Латинский язык умер вместе с Римской империей. Осталась классическая латынь – язык юристов, медиков и католических священников, язык, который называют мертвым. Но этот язык, умирая, породил целую группу живых романских языков, среди которых португальский, по мнению специалистов, более всего схож со своим великим предком. Правда, образовался он из вульгарного латинского языка, на котором изъяснялись римские солдаты‑легионеры, служившие в дальней провинции Лузитании; из языка, впитавшего в себя слова и выражения местных жителей. Ирония судьбы в том, что этот исковерканный провинциальный диалект пережил своего блестящего прародителя и сохранил в себе больше латыни, чем итальянский, который родился в самом сердце Римской империи.
Согласно исследованиям бразильских филологов, современный словарь португальского языка включает процентов 80 слов латинского происхождения. 16 процентов – заимствованных из испанского и 4 процента – из других языков и наречий – индейских и негритянских.
Официальный, государственный язык Бразилии – португальский. Из множества стран, расположенных на территории Южной Америки, только в Бразилии говорят по‑португальски. В остальных – по‑испански. Эти два языка родственники, очень близкие родственники, языки‑братья, но не близнецы. Для знающего испанский язык не составляет особого труда разобраться в содержании газетной статьи, написанной по‑португальски, или в несложном литературном тексте, и наоборот. Однако устная речь этих двух языков сильно отличается. В испанском есть много звуков, отсутствующих в русском языке, характерных именно для испанского, поэтому русский человек, даже не знающий испанского языка, услышав испанскую речь, может без труда догадаться, что говорят по‑испански и уж во всяком случае не спутать ее с русской.
А португальскую?
Наша квартира расположена на втором этаже нового многоэтажного дома. Мы только что приехали в Рио, и ни один из нас не знает ни слова по‑португальски. Около нашего дома находится школа. Около нее почти всегда толпятся ребятишки. Как и все дети на свете, а может быть и в большей степени, они шумливы и подвижны. В наши окна беспрерывно доносятся крики, удары мяча о стенку, галдеж и хохот. Если не смотреть в окно, а лишь прислушиваться к голосам, то полная иллюзия, что ты находишься где‑то в Москве.
Другой пример. Мы сидим в кинотеатре в Сан‑Пауло. Смотрим какой‑то ординарный фильм. Зал полупустой. Сзади нас слышны два голоса – мужской и женский. На них никто не обращает внимания. Но мы обратили, так как нам кажется, что говорят по‑русски. Слов разобрать нельзя. Нет, кажется, по‑португальски. Голоса то затихают совсем, то раздаются опять. От фильма мы уже отвлеклись: он нас не интересует. Нас интересует другое – на каком языке говорила сидящая сзади нас пара, ведь не может же это быть русский, значит, португальский. Но как похож! Кончился фильм, и мы невольно задерживаемся, стараясь глазами отыскать говоривших. И мы их находим и идем следом. Оказалось, русские. Пожилая пара эмигрантов, говоривших на своем родном языке.
По своему звучанию, особенно когда голоса сливаются, португальская речь поразительно схожа с русской. Это не только наше мнение. Об этом нам говорили и многие знакомые бразильцы, не знающие русского языка. Разумеется, в португальском языке есть звуки и интонации, которых нет в русском, и наоборот, но из десятка языков, которые нам довелось слышать, мы не встречали языка более близкого русскому по тональности, по интонациям, чем португальский. Написали «португальский» и тут же должны оговориться: надо бы сказать – чем бразильский диалект португальского языка, потому что в Португалии по‑португальски говорят иначе, чем в Бразилии [6].
Однажды во время демонстрации кинохроники о Португалии в зале поднялся хохот. Смеялись дружно, но не над содержанием фильма. Зрители смеялись над португальским произношением диктора.
Произношение бразильцев и португальцев сильно отличается. Так, например, букву «S» бразильцы выговаривают как наше «с», а португальцы – как «ш». Ударное «о» бразильцы произносят как русское «у». Кроме того, почти все гласные произносятся португальцами более гортанно, чем бразильцами. Все это придает двум диалектам одного и того же языка различное звучание, безусловно режущее слух каждой из сторон. Эта и ряд других причин позволили некоторым бразильским лингвистам и филологам поставить вопрос о существовании «бразильского» языка. Учитывая довольно сдержанные отношения между Португалией и Бразилией и явную взаимную антипатию между бразильцами и эмигрантами‑португальцами, надо полагать, что идея «бразильского» языка получила довольно широкое распространение. Однако найти грань, где кончается диалект и начинается другой язык, довольно трудно. Да и существует ли эта грань вообще?
