Я чуть не визжу.
— Почему тебе так трудно со мной поладить, Мэдисон? — кричу я. — Почему все всегда о тебе? У тебя уже есть все в этом мире. Почему у меня не может быть только этого? Он заметил меня. Может, я ему даже нравлюсь. Почему ты не можешь просто дать мне это? Почему ты должна все испортить?
— Новости, Маккензи, ты ему не нравишься. Ты его не интересуешь. Он хочет меня. Он просто использует тебя, чтобы добраться до меня.
Я мрачно смеюсь. Это такой странный и чужой звук, когда он срывается с моих губ.
— Бред. Ты бы так не злилась, если бы это было правдой. Ты ненавидишь, что он предпочел меня тебе. Ты не можешь поверить, что он хочет встретиться сегодня ночью на скале Поцелуев со мной, а не с тобой!
Она останавливается и поворачивается ко мне с огнем в глазах.
— Он попросил тебя встретиться с ним сегодня на скале Поцелуев?
Я самодовольно киваю.
— Да, он попросил.
Ее губы кривятся в презрительной усмешкой.
— Садись в машину. Мы едем домой.
Дорога до дома тихая и неловкая. Когда Мэдисон паркуется на подъездной дорожке, взгляд, который она бросает в мою сторону, заставляет меня заплакать, как испуганную маленькую девочку. В этом сила взгляда Мэдисон. У нее есть способность потрошить и убивать одним взглядом.
— Ты пойдешь в дом и будешь хорошей девочкой, какой тебя все знают. Это не ты, Маккензи. Перестань пытаться быть похожей на меня.
— Я не пытаюсь быть похожей на тебя, — бурчу я.
— Ах, да? Попытка отнять у меня Трента говорит об обратном. Просто иди в свою комнату, пока я не превратила следующий год твоей жизни в ад.
— Куда ты? — спрашиваю я, открывая дверь.
— Встретиться с Трентом на скале Поцелуев, конечно же.
Мой желудок сжимается, а сердце разбивается вдребезги.
— Но...
Она удовлетворенно ухмыляется.
— Мы все знаем, что я самая горячая сестра, которую все хотят — с таким же успехом можно подарить Тренту ночь, которую он никогда не забудет.
— Но он сказал «я». Он хотел меня. Он не станет спать с тобой после этой ночи. Я просто знаю, что он не станет.
Мэдисон смеется.
— Он пьян, Маккензи. Ему нет дела ни до тебя, ни до того, кто появится на скале. Он просто хочет трахаться, и мы все знаем, что ты не можешь этого сделать. А теперь закрой дверь.
Со слезами на глазах я делаю, как она говорит, и закрываю дверь.
Когда я вхожу в дом, я знаю, что мои родители спят, потому что свет везде выключен. Я поднимаюсь по лестнице и направляюсь прямо в душ. Слезы текут горячими потоками, и я плачу, не боясь, что сестра услышит и как-нибудь использует это против меня.
Это несправедливо.
Почему всегда она?
Она получает все, а я ничего. Я всегда запоздалая мысль. Проигравшая. Никто. Не знаю, почему я думала, что сегодня все будет по-другому.
Я забираюсь в постель, с воспаленными лодыжками и всем прочим, и рыдаю в подушку, пока не засыпаю.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, из кухни доносится пронзительный крик. Я бегу вниз, и мои ноги замедляются на последних ступеньках, когда я вижу двух полицейских, а на кухне возле входной двери моя мама стоит на коленях со слезами, струящимися по ее лицу.
Шериф Келлер стоит перед ней с выражением, от которого у меня скручивает живот.
— Нам очень жаль, Моника.
Его следующие слова заставляют мой желудок опустеть, а кровь отхлынуть от лица.
Тело опознано.
Найдено на скале Поцелуев.
Расследование убийства.
Я качаю головой, пытаясь понять смысл его слов. Этого не может быть. Это невозможно.
— Мы изучаем все возможные версии того, что могло случиться с вашей дочерью, мистер и миссис Райт. На ее теле имелись следы травм, а также... — он прочищает горло, — А также следы нападения.
— Что это значит? — хрипло спрашивает папа.
Келлер вздыхает.
— Майкл... это значит, что ее изнасиловали.
— Моя малышка! — кричит мама, и звук дождя впивается мне в спину.
Я яростно раскачиваюсь на ногах и хватаюсь за перила для поддержки, когда приходит осознание.
