Что же касалось военного руководства Советского Союза, то оно, учитывая процессы, происходившие в Финляндии, готовилось лишь к отражению агрессии с ее территории. В политическом же плане прилагались усилия, направленные на то, чтобы сохранять с ней добрососедские отношения.
ПОСЛЕДНИЕ РЕШЕНИЯ
В конце апреля Гитлер окончательно определил дату нападения на СССР — 22 июня 1941 г. Тогда до этого дня оставалось менее двух месяцев. Естественно, что руководству Третьего рейха следовало уже спешно приступить к решению за оставшееся время с Финляндией всех проблем, связанных с участием ее в войне. 30 апреля Гитлер отдал распоряжение незамедлительно довести до конца «официальные переговоры об участии в войне против Советского Союза» финской армии[931].
На следующий день, 1 мая, для начальника штаба вермахта генерала Йодля была составлена специальная памятная записка, в которой четко определялись задачи финских и немецких войск в момент начала войны и механизм взаимодействия германского и финского военного командования. Как считает профессор М. Ёкипии, этот документ должен был теперь стать общей основой для продолжения военных переговоров с Финляндией[932]. Îäíîâðåìåííî â òîò æå äåíü íà ñîâåùàíèè â ãëàâíîì øòàáå âîåííîãî êîìàíäîâàíèÿ áûë ðàññìîòðåí ãðàôèê íåïîñðåäñòâåííîé ðåàëèçàöèè ïîäãîòîâèòåëüíûõ ðàáîò ïî ïëàíó «Áàðáàðîññà». Ñóòü åãî áûëà çàôèêñèðîâàíà òàê: «Ñîâåùàíèå ñ Ôèíëÿíäèåé: ðåçóëüòàòû óòâåðæäåíû ôþðåðîì ñîãëàñíî äîêóìåíòó îò 28.4. 1941 ã.»[933]. Òàêèì îáðàçîì, òîãäà, âèäèìî, áûëè ïîäâåäåíû è îïðåäåëåííûå èòîãè ïðåäøåñòâóþùåãî âîåííîãî ïëàíèðîâàíèÿ, êîòîðûìè À. Ãèòëåð áûë, î÷åâèäíî, äîâîëåí.
Следующим шагом стало распоряжение В. Кейтеля о приглашении из Финляндии в Берлин «уполномоченных» для продолжения германо-финских военных переговоров[934]. Ñ öåëüþ ïðèäàíèÿ ýòîìó ïðîöåññó áîëåå øèðîêîãî õàðàêòåðà è ïðèâëå÷åíèÿ ê íåìó ïðåäñòàâèòåëåé óæå äèïëîìàòè÷åñêîãî âåäîìñòâà 12 ìàÿ Éîäëü ïåðåäàë â ìèíèñòåðñòâî èíîñòðàííûõ äåë ðåéõà èíôîðìàöèþ î òîì, ÷òî «íàñòàëî âðåìÿ äëÿ äåòàëüíûõ ïåðåãîâîðîâ î âîåííîì ñîòðóäíè÷åñòâå ñ Ôèíëÿíäèåé»[935]. Ïðèãëàøåíèå ôèíëÿíäñêîé äåëåãàöèè äëÿ äîñòèæåíèÿ îêîí÷àòåëüíûõ äîãîâîðåííîñòåé ïî âîåííîé ëèíèè ðåøèëè ïîðó÷èòü èìåííî ïðåäñòàâèòåëÿì ÌÈÄà. Òàê ïîñòåïåííî ïðèõîäèëà â äâèæåíèå ãðîìàäíàÿ ãåðìàíñêàÿ ãîñóäàðñòâåííàÿ ìàøèíà, ðàñ÷èùàÿ äîðîãó äëÿ ïîñëåäíåãî ðàóíäà ôèíñêî-íåìåöêèõ ïåðåãîâîðîâ.
20 мая из Германии в Хельсинки негласно прибыл посол для особых поручений Карл Шнурре. Целью этого визита являлась встреча немецкого дипломата с президентом Р. Рюти. На ней он должен был изложить суть своей секретной миссии. О его переговорах знали далеко не все даже из числа высокопоставленных чиновников финского МИДа. Исследователи же обращают внимание и на то, что по непонятным причинам об этой поездке нет донесений в финских архивных фондах, так же как о ней не упоминает в своих воспоминаниях и немецкий посланник В. Блюхер[936]. Âñå ýòî, î÷åâèäíî, áûëî íå ñëó÷àéíî è òðåáóåò ïðèñòàëüíîãî âíèìàíèÿ.
