Историческое рассмотрение философских категорий в связи с развитием понятия субстанции поможет выявлению системности в исторической последовательности категорий. Это объясняется тем, что категории могут быть рассмотрены в качестве исторически последовательных определений субстанции, последовательных пониманий субстанции или раскрытия ее понятия.
В Последнее время тенденция к такого рода систематизации по крайней мере части философских категорий уже наметилась. Но и она требует своего осмысления в историко-методологическом плане.
Словари придают этому слову значение вещества, материи в смысле вещества, сущности, сути, содержания, основания, реальности и действительности. В собственно философской литературе понятие субстанции часто употребляется как эквивалент понятия субстрата. В философии Спинозы мы обнаруживаем между этими понятиями такое же различие, какое у нас проводится между понятиями вещества и материи.
В истории философии понятие субстанции употреблялось по крайней мере в трех главных значениях, которые мы находим и в современной литературе. В одном значении - это все, что реально, некоторый абсолют. Но если у Спинозы подчеркивается это все как таковое с его специфическим отношением органической целостности к составляющим ее частям, то у Аристотеля обращается внимание на эти части, отдельные вещи в их целостности, которые принимаются за нечто более существенное и именуются субстанциями. Однако и у Аристотеля эти вещи, составляя иерархический порядок субстанций, поднимаются до всеобъемлющего целого. И там и здесь с понятием субстанции связывается целостное понимание. В другом значении, не порывающем с первым, это понятие оказывается эквивалентом сущности, главного основания, чего-то самодовлеющего, самопричинного. В третьем, еще более конкретизированном значении,- это то, что противостоит атрибутам, качествам, свойствам, то, что несет в себе эти качества и свойства. Субстанция предстает в этом отношении как нечто остающееся в изменении и многообразии своих свойств. Взгляд на природу этого остающегося зависит уже от дальнейших соображений. Для одних это снова вещество (субстрат), для других - сохраняющееся отношение частей целого, материалистически или идеалистически понимаемого.
Отсюда и идёт то разнообразие значений, которое дают нам словари и фактическое употребление слова субстанция. Но вместе с тем встает вопрос и о его категориальном значении, несущем на себе все перечисленные оттенки или стороны этого понятия, встает вопрос о смысле этих исторически выдвигавшихся на первый план значений.
Выяснение этого вопроса важно в связи с тем, что в современной позитивистской литературе вся предшествующая философия (будь то материалистические или идеалистические системы) рассматривается как субстанциальное понимание, как субстанциально-атрибутивная метафизика, в чем и видится ее недостаток. В ретроспективной оценке все философские учения прошлого обнаруживают себя как учения о субстанции, и им противопоставляется нечто современное, некоторое десубстанциальное понимание. Так оценивается история философии, например, у Рассела, специально прослеживающего историю понятия субстанции.
У нас этот же, пожалуй, вопрос можно встретить в виде требования разработки новой группы философских категорий, опираясь на специфику современного этапа в истории познания, в чем-то противоположного классической традиции. По существу, имеется в виду то же преодоление или снятие категории субстанции. Но она продолжает играть свою роль хотя бы потому, что нечто новое имеет значение лишь в отношении к этой категории.
Рассмотрение эволюции принципов в истории философии обнаруживает, что меняющийся смысл этого понятия означал исторический подход к нему с различных отправных точек зрения вплоть до того момента когда оно само превращается в такой отправной пункт теоретического рассмотрения. Последовательная смена значения понятия субстанции дает нам материал для систематизации категорий в качестве универсальных характеристик этого универсального бытия, то есть в качестве исторически, теоретически и социально обусловленных, подходов к предметам познания.
В своей «Науке логики» в разделе о сущности, дойдя до понятия субстанции, Гегель писал: «Субстанция есть важная ступень в процессе развития идеи». Другими такими ступенями были у него другие категории.. В. И. Ленин переводит эту фразу на материалистиченский язык: «Читай: важная ступень в процессе развития человеческого познания природы и материи.» И далее, раскрывая методологический смысл понятия субстанции, субстанциального понимания, он отмечает, что «двоякого рода примеры должны бы пояснять это: 1) и а истории естествознания и 2) из истории философии. Точнее: не «примеры тут должны, а квинтэссенция той и другой истории...».
Исторически категория субстанции обычно связывается с именем Спинозы. Причиной тому является тот факт, что основные принципы его философии сознательно развиты им в учении о субстанции. И это действительно, так. Однако это еще не значит, что сами принципы спинозовского понимания субстанции не могут быть определены более конкретно.
Понятие субстанции служит у Спинозы для обозначения мира как такового, мира в целом в качестве предмета философского рассмотрения и в отличие от составляющих его вещей. Но Спиноза не был первым в таком: употреблении понятия субстанции. Он лишь придал ему дополнительный оттенок, значение самопричинного, самообусловленного бытия, основания цепи причинных зависимостей, которое у него в отличие от средневековых представлений приобретало не только логическое, но и онтологическое значение.