Мою сестру убили.
Ее тело нашли на скале Поцелуев.
Самое последнее место, где я должна была встретиться с Трентом и его друзьями прошлой ночью.
Мэдисон не должна была быть найдена мертвой на той скале сегодня утром. Это должна была быть я.
9 лет спустя
— Ты с ними уже говорила? — спрашивает Кэтрин со своего места напротив меня.
Я уклончиво поднимаю плечо, потому что нет, я не разговаривала с родителями, хотя знаю, что должна. Приближается девятая годовщина смерти Мэдисон.
С того утра ничто не казалось мне правильным, особенно в доме, с мамой и папой. Когда родители теряют ребенка, в большинстве случаев они теряют самих себя. Они, в свою очередь, пренебрегают ответственностью за свое горе, что вполне объяснимо. Только во время своего горя родители забыли обо мне. Они забыли и о том, как мне больно. Не понимали, как сильно я в них нуждаюсь. Или, возможно, понимали, и это просто их не волновало.
Я не видела своих родителей восемь лет. Восемь долгих и одиноких лет.
После того, как я закончила школу, казалось, что эта черная туча нависла над головами моей семьи — скорее, над всем городком. Покидая Ферндейл, родители не оказали мне никакого сопротивления. Они не умоляли меня остаться или предложить присутствовать в моей жизни, как я надеялась. Они даже не пришли на церемонию выдачи дипломов. Наверное, им было слишком тяжело смотреть, как я иду по сцене без Мэдисон.
Я надеялась, что колледж поможет мне пережить ее смерть. Новое побережье. Новый город. Новые люди. Новое все.
Но этого не произошло.
Во всяком случае, время, проведенное вдали от Ферндейла, заставляло меня думать о Мэдисон больше, чем хотелось. Она была повсюду, но не там, где мне было нужно. Мои мысли о ней граничили с одержимостью. Почему это произошло с ней? Страдала ли она? И моя самая большая навязчивая идея заключалась в том, почему кто-то хотел убить мою сестру, и почему ее убийца никогда не был привлечен к ответственности?
Когда убийство в таком маленьком городке, как наш, остается нераскрытым, оно оставляет след. И именно это сделало с Ферндейлом смерть Мэдисон. Беззаботный городок превратился в печальное, заброшенное место, куда туристы больше не хотели приезжать.
Молодую девушку жестоко убивают в лесу? Да, это не самая лучшая реклама, чтобы побудить туристов и отдыхающих привезти с собой свои семьи.
— Позвоню им как-нибудь позже, — бормочу я, решив сделать глоток клубничной мимозы, чтобы больше не врать.
Кэт обменивается взглядом с нашей подругой Верой, прежде чем бросает на меня взгляд через стол, ее идеальные брови изгибаются.
— Знаешь, Кенз, я думаю...
— Мы можем не говорить об этом прямо сейчас? Пожалуйста.
Ее рот захлопывается, и она кивает. Я думаю, что это самая большая сдержанность, которую я когда-либо видела от нее.
Вера и Кэтрин не все знают о моем прошлом, но они знают, что моя сестра умерла, и у меня больше нет близких отношений с родителями. Чего они не знают, так это того, что моя сестра была моим близнецом, и я винила себя в ее смерти последние девять лет.
Кэт снова листает страницы своего журнала сплетен. Вера и Кэт живут ради этих вещей — кто есть кто и самые завидные холостяки здесь, в Нью-Йорке. Все то, на что мне наплевать.
Когда она натыкается на что-то особенно сочное, она издает визг и начинает обмахивать лицо. Она почти так же драматична, как и они. Тут же Вера подскакивает к ней, пытаясь разглядеть, над чем она визжит. Просматривая страницу, их глаза расширяются и, если это возможно, их глаза начинают сверкать. Я почти вижу знаки денег в их зрачках.
— Твою мать, — выдыхает Вера. — Это будет самое жаркое событие года. Можете себе представить, сколько связей мы могли бы установить? Мы должны присутствовать на открытии клуба.
Блеск в глазах Кэт говорит о том, что она полностью согласна с этим утверждением.
— Посмотри.
Кэт, совершенно ошеломленная, пододвигает ко мне журнал, к которому они приклеены, и я закатываю глаза, готовясь прочитать что-то, что, без сомнения, будет пустой тратой времени.
Вот тогда-то я это и вижу.
Или его.
Татуировка на его предплечье — явная улика.
