним холодильником и морозильной камерой.
Фейт кивнула в ответ. Интересно. Она прочитает записку, переоденется и быстренько все проверит.
Джастис остановился у двери.
– Сад вон там, сзади. Есть клубника, латук, горошек, мангольд.
Сказал и ушел.
Фейт взяла записку и села на кровать. Не слишком мягкая и не слишком жесткая. То, что надо. Конверт не был запечатан. Почерк тот же, что и на табличке на двери.
Дорогая миссис Фэйрчайлд!
Добро пожаловать на Бишоп‑Айленд. Надеюсь, поездка доставила вам удовольствие, а Брент показал, где что найти. Вообще‑то, в отношении Брента я уверена в обратном, но в комнату он вас по крайней мере проводит. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Все ваши заказы исполнены, и я еще добавила кое‑что от себя, как вы сами увидите.
Гости прибудут к семи часам, и если я вдруг задержусь по причине сошествия вдохновения, пожалуйста, возьмите на себя обязанности хозяйки и предложите коктейли и закуски. Обед в восемь.
Очень рада, что вы согласились принять мое приглашение, и с нетерпением жду встречи. Нас всех ждет чудесная неделя.
Искренне ваша…
Фейт нахмурилась. Подпись под каллиграфически выведенными строчками представляла собой нечто совершенно неразборчивое. Фейт знала, такое нередко случается у писателей, которым приходится подписывать тысячи своих книг. В результате у некоторых, как, очевидно, и у мисс Бишоп, подпись деградирует до каракулей. Фейт вспомнился рассказ одного книготорговца о пожилом джентльмене, который, получив подписанную знаменитым сочинителем триллеров книгу, вернул ее с такими словами: «А теперь, молодой человек, подпишите ее так, чтобы я смог прочитать подпись. Так, как учили вас учителя в школе!» Писатель, не славящийся особенной любезностью, мгновенно подчинился.
Она переоделась в рабочую одежду, даже не потрудившись распаковать вещи. Мисс Бишоп попросила приготовить легкий обед «а‑ля фуршет». Сначала Фейт подумала, что это делается с расчетом на тех, кто, возможно, опоздает, но потом решила – нет, наверно, дело в желании создать для первого общего вечера максимально неформальную атмосферу. Добираться до острова в темноте на катере – дело непростое, даже несмотря на наличие системы Джи‑Пи‑Эс и прочих штучек. Скорее всего, гости прибудут с заходом солнца и вряд ли позже. Коктейли она подаст на веранде, которая – весьма кстати – выходит на запад. Потом, после заката, все вернутся в дом. Столиков в гостиной вполне достаточно, даже не считая сокровища Накашимы, так что проблем с сервировкой не будет. Фейт не знала, часто ли встречаются эти выпускницы, но если они хоть немного похожи на подруг Хоуп, то это не имеет большого значения. Подвижный обед, при котором каждый может есть там, где ему удобнее, всегда способствует общению.
Как жаль, что нельзя позвонить Тому или соседке и ближайшей подруге, Пикс Миллер. И, конечно, Хоуп! Ее сотовый несомненно вне зоны обслуживания. Фейт включила телефон, и полное отсутствие раздражающих столбиков подтвердило ее опасение. Но как же тогда сама писательница поддерживает связь с внешним миром? Должно быть, с помощью спутниковой связи.
Уже выходя из комнаты, Фейт заметила на столе у окна маленькую белую коробочку, перевязанную серебристой ленточкой. Открыв ее, она обнаружила шикарное ожерелье. Здесь же лежала карточка с ее именем. «Это работа моего любимого дизайнера, Шэрон Адамс, которая живет неподалеку от Бостона. Возможно, вам знакомо ее имя. Скромный знак благодарности за неделю кулинарных восторгов». Фейт, конечно, слышала о Шэрон Адамс, но назвать ожерелье скромным знаком благодарности у нее бы не повернулся язык – подарок был очень щедрым. Она давно мечтала приобрести авторскую работу Адамс, и вот теперь получила настоящее сокровище. На сопроводительном вкладыше указывались материалы: халцедон с альмандином. Конусообразные кусочки полупрозрачного халцедона напоминали срезы лунного камня, а крошечные вставки альмандина мерцали гранатово‑красными слезинками Марса. Фейт отложила ожерелье в сторону, решив надеть его вечером.