По сохраняющейся еще версии суть проходивших переговоров заключалась лишь в том, что Шнурре при встрече с Рюти вел речь относительно опасности «возможного нападения СССР на Финляндию» и предложил «направить в Германию одного или нескольких офицеров генштаба для переговоров и координации военных действий на случай, если Финляндия окажется объектом нападения». Само предложение направить делегацию для ведения переговоров не вызывает никаких сомнений. Это, как известно, было одним из необходимых последующих шагов в продолжении финско-германского военного сотрудничества. Но кажется невероятным, чтобы за месяц до начала агрессии против СССР Шнурре было необходимо передать Рюти «предостережение Гитлера» об опасности нападения на Финляндию Советского Союза. Более того, удивительным был и последовавший ответ президента. На столь устрашающие заявления Шнурре Рюти ответил так: «Финляндия может и своими силами отразить нападение», но «будет очень рада, если в такой ситуации можно рассчитывать на помощь извне»[937].
Поскольку основным источником по выяснению существа состоявшихся переговоров являются дневниковые записи самого Р. Рюти, то, вероятно, произошло явное смещение акцентов в процессе изложения характера указанной встречи. Сам факт постоянного подчеркивания Германией якобы усиливавшейся «советской военной опасности» был далеко не нов, но очевидно и то, что предмет переговоров являлся иным. Утверждение о сохраняющейся «опасности» с востока германские спецслужбы использовали в данном случае для дезинформации с целью прикрытия готовившейся агрессии против СССР. Финское руководство также часто прибегало к этому утверждению, даже когда, как заметил К. О. Фрич, «было уже совершенно ясно, что война против России у порога»[938]. Èìåííî ýòî êàê ðàç è ïîëó÷èëî îòðàæåíèå â äîêóìåíòàõ ïðåçèäåíòà.
Что же касается ответов Рюти, которые он излагал на страницах своих дневниковых записей, то, скорее всего, финский президент пытался что-то и оставить вне рамок дневника. На самом деле реальный ответ на запросы немецкого эмиссара был уже выработан обычным узким кругом лиц в день начала этих переговоров, и он, безусловно, был положительным. Финляндии теперь было необходимо направить в Германию свою военную делегацию.
Это, в принципе, мало для кого могло быть неожиданным. Что же касается утверждений относительно отражения готовящейся против Финляндии «советской агрессии», то они совершенно не укладывались тогда в собственные разработки германского и финского генеральных штабов, где, как уже отмечалось, полным ходом шел процесс подготовки армий к наступлению на советскую территорию. К тому же Р. Рюти именно в это время предпринял усилия к интенсивному обмену мнениями с германским руководством относительно уже будущих финских восточных границ. В конце мая он дал задание Т. Кивимяки «представить немецкому внешнеполитическому руководству пожелание: чтобы Финляндии были возвращены старые границы, а также стратегические и этнографические границы Восточной Карелии»[939]. Ïðè ýòîì ñàìûì «ñìåëûì» èç ðàçëè÷íûõ âàðèàíòîâ, êîòîðûå òîãäà ïðåäñòàâèëè â Áåðëèí, áûëà èäåÿ óñòàíîâëåíèÿ íîâîé ãðàíèöû îò Áåëîãî ìîðÿ ê Îíåæñêîìó îçåðó è äàëåå ïî Ñâèðè, ÷åðåç Ëàäîãó — ê Ëåíèíãðàäó[940]. Âñå ýòî ñâèäåòåëüñòâîâàëî î òîì, êàê Ôèíëÿíäèÿ ñîáèðàëàñü «îáîðîíÿòüñÿ» îò «ñîâåòñêîé âîåííîé óãðîçû».