У меня пересыхает во рту, когда я смотрю на мужчину на снимке. Прошло много лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и мгновенно переношусь на девять лет назад.
Я выбегаю из дома, входная дверь в спешке ударяется о стену. Я не оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, следует ли за мной шериф Келлер или все еще пытается утешить моих родителей. У меня на уме только одно — Трент Эйнсворт.
Что произошло прошлой ночью? Был ли это его план с самого начала? У него с Мэдисон случилась ссора на скале Поцелуев, и поэтому она погибла? Так много вопросов и возможных ответов обрушилось на мой мозг в полную силу, но ни один из них мне не нравится. Мне нужно знать, что произошло прошлой ночью.
Реальная история.
Все еще одетая в пижаму и пушистые тапочки, которые мама и папа подарили мне на прошлое Рождество, я бегу по грязной дороге, направляясь к единственному месту, где, как я знаю, тусуются Дикари. Корт.
Каждое воскресенье ребята играют в баскетбол на корте. Точно так же, как каждую пятницу с незапамятных времен люди ходят на их футбольные матчи. Так было всегда, сколько я себя помню, и именно поэтому в глубине души я знаю, что они там.
Гравий и камешки грязи бьются о мои лодыжки и икры, когда я несусь по улицам Ферндейла. Горький утренний холод льнет к моей коже и проникает в грудь. Такое ощущение, будто я проглотила кусок сухого льда. С каждым дуновением воздуха с моих губ срывается все больше клубков белого пара. В груди словно горит огонь, а в боку тугая рана, от которой меня чуть не выворачивает наизнанку прямо на дорогу, но я не могу остановиться. Я не могу сдаться, не сейчас.
Толстушка Кензи не сдастся.
Мое сердце сжимается от прозвища, которое дала мне Мэдисон. Слезы щиплют глаза, но не по тем причинам, о которых можно было бы подумать. Я привыкла к Мэдди и ее резким словам, но мысль... Боже, одна только мысль, что я никогда больше не услышу ее голос, никогда не увижу, как она завивает свои красивые длинные волосы по утрам перед школой, никогда не увижу, как она откидывает голову назад при смехе, опустошает меня. Я не могу вернуть ни одного из моментов с моей сестрой. Мой близнец. Девушка, с которой я делила утробу.
Ее нет.
Ее действительно нет.
Слезы текут по моему лицу, когда я думаю о сестре. Она не всегда была такой высокомерной и злой. Она была моей лучшей подругой. Моей защитницей. Черт, когда-то мы даже разделяли двойной феномен — чувствовать боль друг друга и одинаково мыслить.
Так почему я не почувствовала ее прошлой ночью?
Почему, блядь, я не почувствовала, как боялась Мэдисон в последние секунды своей жизни?
Качая головой, я бегу сквозь боль. Мои икры начинают напрягаться и сводить судорогой. Когда заброшенные улицы очищаются, я знаю, что приближаюсь к нужному месту. Вдалеке я вижу корт и низкий туман, который льнет к земле, почти скрывая темные фигуры, играющие впереди. Но я их чувствую. Я знаю, что они там.
Мои тапочки шлепают по тротуару, когда я приближаюсь к их игре. Туман, нависший над травой у корта, начинает рассеиваться, и не успеваю я опомниться, как оказываюсь там, стоя перед пятью — погодите — четырьмя грозными дьяволами — Дикарями округа Гумбольдт. Я уверена, что выгляжу абсолютно безумно, все еще одетая в тапочки и пижаму, со слезами, струящимися по моему лицу. Я могу только догадываться, о чем они думают.
Четыре пары глаз поворачиваются ко мне, но мой взгляд прикован только к одному из них. Трент перестает бросать баскетбольный мяч, его брови опускаются при виде мое расстроенного состояния.
— Почему? — хриплю я, когда новая волна слез обжигает мне глаза и нос.
Один из Дикарей — Зак Ковингтон — резко смеётся.
— Кто, черт возьми, эта занудная сука?
Остальные присоединяются. Кроме Трента. Он все еще смотрит на меня, как на головоломку, которую пытается сложить.
Игнорируя замечание Зака, Трент спрашивает:
— Могу я тебе чем-нибудь помочь, ребёнок?
Ребёнок? Ребёнок? Ты издеваешься?
Мои губы сжимаются в тонкую линию. Я делаю угрожающий шаг вперед и тычу пальцем в его сторону. Он не вздрагивает и не отстраняется, только вопросительно поднимает бровь.
— Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.
— Может кто-то пожалуйста, увести эту корову из корта? Она портит всю игру! — Винсент Хоторн — еще один из них — рычит.
Я сердито смахиваю слезы, текущие по лицу, ненавидя себя за то, что выгляжу такой слабой. Ненавижу, что Трент смотрит на меня так, будто понятия не имеет, кто я.
— Пожалуйста, Трент, — умоляю я, пытаясь найти другой подход. — Просто расскажи мне, что произошло вчера ночью на скале Поцелуев с Мэдисон. Обещаю, я не расстроюсь. Я просто... мне нужно знать, что ты не причинил ей вреда. Мне нужно знать, что наш поцелуй прошлой ночью был настоящим.
Смех.
Громкий, душераздирающий смех это ответ, который я получаю от Трента и остальных парней.
Трент роняет баскетбольный мяч. Звук его удара об асфальт эхом отдается вокруг нас, и он скрещивает руки на своей твердой груди, насмешливая ухмылка играет на его губах.
— Поцелуй? Тебе приснился сон обо мне, милая?
Он поворачивается к парням, смеясь и стуча кулаками, будто это какая-то дурацкая шутка. Маркус Уайтхорн — еще один дьявол Гумбольдта— двигает бёдрами вперёд и назад, имитируя секс.
Мои зубы стискиваются, я стараюсь контролировать свой гнев.
— Ты поцеловал меня вчера у костра, Трент. Назвал меня красивой. Даже сказал встретиться с тобой на скале Поцелуев позже той ночью.
Трент откидывает голову назад и смеется. Его шея энергично работает, поддерживая его грохочущую истерику.
— Послушай, милая, я не знаю, о чем ты, черт возьми, говоришь, но я никогда не целовал тебя вчера. Блядь, я бы и близко не подошел к тебе с трёхметровой палкой. Так почему бы тебе не сделать нам всем одолжение и не убраться отсюда нахуй?
Злые слезы щиплют глаза.
— Ты лжешь! — кричу я. Мой пронзительный голос отражается от корта. — Ты поцеловал меня вчера. Все вы были там! — я пригвоздила их всех своим взглядом, прежде чем снова сфокусироваться на Тренте. — Ты попросил меня встретиться с тобой на скале Поцелуев, и Мэдисон отправилась вместо меня, только сегодня утром она так и не вернулась домой, и я уверена, вы все знаете почему.
Я позволила своим словам, своим намекам повиснуть в воздухе. Среди всех нас.
Их смех и самодовольство постепенно исчезают, сменяясь гневом. И Трент, и Зак делают опасные шаги вперед, но Маркус и Винсент кладут руки им на плечи, останавливая их от сокращения расстояния.
— Послушай, маленькая сука, я не имею понятия, что ты думаешь, но я уже сказал тебе, что не знаю, кто ты. Мы не целовались и никогда не поцелуемся. Я не хочу, чтобы меня застукали мертвым, целующимся с такой уродкой, как ты. А теперь проваливай.
— Но ты меня знаешь. Вы все знаете, — выдыхаю я, слезы застилают мой голос.
Глядя на Трента, я не могу не задаться вопросом, куда делся парень с прошлого вечера. Этот парень был на самом деле мил со мной, но теперь он вернулся к своим мудацким манерам.
— Мы знаем эту... эту особу, ребята? — спрашивает Трент ребят, оглядываясь через плечо.
Они все смеются, качая головами.
— Пожалуйста, Трент, — всхлипываю я, делая шаг. — Пожалуйста, расскажи мне, что случилось с моей сестрой.
— Я сказал, блядь, проваливай! — резко рявкает Трент.
Я вздрагиваю от его тона, чуть не спотыкаясь о собственные ноги.
— Проваливай отсюда, пока еще можешь, уродка, — рычит Винсент, поднимая брошенный баскетбольный мяч.
Я качаю головой, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь поток слез, струящихся по моему лицу.
Как он мог? Это случилось прошлой ночью. Я знаю, что да.
Почему они лгут? Почему он не может просто признаться, что поцеловал меня прошлым вечером? Все это какая-то дурацкая шутка? Мэдисон во всем была права?
— Трент... — начинаю я, но Зак выхватывает баскетбольный мяч из рук Винсента и бросает его в меня.