Вернувшись в кухню, она приступила к тому, что неизменно доставляло ей огромное удовольствие: исследованию чужих владений. Редкая женщина, как, впрочем, и мужчина, устоит перед соблазном открыть шкафчик, залезть в буфет или хотя бы заглянуть за дверь в незнакомом доме. Свекровь Фейт, Мэриан, муж и дочь которой занимались недвижимостью, воспринимала чужой дом как своего рода демонстрационный зал, открытый для свободного посещения. «Я всегда могу дать совет, – сказала она однажды. – Предложить, как сделать помещение более привлекательным». Отчасти Фейт с ней соглашалась. Мэриан отличалась хорошим вкусом и верным глазом, но ее главным мотивом было ненасытное любопытство к тому, как живут другие. Фейт умела распознать родственную душу, потому что и сама грешила тем же. Ночная прогулка, когда можно заглянуть в чью‑то освещенную комнату, доставляла почти такое же удовольствие, как посещение бродвейского шоу.
Под выходящим в сад окном – две раковины, причем, одна глубокая, чтобы мыть овощи. Слева – дверь на улицу. Сияющие на фоне жирной, темной земли бледно‑зеленые листочки манили Фейт, но она устояла перед искушением, решив, что выйдет только после того, как закончит с готовкой. Брент – прочитав записку Бишоп, Фейт про себя называла его именно так – упомянул о клубнике. Если позволит время, можно будет собрать немного, чтобы украсить ягодами пирожные, которые она собиралась подать в качестве десерта. А заодно проверить, останется ли что‑то на завтрак. Пока же нужно отыскать винный погреб и проверить содержимое кладовой. Чувствуя себя немного Алисой, она открывала дверь за дверью, находя чулан, буфетную, столовую, пока не наткнулась на ведущие вниз ступеньки.
Как выяснилось, ничто в этом доме не соответствовало традиционному представлению. В данном случае ее ожидания не оправдал «подвал». Вправо от лестницы уходил короткий коридорчик. Прямо перед ней находился бассейн. Несколько стеклянных дверей выходили на мощеный внутренний двор, за которым виднелась лужайка. Сам бассейн был выложен голубыми плитками, украшенными выполненными в синих тонах названиями книг самой Бишоп и изображениями сказочных морских существ: русалок, тритонов, «Уотер бэбиз». Вода имела цвет морской волны, стены и потолок отливали небесно‑голубым. Пахло не хлоркой, а розами. Фейт прошла вдоль бассейна. Под окнами – большое джакузи с водой цвета аквамарина. Она ощущала себя попавшим в сказку ребенком. Одна в величественном дворце, наполненном лишь приглушенным эхом. Кто‑то плескался, кто‑то смеялся, в высоких стаканах звенели кубики льда, кто‑то нашептывал кому‑то на ухо… Все ждали принца, который придет и разрушит чары.
Спа‑кабинет находился за двумя двойными дверьми в самом конце и был оборудован примерно так же, как и его собрат в салоне красоты, посещением которого время от времени баловала себя Фейт – массаж лица, маникюр и педикюр. Она закрыла за собой дверь и отправилась на поиски кладовой, которую и отыскала в том самом коридорчике у подножия лестницы. Холодильник был до отказа заполнен деликатесами: белужьей икрой, фуа‑гра, несколькими видами копченой рыбы, местными мидиями и по меньшей мере пятью разновидностями грибов – от портобелло размером с блюдце до крохотных шитаки. В двух ящиках лежал самодельный сыр. В винный погреб вели стеклянные двери. Открывать их Фейт не стала. Любой сомелье, обладающий достойными этого звания вкусом и обонянием, свалился бы без чувств на пол. Она поднялась по ступенькам наверх, в кухню, чтобы приступить наконец к исполнению обязанностей. Теперь ей стало ясно, почему связь с материком не имела для хозяйки большого значения. На острове у Барбары Бейли Бишоп было все, что только можно пожелать. Здесь можно было жить, не испытывая ни желания, ни потребности уезжать куда‑либо. Неделя вдруг показалась Фейт не таким уж и долгим сроком…
Фейт готовила последний салат, несложный, из свежих овощей. Для желающих получить что‑нибудь теплое у нее был поднос с crottins de Chavignol. Среди гостей несомненно найдется кто‑то, соблюдающий диету – обычную, низкокалорийную, или Аткинса, или южнобережную. Главное блюдо было одно – адаптированная версия лапши с крабами, подаваемой в знаменитом сан‑францисском ресторане «Косая дверь», в данном случае восточнобережный ее вариант (см. рецепт № 1). В корзиночках уже лежало несколько видов хлеба, в том числе фоккачиа. Как есть блюстители диеты, так обязательно найдутся и потребители калорий. Потом, после сегодняшней встречи с гостями и знакомства с их вкусами и предпочтениями, планировать будет уже легче.