На пляжах Рио, и особенно на авениде Атлантика, кроме португальского можно услышать десятки других языков
До колонизации Бразилии португальцами населявшие страну индейцы имели свой язык. Некоторые элементы индейских языков вошли в сегодняшний государственный язык страны. Это главным образом имена собственные – географические названия, которые в индейских языках таковыми не являлись, например Ипанема – «зловонное место», Гуанабара – «закрытая бухта», Пакита – «здесь живут паки» и т. д.
Вскоре после прихода колонизаторов в Бразилию потянулись невольничьи корабли из Африки с сотнями, тысячами, десятками тысяч негров с западного побережья Африки. Названия некоторых растений, животных, предметов быта, блюд, религиозных обрядов и праздников из языков и наречий черных невольников также вошли в состав современного португальского языка Бразилии. Таким образом, в государственном языке Бразилии имеется очень много слов, заимствованных из негритянских и индейских языков, не известных в Португалии. Сами эти негритянские и индейские языки исчезли: индейские – вместе с самими его носителями, исчезнувшими в цивилизованной части страны; негритянские – в результате того, что люди, говорящие на нем, были рабами и усвоили язык своих господ.
В религиозной негритянской секте «Макумба», уходящей своими корнями в древние негритянские поверья, часть ритуальных молитв и песнопений до сих пор произносится на негритянских наречиях. Но произносят их, механически заучивая, как магические заклинания, перевести которые говорящий не может. Возможно, сейчас эти молитвы даже для служителей древнего культа Макумбы потеряли свой языковой стержень и остались набором бессмысленных звуков. И все же, несмотря на некоторые различия словарного запаса и произношения, бесспорно, что и в Бразилии, и в Португалии говорят на одном языке. А вот как этот язык будет развиваться дальше – сказать трудно. Окажут ли на него влияние языки соседних стран – испанский или язык наиболее богатого соседа – английский? И если да, то к чему это приведет – пока неизвестно.
Сегодня алфавит португальского языка состоит из 24 букв (5 гласных и 19 согласных). Совсем недавно по договоренности между Португальской и Бразильской академиями из алфавита были исключены буквы «w», «y», «k». Они встречаются сейчас только в иностранных словах и географических названиях. Грамматика португальского языка проста, но из этого не следует, что она примитивна. Наибольшую сложность представляют глаголы, и, как во всех языках, неправильные глаголы. Но, живя в стране и постоянно общаясь с людьми, для которых португальский язык родной, запомнить неправильные формы наиболее употребительных глаголов не представляет труда. Они запоминаются автоматически. Уже через пару месяцев жизни в стране, если человек обладает определенными способностями и навыком к изучению иностранного языка, можно научиться объясняться, а через год – читать и говорить почти свободно. Для приезжающего в эту страну на длительное время знание португальского языка необходимо. Несмотря на то что Рио всегда наводнен иностранцами, нельзя сказать, чтобы жители города были полиглотами. В гостиницах, как правило, только портье немного знают английский или немецкий. Остальные служащие отелей иностранного языка, даже в самом незначительном объеме, не знают. Правда, проспекты и рекламы, а также меню печатаются на двух языках – португальском и английском.
В городе довольно много курсов по изучению английского языка. Методы самые современные, и, если верить рекламе, срок для овладения языком – от трех до шести месяцев. Но все это баснословно дорого, и рядовому бразильцу не по карману. Ну а те, кто побогаче, имеют возможность учить своих детей иностранным языкам в специализированных колледжах: англо‑американских, французских, немецких.
В Бразилии много неграмотных, еще больше малограмотных, с трудом умеющих расписаться. Конечно, в больших городах, особенно в Рио, их значительно меньше и количество неграмотных если и пополняется, то только за счет пришельцев из сельских местностей, ищущих своего счастья в большом городе.
Рождение города
Портрету человека предшествует его биография. Портрету города – его история. История Рио‑де‑Жанейро сливается с историей Бразилии.
Португалия. Лиссабон. Март 1500 года.
Проводы эскадры были торжественными. На прощальном обеде присутствовал весь цвет португальского двора. Во главе стола восседал король Мануэл I Счастливый. По правую руку от него – главнокомандующий эскадрой («капитан‑мор») тридцатидевятилетний Педро Альварес Кабрал де Бельмоте, отпрыск старинной фамилии, протеже Васко да Гама.