Мяч попадает мне прямо в живот, выбивая из меня воздух.
— ПРОВАЛИВАЙ! — рявкает он.
И я ухожу. Спотыкаюсь на дрожащих ногах убегаю. Мое тело сотрясается от рыданий, когда я плетусь по улицам. Слезы текут по моему лицу, и я едва вижу, куда бегу сквозь поток слез. Мои тапочки вдруг за что-то цепляются, и я падаю. Мое тело глухо ударяется о влажную землю, и я стою на четвереньках, всхлипывая в неподвижный воздух.
Я плачу по Мэдисон.
Я плачу по убитой горем уродке, у которой не было ни единого шанса.
Я плачу и плачу, пока у меня не остается слез.
Звук шин по гравию заставляет меня вытереть лицо рукавом пижамы и посмотреть на источник.
— Боже милостивый, Маккензи. Где тебя черти носили? Ты нужна своим родителям! — говорит шериф Келлер, распахивая водительскую дверцу патрульной машины.
Я даже не утруждаю себя вытереть слёзы. Вместо этого я позволяю отчаянному рыданию вырваться и посмотреть в его встревоженные глаза, когда он ползёт ко мне.
— Шериф Келлер. — мой голос срывается, а губы неудержимо дрожат. Не сомневаюсь, что мои следующие слова вызовут целую бурю проблем. — Я должна рассказать вам кое-что о прошлой ночи.
— Маккензи? Эй, ты в порядке, детка? — спрашивает Вера, вырывая меня из воспоминаний. — Ты отключилась на секунду.
Я прочищаю горло, мои глаза все еще прикованы к фотографии и словам над ней.
— Ага. Да, я в порядке. Я просто... Наверное, я просто задумалась о работе.
Ложь легко слетает с моих губ, как это обычно бывает с такими девушками, как я. Конечно, они мои подруги, но я никогда не была с ними честной. О моем прошлом или даже настоящем.
Кэтрин и Вера всегда были популярными богатыми девушками, и, глядя на меня сейчас, вы никогда не узнаете, что я не была такой когда-то. За последние годы я сильно изменилась. Настолько, что не думаю, что кто-то из моей старшей школы даже узнал бы меня, не говоря уже о том, чтобы запомнить.
Я больше не толстушка Кензи. Теперь я просто Маккензи. Светская львица.
После окончания средней школы я отказалась от академической стипендии Университета штата Сан-Франциско и приняла внезапное решение перебраться в Большое Яблоко. С тех пор я ни разу не была в Калифорнии и даже не думала возвращаться. Там для меня уже давно ничего не осталось.
Мои подруги сливки общества здесь, в богатом мире. Их работа? Они не работают. Просто тратят деньги отцов, одеваются по последним трендам моды и получают деньги, чтобы хорошо выглядеть. Они появляются в самых горячих клубах, устраивают вечеринки со знаменитостями и тратят целое состояние на ненужные вещи, такие как эта еда, за которую мне, вероятно, придется копаться в своих сбережениях, чтобы заплатить.
Притворяться кем-то или чем-то, кем я не являюсь, то, к чему я привыкла. Вот как я жила все эти годы. Милые девушки? У них ничего не получается. Их топчут и используют в своих интересах. Мне пришлось узнать это на собственном горьком опыте. Но злые девушки? Они выдерживают шторм и каким-то образом всегда оказываются на вершине.
И именно в нее я превратилась — в злую девушку.
Я должна ненавидеть это. Я превратилась в мерзкую версию моей мертвой сестры, и, честно говоря, не знаю, что это говорит обо мне и моей голове. Я должна испытывать отвращение к тому, кем стала, но, если быть честной, я уже давно ничего не чувствую. Я оцепенела, плыла без эмоций. И все это до тех пор, пока я не увидела фотографию, над которой Кэт и Вера все еще сходят с ума.
Кэтрин Ван Дер Пон — дочь магната. Мы познакомились на мероприятии, где я работала. Она была гостем, пока я обслуживала на стороне, едва сводя концы с концами. Я только закончила свою смену и переодевалась в туалете, когда она столкнулась со мной. Она приняла меня за очередного гостя и завела разговор. Остальное в значительной степени история.