В целом теперь уже отчетливо вырисовывалось то, как будут в ближайшее время развиваться события. В финляндском представительстве в Москве тогда высказывались довольно определенно, что в случае нападения Германии на Советский Союз Финляндия «не будет на русской стороне». Временный поверенный П. Хюннинен не стал скрывать от шведского посланника В. Ассарссона, какую именно позицию займет Финляндия. «У нас может быть, — говорил он, — только один выбор: быть всецело в немецком жизненном пространстве». Из прослушанного 12 мая 1941 г. советской разведкой разговора, происходившего в финском представительстве в Москве, следовало, что в дипломатических кругах Финляндии знали о возможном начале войны уже довольно много. В частности, высказывалось предположение, что «конфликт этот возможен в июне месяце» и считалось, что, по крайней мере, «в течение следующих двух месяцев отношения с Советским Союзом окончательно выяснятся». Твердо также заявлялось, что «война между Советским Союзом и Германией неизбежна», а вмешательство Финляндии «надо оттягивать». Имелась в виду такая ситуация: когда немецкая армия будет приближаться к Ленинграду, финны начнут «наступать с восточной стороны Ладожского озера»[941]. Âñå ýòî ñâèäåòåëüñòâîâàëî î òîì, ÷òî ïîëó÷åííàÿ èíôîðìàöèÿ î ïðèáëèæàþùåìñÿ íàïàäåíèè Ãåðìàíèè íà Ñîâåòñêèé Ñîþç äîâîëüíî áûñòðî ðàñïðîñòðàíÿëàñü â ôèíñêîé äèïëîìàòè÷åñêîé ñðåäå. Âîçâðàòèâøèéñÿ 14 ìàÿ èç Õåëüñèíêè â Ìîñêâó ïîñëàííèê Þ. Ê. Ïààñèêèâè îõàðàêòåðèçîâàë îáñòàíîâêó â Ôèíëÿíäèè îäíîé îáùåé ôðàçîé: «Â Õåëüñèíêè õðàáðÿòñÿ êàê ÷åðòè»[942].
Тем временем 24 мая начальник генштаба финской армии генерал Эрик Хейнрикс и начальник оперативного отдела полковник Кустаа Тапола в сопровождении трех представителей вооруженных сил прибыли в Германию для окончательного согласования планов совместных операций с немецкой армией. Переговоры были целенаправленные и весьма сжаты по времени (они проходили в Зальцбурге и Цоссене). С немецкой стороны германскую делегацию возглавляли фельдмаршал Вильгельм Кейтель, генералы Альфред Йодль и Франц Гальдер. Длились они всего четыре дня.
Кейтель в своих заметках, сделанных во время тюремного заключения и судебного процесса в Нюрнберге осенью 1946 г., отмечал: «С начальником генерального штаба финской армии генерал-лейтенантом Хейнриксом я в мае 1941 г., имея намеченный Гитлером маршрут, заключил в Зальцбурге основополагающее соглашение (которое затем было учтено Йодлем в оперативном отношении) с целью допуска на территорию Финляндии армии "Норвегия" под командованием генерал-полковника фон дер Фалькенхорста. Ни я, ни Йодль даже и не предполагали, что наша миссия являлась всего лишь подтверждением предварительных переговоров ОКХ (главного командования сухопутных войск. — В. Б.)...»[943] ×òî èìåëîñü â âèäó ïîä «îñíîâîïîëàãàþùèì ñîãëàøåíèåì»? Îá ýòîì âñå åùå òðóäíî ñêàçàòü. Èç ìàòåðèàëîâ ãåíåðàëà Õåéíðèêñà, ïðåäñòàâëåííûõ (â ðóêîïèñè) Ìàííåðãåéìó ïî ïîâîäó ñîñòîÿâøåãîñÿ âèçèòà, âîâñå íå ñëåäóåò, ÷òî îí âîîáùå âåë îáñòîÿòåëüíûå ïåðåãîâîðû ñ Êåéòåëåì[944] (òàì âñå ñâîäèëîñü ëèøü ê ðàññìîòðåíèþ ÷èñòî îïåðàòèâíûõ âîïðîñîâ).