Король был явно возбужден и не скрывал этого. Он то и дело обращался к капитану, очевидно давая какие‑то необходимые указания. И никто из присутствующих не знал, о чем проговорили эти двое значительную часть последней ночи.
После пышной мессы сеньору Педро было вручено освященное знамя и личный подарок папы – бархатный берет. Такой чести еще не удостаивался ни один из лузитанских мореходов.
Официальной задачей экспедиции объявлялось исследование африканских берегов и установление торговых отношений с Индией («подлинной, полуденной» в отличие от «западной, колумбовой»), прямой морской путь куда проложил два года назад великий Васко да Гама.
История сохранила названия некоторых кораблей: «Сан Педро», «Анунсиада», «Эль‑Рей» (всего их было тринадцать, включая вспомогательное судно) – и имена наиболее знаменитых участников похода, в их числе: Николау Каэльо (спутник Васко да Гама), Бартоломей Диас (первооткрыватель мыса Доброй Надежды). Отметим также имена Дуарти Пашеку Перейра. Гаспара Лемуша.
Всего в плавание отправлялось около полутора тысяч человек. В десять раз больше, чем у Васко да Гама!
Каравеллы вышли из Лиссабона 9 марта 1500 года и две недели спустя достигли острова Сан‑Николау (центральный остров архипелага Зеленый Мыс). О дальнейшем курсе эскадры мнения исследователей расходятся. Большинство, в том числе советские географы, считает, что она пошла прямо на юг, пересекла экватор, а затем отклонилась на запад и приблизительно у 17 градусов южной широты подошла 22 апреля 1500 года к берегам Южной Америки [7].
Остров Сан‑Николау лежит примерно на 24 градусе западной долготы. Меридиан мыса Корумбан – 39 градусов западной долготы (предполагается, что именно сюда пристали суда португальцев), следовательно, отклонение выразилось в 15 градусах долготы, что на тех широтах составляет расстояние порядка 1600 километров. И это при условии, что эскадра шла строго на юг, а не на юго‑восток, как ей полагалось бы идти, если целью был мыс Доброй Надежды. Что же было причиной столь грубой ошибки? Шторм? Но как показали позднейшие исследования, во время следования экспедиции от островов Зеленого Мыса до Южной Америки значительных волнений в океане не наблюдалось. Кроме того, буря раскидала бы корабли. Насколько известно, этого не случилось. Морские течения? Следуя на юг, корабли Кабрала пересекли Северное пассатное течение, относившее их к западу, Экваториальное, направленное на восток, Южное пассатное (западное) и, наконец, Бразильское течение (юго‑западное)…
Итак, можно предположить, что португальские корабли следовали южным курсом, а течением их сносило на запад, пока не появилась земля. Отсюда вывод: «Открытие португальцами Бразилии 22 апреля 1500 г. было делом счастливого случая»[8].
Послушаем теперь сторонников другой версии.
Каравеллы вышли из Лиссабона 9 марта 1500 года.
«В середине апреля эскадра находилась приблизительно на широте 17 градусов, примерно в 300 милях от Африки, после чего был взят курс на запад… Словно в поисках какого‑то уже известного пункта. Поиски эти носили все более уверенный характер… 22 апреля перед глазами мореплавателей открылась линия земли, простиравшейся с севера на юг»[9]. Земле этой было дано имя – остров Вера‑Круз. Португальцы, пишет далее Р. Помбу, несомненно, знали, что «остров Вера‑Круз был на самом деле огромной территорией…». И далее: «…а если будет выдвинуто имя какого‑либо другого мореплавателя, предшественника Кабрала в Бразилии, то португальцам следует противопоставить ему многих своих мореплавателей, которые знали о существовании Американского континента до Колумба»[10].
Одни исследователи датой открытия Южной Америки (Бразилии) считают 1 мая 1500 года, другие – 26 апреля, но все сходятся в одном: уже на следующий день, после торжественного богослужения, эскадра вышла в море, чтобы продолжать плавание уже по заданному курсу, то есть вдоль Африки, к берегам Индии.