Вера Каспиан — наследница семьи, владеющей дерьмовой тонной земли с нефтью. Я познакомилась с ней несколько лет назад через Кэт. Эти двое были лучшими подругами уже некоторое время, и я думаю, что я стала последней частью, необходимой для завершения их трио. Вместо того, чтобы рассказать им правду о моей семье и обо мне, я выдала им какую-то жалкую историю — моя сестра умерла, когда я была молодой, мои родители отрезали меня от финансов много лет назад, и мы больше не общаемся. Вот и все. Мошенническая история Маккензи Райт.
Я никогда не чувствовала необходимости вдаваться в подробности. Мы за тысячи километров от той прошлой жизни, так что они никогда не узнают правду. Девочкам не нужно знать, насколько я на самом деле разорена, откуда я на самом деле пришла или что мне пришлось преодолеть в прошлом.
Девочки думают, что я работаю так много, потому что пытаюсь досадить своей богатой семье, но на самом деле я просто пытаюсь выжить и наскрести себе на жизнь. Они понятия не имеют. Они предлагают помощь всякий раз, когда знают, что я жадничаю, просто чтобы остаться на плаву, но по большей части я стараюсь не брать у них подачки. Не похоже, что я заслуживаю.
Я лгунья и обманщица. Это печальная правда.
— Беспокоишься о дедлайнах? — спрашивает Кэтрин, имея в виду одну из моих многочисленных работ.
Я заставляю себя фальшиво улыбнуться.
— Ага. Наверное, я просто немного переживаю, что не успею вовремя.
Она усмехается.
— Ох, перестань, ты блестящая писательница, и безумно талантлива. Они полюбят все, что ты им дашь.
Если бы она только знала.
Она просто хорошая подруга, которая пытается осыпать меня похвалами. Они никогда не читали ни слова из того, что я написала. Думаю, не многие из них.
Мои подруги думают, что я внештатный писатель, кем я и являюсь, но они не знают, что я также писатель на стороне. Я беру внештатную работу за дополнительные деньги, так как это мой единственный способ выжить, но на самом деле я сосредоточена на своей писательской карьере. Я работаю над одним и тем же проектом уже шесть лет, но застряла не середине, не имея достаточной информации о том, куда с этим податься.
Мой взгляд снова скользит к фотографии в журнале сплетен, и в голове начинает складываться план. Чувства, которые я похоронила, быстро выползают на поверхность, требуя, чтобы с ними имели дело.
Думаю, я только что нашла ответы для проекта, над которым работала.
— Это выглядит забавно. Мы обязательно должны сходить на открытие.
Я ловлю себя на том, что говорю, мои глаза все еще прикованы к фотографии Трента Эйнсворта, обнимающего двух других парней. Судя по фигуре, это Зак Ковингтон и Винсент Хоторн. На фотографии не хватает только двух дьяволов — Маркуса Уайтхорна и Себастьяна Пирса. В пятый раз мои глаза скользят по подписи над фотографией:
Голливудская сенсация — крупнейшие плейбои SoCal снова взялись за дело. Трое из печально известной пятерки были замечены во вторник вечером на торжественном открытии своего нового, эксклюзивного клуба в Западном Голливуде, подходящего для элиты — Короли. Список гостей уже на целый километр заполнен вашими любимыми знаменитостями из списка А, что гарантирует успех открытия клуба.
Рассеянно я провожу подушечкой пальца по губам, обдумывая. Мы можем вылететь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес без проблем — Вера и Кэт тусовщицы до мозга костей. Они ни за что на свете не пропустят такое эксклюзивное открытие клуба.
— Ты серьезно? Ты, из всех людей, готова ради этого полететь в Лос-Анджелес? А что насчет твоих дедлайнов и работы в фирме?
Одна из моих подработок — помощник директора по маркетингу MainCorp Marketing. Это дерьмовая работа, но она помогает оплачивать счета. Все это стоит моего достоинства. Обычно я не возражаю против грубой работы, но когда твой босс — мудак, одаривающий тебя невыполнимыми заданиями — например, забрать вещи из химчистки, купить кофе и другие продукты в течение дня, ох и да, купить презервативы, которые, я на сто процентов уверена, он не использует со своей женой, это всегда весело.
Я неопределенно пожимаю плечами и киваю Вере.
— Это может стать хорошим отвлечением от работы. Я никогда не брала выходных, так что они не могут сказать мне «нет».
Кэт визжит и тянет меня в ограничивающее воздух объятие.
— Да! ЯлюблютебяЯлюблютебя! Я забронирую билеты и назначу встречу с Женевьевой для бразильцев. Мы будем самыми горячими в этом клубе в ночь открытия. Люди не смогут оторвать от нас глаз. Кто знает, может, кто-нибудь из нас даже охмурит одного из миллионеров, владеющих клубом.