Замечаемое в мире и обозначаемое в качестве субстанциального через подобные односторонности воспроизводилось в историческом движении познания, но до конца еще не воспроизвелось в философии Спинозы. Здесь оно ещё не стало действительно логическим отправным принципом понимания мира, доминирующей категорией, которой можно было бы противопоставить принцип последующей философской системы. Развитие философии и далее Идет как развитие учения о субстанции.
В историческом процессе, как замечали уже классики марксизма, все вообще категории появляются как бы дважды. Один раз в начале, другой в конце некоторого периода, обозначая его отличительные особенности. Один раз - в качестве чувственно-конкретной предпосылки, второй - в качестве обозначения конкретного, воспроизведенного в мышлении. Именно поэтому тот или иной большой или малый период в истории познания как бы закругляется и оказывается именно периодом.
Эго же явление отчётливо наблюдается при выработке любого понятия как формы знания. В его начале стоит представление, и только весь путь проделанных определений формирует наше понятие о предмете. С дальнейшим движением познания достигнутое понятие о предмете само начинает оцениваться как всего лишь представление, выражающее новый предмет определений. Процесс познания начинает свой новый виток. В этом тройственном ритме развивалось и понятие субстанции. В своем широком значении оно употреблялось уже Аристотелем. В средневековой схоластике оно служило целям констатации качественного многообразия явлений природы и целям чистого классификаторства. У Спинозы, а вместе с ним у Ньютона и Линнея в естествознании, эта классификаторская тенденция была опосредована механистически-причинным, дифференциальным подходом и стала служить в качестве методологического стержня во всем так называемом ньютоно-линнеевском естествознании.
В биологии выход из неё обнаружился только в дарвиновской теории. А в физике даже и теория Эйнштейна рассматривается в качестве завершения ньютоновской или классической физики, в качестве доведения этой последней до ее логического конца. Осознание этих фактов стало сейчас принципиально важным в связи с потребностями выработки принципиально новых теоретических представлений. Вот почему, прослеживая эволюцию принципов в истории познания, неизбежно приходится иметь дело с развитием понятия субстанции. Только теперь мы обнаруживаем его в качестве общей предпосылки всех предшествовавших философских систем, в качестве логического принципа, которому можно что-то противопоставить.
То, что виделось ещё Аристотелю и описывалось понятием субстанции, понято было лишь в философии диалектического материализма с ее представлениями о формах движения материи, об общественно-экономических формациях и формах движения познания. Субстанциальное понимание завершилось лишь с возникновением современной науки и проникновением в нее концепции развития, когда субстанциальное стало рассматриваться и как в себе изменяющееся.
В свете этих замечаний философию Спинозы, его мышление под некоторым модусом вечности и его преодоление принципа механической причинности следовало бы обозначить самостоятельной категорией.
Связывая философские категории с развитием понятия субстанции, следует преодолеть и еще одну трудность - гегелевское распределение категорий по отдельным философам. Дело в том, что гегелевская система категорий после определенного момента могла лишь «в себе» содержать последующее категориальное движение познания. Это вытекает из отмеченного выше обстоятельства, из места философии Гегеля, которое она занимает по отношению к развитию классической науки. Если поэтому представить себе всю группу гегелевских ка теорий, связанных с рефлексивным познанием сущности вещей, как выражение восхождения от чувственно-конкретного через абстрактное к воспроизведению конкретного в мышлении, то в этом процессе философия самого Гегеля предстанет как едва лишь зашедшая за середину этого процесса. Она сама в качестве философии была лишь абстрактным выражением или обобщением действительного процесса развития познания и его тенденций к завершению в относительно замкнутом периоде.
Гегелевское распределение категорий происходило в сфере всеобщности как таковой, принимаемой за нечто конкретное. Путь в верх, к абстрактному, который только и был пройден в действительности, был лишь теоретически обернут в гегелевской последовательности категорий, что, правда, предвосхищало воспроизведение конкретного в действительной истории познания, предвосхищало движение классической науки к своему завершению.
В гегелевской философии категория субстанциальности стоит накануне категории взаимодействия - самой высокой категории в группе определений сущности. Выше нее стоит лишь категория понятия. Им закругляется процесс познания. Для нас же это закругление связано с завершением большого исторического этапа в истории познания. В этом состоит еще одна причина, заставляющая нас при рассмотрении исторической последовательности категорий обратиться к развитию понятия субстанции и субстанциального понимания вообще.
Пусть этот способ понимания преодолевается или, точнее, снимается в современной науке и философии. Но с выпадением его из философского рассмотрения долгое время упускался и сам вопрос о необходимости перехода к некоторой новой группе категорий. До сих пор в позитивистской литературе говорят о субстанциальности старой философии и о десубстанциализации в современной науке. Но мы не замечаем специфики подобной постановки вопроса. В ней часто обнаруживается только отрицание понятия материи и движение в сторону субъективного идеализма, не анализируются те условия, которые определяют постановку вопроса именно о субстанции и субстанциальном понимании