Пора выйти в сад. Нужные инструменты, включая разнообразные ножницы и секаторы, нашлись у двери, причем, каждый был помечен биркой: Цветы, Трава, Овощи. Во всем чувствовалась чья‑то высокая организованность.
Фейт едва успела осмотреть грядки, когда услышала приближающийся звук мотора. Жаль, что так рано. Она уже начала вживаться в роль одинокого гостя, чудом заброшенного на пустынный остров с прекрасным дворцом, наполненным ее любимыми напитками и продуктами. В то же время ничто на свете не доставляло ей большего удовольствия, чем возможность порадовать кулинарными изысками восприимчивую аудиторию, а уж по крайней мере сама Бишоп несомненно могла оценить ее искусство по достоинству. В конце концов она до сих пор помнила ее суп, который отведала тринадцать лет назад. Брент спустился к пристани. Он был один, если не считать большую двухколесную садовую тележку, предназначенную, по всей видимости, для багажа. Высадка пассажиров заняла, как и в случае с ней, совсем немного времени. Следует ли ей встретить прибывших? В записке говорилось, что она должна взять на себя роль хозяйки за обедом, но насчет встречи никаких распоряжений не было. Подумав, Фейт решила, что с этой функцией прекрасно справится и Брент, обязанности которого, похоже, не ограничивались ролью садовника. К тому же у нее самой дел хватало – надо еще испечь кексы для завтрака, что‑нибудь основательное и что‑нибудь легкое.
Она собрала немного трав, добавила настурцию для салата и направилась к грядке с клубникой. С первого взгляда стало ясно, что ей понадобится посуда большей вместимости – ягод было много, и не только крохотных рубиново‑красных fraise des bois, но и более крупных и сочных сорта «ранний блеск», выдержавших нелегкое испытание временем. Фейт положила одну ягодку в рот – теплая и вкусная. Как и запах высящихся в отдалении сосен, вкус земляники можно упаковать в бутылку, но ни то, ни другое невозможно воссоздать. Она съела несколько ягодок поменьше – вкус совсем другой, тоже сладкий, но с примесью диких, настоящих лесных ягод. Может быть, использовать их для фруктового соуса к панна котта или какому‑то иному десерту? А клубника? Фруктовый суп? Или джем? На острове несомненно есть оранжерея – без нее получить такие фрукты до июля не под силу даже эльфам. Возвращаясь в кухню, Фейт услышала голоса и увидела группу гостей, идущих к дому по той же, что и она несколькими часами ранее, дорожке. Впереди шагал Брент, за ним следовали три женщины, причем, одна несла гитару в футляре. Фейт улыбнулась, а воображение моментально предложило картину: давние подруги, собравшись у камина, слушают свою Джони Митчелл или Джоан Баэз. Она даже почти услышала подпевающие голоса: «Я жизнь увидела со всех сторон». Здорово. Гости были еще слишком далеко, чтобы рассмотреть лица, но силуэты не расплывались, а багаж, судя по горке чемоданов на тележке, включал в себя не только самое необходимое. Фейт нырнула в тень, за куст цветущей спиреи, и повернула к двери. Одна из женщин повысила голос, и ее слова, произнесенные четко и громко, прорезали воздух, как нож луковицу: «Но что мы здесь делаем?»
Два часа спустя Фейт услышала голоса из гостиной. Брент вел вторую группу гостей к лестнице, начинавшейся от столовой. Лишь теперь она поняла, что ее он провел другим маршрутом, чтобы показать кухню. Она заметила тогда вторую лестницу, но не обратила внимания, где та начинается. Заканчивались обе на одной и той же площадке.
Было начало седьмого. Фейт надеялась, что эта группа последняя – мысль о том, что лодочнику придется совершить еще одну поездку, вызвала тревогу за него. С другой стороны, ему, наверно, не привыкать – доставляют же сюда каким‑то образом газеты. Если, конечно, их не сбрасывают с вертолета! Трое в первой группе, четверо во второй, хозяйка, Фейт и Брент – она загнула все пальцы. Как и сказал Оуэн, десять человек. Десять негритят. Она покачала головой, заменив старую считалку новой, ту, что так нравилась ее детям: «Десять обезьянок прыгнули на кровать…» Потом мама вызывает доктора, тот приводит всех в чувство, но… – «И никто уже не скачет по кровати!» Она улыбнулась, представив, как Эми и Бен повторяют последнюю строчку.