Она многозначительно шевелит бровями.
Я улыбаюсь. Настоящей, искренней улыбкой.
Таков план.
Я изучаю свое отражение в огромном, до пола, зеркале в номере. Я не могу забыть, как по-новому я выгляжу. Два дня назад, после того как Кэт убедилась, что наши тела натерты воском и почти все волосы выщипаны, я решила, что пришло время перемен. Впрочем, это было не такое уж неожиданное решение. Это что-то совсем другое. Я хотела стать другим человеком. Я не хотела возвращаться на Западное побережье, чувствуя себя все той же Маккензи Райс со светлыми волосами и карими глазами. Несмотря на то, что я больше не была той девочкой из старшей школы, я не могла не ощущать, что вновь оказаться рядом с Дикарями все изменит. Мне пришлось сделать себя неузнаваемой, ради удержания преимущества, и, глядя в зеркало, я думаю, что добилась этого.
Взяв прядь своих волос, выкрашенных в черный цвет, я должна признать, что волосы стали трудной переменой. Видеть, как мой блондинистый оттенок размазывается черным, было все равно что смотреть, как умирает часть меня и появляется мое альтер эго. Это определенно займет время, чтобы привыкнуть, но когда я впервые окидываю себя взглядом, я не могу не ощущать себя... по другому. Соблазнительной. Красное платье с запахом идеально облегает мои изгибы и сидит чертовски тесно, как перчатка. Весь бег в мире не может избавить меня от моего зада, поэтому много лет назад я решила принять его. Я сменила орду кардиотренажеров на пилатес и тяжелую атлетику. Теперь моя задница то, чем я горжусь.
Я выгляжу опасно — как лисица. Сексуальная, опасная лисица, получающая компенсацию за свою сестру.
Мой сотовый вибрирует на столе. Оторвав взгляд от своего отражения, я смотрю на сообщение на ярко освещенном экране.
Кэт: Как только ты будешь готова, консьерж будет ждать тебя с городской машиной. Любезность моего отца. Целую.
Я закатываю глаза. Отец Кэт, магнат, всегда работал на побегушках у дочери. Вера и Кэт остановились в семейном загородном доме Кэт, но я предпочла уединиться, потому что не хотела быть обузой. Мне также нужно время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем снова вливаться в жизнь элиты. Кэт была не в восторге от мысли, что я останусь в каком-то случайном отеле одна, поэтому попросила своего отца потянуть за какие-то ниточки. Вместо того чтобы остановиться в дешевом, приличном отеле, как я намеревалась, отец Кэт снял мне номер в Kings Resort and Spa. Это так претенциозно и снобистски, как это звучит, но также невероятно красиво. Мой номер не от мира сего, и персонал здесь абсолютно невероятный. Впервые я чувствую себя принцессой. Вот как все обращаются с тобой в таком отеле. Теперь я понимаю, почему люди тратят столько денег на пятизвездочные отели, из-за этого? Это больше похоже на стозвездочный отель.
И, поверьте, мне, у меня были сомнения насчет того, чтобы остаться здесь. Я имею в виду, что одно только название Kings Resort казалось мне какой-то дурацкой шуткой, тем более что я готовилась иметь дело с печально известной королевской семьей. Мое пребывание здесь своего рода предзнаменование, но я просто не уверена, плохое или хорошее.
Я запихиваю телефон в сумочку и в последний раз проверяю прическу, прежде чем выйти из номера, чтобы встретиться с девочками. Сегодня вечером мы ужинаем в Нобу, и я уверена, что это будет стоить нам руки и ноги. Я уже чувствую, как моя кредитка вздыхает в кошельке. Я вхожу в лифт, не удивляясь, что он заполнен красивыми мужчинами в костюмах и красивыми женщинами, висящими на их руках. Если я правильно помню Кэт, владелец сети курортов устраивает здесь какую-то вечеринку в выходные, а это значит, что отель до краев заполнен богатыми нахалами.
Отлично. Как раз то, что мне нужно.
Пробираясь через переполненный вестибюль, я стараюсь не позволять звукам голосов действовать мне на нервы. Мой телефон вибрирует, и я вздыхаю, готовая отчитать Кэт за то, что она торопит меня, хотя я уже на пути к выходу.