Таким образом, Рошу Помбу совершенно ясно говорит о том, что португальцам было известно о существовании Западного континента. Соответствует ли эта версия действительности? Уже цитированный автор «Истории открытия и исследования Центральной и Южной Америки» решительно утверждает: «Нет». И обосновывает свое мнение следующим рассуждением. Расстояние между широтами, на которых расположены остров Сан‑Николау и предположительное место высадки португальцев (мыс Корумбан), составляет 3700 с лишним километров. В то же время, согласно отчету кормчих Кабрала, пройденный путь составлял около 4000 километров (?). А это значит, что никакого крутого поворота на запад «словно в поисках какого‑то известного пункта» быть не могло. Действительно, для этого эскадре надо было пройти 3700 километров по меридиану и 1600 километров по параллели, то есть 5300 километров, а не 4000 километров.
На наш взгляд, в этом рассуждении есть несколько слабых пунктов. Приводя данные кормчих экспедиции о пройденном расстоянии. И. П. Магидович ссылается на письмо одного из участников похода португальскому королю, а именно на письмо Перу Ваш де Каминья от 1 мая 1500 года. Вот интересующее нас место этого документа: «21 апреля, когда мы находились, по словам кормчих (подчеркнуто мной. – В. Б.), приблизительно в 660–670 лигах от названного острова (имеется в виду остров Сан‑Николау. – В. Б.), появились признаки земли…»[11]
Что здесь прежде всего бьет в глаза? Приблизительность цифр! Каминья не навигатор, не моряк. В данной экспедиции он простой пассажир, следующий в Индию на должность секретаря будущей торговой фактории в Калькутте. Его письмо королю – личная инициатива. Вот начало этого письма: «Сеньор, хотя капитан‑мор Вашего флота, а также другие капитаны уже сообщили Вашему высочеству новость об открытии земли, достигнутой во время этого плавания, я тем не менее отваживаюсь рассказать о случившемся» [12]. Каминья снимает с себя всякую ответственность, говоря о пройденном расстоянии со слов кормчих. Где гарантия, что они не получили приказа скрывать истинное расстояние. Во всяком случае это было в духе того времени. Достаточно вспомнить пример самого Колумба.
Теперь обратимся к цифрам. Каминья называет расстояние 660 лиг. Если принять одну морскую лигу за 5,555 километра, то это означает, что от архипелага Зеленого Мыса до Бразилии корабли прошли всего 3666 километров (660 лиг). В то же время эскадре для достижения американских берегов необходимо было пройти в идеальном случае свыше 4000 километров (гипотенуза, где катетами являются расстояния между соответствующими широтами – 3700 километров и долготами – 1600 километров). Вывод прост: данные о пройденном расстоянии, приведенные Каминьей, не соответствуют действительности и апеллировать к ним при решении принципиальных вопросов нельзя. Так же как, впрочем, нельзя понимать выражение Рошу Помбу: «почти под прямым углом к первоначальной линии следования» – в буквальном смысле. Доказательства, построенные на словах «приблизительно», «почти», «около», «говорят» и тому подобных, ничего не доказывают.
Вопрос о курсе следования эскадры Кабрала можно поставить и так: либо ошибка лучших мореплавателей того времени на 1600 километров (ведь корабли снесло на запад течениями на это расстояние не за один день!), либо ошибка (вероятно, невольная) в частном письме Перу Каминьи. Лично мы склонны доверять в данном случае профессионалам, то есть штурманам Кабрала.
А теперь перенесемся на минуту в какой‑нибудь значительный портовый город тогдашней Западной Европы, в его атмосферу, наэлектризованную передающимися из уст в уста рассказами о неведомых землях южных морей, изобилующих золотом, серебром и драгоценными камнями. Реальная основа этих рассказов разбавлялась в чудовищных пропорциях низкопробной фантазией, а их достоверность подкреплялась показом странных морских карт с очертаниями неизвестных островов и таинственными пометками. Любопытство и ажиотаж подхлестывались королевскими указами, запрещавшими под страхом казни наносить на карты координаты земель, расположенных южнее экватора…
Но дело не только в романтических россказнях подвыпивших моряков. На глобусе звездного неба, составленном Абу Касемом в 1225 году, обозначены звезды невидимого в северном полушарии Южного Креста. Об этом же созвездии упоминает в своей «Божественной комедии» великий Данте[13]. Во многих легендах средневековья повествуется о счастливых бразильских островах. Соответствующая библиография приводит свыше 30 источников, в которых «бразильские острова» упоминаются до их «официального» открытия. Например, атлас Медичи, изданный в 1351 году; письмо иудейского бакалавра искусств и медицины Жоана, датированное 1 мая 1500 года, в котором о Бразилии говорится как о земле, давно уже нанесенной на карту мира: письмо Эстивана Рейса королю Мануэлу, датированное 1514 годом, содержащее о Бразилии такие строки: «Ваше величество владеет этими землями свыше 20 лет».