Без четверти семь Фейт стояла посредине веранды. Погода, как по заказу, выдалась чудесная, и воздух как будто напитался ароматами лета. Ветер стих, и окружающий пейзаж обрел вдруг небывалую четкость. В ведерках со льдом, которые она отыскала в буфетной, охлаждались несколько бутылок шампанского – все разных лет, разного стиля. Еще была икра, тоже на льду, с большой перламутровой ложкой, тосты, лимон, сваренные вкрутую яйца и рубленый лук‑шалот, копченые мидии и креветки и паштет, рыбный и многослойный овощной. В нескольких местах Фейт расставила разноцветные блюда с оливками и вазы с фруктами. На стеклянном столике, рядом с икрой, поместился поднос с овощами – выглядели они чудесно, но Фейт по собственному опыту знала, что большой популярностью они обычно не пользуются. В столовой, возле лестницы, висел медный гонг. Она ударит в него ровно в семь. Как человек внимательный к деталям, Бишоп наверняка позаботилась, чтобы каждый из гостей знал программу вечера, но хозяйка все еще отсутствовала, и Фейт решила созвать присутствующих к назначенному времени. Тем более, что они должно быть проголодались, проведя в пути целый день. Она уж точно. Фейт была не из тех кухарок, которые едят, пока готовят. Щепотку здесь, щепотку там для пробы – большего она себе не позволяла и теперь с нетерпением посматривала на «Дом Периньон» и высокие хрустальные бокалы. Оставалось надеяться, что дамы не заставят себя ждать и не пожелают сложных коктейлей. Разумеется, она смогла бы смешать все, что угодно, но шампанское само по себе напиток праздничный и идеальный для вечернего меню с такими великолепными закусками и десертами. Что они пили в шестидесятые? Фейт рассмеялась про себя – возможно, в шестидесятые «пелэмские сестрички», как они себя называли, не пили, а курили.
Она ударила в гонг – звук получился приятный, достаточно протяжный, чтобы его услышали наверху, и одновременно не слишком громкий, чтобы показаться назойливым. Взгляд ее остановился на пропущенной ранее детали – выстроившихся на каминной полке стеклянных цилиндрах, в каждом из которых стояла одна‑единственная гибридная роза. Одну Фейт узнала – «Мир». Неужели это все французские «Мейлланд»? Всего вазочек было десять. Десять роз.
Дорожки на лестнице в столовую не было, и она быстро обернулась, услышав шаги.
– Здравствуйте. Я – Фейт Фэйрчайлд. Буду готовить для вас на этой неделе.
Женщина выглядела лет на сорок или около этого, но никак не на пятьдесят. Изящная, подтянутая, в простеньком, кораллового цвета, облегающем фигуру платье. В темных волосах ни намека на седину – благодаря то ли расположению фортуны, то ли стараниям визажиста. Выражение ее лица тоже осталось для Фейт загадкой, но радости от встречи с подругами она на нем определенно не заметила. Скорее, настороженность. Замерев на нижней ступеньке, женщина окинула гостиную растерянно‑ищущим взглядом, словно никак не могла решить, стоит ли спускаться. И сделала последний шаг.
– Я должно быть первая, – неуверенно пробормотала она и, будто лишь теперь заметив Фейт, добавила: – О, извините. Рэчел Гоулд. В записке сказано, что обед будет подан на веранде. Барбара Бишоп там?
– Мисс Бишоп заканчивает работу и попросила меня до ее прихода позаботиться о гостях. Думаю, она скоро будет.
Рэчел кивнула – как показалось, с облегчением.
– Хорошо. Я бы хотела уточнить программу. Ее секретарь объяснял, но как‑то не очень четко. Вы не знаете, другие музыканты уже приехали? На катере была массажистка; наверное, здесь есть спа. Насчет другой леди я не уверена. Она говорила что‑то о финансах, и никакого инструмента я не заметила, но, может быть, его отправили заранее? Имен их я тоже не расслышала.
