Катерина Матвеевна. А, Иван Михайлович! Мы переговорили, положенье разъяснилось. Да, я очень рада этой определенности. Да, мы все уяснили.
Иван Михайлович. Разве что-нибудь было неясно между вами?
Венеровский. Более отвлеченные вопросы.
Катерина Матвеевна. Позвольте, не вполне отвлеченные… ну, да все равно, я очень рада, поедемте домой…
Иван Михайлович. Нет, уж извини. Нынче я обещал переговорить с Анатолием Дмитриевичем о делах и нарочно сюда приехал, вот и бумаги привез… Теперь, Катенька, тебе можно сказать. Поздравь меня и Анатолия Дмитриевича. Он сделал лестное для нас предложение Любе и женится первого августа.
Катерина Матвеевна (Венеровскому). Есть три рода любви: любовь Астарты, любовь Афродиты я любовь равноправности… Венеровский, вы не встали еще выше любви Астарты. Я считала вас выше… но я все еще уважаю вас. Иван Михайлович, вы долго будете говорить?
Иван Михайлович. Да, с четверть часа пробудем и поедем.
Катерина Матвеевна. Венеровский, дайте мне последнюю «Полярную звезду», я почитаю.
Венеровский (подает ей книги). Вот она; обратите внимание на эту статью. Очень он хорошо разбирает… Да не хотите ли в ту комнату, чтоб мы вам не мешали?
Катерина Матвеевна. Нет.
Венеровский. Право, вам лучше.
Катерина Матвеевна. Нет.
Венеровский (в сторону). Опять невозможно объяснение!
Катерина Матвеевна садится к столу в стороне, облокачивается и начинает читать, изредка взглядывая на Венеровского и сомнительно качая головой. Иван Михайлович садится к столу, раскрывает портфель и разбирает бумаги, Венеровский садится против него.
Иван Михайлович. Ну, вот, любезный и дорогой Анатолий Дмитриевич…
Венеровский. В чем дело-с? Говорите.
Иван Михайлович. Вы были так благородны в первый день, когда я стал говорить о Любочкином состоянии, что отклонили от себя этот разговор; я это очень ценю, поверьте. Но согласитесь, что мне, как отцу, приятно, так сказать, дать отчет в управлении состоянием дочери, дать отчет перед будущим ее мужем…
Венеровский. Что ж, я слушаю-с. Говорите.
Иван Михайлович. Ведь я откровенно скажу. Можно бы другому совеститься, как бы не сочли за корыстолюбие, но уж вам-то, Анатолий Дмитриевич, кажется, можно быть покойным и на этот счет. Уж верно, никто не скажет, чтобы вы женились на деньгах…
Венеровский (оглядываясь на Катерину Матвеевну). Конечно, так. Но все это не ведет нас к делу.
Иван Михайлович (разбирает бумаги, берет одну). Видите ли, у меня состояние небольшое, оно перейдет к сыну. У Любочки состояние матери. Мать желает удержать себе некоторую малую часть – остальное, мы решили, что все перейдет вам…
Катерина Матвеевна (встает, откидывает волосы). Позвольте, позвольте, Анатолий Дмитриевич, уважение, которое я имела к вашей личности, начинает колебаться в глубине моего сознания. Вы две недели тому назад высказали убеждение, что не уважаете Любочку. Это было в порядке вещей.
Иван Михайлович. Катенька, не мешай, что ты приплетаешь!
Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте! Венеровский, вы высказали мне убеждение, что не уважаете ее как женщину, а теперь вы женитесь. Это непоследовательно.
Венеровский. Я не понимаю, с какою целью вы говорите это.
Катерина Матвеевна. Позвольте, я сказала: вы непоследовательно поступили. Я высказала только это. Теперь вы трактуете с Иваном Михайловичем о денежных делах вашей невесты, – так, кажется, это называется? Я вижу в этом факте низкий торг человеческой личностью и потому прошу вас не оскорблять меня, не оскорблять друг друга, не оскорблять достоинство человека, продолжая этот разговор. Я все сказала.
Иван Михайлович. Однако, Катенька, это становится скучно и глупо.
Венеровский. Весьма странно – все, что я могу сказать (тихо к Ивану Михайловичу). Оно, действительно, скучный разговор, и ежели вам желательно передать что-нибудь, передайте Беклешову, а мне, право, и некогда, а я ему скажу.
Иван Михайлович. Что ж, Анатолий Дмитриевич, поедемте ко мне. Зовите его. Поедемте!
Катерина Матвеевна. Я не допущу этого унижения.
Иван Михайлович. В самом деле, это скучно, едемте.
Венеровский. Я вслед за вами.
Иван Михайлович и Катерина Матвеевна уходят.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Беклешов (выходит из другой комнаты). Ну, брат, могу сказать – девица азартная. Ее надо устранить. Необходимо надо устранить.
Венеровский. Но как?
Беклешов. Я боюсь одного, что вся эта сцена была сыграна и что рьяная девица Дудкина подучена Зуботыковым.
Венеровский. Нет, девица действовала в простоте глупой души.
Беклешов. Я тебе говорю, что нет мерзости, на которую эти господа бы не были способны. Но дело в том, что ты мне поручаешь переговорить с отцом о состоянии – скажи ему это дорогой, – и от меня он не отвертится. Насчет девицы ж я знаю одно: она снедаема потребностью любить. На нее надо напустить какого-нибудь юношу, тогда только она от тебя отстанет. Едем. Я затравлю их обоих.
Венеровский. Практичный муж, да. Хе, хе!
Занавес опускается