Через весь мир, тогда, возможно, мы могли бы де
fi
рассматривайте эту вещь, как я предлагал в другом месте,
как “парламент линий” (Ингольд 2007а: 5). Задуманная таким образом вещь имеет характер не
ограниченной извне сущности, расположенной над наблюдателем и против него, а узла,
составные жизненные линии которого, далекие от того, чтобы содержаться в нем, постоянно выходят за пределы, только
чтобы смешаться с другими линиями в других узлах. Или, одним словом, вещи протекают, вечно разряжаясь
через поверхности, которые временно образуются вокруг них. Я вернусь к этому вопросу в
связи с важностью, о которой я расскажу позже, следовать
fl
Потоки материалов.
А пока позвольте мне продолжить нашу прогулку на улице.
Мы наблюдали за деревом; что еще может привлечь наше внимание? Я наступаю ногой на
камень, лежащий на тропинке. Конечно, вы скажете, что камень-это объект. И все же это так только в том случае, если мы
арти
fi
в частности, удалите его из процессов эрозии и осаждения, которые привели его туда
, и придали ему размер и форму, которые он имеет в настоящее время. Перекатывающийся камень, гласит пословица,
не собирает мха, но в самом процессе сбора мха камень, который вклинивается на
место, становится вещью, в то время как, с другой стороны, камень, который катится – как галька, омытая
бегущей рекой, – становится вещью в самом своем катании. Точно так же, как дерево, реагирующее в своих
движениях на потоки ветра, является деревом - в - воздухе, так и камень, катящийся в реке
течение, это камень - в - воде. Предположим тогда, что мы поднимаем глаза вверх. Это
fi
хороший
день, но есть несколько облаков. Являются ли облака объектами? Довольно странно, что Гибсон думает, что это так:
ему кажется, что они висят в небе, в то время как другие существа, такие как деревья и камни, лежат на
земле. Таким образом, вся окружающая среда, по словам Гибсона, “состоит из земли и неба
с объектами на земле и в небе” (J. J. Gibson 1979: 66). На картине
1939 года, озаглавленной "Яд", Рене Магритт искусно пародировал этот вид меблированного неба,
изобразив облако в виде
fl
Летающий объект
fl
влетаю в открытую дверь
пустой комнаты. Конечно, облако на самом деле не объект, а парообразная опухоль, которая
разбухает, когда ее переносят потоками воздуха. Я бы сказал, что наблюдать за облаками - это не
воспринимать объекты в небе, но уловить проблеск формирования неба, его
облачности(Ingold 2007c: S28). Еще раз повторяю, облака-это не объекты, а вещи.
Что касается таких вещей, как деревья, камни и облака, которые могли вырасти или образоваться
С небольшим вмешательством человека или вообще без него, также относится к более явно искусственным
fi
Социальные структуры.
Рассмотрим здание: не то
fi
Исправлено и
fi
окончательное сооружение по замыслу архитектора, но
само здание, покоящееся на фундаменте в земле, пострадавшее от стихии и
восприимчивое к посещениям птиц, грызунов и грибков. Выдающийся португальский
архитектор Альваро Сиза признался, что ему никогда не удавалось построить настоящий дом, под
которым он подразумевает “сложную машину, в которой каждый день что-то ломается”
(Сиза 1997: 47). Настоящий дом никогда не
fi
закончено. Скорее, это требует неустанных усилий,чтобы
поддержать его перед лицом приездов и уходов его человеческих и нечеловеческих обитателей,
не говоря уже о погоде! Дождевая вода капает через крышу, где ветер
сдул плитку, питая грибковый рост, который угрожает разложить бревна, желоба
полны гнилых листьев, и если этого было недостаточно, стонет Сиза: “легионы муравьев вторгаются
в пороги дверей, всегда есть мертвые тела птиц, мышей и кошек”.
Действительно, в отличие от дерева, настоящий дом-это собрание жизней, и жить в нем-значит
присоединяйтесь к собранию или, в терминах Хайдеггера, участвуйте вместе с вещью в ее связывании.
Наш самый фундаментальный архитектурный опыт, как объясняет Юхани Палласмаа, является
скорее словесным, чем номинальным по форме. Они состоят не из встреч с объектами – фасадом,
дверной рамой, окном и
fi
Заменить – но актов приближения и входа, заглядывания внутрь
СУЩЕСТВОВАНИЕ
ЖИВОЙ
ДЛЯ
A
МИР
БЕЗ
ОБЪЕКТЫ
или выйти и впитывать тепло очага (Палласмаа 1996: 45). Как жители, мы
воспринимаем дом не как объект, а как вещь.
ЖИЗНЬ
И
АГЕНТСТВО
Чему мы научились, распахнув окна кабинета, выйдя из дома
и выйдя на улицу? Сталкивались ли мы с обстановкой, которая так же
загромождена предметами, как мой кабинет мебелью, книгами и посудой? Отнюдь нет. Действительно,
кажется, что вообще нет никаких объектов. Конечно, есть припухлости, наросты, выступы,
fi
стенания,
разрывы и полости, но не предметы. Хотя мир,полный объектов, может быть занят,
обитатель-это тот, для кого содержимое мира уже заперто в их
fi
окончательные формы, замкнутые в себе. Это похоже на то, как если бы они повернулись к
нему или к ней спиной. Напротив, жить в мире-значит участвовать в процессах становления.
И мир, который таким образом открывается жителям, по сути является средой без
объектов или, короче говоря, EWO. Описывая дерево, камень, облако и здание,
я стремился рассказать о жизни в EWO. Поступая таким образом, я, похоже, пришел к выводу
, диаметрально противоположному выводу Гибсона. Напомним, что для Гибсона окружающая среда
без предметов не могло быть ничего, кроме безликой и совершенно ровной равнины. Только когда
добавляются объекты, будь то разложенные на земле или подвешенные в небе,
окружающая среда – в его терминах – становится пригодной для жизни. Мой аргумент, напротив, заключается в том, что такая
меблированная обстановка, хотя она и может быть занята, не может быть обитаемой. Чем же тогда
мой подход отличается от подхода Гибсона? Ответ заключается в нашем соответствующем понимании значения
fi
Канс поверхностей.
Именно по их внешней поверхности, согласно Гибсону, объекты открываются для
восприятия. Каждая поверхность, как он объясняет, является границей между более или менее твердым веществом
объекта и летучей средой, которая его окружает. Если вещество растворяется или
испаряется в среде, то поверхность исчезает, а вместе с ней и объект, который она когда
-то охватывала (J. J. Гибсон 1979: 16, 106). Таким образом, сама предметность любой сущности заключается в
разделении и несмешиваемости вещества и среды. Однако удалите все объекты,
и поверхность все еще остается – для Гибсона самой фундаментальной поверхностью из всех, – а именно
землей, отмечающей границу раздела между веществом земли внизу и газовой
средой неба наверху. Неужели же земля повернулась спиной к небу? Если бы это было так, то
, как правильно предположил Гибсон, никакая жизнь была бы невозможна. Открытая среда обитания не могла
быть заселена.
Мой аргумент, напротив, состоит в том, что открытый мир может быть заселен именно
потому, что, где бы ни происходила жизнь, межфазное разделение земли и неба уступает
место взаимной проницаемости и связыванию. В ЭВО, земле и небе, далеко не кон
fi
Нед