Ссылки на источники, дающие право на переосмысливание некоторых моментов в истории Великих географических открытий, при желании можно продолжить. Однако эта тема не входит в план настоящей книги. Вопрос о «нечаянном» открытии Кабрала остается открытым. Со своей стороны мы целиком присоединяемся к выводу, сделанному И. П. Магидовичем в его книге, а именно: португальский король более чем вероятно знал, что в южном полушарии, сравнительно недалеко от Африки, в субэкваториальной полосе, лежит большая земля, но знал он это не от португальских мореплавателей, а от португальских шпионов в Испании.
Что касается мнения по затронутому вопросу самих бразильцев, то они признают приоритет португальцев в открытии Бразилии, хотя и крепко недолюбливают нынешних португальцев, проживающих в Бразилии, за торгашеский дух[14].
Америка была открыта европейцами задолго до Колумба[15]. Не исключено, что это было известно и самому Колумбу. Его заслуга в том, что он возвратил Европе потерянный ею континент тогда, когда в нем появилась необходимость. Потребность в великих открытиях вызвала потребность в великих навигаторах. Мы не знаем имен египтян, финикийцев, греков и викингов, бороздивших океан у берегов Америки. Но навсегда человечество сохранит имена Васко да Гамы. Колумба. Магеллана. Кабрала, потому что они решали великие задачи, поставленные их эпохой.
Наивно представлять себе их плавание как увлекательные приключения на суше и на море. За океан плыли не туристы, а завоеватели, которых интересовал лишь один вид открытий – открытие способа обогащения. Это была пора становления капитализма, жестокая эпоха первоначального накопления. Недаром же сохранились следующие подсчеты: несмотря на отсутствие во вновь открытых землях благородного металла, расходы по организации экспедиции Кабрала окупились за два рейса стоимостью доставленного груза – красного сандалового дерева «пау бразил», из разновидностей которого в Европе уже давно изготовляли великолепные красители.
Донесение Кабрала об открытии острова Вера‑Круз было доставлено в Лиссабон капитаном Гаспаром де Лемуш и особой сенсации там не произвело. А для обследования новых земель в мае 1501 года была снаряжена эскадра в составе трех кораблей. О личности ее руководителя мнения историков расходятся. Одни называют имя Андре Гонзалеса, другие – Гаспара де Лемуша, третьи – Гонзало Коэльо. В числе участников этой экспедиции находился Америго Веспуччи. Именно это плавание и принесло ему мировую известность открывателя Нового Света.
Корабли без особых приключений пересекли океан и стали продвигаться вдоль острова Вера‑Круз. Проходили недели, потом месяцы, а берег все тянулся к югу. Были открыты и окрещены десятки новых островов: заливов, гор. Кончился 1501 год. Утро нового 1502 года застало мореплавателей у подножия скалы, удивительно похожей на гигантскую сахарную голову, блестевшую под ослепительными лучами летнего январского солнца. Но не странная форма скалы приковала к себе взгляды португальцев, а узкий, километра полтора шириной, пролив, за которым, насколько хватало глаз, простирался необозримый водный простор. Так была открыта бухта Гуанабара, легкомысленно окрещенная Январской Рекой – Рио‑де‑Жанейро. Впрочем, так ли уж легкомысленно?
На языке местных индейцев племени тамоев название «Игуаамбара» означает устье большой реки, а на языке индейцев‑тупии слово «Гуарабарра» объединяет понятия реки и залива. Можно предположить, что португальское «рио» (река) всего лишь неудачный перевод индейского «барра» (устье реки, залив).
Так или иначе, но 1 января 1502 года на карте появилось название «Рио‑де‑Жанейро». Позже оно будет присвоено городу, который появится здесь только через 63 года.