– Музыканты? – повторила Фейт и вдруг поняла, кто перед ней – Рэчел Гоулд, знаменитая гитаристка. Том, поднявшийся от «Если бы у меня был молот» до Вилла‑Лобос, был бы в восторге от такого знакомства. Она протянула руку. – Мы с мужем ваши большие поклонники. Для меня честь познакомиться с вами.
Рэчел покраснела.
– Спасибо. Если вы любите музыку, то эта неделя станет для вас настоящим праздником. Я и не знала, что мисс Бишоп тоже интересуется музыкой. Думала, здесь организуется что‑то вроде маленького Тэнглвуда или Мальборо, что мы будем играть весь день в окружении этих великолепных декораций…
Музыкальная группа. Должно быть, их собрала сюда общая любовь к музыке.
– Насколько я знаю, в Пелэме прекрасное отделение музыки. Собраться вместе после стольких лет… Для вас это должно быть нечто особенное. Моя сестра тоже закончила Пелэм, только позже вас.
– Пелэм? – Рэчел как будто собиралась добавить что‑то еще, но ее внимание, как и Фейт, привлекла группа из четырех женщин, спускающихся молча по лестнице.
Не такого вечера я ожидала, сказала себе Фейт, приветствуя гостей и отправляя их на веранду. К уже спустившимся почти сразу же присоединились еще двое. Семь, сосчитала Фейт. Все на месте, кроме хозяйки и, конечно, Брента. Впрочем, ему тут определенно делать было нечего. Зная, что в Новой Англии для ужина поздно никогда не бывает, она оставила для него кое‑что на кухне.
– Пожалуйста, прошу. – Фейт вытащила пробку из бутылки и разлила шампанское. – Мисс Бишоп скоро приедет, а пока я побуду на подхвате. – Общее беспокойство оказалось заразительным – прежде такими выражениями она не пользовалась и, говоря откровенно, даже не была уверена, что именно значит «быть на подхвате».
– Меня зовут Фейт Фэйрчайлд. Я буду готовить для вас на этой неделе. – Переключившись в режим стюардессы, она едва не добавила: «Пристегните, пожалуйста, ремни. Нас немного потрясет».
Высокая женщина в ярком платье от Лилли Пулитцер взяла бокал и тут же осушила его одним глотком. Фейт торопливо подлила. Незнакомка вышла на середину веранды и повернулась к остальным.
– Ладно, давайте знакомиться. Я – Гвен, а ты… – она указала на хрупкую женщину с длинными, неряшливо собранными в тугой пучок волосами, выглядящую то ли уставшей, то ли больной, – ты – Крис Баркер, немного поседевшая, но в целом все та же. И ты, Люси, почти не изменилась, только стрижка короче.
– Ты и сама, Гвен, какой была, такой осталась. Только что в блондинку перекрасилась, – отозвалась Люси, с ног до головы одетая в «Тэлботс».
– Тебя, Рэчел, мы тоже знаем – по фотографиям в «Таймс».
– Но здесь должны были быть музыканты. – Рэчел сняла бокал с подноса проходившей мимо Фейт – никто не двигался с места, и ей пришлось разносить шампанское. – Меня для этого и пригласили – чтобы играть.
– А меня – провести семинар по финансовому менеджменту, – сказала Гвен. – Мисс Бишоп, кем бы она ни была, ловко все устроила. – В голосе ее, как заметила Фейт, за первое место боролись злость и восхищение.
– Это нас всех касается, не так ли? – усмехнулась женщина, безнадежно проигрывавшая битву с годами. Ей бы не помешало сбросить фунтов двадцать и избавиться от давно вышедшей из моды прически в стиле Джейн Фонды. Проглотив две крохотные помидорки‑«черри», она потянулась за булочкой с кунжутом. – Уверена, все узнали Мэгги… или тебя нужно называть мадам ректор? Твои фотографии в каждом ежегоднике. Кстати, прими мои поздравления. Я – Феб. Теперь Феб Джеймс. Живу в Нью‑Джерси с обожаемым мужем, милыми шестнадцатилетними дочурками‑близняшками, чудесным тринадцатилетним сынишкой и двумя прелестными ирландскими терьерами. – Интересно, подумала Фейт, сколько бокалов шампанского она уже выпила? Ирония была очевидна – Феб и не пыталась ее скрыть, – но к ней примешивалась горечь. – Я думала, что еду на читательскую конференцию, – неожиданно закончила она и села, почти шлепнулась в кресло.
– И кто у нас еще остается? – спросила Гвен.