Тогда с немецкой стороны было определено, что цель всей операции — быстрый захват севера Советского Союза и установление господства на Балтийском море,. Для этого немецкие войска должны были начать наступление из Восточной Пруссии через Прибалтику на Ленинград, а финской армии следовало нанести скоординированный с ними сильный удар вдоль восточного или западного побережья Ладожского озера и, в зависимости от обстановки, продвигаться вперед для соединения с германской группой армий «Север». Предусматривалось, что наступление финских войск на ленинградском направлении начнется не сразу, а примерно через 14 дней после начала Германией войны[945]. Ïðè ýòîì Õåéíðèêñ çàïèñàë: «Éîäëü ñ÷èòàåò, ÷òî ôèíñêèé íàðîä, êîòîðûé íåäàâíî ìóæåñòâåííî âûñòîÿë â òÿæåëîé âîéíå, ìîæåò áûòü ýòèì ñèëüíî îñëàáëåí». Ñ ó÷åòîì ñêàçàííîãî èìåëîñü â âèäó, ÷òî íà þãî-âîñòî÷íîì íàïðàâëåíèè — íà Êàðåëüñêîì ïåðåøåéêå è â Ïðèëàäîæüå — ôèííàì íåîáõîäèìî âíà÷àëå ëèøü ñêîâàòü ñèëû ðóññêèõ, êîòîðûå áóäóò äåéñòâîâàòü ïðîòèâ íåìåöêèõ âîéñê. Äîñëîâíî: ôèíñêèå âîéñêà «íå äîëæíû âåñòè íàñòóïëåíèå ïî îáå ñòîðîíû Ëàäîæñêîãî îçåðà ïîêà ðþññÿ â ñîêó»[946]. Ïðåäïîëàãàëîñü òàêæå, ÷òî è ñðîêè ïðîâåäåíèÿ âñåîáùåé ìîáèëèçàöèè â Ôèíëÿíäèè íå ñëåäóåò ïðîâîäèòü, îïåðåæàÿ õîä ðàçâèòèÿ ìåæäóíàðîäíûõ ñîáûòèé.
Возвратившись в Финляндию, Хейнрикс подробно проинформировал об итогах переговоров Рюти, Маннергейма и Вальдена, после чего правительство было поставлено в известность о необходимости осуществления подготовительных мероприятий для ведения войны и установления соответствующих сроков для этого. В данном случае показательным вновь было то, что политическое руководство страны фактически опять формально не участвовало в процессе принятия решений, которые за него делали военные. Весь этот процесс тогда выглядел вполне естественно. Более того, даже не возникало вопроса, о каком характере войны идет речь, хотя было совершенно ясно, что предусматривалось участие Финляндии в агрессии.
В современной финской историографии бытует утверждение, что в это время «политическое руководство Финляндии в переговорах с Германией оставалось с шорами на глазах»[947] èëè ÷òî â ýòî âðåìÿ ñòðàíà âîîáùå âñå åùå «íàõîäèëàñü ïåðåä ïðèíöèïèàëüíûì âûáîðîì»[948]. Ýòè ðàññóæäåíèÿ, îäíàêî, âûãëÿäÿò êðàéíå íåóáåäèòåëüíûìè, ïîñêîëüêó óæå ïðîéäåííûé Ôèíëÿíäèåé ïóòü ïîñëå îêîí÷àíèÿ «çèìíåé âîéíû» íå ìîã íà ïîñëåäíåé ñòàäèè ïåðåä íàïàäåíèåì íà ÑÑÑÐ âäðóã ïðåðâàòüñÿ ïî âîëå ïðîèçîøåäøèõ «èçìåíåíèé â íàñòðîåíèÿõ» â ôèíëÿíäñêîì ïðàâèòåëüñòâå. Ãåíåðàëüíûé øòàá Ôèíëÿíäèè äåéñòâîâàë îòíþäü íå âîïðåêè òðåáîâàíèÿì ïðåçèäåíòà, à âîåííîå è ïîëèòè÷åñêîå ðóêîâîäñòâî ñòðàíû íà âñåõ ñòàäèÿõ ãàëî ê ãåðìàíî-ôèíñêîìó ñîòðóäíè÷åñòâó âïîëíå îñîçíàííî.
Таким образом, никаких «шор» или особого выбора у Финляндии тогда не оставалось. Характер и дух последних встреч на высшем уровне между германским и финским военным руководством в канун войны свидетельствовал о том, что речь велась уже исключительно об окончательном согласовании последних приготовлений перед началом войны. Германию, по крайней мере, в этот период особо не волновало уже как поведет себя Финляндия[949]. Ïîäòâåðæäåíèåì òîìó áûëî îòäàííîå 28 ìàÿ Ãèòëåðîì óêàçàíèå, ñîãëàñíî êîòîðîìó ôèíëÿíäñêîìó ðóêîâîäñòâó ìîæíî áûëî ïåðåäàâàòü ñâåäåíèÿ î ïëàíèðóþùèõñÿ íåìåöêèõ îïåðàöèÿõ ïðîòèâ ÑÑÑÐ, íî, åñòåñòâåííî, «ëèøü î òåõ, êîòîðûå èì íåîáõîäèìî çíàòü äëÿ âçàèìîäåéñòâèÿ» ñ íåìåöêèìè âîîðóæåííûìè ñèëàìè»[950].