Первая попытка колонизации берегов Гуанабары была предпринята в апреле 1531 года Мартином Афонсо – наместником короля в колонии, именуемой теперь Вера‑Круз ду Бразил. Однако, несмотря на все усилия, закрепиться в этом месте португальцам не удалось. Причиной этому было враждебное отношение индейцев‑тамоев, подстрекаемых французами. Французские коммерсанты в отличие от португальцев быстро освоили путь на «остров» Вера‑Круз и вели успешное освоение его богатств, то есть вывозили в возможно больших количествах ценное дерево «бразил» без каких‑либо отчислений в пользу португальской короны. Очевидно, где‑то в районе нынешнего города располагалось их поселение «Антарктическая Франция»…
Новый этап в предыстории Рио‑де‑Жанейро начался с ноября 1555 года, когда в бухту вошла большая эскадра французских судов под общей командой рыцаря Мальтийского ордена Никола‑Дюран Вильгеньона. Верный тактике своего ордена, Вильгеньон обосновался на небольшом островке, который поныне носит его имя, близ западного берега бухты. Укрепившись на острове, французы начали проникать в глубь страны, вступая в дружеские отношения с индейцами‑тамоями.
Первое серьезное столкновение европейских соперников произошло во время правления третьего губернатора португальской колонии – адмирала Мэн де Са. Большой десант португальцев высадился 20 февраля 1560 года в районе нынешнего Красного пляжа и с ходу вступил в бой. Сражение на море и на суше длилось около двух суток. Сражались в основном индейцы, подкупленные той и другой стороной.
Под предводительством своего вождя Арарибойя индейцам‑темино, сражавшимся под португальскими знаменами, удалось проникнуть во французскую крепость на острове. Это и решило судьбу битвы. Французы дрогнули и побежали, спасаясь в дебрях непроходимой сельвы. В несть торжественной победы португальцами была отслужена торжественная месса. На этом дело и кончилось. Победители, не имея сил и средств удержать район, удалились в Байию – столицу губернаторства, а побежденные возвратились на побережье и принялись за восстановление разрушенных укреплений.
Задача окончательного изгнания французов из района Гуанабары связана с именем Эстасио де Са. Эскадра под его командованием бросила якорь у входа в бухту в феврале 1564 года. Однако, убедившись в недостаточности собственных сил, португальцы снялись со стоянки и ушли на север, так и не вступив в сражение. Спустя год, 1 марта 1565 года, флот Эстасио де Са снова бросил якоря в Гуанабаре. На болотистом берегу у подножия горы Пао де Асукр (сахарная голова), на том месте, где ныне возвышается марка города, было высажено около 300 вооруженных солдат с целью заложить новый город. Он был назван Сан‑Себастьян‑ду‑Рио‑де‑Жанейро в честь принца Себастьяна – наследника португальской короны.
История сохранила слова, обращенные Эстасио де Са к своему отряду на торжественном соборе, посвященном столь знаменательному событию. Они достаточно хорошо передают дух и методы португальских колонизаторов.
«Солдаты‑соратники!
Мужественные сердца не нуждаются в длинных речах. Сквозь долгие годы, сквозь многие превратности судьбы надо было пройти, чтобы сегодня видеть результат наших усилий. Остался последний рубеж. Чтобы вдохнуть жизнь в этот варварский край, надо быть готовым пожертвовать своей жизнью.
Сзади нас горы, впереди – воды океана. Слева и справа – враги. Чтобы выйти из этого кольца, нам необходимо сломить наших противников. Их победить нетрудно. Гораздо легче, чем покорить горы и пересечь океан. Трескотню их угроз воспринимают наши уши, но не сердца. Мы не хотим больше слушать эти угрозы. Наши аркебузы сильнее стрел врагов. Мы принесли сюда истинную веру и жизнь, и этим оправданы наши методы…
Довольно уступок! Хватит болтовни во всем мире о том, что такие могучие силы, как Бразилия, Португалия, Король и Государство, терпят поражение. Пора положить конец нашим неудачам.
Мы основываем здесь город. И он станет памятником нашей решительности и нашим оплотом, а также оплотом всех грядущих поколений в деле обуздания варваров»[16].
Потянулись тяжелые, изнурительные будни, переполненные опасностями и работой. Жизнь в укреплении, нелегкая сама по себе, осложнялась отсутствием питьевой воды, которую приходилось доставлять на шлюпках с противоположной стороны залива. Каждая такая поездка сопровождалась стычками с индейцами‑тамоями – союзниками французов. Одна из таких стычек вошла в историю под названием Битвы лодок, положившей начало легенде о явлении одного из святых римской церкви, а именно святого Себастьяна, статуя которого сегодня возвышается недалеко от церкви Глории на набережной Фламенго. В этом сражении португальцам, попавшим в плотное окружение индейских лодок, грозила гибель. Однако в самый критический момент тамои вдруг обратились в беспорядочное бегство, которое впоследствии объяснили внезапным появлением «светлого молодого воина», потопившего несколько лодок. День «Битвы лодок» превратился со временем в национальный праздник День города, который отмечают и ныне. Что касается «светлого молодого воина», то церковники признали в нем святого Себастьяна, которого и нарекли официальным покровителем города.
Силы соперников – португальцев и французов – оказались примерно равными. Потребовалась мобилизация ресурсов всех португальских поселений (капитаний), чтобы выбить французов из их укреплений. Это было сделано в январе 1567 года, полтора года спустя после высадки на берег Гуанабары 300 португальцев. Затянувшаяся на шесть десятилетий борьба португальских и французских колонизаторов за сказочно красивый и богатый уголок чужой земли окончилась в пользу первых. Победа далась нелегко. В решающем сражении был смертельно ранен отравленной стрелой предводитель португальцев, основатель города и его первый правитель, по преданию, человек большого личного мужества – Эстасио де Са.
Место для города было выбрано явно неудачно. Поэтому в скором времени центр строительства переместился на противоположный берег залива, на холм Кастело. Сегодня этого холма не существует. Он был срыт в 1922 году.
В феврале 1567 года губернатор Мэн де Са торжественно объявил о вторичной закладке города Сан‑Себастьян‑ду‑Рио‑де‑Жанейро. Первым мэром города стал другой племянник губернатора – Сальвадо Корейя де Са.
В 1573 году произошел раздел всех португальских поселений в Бразилии на северное и южное губернаторства. Новый город был провозглашен столицей южного губернаторства, которое к 1576 году было окончательно очищено от французов и их союзников – индейцев‑тамоев.
Чтобы покончить с франко‑португальскими взаимоотношениями по поводу Рио‑де‑Жанейро, необходимо упомянуть о двух набегах.
В 1710 году в бухту вошло шесть французских кораблей под командой Жана Дюклерка с десантом в тысячу человек. Корсарам удалось ворваться в город. Однако недостаточно продуманный план погубил предприятие. Потеряв 400 человек убитыми, захватчики во главе с предводителем вынуждены были сдаться в плен.
Спустя год, в сентябре 1711 года, у стен города оказалось 17 французских кораблей. На берег высадилось несколько сотен корсаров под предводительством Дюгуа‑Труа. По свидетельству летописцев, «ночь с 21 на 22 сентября 1711 года останется одной из самых ужасных ночей в памяти страны». Было разграблено три четверти всех домов и складов города. 10 октября с французами было подписано соглашение, согласно которому город обязывался выплатить им огромную контрибуцию. Несмотря на потерю трех кораблей, потопленных бурей, авантюристы получили 92 % прибыли на вложенный капитал.
С образованием вице‑королевства в 1763 году, объединившего все морские и сухопутные владения португальской короны в Бразилии, Рио‑де‑Жанейро становится его столицей.
С 7 марта 1808 года по 26 апреля 1821 года бразильская столица становится прибежищем португальской королевы Марии I и принца‑регента Жуана, который с 1816 года стал королем Жуаном VI, и всей португальской знати, бежавшей от наполеоновских войск за океан.
После провозглашения независимости 7 сентября 1822 года Рио‑де‑Жанейро превращается в столицу нового государства.
Добро пожаловать на Копакабану!
Мы охотно вспоминаем это утро – наше первое утро в Рио. Мы сидим в ресторане гостиницы «Трокадеро», пьем немыслимо ароматный кофе и едим плод дынного дерева, который здесь называют «мамон». Перед нами широкое, во всю стену окно. Рядом, почти под нами, грохочет прибой. Белая пена, пронизанная лучами солнца, превращается в розовую, и над гребнями зеленой воды время от времени вспыхивает легкая, прозрачная, еле различимая радуга. Вместе с кофе официант приносит пестрый рекламный проспект: «Фирма Штерн – лучший поставщик драгоценных камней». Проспект нам очень понравился, потому что на обратной стороне его нанесен план города, знакомству с которым мы собираемся посвятить сегодняшний день. План выполнен очень наглядно. Крестиками отмечены магазины фирмы «Штерн», которыми охотно интересуются богатые туристы и которые нас сейчас меньше всего интересуют.
Судя по плану, город расположен в нескольких долинах, соединенных между собой туннелями, и с трех сторон окружен водой. Мы принимаем мудрое решение объехать его центральную часть. Выходим на улицу, останавливаем такси и пытаемся объяснить наше намерение водителю. Четырех европейских языков оказывается недостаточно. Тогда мы показываем проспект фирмы «Штерн», вернее, оборотную его часть с планом города и проводим пальцем по предлагаемому маршруту. Водитель понимающе кивает, поднимает большой палец и включает счетчик.
Маршрут оказался очень интересным. Потом мы повторяли его сотни раз. И не потому, что испытывали особую потребность в созерцании ставших уже привычными улиц и площадей, а потому, что это если не единственная, то самая удобная магистраль, соединяющая два фактических центра города: район Копакабаны и административный центр. Это стандартный маршрут, который неизбежно проделывают все приезжие.
Машина проскакивает Новый туннель, минует стадион клуба «Ботафого», один из самых старых стадионов города, и сворачивает на набережную залива. За решетчатым каменным забором, исписанным студенческими лозунгами, богатейший яхтклуб. Огибаем залив и взмываем на изящно изогнувшуюся бетонную эстакаду. Совсем недавно здесь стояли старые дома, огороженные кирпичной стеной двухметровой высоты. Строители сдвинули эстакаду в сторону, чтобы сохранить кусок стены с растущим на ней деревом. Это очень живописно – обломок старины и супермодерн. Каменная стена, опутанная сетью корней вечнозеленого развесистого дерева, рядом с бетонной эстакадой, летящей в завтрашний день.
За эстакадой искусственное ущелье, прорубленное в седловине. Его стены уходят вверх метров на сорок. У подножия скалы ультрасовременное здание посольства ФРГ – гигантская стеклянная коробка на бетонных ножках. Когда‑то на этом месте находилась школа‑пансионат. Она сгорела. Участок отдали под строительство посольства. В память погибших при пожаре детей сооружена бронзовая скульптура – обгоревшая носовая часть старинного корабля, украшенная стремительной женской фигурой.
Напротив посольства, через дорогу, белокаменное здание школы. Школы имени Анны Франк, маленькой девочки, которой не пришлось окончить школу.
Дальше – большой парк губернаторского дворца. У входа часовые. В парке детская площадка. Детей пропускают. За парком сам дворец. Красивое старомодное белое здание в стиле позднего барокко. Над входом два флага – один над другим. Верхний – национальный флаг Бразилии, нижний – штата Гуанабара: белое полотнище с перекрещивающимися голубыми диагоналями. Дворец охраняется рослыми вооруженными полицейскими.
От фасада дворца начинается улица Пайсанду – последняя улица города, сохранившая свое естественное украшение в виде длинной аллеи высочайших королевских пальм. Рядом с губернаторским дворцом – стадион самого богатого спортивного клуба города «Флуминенсия». Машина снова взлетает на эстакаду. Это район Ларанжейрас, что означает в переводе «апельсиновый», хотя давно уже не сохранилось здесь ни одного апельсинового дерева. Слева японское посольство, справа итальянское. Посольствам надлежало бы находиться в городе Бразилия – столице страны. Однако с переселением не спешат. Особенно сами дипломаты. Впереди крутой склон горы и черное отверстие туннеля. Замелькали огни светофоров и встречных фар. Скорость – около 100 километров в час, меньше не разрешают. Это туннель имени святой Барбары. До недавнего времени он был самым длинным в городе. Его протяженность – 1357 метров, ширина – 17,5 метра. Год открытия – 1963. Огни… Рокот моторов… Огни.
Но вот в уже привыкшие к темноте глаза ударяет сноп солнечных лучей. Туннель кончился. Слева, на пологом, заросшем травой склоне, приютилось старое кладбище. Впереди и справа лабиринт кривых и узеньких переулков и унылое нагромождение обветшалых одноэтажных и двухэтажных домишек. Это район Катумби. Вчера – окраина города. Сегодня – почти его центр. Центр, правда, весьма своеобразный. В 1967 году во время зимних ливней в туннель заполз огромный удав, живший, по всей вероятности, где‑то неподалеку на горе. Очевидно, вода залила его логово, и он решил просушиться в туннеле. Движение было остановлено. Вызвали пожарных. Охота продолжалась два часа и окончилась пленением удава.
Через семь – десять минут унылые кварта